— Чёрт, да что ж за ерунда! — Юля швырнула половник прямо в раковину, брызги борща разлетелись по белой плитке, как кровь на снегу.
Богдан замер в дверях кухни, держа в руке ключи от машины. Еще секунду назад он думал, как деликатно сказать жене, что мать пригласила их ужинать в новое итальянское место на Садовом. А теперь стоял и смотрел, как Юля яростно оттирает красные пятна с фартука.
— Что случилось? — осторожно спросил он.
— А то ты не знаешь! — Юля развернулась к нему, глаза горели лихорадочно. — Третий день подряд эта ерунда не получается! То пересолено, то недоварено, то еще что-то!
Богдан подошел ближе, заглянул в кастрюлю. Борщ выглядел вполне съедобно — алый, с капустой и мясом, и с нормальным запахом. Но он знал — сейчас лучше промолчать.
— Мам звонила, — начал он осторожно. — Приглашает сегодня поужинать в…
— Значит, в ресторане еда вкуснее, чем у меня? — голос Юли стал пронзительным. — Так вали со своей мамой куда подальше, чтобы на глаза мне не попадались!
Богдан опустил руку с ключами. В животе противно заныло — не от голода, а от этой бесконечной войны между женщинами его жизни.
— Юль, при чем тут…
— При том! — Юля сорвала фартук, скомкала его и швырнула в угол. — Твоя драгоценная мамочка опять решила показать, какая я хозяйка ужасная! Сначала на прошлой неделе этот ее комментарий про мой суп — «что-то жидковат», а теперь ресторан!
Она прошлась по кухне, как зверь в клетке. Богдан молчал, понимая — любое слово сейчас будет неправильным.
— Ангелина Михайловна, наверное, уже всей своей родне рассказала, какую невестку сыночек привел, — продолжала Юля, и в голосе появились слезы. — И бабушка Соня небось тоже в курсе, что внучок женился на бесполезной дуре!
— Юля, остановись…
— Нет, не остановлюсь! — она развернулась к нему, и Богдан увидел в ее глазах не только злость, но и боль. — Я каждый день стараюсь! Встаю в шесть утра, готовлю завтрак, иду на работу, потом домой — опять к плите! А для чего? Чтобы твоя мать водила нас по ресторанам, показывая, как надо кормить людей?
За окном начинался дождь. Капли стучали по стеклу, как пальцы нервного человека по столу. Богдан смотрел на жену и вдруг понял — это не о борще. Это о чем-то гораздо большем.
— Она не это имела в виду, — сказал он тихо.
— А что имела? — Юля вытерла глаза тыльной стороной ладони. — Объясни мне, Богдан, что имела в виду твоя мать, когда сказала: «Может, сходим поужинать? А то дома все время одно и то же»?
Богдан открыл рот, но слов не нашлось. Потому что мать действительно это сказала. И он тогда не обратил внимания на интонацию, на прищуренные глаза Ангелины Михайловны.
Телефон зазвонил. На дисплее высветилось: «Мама».
— Ну давай, бери, — сказала Юля с горькой усмешкой. — Небось интересуется, во сколько подъехать за драгоценным сыночком.
Богдан посмотрел на телефон, потом на жену. Дождь за окном усиливался.
— Богданчик, ты где? — голос матери прозвучал бодро, почти весело. — Столик заказала на восемь, не опаздывайте!
— Мам, мы… — он посмотрел на Юлю, которая демонстративно отвернулась к окну. — Наверное, не получится сегодня.
Пауза. Потом голос Ангелины Михайловны стал прохладнее:
— А что случилось? Юлечка опять что-то приготовила?
Эти слова повисли в воздухе, как удар хлыста. Богдан увидел, как напряглись плечи жены.
— До свидания, мам, — сказал он и отключился.
Юля медленно обернулась. На лице была такая смесь триумфа и отчаяния, что Богдан почувствовал себя предателем.
— Теперь я точно знаю, что она обо мне думает, — сказала Юля тихо. — «Юлечка опять что-то приготовила». Вот так, с этой интонацией.
— Юль…
— Нет, пусть будет так, — она подошла к плите, выключила конфорку под кастрюлей. — Только знай, Богдан — я больше не собираюсь извиняться за то, что не умею готовить как твоя мать. И не собираюсь терпеть ее намеки.
Она вышла из кухни, оставив его одного с остывающим борщом и телефоном, который снова начал звонить.
«Мама» на дисплее мигала настойчиво, как маяк в шторм.
А в соседней комнате слышались звуки — Юля что-то собирала в сумку…
Богдан не стал брать трубку. Пусть мать подождет объяснений. Он прошел в спальню, где Юля складывала в дорожную сумку косметику и белье.
— Куда собираешься? — спросил он, хотя уже догадывался.
— К бабушке Соне, — Юля не поднимала глаз. — На несколько дней. Подумаю.
— О чем думать-то?
Она остановилась, держа в руках любимую кофточку — ту самую, бордовую, в которой они познакомились три года назад на корпоративе.
— О том, стоит ли мне и дальше пытаться стать частью вашей семьи, — сказала она. — Или лучше честно признать — я не подхожу.
Богдан сел на край кровати. За стеной заработал телевизор — соседи смотрели новости. Обычная жизнь продолжалась, а у них рушилось что-то важное.
— Мам не со зла, — попробовал он. — Она просто… привыкла все контролировать.
— Богдан, твоя мать меня ненавидит, — Юля села рядом с сумкой, обхватила колени руками. — И я устала делать вид, что этого нет.
— Не ненавидит она тебя…
— Тогда почему каждый раз, когда мы встречаемся, я чувствую себя как на экзамене? — голос Юли стал тише, почти шепотом. — Помнишь первый раз, когда я пришла к вам домой? Она полчаса рассказывала, как твоя бывшая Марина готовила потрясающие блинчики. А потом спросила: «А ты, Юлечка, что умеешь?»
Богдан вспомнил тот вечер. Тогда ему показалось — мать просто пытается разговорить невестку. Сейчас, глядя на сгорбленную фигуру жены, он понимал — все было не так просто.
— Может, она не нарочно…
— Богдан, — Юля повернулась к нему, и в глазах стояли слезы. — Твоя мать прекрасно знает, что делает. Когда на прошлой неделе ты ходил в магазин, она мне прямо сказала: «Знаешь, дорогая, Богдан у меня очень избалованный. Он привык к определенному уровню… во всем».
Что-то кольнуло в груди. Богдан представил эту сцену — мать и жена остались наедине, и началась эта тихая война.
— Она это сказала?
— Сказала. А потом добавила, что надеется — я «подтянусь». Как будто я какая-то недоразвитая студентка, а не взрослая женщина с высшим образованием и нормальной работой!
Юля встала, подошла к окну. Дождь превратился в ливень, по стеклу текли толстые струи.
— Знаешь, что самое обидное? — продолжила она, не оборачиваясь. — Я действительно стараюсь! Покупаю кулинарные книги, смотрю кулинарные шоу, спрашиваю у мамы рецепты. А она все равно находит к чему прицепиться.
Телефон снова зазвонил. Теперь это была не мать — звонила бабушка Соня.
— Богданька, внучок, — голос девяностолетней старушки дрожал от возмущения. — Что это Ангелина твоя Михайловна мне тут рассказывает? Что Юлечка неумелой хозяйкой оказалась?
Богдан зажмурился. Значит, мать уже успела обзвонить родню.
— Бабуль, мы разберемся…
— Какое там разберетесь! — бабушка Соня никогда не была дипломатичной. — Я ей говорю: «Ангелина, ты что творишь? Девочка же старается!» А она мне: «Бабушка, вы не понимаете, какие сейчас молодые женщины. Они только о карьере думают, а дом запускают».
Юля резко обернулась. По лицу было видно — она все слышит.
— Бабуль, не нужно…
— Нет, нужно! — голос старушки стал резче. — Передай своей жене — пусть приезжает ко мне. Поговорим по-человечески. А с Ангелиной я сама разберусь!
Она повесила трубку, оставив Богдана с мыслью о том, что семейная война только началась.
— Слышала? — спросил он.
Юля кивнула, вытирая слезы.
— Твоя мама уже всем рассказала, какая я плохая жена, — сказала она. — Теперь вся родня в курсе, что Богдан женился на бесполезной особе.
— Бабушка на твоей стороне.
— Одна бабушка против всего клана? — Юля грустно улыбнулась. — Богдан, может, твоя мать права. Может, я действительно не гожусь в жены такому мужчине, как ты.
— О чем ты говоришь?
— О правде. Ты же видишь — я не умею готовить так, как она хочет. Не поддерживаю дом в том порядке, который ей нравится. Работаю допоздна и не успеваю заботиться о тебе так, как заботилась она.
Юля застегнула сумку, повесила ее на плечо.
— Мне нужно время подумать. И тебе тоже. Подумай, Богдан — чего ты хочешь на самом деле. Жену, которая будет копией твоей матери, или женщину, которая тебя любит, но не умеет готовить борщ так, как надо.
Она направилась к двери, но остановилась на пороге.
— И еще подумай вот о чем — почему ты позволяешь ей так со мной обращаться? Почему не защищаешь?
Дверь тихо закрылась. Богдан остался один в квартире, где пахло остывшим борщом и чужими амбициями.
А через полчаса снова зазвонил телефон. На этот раз звонила Ангелина Михайловна — требовать объяснений, почему невестка вдруг собралась и уехала…
Прошло два месяца
Богдан сидел в том самом итальянском ресторане, куда мать хотела их пригласить в тот злополучный вечер. Напротив него за столиком сидела Лиза — блондинка с короткой стрижкой и умными серыми глазами. Коллега из соседнего отдела, которая умела слушать и никогда не устраивала сцен.
— Ты думаешь о ней, — сказала Лиза, отпивая из бокала с вином.
Богдан кивнул. Врать не хотелось.
— Каждый день. Особенно когда захожу на кухню и вижу ту кастрюлю. Она так и стоит в раковине, я ее не трогаю.
— Это нездорово, — Лиза потрогала его руку. — Прошло уже столько времени.
За эти два месяца многое изменилось. Юля так и не вернулась от бабушки Сони. Сначала Богдан думал — переждет, остынет, приедет. Но потом пришло сообщение: «Нашла работу в Питере. Бумаги для развода отправлю почтой».
Мать торжествовала. «Видишь, сынок, какая она оказалась легкомысленная. Настоящая жена так бы не поступила». Но почему-то от материнских утешений становилось только хуже.
С Лизой было просто. Она готовила потрясающую пасту, никогда не критиковала его мать и не требовала объяснений, когда он задерживался на работе. Идеальная женщина, казалось бы. Но по ночам Богдан все равно думал о Юле — о том, как она морщила нос, пробуя пересоленный суп, как расстраивалась из-за неудачных блинов, как смеялась над собственными кулинарными провалами.
— Хочешь, я поговорю с твоей мамой? — предложила Лиза. — Познакомлюсь официально.
— Рано еще, — отмахнулся Богдан.
Хотя понимал — Ангелина Михайловна уже все про Лизу знает. Мать была мастером сбора информации. И наверняка уже одобрила выбор сына — образованная, хозяйственная, без лишних амбиций.
В тот же вечер Юля сидела в маленьком кафе на Невском проспекте и читала сообщение от подруги: «Юль, у него появилась другая. Лиза из их офиса. Я думаю, ты должна знать».
Телефон задрожал в руках. Странно — она ведь сама подала на развод, сама решила начать новую жизнь. Но почему-то внутри все сжалось от боли.
— Что-то случилось? — спросила соседка по столику, молодая художница Катя, с которой Юля подружилась на новой работе.
— Бывший муж нашел замену, — сказала Юля, убирая телефон. — Быстро справился.
— А ты жалеешь?
Юля подумала. Жалела ли? За эти два месяца в Питере она словно заново себя открыла. Устроилась в рекламное агентство, сняла небольшую, но уютную квартирку, записалась на курсы итальянского языка.
— Нет, — честно ответила она. — Я жалею только о потраченном времени. О том, что пыталась стать кем-то другим ради чужого одобрения.
Катя кивнула, понимающе.
— Знаешь, что самое смешное? — продолжила Юля. — Я здесь научилась готовить. По-настоящему. Не для того, чтобы кому-то угодить, а потому что мне нравится. Вчера сделала рататуй — получился шедевр.
— И как? Теперь жалеешь, что не умела раньше?
— Нет. Потому что раньше я готовила из страха. А страх — плохой учитель.
Через неделю Богдан получил официальные документы о разводе. Подпись Юли была размашистой и уверенной — не та нерешительная закорючка, которую он помнил раньше.
— Ну и хорошо, — сказала Ангелина Михайловна, когда он показал ей бумаги. — Теперь ты свободен для серьезных отношений. Лиза — девочка золотая, я с ней уже познакомилась.
Богдан кивнул, но в груди было пусто. Лиза действительно была хорошей — но с ней он чувствовал себя как в красивом, но чужом доме. Все правильно, все на своих местах, но не твое.
А вечером, оставшись один, он все-таки помыл ту кастрюлю из-под борща. Долго тер, пока не заблестела. И понял — что-то важное закончилось безвозвратно. Не только брак. Что-то в нем самом.
Юля к тому времени она уже не плакала по ночам и не мучилась вопросами «что было бы, если».
В соседней комнате зазвонил телефон — звонила бабушка Соня.
— Юлечка, внученька, — голос старушки звучал взволнованно. — Как дела? Не скучаешь?
— Не скучаю, бабуль. Живу.
— И правильно делаешь! — в голосе бабушки послышалась гордость. — А я тут Ангелине кое-что сказала. Про то, что счастье — это не борщ по рецепту, а когда люди друг друга любят и принимают такими, какие есть.
Юля улыбнулась. За окном падал снег, в квартире пахло корицей и ванилью, а впереди была целая жизнь — ее собственная, настоящая жизнь.
И ни одной кастрюли, которую нужно мыть со слезами.
