— Ты опять поздно, Миша. Снова совещание затянулось?
Голос Варвары был тихим, почти без упрека, но в нем слышалась такая застарелая усталость, что она резала слух громче любого крика. Михаил, стаскивая с себя дорогое пальто, даже не обернулся. Он бросил его на пуфик в прихожей, нарушая идеальный порядок, который Варвара так старательно поддерживала в их небольшой, но уютной двухкомнатной квартире.
— Варь, ну ты же знаешь, конец квартала. Отчеты, планы… Голова кругом идет. Ты поела?
Он прошел на кухню, открыл холодильник и с разочарованием захлопнул дверцу. На плите в кастрюльке его ждал еще теплый борщ, на тарелке под салфеткой — котлеты с пюре. Но он этого не заметил. Его взгляд был отсутствующим, скользящим по поверхности вещей.
— Я тебя ждала, — просто ответила Варвара, следуя за ним. Она остановилась в дверном проеме, скрестив руки на груди. Ей было сорок пять, но выглядела она моложе: гладкая кожа, ясные серые глаза и ни одной морщинки, оставленной улыбкой. В последнее время она улыбалась редко. — От тебя пахнет чужими духами. Цветочными. Сладкими.
Михаил медленно повернулся. Его лицо, обычно добродушное и открытое, стало жестким, непроницаемым.
— Господи, Варвара, опять ты за свое! Это духи Ирины Викторовны из планового отдела. Мы сидели в одном кабинете, обсуждали цифры. Мне что, теперь, противогаз на работе носить? Ты изводишь меня своей ревностью! Я устал, как собака, а дома вместо отдыха — допрос с пристрастием.
Он говорил громко, напористо, так, чтобы она почувствовала себя виноватой. И она почувствовала. Как всегда. Может, и правда, она слишком мнительна? Может, любовь, которая длится двадцать лет, неизбежно превращается в подозрительность? Она опустила глаза.
— Прости. Я просто волновалась. Садись ужинать, я сейчас подогрею.
Михаил смягчился, подошел, обнял ее за плечи. От него пахло не только сладкими духами, но и морозом, и чем-то еще, неуловимо чужим.
— Ну, Варенька, не дуйся. Я люблю только тебя, клянусь. Ты же знаешь, ты у меня одна. Просто работа выматывает. Давай лучше решим, куда поедем в отпуск. Может, в санаторий под Кисловодском? Водички попьем, нервы подлечим.
Он поцеловал ее в макушку и сел за стол. Варвара молча достала тарелки. Нервы подлечить… Да, это ей точно не помешает. Но она знала, что никакой Кисловодск не вылечит ту ледяную тревогу, что поселилась в ее сердце.
На следующий день тревога превратилась в уверенность. Утром, собирая пиджак мужа в химчистку, она по привычке проверила карманы. Пальцы наткнулись на сложенный вчетверо чек из ресторана. Ресторан был дорогой, «Панорама», на последнем этаже новой высотки. Они с Мишей там никогда не были — не по карману. Дата на чеке — вчерашняя. Сумма — больше десяти тысяч. Две порции салата с морепродуктами, два горячих из телятины, бутылка итальянского вина… И два десерта «Тирамису».
Варвара села на пуфик в прихожей, тот самый, на который он вчера бросил пальто. Чек дрожал в ее руке. Совещание в плановом отделе… Ирина Викторовна, дама предпенсионного возраста, которая ест на ужин кефир с отрубями… «Тирамису»?
Она просидела так, наверное, минут десять, глядя в одну точку. В голове было пусто. Не было ни слез, ни гнева. Только холодное, звенящее оцепенение. Потом она встала, аккуратно сложила чек и убрала его в свою шкатулку с документами. Механически, как бухгалтер, сводящий дебет с кредитом, она начала анализировать факты.
Поздние возвращения. Внезапные командировки в ближнее Подмосковье. Телефонные звонки, которые он уходил принимать в другую комнату. Пароль на его новом смартфоне. И эта показная, преувеличенная нежность после каждой ссоры. Все сходилось. Картина была ясной и уродливой. Оставался только один вопрос: кто?
Ответ пришел сам, через два дня, и был страшнее всех ее предположений. Позвонила Света, ее лучшая подруга. Они дружили со школы, почти тридцать лет. Света была крестной их сына, знала все их семейные тайны. Ее звонкий, щебечущий голос ворвался в тишину квартиры.
— Варечка, привет! Слушай, я тут разбирала фотки с летнего отдыха, нашла такую смешную, где мы с тобой на пляже! Хочу распечатать и в рамку поставить. Я тебе сейчас скину в мессенджер, зацени!
Через минуту на телефон пришло уведомление. Варвара открыла чат. На фотографии смеялись они со Светой, на фоне лазурного моря. А на заднем плане, у кромки воды, стоял Михаил. Он разговаривал по телефону, отвернувшись, но его фигуру, его позу она узнала бы из тысячи. Но дело было не в этом. На его руке, на безымянном пальце, блестел не тот перстень, который она подарила ему на юбилей. Это было другое кольцо, массивное, с черным камнем.
Варвара увеличила изображение. Сердце пропустило удар, а потом заколотилось так, что стало трудно дышать. Точно такое же кольцо она видела… у Светы. На фотографии в ее профиле. Она носила его на большом пальце, говорила, что это «мощный оберег», купленный на какой-то эзотерической ярмарке.
Варвара открыла Светин профиль. Вот оно, фото месячной давности. Света улыбается в камеру, рука с кольцом лежит на руле дорогой машины. «Навстречу приключениям!» — гласила подпись.
Две детали, два кольца, две фотографии сложились в одну чудовищную картину предательства. Не просто интрижка на стороне. Это была ее лучшая подруга. Человек, который утешал ее, когда она жаловалась на холодность Миши. Который советовал «быть мудрее» и «не пилить мужика».
В этот вечер, когда Михаил вернулся домой, Варвара была спокойна. Пугающе спокойна. Она сидела на кухне с чашкой остывшего чая.
— Привет, — бросил он на ходу, направляясь в ванную. — Устал жутко.
— Миша, подожди, — ее голос был ровным, безэмоциональным. — Я хочу тебе кое-что показать.
Он остановился, с раздражением посмотрел на нее. Она молча положила перед ним на стол чек из «Панорамы» и свой телефон с открытой фотографией. Он взглянул на чек, потом на экран. И она увидела, как с его лица сползает маска усталого труженика, как проступает растерянность, а затем — злая досада. Он попался. Глупо, нелепо, как мальчишка.
— И что это? — процедил он, пытаясь сохранить лицо.
— Это? — Варвара медленно подняла на него глаза. В них больше не было ни любви, ни жалости. Только презрение. — Это доказательство того, что мой муж — лжец. А моя лучшая подруга — дрянь. Вы ужинали в «Панораме», пока я ждала тебя с котлетами. Ты носил ее кольцо в отпуске, пока она делала со мной «смешные фотки на память».
Она говорила тихо, но каждое слово било, как пощечина.
— Варь, это не то, что ты думаешь… — начал он стандартную, заученную фразу.
— Замолчи! — вдруг закричала она, и в этом крике выплеснулась вся боль, что копилась в ней месяцами. — Просто замолчи и слушай! Ты думал, я дура? Думал, я ничего не замечу? Я бухгалтер на заводе, Миша. Я всю жизнь работаю с цифрами и фактами. Я умею видеть несостыковки в отчетах. И в твоей лживой жизни я их тоже увидела!
Она встала, подошла к нему вплотную.
— Сколько это длится? Год? Два? Вы смеялись за моей спиной? Обсуждали, какая я наивная клуша?
— Полгода, — выдавил он, глядя в пол.
— Полгода… — она горько усмехнулась. — Целых полгода вы вдвоем водили меня за нос. Она приходила в мой дом, пила мой чай, обнимала меня и говорила, что я ей как сестра. А ты… ты клялся мне в любви. Здесь, на этой кухне. В нашей постели.
Михаил молчал, сжав кулаки. Он был загнан в угол.
— Убирайся, — сказала Варвара холодно и отчетливо. — Собирай свои вещи и убирайся. Прямо сейчас. К ней. Я думаю, она будет рада.
— Варвара, давай поговорим. Не руби с плеча. У нас сын, квартира…
— Сын уже взрослый и живет отдельно. А квартиру мы разделим. По закону. Как совместно нажитое имущество. Ты же любишь все делать по правилам? Вот и развод будет по правилам. А теперь — вон.
Она указала на дверь. В ее взгляде была такая стальная решимость, что он понял: это конец. Никакие уговоры и клятвы больше не помогут. Он молча пошел в комнату собирать вещи. Через полчаса за ним захлопнулась дверь.
Варвара осталась одна посреди квартиры, которая внезапно стала огромной и пустой. Она не плакала. Она открыла свою шкатулку, достала все документы на квартиру, машину, дачу. Разложила их на кухонном столе. Работа бухгалтера научила ее главному: в любой непонятной ситуации нужно наводить порядок в бумагах. Эмоции придут потом. Сейчас нужно действовать.
Первым делом она поехала к матери. Зоя Петровна, невысокая, сухонькая старушка с невероятно живыми и проницательными глазами, жила одна в маленьком домике в пригороде. Она выслушала сбивчивый рассказ дочери молча, лишь изредка поджимая губы. Когда Варвара закончила, всхлипывая, мать налила ей в кружку чай с мятой из собственного сада.
— Ну, поревела, и хватит, — сказала она неожиданно сурово. — Руки опускать — это не про нашу породу. Прабабка твоя, помнишь, я рассказывала, одна пятерых в голод подняла, мужа на фронте убили. А ты из-за этого… — Зоя Петровна подыскала слово, — …кобеля раскисла? Соберись, дочь! Бороться надо! Всегда!
— Как бороться, мама? — прошептала Варвара. — Душа выжжена. Ничего не хочу.
— Это сейчас не хочешь. А завтра захочешь. И жить захочешь, и радоваться. А чтобы радоваться, надо сперва поле прополоть от сорняков. Этот твой Мишка со своей Светкой — сорняки. Их выдрать надо с корнем, чтобы они тебе всю жизнь не отравляли.
Зоя Петровна встала, подошла к окну, за которым зеленел ее идеальный огород.
— Вот смотри. Помидоры. Чтобы они хороший урожай дали, их пасынковать надо. Лишние побеги обрывать, которые только соки тянут, а плодов не дают. Так и в жизни. Все, что тянет из тебя силы и радость, — обрывай безжалостно. Поняла?
Она говорила о простых, понятных вещах, и эта житейская мудрость действовала на Варвару лучше любых психологических тренингов.
— А еще, — добавила мать, хитро прищурившись, — запомни главный закон огородника и юриста. Всегда читай то, что написано мелким шрифтом. И в договорах, и в поступках людей. Дьявол, как говорится, в деталях. Ты бухгалтер, ты должна это понимать.
Варвара вернулась в город другим человеком. Спокойной, собранной и готовой к войне. Она наняла лучшего в городе адвоката по разводам — сухого, педантичного мужчину по фамилии Сухов.
— Раздел имущества, — деловито сказал он на первой же встрече, просматривая документы. — Стандартная процедура. Квартира, машина, дача. Все пополам, согласно статье 34 Семейного кодекса Российской Федерации. Все, что нажито в браке, — общее.
— Есть один нюанс, — сказала Варвара, и ее голос был тверд. — Год назад муж продал старую отцовскую «Ниву», которая досталась ему по наследству. Это его личное имущество, оно разделу не подлежит, я знаю. Он сказал, что деньги положил на свой личный счет. Но я думаю, он врет.
— У вас есть основания так полагать? — Сухов поднял на нее внимательные глаза.
— У меня есть привычка сохранять все документы. Вот копия договора купли-продажи «Нивы». А вот выписка с его счета за тот месяц. Никаких поступлений на сумму продажи не было. Деньги просто исчезли.
Сухов откинулся в кресле. В его глазах появился профессиональный азарт.
— Интересно. Очень интересно. Сумма большая?
— Триста пятьдесят тысяч рублей.
— Мы можем сделать официальный запрос в банк. Но если он снял их наличными… доказать что-либо будет сложно. Он скажет, что потратил на личные нужды.
— А если я знаю, куда он их потратил? — Варвара посмотрела прямо в глаза адвокату. — Я думаю, он вложил их в бизнес. У моей… бывшей подруги есть небольшой салон красоты. Год назад она как раз делала там масштабный ремонт и закупала новое оборудование. Говорила, «инвестор нашелся».
Сухов потер подбородок.
— Это меняет дело. Если мы докажем, что деньги, полученные от продажи его личного имущества, были вложены в дело во время брака, и это дело приносило доход, то часть этого дохода может быть признана совместной собственностью. Это сложная схема, но прецеденты были. Нам нужны доказательства. Свидетели, документы…
— Свидетели будут, — пообещала Варвара. В ее голове уже складывался план.
Михаил и Светлана, тем временем, наслаждались свободой. Они съехались и жили в Светиной квартире, не скрывая своих отношений. Михаил чувствовал себя помолодевшим, сбросившим оковы скучного брака. Светлана цвела, получив мужчину, которого давно желала. Они были уверены, что развод с Варварой будет тихим и быстрым. Она — тихая, неконфликтная женщина, отдаст ему его половину и скроется в своей бухгалтерии.
Первый тревожный звонок прозвенел, когда Михаилу пришла повестка в суд и исковое заявление. Прочитав его, он побагровел. Варвара требовала не только раздела квартиры и дачи, но и признания его доли в Светином салоне совместно нажитым имуществом.
— Она с ума сошла! — орал он, размахивая бумагами перед носом Светланы. — Какая доля? Я просто дал тебе в долг!
— Тише, милый, соседи услышат, — Светлана пыталась его успокоить, но ее руки слегка дрожали. — Какой долг? У нас же не было никакой расписки. Ты просто… помог. Как друг.
— Вот именно! А эта стерва хочет отсудить у тебя половину салона! Она наняла этого Сухова, цепного пса! Он же любого под асфальт закатает!
— Ничего она не докажет, — неуверенно сказала Света. — У нее нет доказательств.
Но доказательства нашлись. На суд в качестве свидетеля со стороны истца явилась… мастер маникюра из Светиного салона. Молоденькая девушка по имени Лена, которую Света полгода назад уволила за какую-то мелочь.
Лена, глядя в потолок, спокойно и четко рассказала суду, что была свидетельницей разговора между Светланой и Михаилом. Они сидели в подсобке, отмечали окончание ремонта. Михаил, уже подвыпивший, хвастался: «Ну что, партнер, теперь заживем! Вложился я в твой бизнес, теперь жду дивидендов!». А Светлана смеялась и отвечала: «Конечно, милый инвестор, все для тебя!». Лена даже запомнила, что они пили шампанское «Абрау-Дюрсо», потому что ей тоже налили полбокала.
Светлана и Михаил слушали это, и их лица становились пепельными. Они даже не помнили эту Лену. А Варвара помнила. Она знала, что Света ее уволила, знала, что девочка осталась с обидой. Варвара нашла ее через социальные сети, поговорила, убедила. И Лена согласилась помочь. Не за деньги. А из простого чувства справедливости.
Это был сокрушительный удар. Суд назначил финансовую экспертизу деятельности салона.
А потом случилась развязка. Та самая, неожиданная, которую никто не мог предвидеть.
Однажды вечером в дверь квартиры Зои Петровны, где временно жила Варвара, постучали. На пороге стоял Михаил. Помятый, осунувшийся, с потухшим взглядом.
— Варь, можно войти? Поговорить надо.
Она молча пропустила его на кухню.
— Что тебе? — спросила она безразлично, наливая себе чай. Ему предлагать не стала.
— Я все понял, Варь. Я был таким идиотом, — начал он жалобно. — Эта Света… она совсем не та, за кого себя выдает. Она… она меня использовала. Ей нужны были только мои деньги на ее салон. А теперь, когда запахло жареным, когда могут отобрать половину, она показала свое истинное лицо. Кричит, обвиняет меня во всем…
Он говорил долго, путано, жаловался на Свету, на жизнь, на свою глупость. Рассказывал, что она оказалась жадной, сварливой, что в ее квартире нет того уюта, который был у них. Он каялся, просил прощения, умолял забрать заявление.
— Давай начнем все сначала, а? Я все для тебя сделаю. Я люблю тебя, Варь. Только тебя всегда любил.
Варвара слушала его молча, отхлебывая чай. В ее душе не было ни злорадства, ни жалости. Только холодная пустота на месте выжженной любви. Когда он закончил свою унизительную исповедь, она поставила чашку на стол.
— Знаешь, Миша, когда я узнала о вас, мне было больно. Очень. А сейчас… ничего. Ты говоришь, что Света тебя использовала. А ты не думал, что двадцать лет использовал меня? Мою любовь, мою заботу, мой быт. Ты принимал это как должное. Как бесплатное приложение к своей комфортной жизни.
Она встала и подошла к окну.
— А теперь о главном. Заявление я не заберу. И не потому, что хочу отомстить. А потому, что это — мое. Половина всего, что мы нажили. Половина твоих «дивидендов» от салона, в который ты вложил деньги, пока был моим мужем. Это по закону. И по справедливости. Я забираю свое. А ты… ты свой выбор сделал. Живи с ним.
Он смотрел на нее, и до него, кажется, только сейчас дошло, что перед ним сидит совсем другая женщина. Не та тихая, всепрощающая Варя, которую он знал. А сильная, уверенная в себе незнакомка, которая больше никогда не позволит вытирать о себя ноги.
— Но… как же мы? — пролепетал он.
И тут в кухню вошла Зоя Петровна. Она несла в руках корзинку с первой клубникой. Увидев Михаила, она остановилась, смерила его презрительным взглядом с головы до ног.
— А никак, — отрезала она вместо дочери. — Поезд ваш ушел, гражданин хороший. И даже дыма от него не осталось. А теперь будьте добры, на выход. А то у меня рассада не полита.
Михаил встал и, не говоря ни слова, вышел.
Суд Варвара выиграла. Экспертиза подтвердила, что салон приносил стабильный доход, и ей присудили компенсацию — четверть его оценочной стоимости. Михаил и Светлана остались вместе. Им пришлось продать Светину машину, чтобы выплатить Варваре ее долю. Их совместная жизнь, начавшаяся с обмана, теперь была отравлена взаимными упреками и безденежьем.
А Варвара, получив деньги, сделала то, о чем давно мечтала. Она выкупила у соседа заброшенный участок рядом с материнским домом. Они вместе с Зоей Петровной расчистили его от бурьяна. Варвара наняла бригаду, и к осени на участке уже стоял небольшой, но очень уютный каркасный домик с большой верандой.
Она уволилась со своей пыльной заводской бухгалтерии и занялась тем, что всегда любила, — цветами. Она разбила на участке огромный розарий, теплицу для рассады, и ее дела пошли в гору. Оказалось, что ее знания и любовь к растениям могут приносить не только радость, но и хороший доход.
Однажды, сидя на своей новой веранде с чашкой чая, она смотрела, как солнце садится за лесом. Рядом сидела мама, перебирая семена в мешочках.
— А помнишь, мам, ты говорила, что нужно вырывать сорняки? — тихо спросила Варвара.
— Помню, — кивнула Зоя Петровна. — А что?
— Ты была права. Только когда вырвешь все сорняки, на их месте могут вырасти вот такие красивые розы.
Она улыбнулась. Впервые за долгое время это была настоящая, светлая улыбка. Она прошла через предательство, боль и унижение, но не сломалась. Она, как учила ее мать, боролась. И победила. Не их. А свой собственный страх и свою боль. Впереди была новая, свободная жизнь, пахнущая не чужими духами, а ее собственными розами.
