Мать вытерла руки о фартук. Такой обычный жест, а сейчас казался каким-то окончательным.
— Мам, — медленно повторил Игорь, — что ты сказала?
— То и сказала. Лене труднее — она одна, а ты мужчина.
Аня замерла с тряпкой в руке. Их однушка вдруг стала казаться еще теснее — как будто стены сдвинулись. Четырехлетняя Милана что-то лепетала себе под нос, складывая кубики в коробку, не подозревая, что взрослые вот прямо сейчас решают её судьбу.
— Но мама, — Игорь посмотрел на жену, потом на дочь. — У нас денег как раз на одну квартиру хватает. Мы столько лет копили.
— И что с того? — Мать села напротив, сложила руки на столе. — Лене тридцать скоро, а она всё по углам мыкается. Снимает то тут, то там. А ты молодой ещё, подождёшь.
«Мне тридцать восемь», — хотел сказать Игорь, но промолчал.
Аня бросила тряпку в раковину — звук получился резкий, будто что-то лопнуло.
— Простите, Валентина Петровна, — голос у неё дрожал, — но мы с Игорем тоже не в особняке живём. И у нас ребёнок.
— Ребёнок маленький, ему всё равно где. А Лена взрослая, ей нужна своя жилплощадь. Ей замуж выходить.
Игорь ощутил, как что-то сжимается внутри. Вот так — раз, и всё решено.
— Мам, — попробовал ещё раз, — но ведь мы с Аней…
— Что вы с Аней? — перебила мать. — Живы-здоровы, работаете. А сестра твоя одна как перст. Ты должен о ней позаботиться.
«Должен». Это слово будто молотком по голове. Игорь всю жизнь что-то кому-то должен был. В детстве — маме. В школе — учителям. На работе — начальству. А теперь вот — сестре.
Милана, услышав речь о квартире, подбежала к папе, потянула за рукав:
— Пап, а когда мы в свою квартирку переедем? Правда у меня будет своя комната?
Игорь взял дочь на руки — она пахла детским шампунем и печеньем. Такая тёплая, доверчивая. Она ещё не знает, что взрослые умеют ломать надежды одной фразой.
— Скоро, солнышко, — прошептал он, а сам смотрел на маму.
Та даже не дрогнула. Лицо каменное, решительное. Для неё всё просто: старший сын должен помогать ее младшей дочери. Точка.
— Игорёк, — тон стал мягче, почти ласковым, — ты же понимаешь. Лена нуждается больше. А вы двое, молодые, ещё заработаете.
Аня вышла из кухни. Хлопнула дверь в спальню — не сильно, но все услышали.
«И что теперь?» — думал Игорь, качая дочку. За окном кто-то парковался во дворе, сигналил. Обычная жизнь продолжалась, а у него внутри всё рушилось.
Мать встала, поправила сумочку:
— Ну ладно, я пойду. Только ты подумай хорошенько. Семья — это семья. Но и Лена — тоже твоя семья.
Когда дверь за ней закрылась, Игорь остался сидеть с дочкой на руках. Где-то за стеной соседи смотрели телевизор, слышались обрывки фраз из сериала. Чужая жизнь.
А его жизнь висела на волоске. С одной стороны — мать с её железными принципами. С другой — жена, которая уже, наверное, плачет в спальне. И между ними — он. Взрослый мужик, который не может принять решение.
Милана устроилась поудобнее у него на коленях:
— Пап, а почему тётя Лена не может сама квартиру купить?
Устами младенца, как говорится.
Первые три дня после маминого ультиматума Игорь ходил как в тумане. На работе коллеги спрашивали — что случилось, а он отмахивался: мол, устал. Но как объяснить, что тебе тридцать восемь лет, а ты до сих пор не можешь противостоять матери?
Аня молчала. Вот это было хуже всего — её молчание. Раньше они всё обсуждали: куда поехать на выходные, какую коляску купить, где лучше устроить дочку в садик. А теперь Аня готовила ужин, укладывала Милану спать, но с мужем словно не замечала друг друга.
— Ань, — попробовал он в четверг вечером, — давай поговорим.
— О чём? — Она даже не подняла головы от книги.
— Ну, о ситуации этой.
— Какой ситуации? — Голос ледяной. — О том, что твоя мать решила нашу жизнь за нас? Или о том, что ты до сих пор не сказал ей ни слова?
Игорь сел рядом на диван. Хотел взять её за руку, но Аня отстранилась.
— Я думаю.
— Ты думаешь уже четыре дня! — взорвалась она. — А знаешь, что я думаю? Что для тебя мама важнее жены и дочери!
— Это не так.
— Тогда позвони ей сейчас. Скажи, что мы покупаем квартиру себе, как планировали.
Игорь открыл рот, но слова не шли. Представил, как мама скажет: «Значит, сестру предаёшь?» И как он будет оправдываться, объяснять.
— Не можешь, — констатировала Аня. — Конечно. Маменькин сынок.
Эти слова больнее пощёчины. Игорь встал, прошёл на балкон. Закурил — хотя бросал уже полгода. Внизу во дворе дети играли в футбол, их крики доносились снизу. Беззаботность. Когда он в последний раз чувствовал себя беззаботно?
А на следующий день в квартиру заявилась Лена.
— Привет, братишка! — Лена расцеловала его в щёки, прошла в кухню, села за стол, будто дома. — Мама сказала, ты поможешь с жильём?
Аня замерла у плиты. Игорь видел, как напряглись её плечи.
— Лен, — начал он осторожно, — тут не всё так просто.
— А что сложного? — Сестра достала телефон, начала листать. — Я уже присмотрела несколько вариантов. Вот этот симпатичный — в центре, правда, дороговато. А этот подальше от метро, зато площадь больше.
— Подожди, — Игорь сел напротив. — Мы с Аней еще ничего не решили. Мы же сами планировали.
— Ну и что? — Лена пожала плечами. — Вы молодые, успеете ещё. А мне уже скоро тридцать, понимаешь? Тикают часики.
Аня резко повернулась от плиты:
— Лена, а работать не пробовала? Копить деньги, как все нормальные люди?
— Работаю я, между прочим! — обиделась сестра. — Только зарплата маленькая. А Игорь — мужчина, он должен помогать семье.
— Какой семье?! — Аня не выдержала. — Мы его семья! Я и Милана! А не ты с мамой!
— Ты вообще кто такая, чтобы указывать? — Лена встала, глаза сверкнули. — Я его сестра, родная кровь. А ты, так, временная попутчица.
Игорь видел, как Аня побледнела. «Скажи что-нибудь, — кричал внутренний голос. — Защити жену!» Но он сидел как парализованный.
— Лен, не надо так.
— А что не так? — Сестра села обратно, довольная произведённым эффектом. — Мама права. Сначала помоги сестре встать на ноги, а потом уже о себе думай.
Аня вышла из кухни. Хлопнула дверь — уже не осторожно, как в прошлый раз, а со всей силы. Милана заплакала в детской — испугалась резкого звука.
— Ну вот, — усмехнулась Лена, — истеричка. Игорь, ты что — под каблуком у неё ходишь?
А он пошёл успокаивать дочку. Взял на руки, прижал к себе. Милана всхлипывала, не понимая, почему дома кричат, почему все сердитые.
— Папочка, — тихо сказала она, — а почему мама плачет?
Плачет? Игорь прислушался. Да, из спальни доносились сдерживаемые всхлипы. Сердце сжалось. Когда он в последний раз видел Аню плачущей? Разве что когда у неё выкидыш был, пять лет назад.
Лена ушла через час, оставив на столе распечатки с квартирами и самодовольную улыбку. А вечером позвонила мать.
— Ну что, сын, определился?
— Мам, мне нужно время подумать.
— Время? — голос стал жёстким. — Сколько тебе времени надо? Лене квартира нужна сейчас, а не когда ты соизволишь подумать!
— Но у меня тоже семья.
— Лена — тоже семья! Твоя сестра! А Анька, — мать помолчала, потом добавила ядовито: — Анька всегда может и другого найти, если что. А сестра у тебя одна.
После этих слов Игорь долго не мог заснуть. Лежал и смотрел в потолок. Рядом Аня притворялась спящей — дыхание неровное, напряжённое.
«Что я за мужик? — думал он. — Тридцать восемь лет, а маму боюсь больше, чем директора на работе».
Но утром снова не нашёл сил позвонить матери и сказать: «Нет, мам. Квартиру покупаем себе».
А Аня за завтраком вдруг произнесла:
— Игорь, если через неделю ты не решишь этот вопрос, я подам на развод.
Сказала тихо, спокойно. Даже страшнее, чем если бы кричала.
— Аня.
— Я не буду жить с мужчиной, который не может защитить свою семью от этого беспредела.
Милана хлопала глазками, не понимая значения слова «развод», но чувствуя напряжение.
Неделя. Всего неделя, чтобы стать наконец мужчиной.
Или остаться маменькиным сынком навсегда.
Седьмой день. Последний.
Игорь проснулся в половине шестого, хотя будильник был поставлен на семь. Аня спала, отвернувшись к стене — так она делала всю неделю. А может, не спала, просто не хотела разговаривать.
Он встал, прошёл в детскую. Милана сопела в кроватке, обнимая плюшевого зайца. На подушке — мокрое пятнышко от слюны. Такая маленькая, беззащитная. Его дочка.
«За что борюсь? — подумал вдруг. — Кому доказываю?»
В кухне заварил кофе. Сидел, смотрел в окно. Во дворе дворник подметал листья — осень началась рано в этом году. Где-то лаяла собака. Где-то хлопала дверь подъезда. Обычное утро. А у него — последний день, чтобы не потерять семью.
Аня встала, когда он собирался на работу. Посмотрела на него — долго, изучающе.
— Сегодня? — спросила только.
— Да, — кивнул он. — Сегодня.
На работе не мог сосредоточиться. Коллега Серёга заметил:
— Ты как зомби ходишь. Что случилось?
Игорь рассказал. Вкратце, без подробностей.
— Знаешь что, — сказал Серёга, — по-моему, она тебя не любит. Просто контролирует.
Эти слова засели в голове на весь день.
Вечером Аня накрыла на стол, как обычно. Но ела молча. Милана что-то рассказывала про садик, но даже её болтовня не спасала от тяжести.
— Ань, — сказал Игорь, когда дочку уложили, — я поеду к маме.
— Наконец-то, — она даже не подняла глаз от книги.
— Только, если что пойдёт не так…
— Что может пойти не так? — Аня захлопнула книгу. — Ты скажешь матери, что у тебя есть семья. И что ты принял решение. Всё просто.
Но простого в этом не было ничего.
Мать открыла дверь, улыбнулась:
— А, Игорёк! Заходи, заходи. Как раз чай заваривала.
В квартире пахло пирогами — мама всегда пекла, когда нервничала. На столе уже лежали документы на квартиры для Лены.
— Садись, — мать разливала чай по чашкам. — Я тут подсчитала, сколько нужно доплачивать. Не так уж и много получается.
— Мам, — перебил Игорь, — мне нужно с тобой поговорить.
— Ну мы и говорим. Вот смотри — эта квартира Лене больше всего понравилась. Правда, ремонт старый, но это не беда.
— Мам, остановись.
Что-то в его голосе заставило её поднять глаза. Игорь видел, как изменилось её лицо — стало настороженным.
— Что такое?
— Мы с Аней решили — покупаем квартиру себе.
Тишина. Мать поставила чайник на стол — резко, зазвенела посуда.
— То есть как это?
— Так и есть. Мы копили на свою семью, и на свою семью потратим.
— А Лена? — голос стал ледяным. — Лена что — не семья тебе?
— Семья. Но у меня есть жена и дочь.
— Жена! — мать встала, начала ходить по кухне. — Жена может уйти, развестись, найти другого. А сестра — на всю жизнь!
— Может, и может, — Игорь тоже встал. — Но пока моя семья — это Аня и Милана.
— Значит, предаёшь сестру?
— Не предаю. Но и жертвовать своей семьёй ради неё не буду.
Мать остановилась, уставилась на него:
— Ты с ума сошёл? Это Анька тебе мозги промыла!
— Никто мне мозги не промывал, мам. Я сам подумал.
— Сам подумал! — она засмеялась зло. — Ты никогда сам не думал! Всю жизнь я за тебя думала!
И вот оно. То, что он всегда чувствовал, но боялся признать.
— Может, пора начать? — сказал он тихо.
— Что начать?
— Думать самому. Жить самому.
Мать побледнела, села на стул:
— Игорь! — она схватила его за руку. — Ну что ты делаешь? Лена останется ни с чем!
— Лена взрослая. У неё есть руки, голова, образование. Пусть сама строит свою жизнь.
— Но ты же мужчина! Ты должен.
— Должен, мам. Но прежде всего — своей жене и дочери.
Он взял с вешалки куртку. Мать сидела, уставившись в стол. На щеках блестели слёзы.
— Уходи, — прошептала она. — Уходи и не приходи. Раз уж твоя Анька важнее матери.Он вышел на лестничную площадку, закрыл дверь. За ней было тихо. Потом услышал звук — мать плакала.
Игорь постоял, сжимая ключи от машины. Хотелось вернуться, обнять, сказать: «Ладно, мам, покупаем Лене квартиру». Как всегда делал.
Но не вернулся.
В машине достал телефон, написал Ане: «Всё. Едем смотреть наши варианты квартир».
Ответ пришёл быстро: «Люблю».
Только тогда Игорь понял — он свободен.
Через четыре месяца они въехали в свою двушку. Окна на южную сторону, и солнце заливало комнаты до самого вечера.
Милана носилась по пустым комнатам, её голос эхом отражался от стен:
— Мама, а это моя комната? А тут будет моя кровать? А шкаф для игрушек?
Аня стояла посреди гостиной, обнимала Игоря:
— Представляешь? Наше. Действительно наше.
Он кивал, но внутри всё ещё было неспокойно. Мать не звонила уже три недели. Лена тоже молчала. Будто их вообще не существовало.
— Не думай о них, — Аня словно прочитала его мысли. — Ты сделал правильный выбор.
Правильный. А почему тогда так тяжело?
Первая неделя в новой квартире прошла в хлопотах. Собирали мебель, развешивали картины, обустраивались. Милана каждый вечер засыпала в своей кроватке — впервые в жизни у неё была собственная комната.
А потом, в субботу утром, позвонил домофон.
— Игорь, — голос был еле слышен, — это я. Мама.
Сердце ёкнуло. Он посмотрел на Аню — та кивнула: открывай.
Мать поднялась на четвёртый этаж пешком — лифт не работал. Стояла на пороге с пакетом пирожков, запыхавшаяся, растерянная.
— Можно войти?
— Конечно, мам.
Она прошла в прихожую, огляделась. Сняла туфли, аккуратно поставила у стены.
— Хорошая квартира, — сказала наконец. — Светлая.
Милана выбежала из детской:
— Бабуля! — кинулась к ней.
Мать подняла внучку на руки, прижала к себе. Игорь видел, как дрожат её плечи.
— Как дела, солнышко? Нравится в новом доме?
— Очень! У меня теперь своя комната! Хочешь покажу?
— Покажи, покажи.
Они ушли в детскую. Игорь с Аней остались на кухне.
— Пришла, — тихо сказала Аня.
— Пришла.
Через полчаса мать вернулась. Села за стол, сложила руки.
— Лена квартиру сняла, — сказала вдруг. — Хорошую. Сама платит.
— Устроилась?
— На вторую работу подрабатывает. Говорит, раз братец не поможет, сама справится.
В голосе не было упрёка. Просто констатация факта.
— Мам, — Игорь сел напротив, — я не бросил вас. Просто…
— Просто вырос, — перебила она.
Помолчали. Аня поставила чайник.
— А знаешь, — продолжила мать, — может, оно и к лучшему. Я всю жизнь за вас, детей, решала. Привыкла командовать.
— Мам.
— Нет, правда. Может, пора и мне научиться жить по-новому.
Милана прибежала, забралась на колени к бабушке:
— Бабуля, а ты часто будешь к нам приходить?
Мать посмотрела на Аню:
— Если разрешат.
— Конечно, разрешим, — сказала Аня. — Вы же бабушка.
Когда мать собиралась уходить, Игорь проводил её до подъезда.
— Мам, прости, если я тебя расстроил.
Она остановилась, повернулась к нему:
— Игорёк, а ты счастлив?
— Да. Впервые за много лет — да.
— Ну и хорошо, — она улыбнулась. — Значит, всё правильно.
Поднявшись домой, Игорь долго стоял у окна. Внизу во дворе дети играли в футбол, их крики доносились снизу. Точно так же, как в той съёмной однушке. Но теперь всё было по-другому.
