Субботний вечер складывался обычным — я люблю такие, когда в доме пахнет картошкой с лаврушкой, а на подоконнике теплится свет от лампы, которую мы с Серёжей купили на распродаже. Сын копался в конструкторе на ковре, спорил сам с собой, как соединить длинную балку, чтобы мост не проседал.
Муж вернулся позже, чем обещал, с торопливой улыбкой «не ругайся, так вышло», прошёл на кухню, поцеловал меня в висок и сделал вид, что помогает: открыл шкаф, нашёл соль и переставил её туда, где она и так стояла. Я молча пододвинула ему тарелку и подумала, что сегодня мне особенно хочется тишины — без гостевых шуток, без громкого хохота, без футболов и «ну давай ещё по кружечке чая».
День выдался у меня длинный: работа в бухгалтерии не отпускает даже в субботу, если у школы отчёт, и цифры, как иголки, до вечера колют затылок. Я заранее сварила суп на завтра, поставила тушиться капусту с томатом, чтобы не стоять у плиты поздно, когда глаза уже не различают, где ложка, где половник. Дом мягко выгладил мою усталость: вода в чайнике бормотала, стол был накрыт без лишних слов, Серёжа заранее вымыл руки — редкость, которую я стараюсь замечать и хвалить.
Звонок резанул в половине девятого. Я успела подумать, что кто-то ошибся квартирой, потому что наш круг людей умеет писать сообщения: «мы под дверью». Но муж, не глядя на меня, уже вышел в коридор. Через секунду стало ясно — не ошиблись. На коврике появился Коля — тот самый друг, который «на ночь только раз» остался уже четвёртый раз за месяц. С пакетом в руке и веселой мордочкой человека, который привык, что его ждут.
— Ну что, родные, — сказал он, обнимая мужа, не снимая куртки. — Я к вам. Проездом, как всегда. У нас у Серёги сборище затянулось, а метро уже… В общем, выручайте. Завтра с утра уеду, как штык!
Он поставил пакет на тумбу, и из пакета пополз запах чужого табака и дешёвых сосисок. Я автоматически посмотрела на тумбочку для ключей: чужого брелока там быть не должно. Пока его не было. Но в памяти всплыла чужая тёмная рука на нашей ложке, чёрный след от его подошвы на коврике, и я уже знала — ночь мне не понравится.
— Проходи, — сказал муж так, словно заранее уговорил меня, — диван свободен.
— Разувайся, — добавила я и посторонилась, пропуская Колю к гостиной.
Он прошёл, кинул куртку на спинку стула, поймал мой взгляд и дружелюбно подмигнул: мол, не злись, хорошая хозяйка не злится. Я вдохнула и выдохнула. Это мой дом. Я люблю гостей, когда они — гости. Когда они входят как к себе, у меня внутри сжимается резинка, и всё остальное звучит натянуто.
Мы ужинали. Коля шутил, муж поддакивал, сын косился на дядю, будто тот сейчас достанет из рукава фокус. Я мыла посуду, когда Коля, прижимая к подбородку чашку, вдруг сказал:
— Кстати, у меня у соседа ремонт, кран шумит, не выспаться. Я, может, у вас пару денёчков… Ну, пока он закончит. Я тихий, вы ж знаете.
Муж кашлянул, посмотрел на меня: «можно»? Я поставила чашку в сушилку, повернулась к ним.
— Коля, у нас ребенок и планы, — сказала я ровно. — На ночь оставайся, но не на пару денёчков.
— Ты чего, — искренне удивился он, — я же без потребностей. Мне только диван, душ и чайник. Я всё сам. Разве я мешаю?
Я промолчала. Потому что объяснять взрослому человеку, что «всё сам» в чужом доме — это включённый телевизор до часа ночи, хлопанье дверцей холодильника и чашка с полоской по краю, — разговор, который не заканчивается. Муж отвёл глаза. Я вытерла руки о полотенце и пошла доставать для гостя плед — мои правила: пришёл — не сводить счёты на ходу. Но внутри уже было решено — завтра разговора не избежать.
Ночь постучала в стену знакомым стуком: Коля храпел. Телевизор он выключил, когда я трижды попросила сделать тише. Дверь на балкон открывал — «проветриться», потом долго скрипел у ванны. Я лежала в темноте, считала дыхание и думала о том, что не хочу превращаться в ту женщину, которая всем всё запрещает. Я хочу просто жить в своем расписании. Уснула к утру, когда Серёжа уже начал ворочаться.
Наутро Коля ушёл поздно. С чашкой в руке, не попрощавшись с сыном, он сказал: «Я ещё забегу вечером, у нас там с ребятами встреча». Я кивнула, хотя кивать не хотела. Муж поцеловал меня и умчался «на часик» маме — у неё, как всегда, нашлась полочка, которую «только прибить». Я осталась с домом и своими мыслями.
Понедельник, вторник, среда — Коля то появлялся на час, то задерживался «на ночь, как всегда». И каждый раз для него это было «последний». И каждый раз он приносил пакеты с сосисками и печеньем — «вам на чай», и каждый раз я мысленно переставляла варенье ближе к себе, будто так защищаю дом. Мы с мужем говорили об этом вечером, когда сын засыпал. Муж говорил: «Ну что ты, он же друг. Тяжело человеку. Я на его месте…». Я говорила: «Тяжело — понимаю. Но можно тяжело переживать у себя. Наш дом — не проходной двор». Он кивал, дулся, потом пытался обнять — чтобы сгладить. Я позволяла, но внутри всё равно оставалась холодная полоска.
Развязка пришла в пятницу. Я вернулась с работы, устала так, что ладони ещё помнили цифры. Суп уже у меня был, я достала из холодильника куриные бедрышки — запечь, как любит сын: с картошкой и чесноком. В дом ворвался Коля в девятом часу, с мужем, шумные, с запахом улицы, и с тем видом, будто их позвали.
Большим шагом пройдя в гостиную, Коля, не разуваясь до конца, бросил куртку на кресло и потянулся к полке с пультом:
— Приготовь нам ужин, мы пока телевизор посмотрим в гостиной, — сказал друг моего мужа, который опять остался у нас на ночь.
Слова упали как крышка, которая что-то закрыла навсегда. Муж не улыбнулся — как обычно, когда Коля острит — он как будто и не услышал форму, только смысл: «мы голодны». Сын вынырнул из комнаты, посмотреть на взрослых, и застыл у дверного косяка. Я взяла полотенце, повесила на ручку духовки, открыла холодильник — и не нашла там ничего, что хотела бы достать. Не из-за продуктов. Из-за того, как мне сказали. Я закрыла холодильник, повернулась к гостиной.
— Нет, — сказала я.
Коля не сразу понял.
— Чего «нет»? — переспросил он, не отрывая глаз от экрана, где резались в мячи какие-то молодцы.
— Нет ужина по твоей команде, — произнесла я спокойно. — Если ты хочешь поесть — вон хлеб, вон колбаса, которую ты вчера принёс. Муж знает, где сковородка. Я сейчас с сыном поужинаю супом. А потом мы ляжем. У нас завтра в семь подъём.
Коля отстранил пульт, повернулся ко мне полуобидой-полусмехом.
— Ты в порядке, Лен? — спросил он. — Мы уставшие. Я думал, ты женщина гостеприимная.
— Я хозяйка, — ответила я. — И я устала. Готовлю, когда мы договорились. Сейчас — нет.
Муж втянул голову в плечи.
— Лена, ну что ты, — протянул он примирительно, — пошутили ребята. Поставь туда бедрышки — и всё. Мы быстро. Тебе же всё равно на кухне быть.
— Коля, ты остаёшься на ночь четвёртый раз за месяц. Я просила заранее предупреждать. Ты приходишь, как к себе. А я не люблю, когда у меня дома требовательно говорят: «приготовь», — сказала я.
Я говорила спокойно, как училась говорить, когда обязательно нужно сказать. Коля посмотрел на мужа: мол, и что? Муж отвёл взгляд. У него, кажется, впервые с начала нашей семейной истории не нашлось лёгкого слова. Тогда Коля вздохнул, встал, развёл руками:
— Ладно, не кипятись. Я сам. Где у вас сковородка?
— Там, где была вчера, — ответила я и ушла в комнату к сыну, чтобы он не видел, как дрожит нижняя губа.
Мы с Серёжей поели суп в детской. Он вёл ложку аккуратно, как будто боялся пролить. Я улыбалась ему, вспоминала, как мама говорила: «ешь медленно — будет больше», и думала, что мне сейчас больше не нужно. За стенкой лязгнула сковородка, потом ударил запах подгоревшего масла, и я закрыла окно в детской, чтобы пахло не так резко.
Ночью Коля снова остался — конечно. Проснулся рано, громко чихнул в коридоре, оставил за собой щётку в стакане, будто она здесь живёт. Ушёл к обеду, обещав «забежать на час вечером». Муж, собирая ключи, сказал мне:
— Ты перегнула. Он обиделся. Нельзя так.
— Можно, — ответила я. — И нужно. Я не из камня. У меня есть силы только на нас троих.
— Но он же друг, — упрямо повторил муж.
— Друг — это когда помогает, — сказала я тихо. — А не когда просит и не видит.
Вечером я сделала то, до чего у меня обычно не доходят руки: достала из верхнего ящика документы и нашла маленькую коробочку от замка. Нашла телефон Сергея — мастера, который менял нам сердцевину год назад. В назначенное время он пришёл, сменил цилиндр, отдал мне новый комплект. Я спокойно положила его себе в сумочку и позвонила мужу:
— Ключ новый. Тебе дам. Никому больше — нет.
— Лена! — он в трубке повысил голос. — Ты что устроила?
— Дом — мой тоже, — ответила я. — Я не обязана объяснять Коле, почему его ключа у нас нет.
— Он будет в шоке, — процедил муж.
— Пусть, — сказала я. — У нас — порядок. Никто не остаётся на ночь без согласия. За три дня — предупредить. Кто остаётся — помогает: посуду, мусор, покупки. И «приготовь нам ужин» в нашем доме не звучит. Это — мои правила. Если ты против — скажи сейчас. Я уйду к маме на неделю. Подумать.
Пауза на другом конце провода растянулась, как резина. Потом муж сказал хрипло:
— Давай без угроз.
— Это не угрозы, — ответила я. — Это мой способ не превратиться в кусок железа. Я могу уехать и поспать у мамы. Ты останешься с Колей. Может, поймёшь, о чём я.
Он бросил трубку. Я села на край кровати и подержала ладонями виски — давило. Но внутри было тихо: я сказала.
Коля пришёл в тот же вечер — уверенно, как всегда, на автомате. Провернул старый ключ в замке — не повернулся. Позвонил. Я открыла на цепочку.
— Что это за шутки? — спросил он. — Ты зачем замок поменяла?
— Затем, что у нас не проходной двор, — сказала я. — Ты заходишь, когда мы дома и согласны. Завтра мы дома в семь. Сегодня — нет.
— Ты кто такая, чтобы правила ставить? — раздражённо спросил он. — Я к своему другу пришёл.
— А я — его жена, — ответила я. — И мать его сына. И хозяйка. Сегодня — нет.
Он побурлил, посверкал глазами, сказал, что я «переигрываю», ушёл, громко ступая по лестнице, как чужой мальчишка. Муж пришёл позже, споткнулся о эту историю и про себя, и про меня, сел, смял сигаретную пачку в кармане — он бросил давно, но привычка осталась.
— Ты крайняя, — сказал он тише. — Он теперь на меня обижен.
— А я — на тебя, — ответила я. — Потому что ты привёл его в мой дом как в свой. Я тебя не спрашиваю, когда в гости позвать подругу. Я предупреждаю. И ты тоже предупреждай. Всё.
Мы прожили ещё неделю непросто: он ежедневными мелочами пытался вернуть привычное, я не вступала в спор каждый раз, когда звонил Коля. Коля не звонил две недели. Потом позвонил, но уже мужу, и предложил встретиться «на нейтральной территории» — у Жоры, у кого всегда найдётся место. Муж сходил и пришёл, как из дождя: старые шутки, старые «ну ты её не слушай», старые закулисные договорённости. Но домой он не привёл никого.
Прошёл месяц. Однажды вечером муж сел ко мне ближе обычного и перешёл сразу к делу:
— Коля спросил, можно ли ему у нас переночевать в пятницу. У его матери легла соседка в гостях, шумно. Он обещал — последний раз. Мы можем? Я сам всё сделаю. Он купит продукты. Он помоет посуду.
Я посмотрела на мужа: глаза усталые, но честные. Я взвесила — и кивнула:
— Один раз. Он приходит с продуктами. Он звонил заранее. После телевизора — не шумит. Завтра в десять чтоб его уже не было.
— В десять не обещал, — усмехнулся муж.
— А я говорю, — сказала я. — В десять его уже нет.
Пятница прошла ровно. Коля пришёл с пакетом нормальных продуктов: рыба, зелень, хлеб. Спросил, что помочь: порезал, помыл, вынес мусор. Не произнёс ни разу «приготовь нам ужин». Я подала чай, потом сказала:
— Диван расстеленный, плед — там. В десять завтра нам нужно уехать. Прости, но так.
Он кивнул. В девять сорок пять он встал, сложил плед, поблагодарил. Муж подошёл ко мне и будто первый раз за месяц обнял так, чтобы это было не затирка конфликта, а объятие.
— Я многого не понимаю, — признался он. — Но, кажется, мне стало легче. Дома — тише.
— А мне — спокойнее, — сказала я.
Теперь у нас есть простые правила, и я перестала бояться вечеров. Вечера вернулись мне — с запахом картошки и лаврушки, с хрустом чистой скатерти, с Серёжиной ладонью на моей щеке, когда у него что-то не выходит в задаче. Коля не исчез, мы его не вычеркнули. Он бывает — звонит, приходит, помогает, уходит. Без команд в мой адрес. Иногда, когда он шутит слишком громко, я просто смотрю на него так, как смотрю на кастрюлю, которая собирается убежать. Он понимает. А муж иногда всё ещё ворчит, что «раньше было проще». А я улыбаюсь: проще — не значит лучше. Мне нужно не «проще», мне нужно жить дома — как дома. И чтобы ни один «мы пока телевизор» не делал меня подносом с тарелками.
