Маша смотрела в окно поезда, и заснеженные пейзажи, проносившиеся мимо, казались ей кадрами из волшебной сказки. Она возвращалась домой. Спустя год. Год долгой, изнурительной, но в конечном итоге успешной работы за границей. Крупная айти-компания пригласила её, талантливого программиста, возглавить важный проект в своём европейском филиале. Это был шанс, от которого она не могла отказаться. Она уезжала с тяжёлым сердцем, оставляя в Москве свою уютную однокомнатную квартиру, друзей и младшего брата Алексея, единственного родного человека, оставшегося у неё после смерти родителей.
Она очень беспокоилась, как он будет один. Алексей, вечный ребёнок, несмотря на свои тридцать лет, так и не научился твёрдо стоять на ногах. Он перебивался случайными заработками, жил с очередной подругой на съёмной квартире и постоянно жаловался на нехватку денег. Перед отъездом Маша оставила ему приличную сумму «на всякий случай» и комплект ключей от своей квартиры.
— Лёша, присматривай за квартирой, пожалуйста, — просила она, обнимая его в аэропорту. — Поливай цветы, проверяй почту. Если что-то случится — сразу звони.
— Машка, не переживай! — бодро отвечал он. — Всё будет в лучшем виде! Лети спокойно, работай. Я тут за всем присмотрю.
И она верила ему. Весь год они регулярно созванивались. Он рассказывал, что у него всё хорошо, что он нашёл новую, перспективную работу, что с подругой они собираются пожениться. На все её вопросы о квартире он отвечал одно и то же: «Всё в порядке, не волнуйся, цветы политы, счета оплачены». Его голос звучал так уверенно и спокойно, что Маша радовалась за него. Наконец-то её непутёвый младший братишка взялся за ум.
И вот теперь, подъезжая к родному городу, она предвкушала, как войдёт в свою тихую, пахнущую книгами и кофе квартиру, примет горячую ванну и ляжет спать в свою собственную, любимую кровать. Она так устала от гостиниц и съёмных апартаментов. Она хотела домой.
На вокзале её никто не встречал. Она не обиделась — Алексей предупредил, что у него важная встреча на работе. Она взяла такси и через полчаса уже стояла перед знакомой дверью, обитой коричневым дерматином. Сердце радостно стучало в груди. Она вставила ключ в замочную скважину. И он не повернулся.
Она попробовала ещё раз. Ключ входил, но не поворачивался. «Странно, — подумала Маша. — Может, заржавел за год?». Она нажала на звонок. Долгое время было тихо, но потом за дверью послышались шаги, и замок щёлкнул. Дверь открыл её брат, Алексей. Он был в домашних трениках и старой футболке. И вид у него был не радостный, а скорее… испуганный.
— Машка? А ты… ты чего так рано? Ты же вроде завтра должна была приехать? — промямлил он, загораживая проход.
— Я решила сделать сюрприз, — улыбнулась она, пытаясь обнять его. — Не рад меня видеть? Пустишь в дом?
Он неохотно отступил в сторону. Маша шагнула через порог и замерла. Это была не её квартира.
Нет, стены были те же, и вид из окна тот же. Но всё остальное… всё было чужим. Вместо её любимого, уютного дивана, на котором остались следы от когтей её покойного кота, стоял безликий серый монстр из дешёвого магазина. Её книжные стеллажи, которые отец делал своими руками, исчезли, а на их месте висела уродливая глянцевая «стенка». Её картины, которые она привозила из путешествий, пропали. На стенах висели постеры с какими-то незнакомыми рок-группами. В воздухе пахло табаком и чужой жизнью.
— Лёша… — прошептала она, и её чемодан с грохотом упал на пол. — Что… что здесь происходит?
Она обернулась к брату. Он стоял, виновато опустив голову, и ковырял носком тапка пол.
— Где моя мебель? Где мои вещи? Что тут случилось?
Он поднял на неё глаза. И в них не было ни капли раскаяния. Только холодное, упрямое раздражение.
— Я здесь живу, — ответил он.
— Как «живёшь»? — она не понимала. — А твоя съёмная квартира? А твоя невеста?
— Мы расстались, — буркнул он. — А за квартиру платить было нечем. Работу я тоже потерял.
— Но… но почему ты мне ничего не сказал? — её голос срывался. — Я бы помогла! Я бы выслала денег! Зачем… зачем было всё это делать? Где мои вещи, Лёша?!
Он посмотрел на неё так, будто она задавала глупые, неуместные вопросы.
— Лёша, давай заново, вдруг я тебя неправильно поняла. Что ты делаешь в моей квартире? — спросила брата Маша.
Он закатил глаза.
— Я буду сдавать её. Твои вещи уже вынесены, забирай чемодан у соседей, — сказал он.
— Что? — переспросила она, уверенная, что ослышалась.
— Что слышала, — он начал терять терпение. — Квартира год простаивала. А мне деньги нужны. У меня, может, скоро своя семья будет, дети. Мне их кормить надо. А ты где-то там, за границей, шикуешь. Тебе эта квартира зачем? Вот я и решил, что будет справедливо, если я её буду сдавать. А пока квартирантов не нашёл, сам живу.
Он говорил, а она смотрела на него и не узнавала. Это был не её смешной, непутёвый, но добрый младший брат. Это был чужой, циничный, жестокий человек.
— А мои вещи? — повторила она, и её голос стал мёртвым. — Мои книги, картины, мамины фотографии? Где всё?
Он отмахнулся, словно она спрашивала о каком-то мусоре.
— Да господи, что ты привязалась к этому хламу? Твой чемодан у тёти Зины из тридцать пятой. Я ей самое ценное отнёс — пару альбомов с фотографиями да твои побрякушки. Остальное выбросил. Или продал. Не помню уже.
Он сказал это так легко, так просто. Выбросил. Продал. Всю её жизнь, все её воспоминания. Он не просто занял её квартиру. Он стёр её оттуда, как ненужную запись с доски.
И в этот момент её шок и оцепенение сменились яростью. Такой холодной, такой всепоглощающей, что у неё за спиной, кажется, выросли ледяные крылья.
— Пошёл вон из моей квартиры, — отчеканила она каждое слово. — У тебя пять минут, чтобы собрать свои вещи и исчезнуть из моей жизни. Навсегда.
— Да ты что, с ума сошла? — он усмехнулся. — Куда я пойду? Я не уйду. Я тут ремонт сделал! Замок поменял!
— Прекрасно. Значит, уйдёшь вместе с полицией, — она достала из кармана телефон. — Я сейчас вызываю наряд. И пишу заявление. О незаконном проникновении, порче и краже имущества. Статьи очень серьёзные. Сядешь, Лёша. Надолго.
Он смотрел на неё, на её ледяное лицо, на палец, занесённый над кнопкой вызова, и понял, что она не шутит. Его самоуверенность мгновенно испарилась.
— Машка, ты чего? — заюлил он. — На родного брата? Ну, погорячился я, признаю. Давай поговорим, решим всё мирно…
— Мы уже всё решили, — отрезала она. — У тебя четыре минуты.
Он начал в панике метаться по квартире, швыряя в сумку свои немногочисленные пожитки. Через четыре минуты его уже не было. Он ушёл, бросив на прощание, что она «бессердечная» и «ещё пожалеет».
Маша заперла за ним дверь на все замки и медленно опустилась на пол посреди своей пустой, изуродованной, пахнущей чужим табаком квартиры. Она не плакала. Слёз не было. Была только огромная, чёрная дыра в душе. Она сидела так очень долго, глядя в одну точку. Потом встала, подошла к телефону и набрала номер соседки.
— Тётя Зина, здравствуйте, это Маша. Я вернулась. Можно я зайду за своим чемоданом?
Она сидела на единственном старом чемодане посреди своей пустой гостиной. В нём была вся её прошлая жизнь. Она потеряла брата. Она потеряла свои вещи, свои воспоминания. Но, глядя на голые стены, она знала, что не потеряла главного — себя. Она отстроит всё заново. Свой дом. Свою жизнь. Но в этой новой жизни больше никогда не будет места предательству.
Первые несколько часов Маша сидела на холодном полу, прислонившись спиной к единственному чемодану. Шок был таким сильным, что она не чувствовала ни холода, ни голода. Она просто смотрела на голые стены своей квартиры, на царапины на паркете, оставленные чужой мебелью, и пыталась осознать масштаб предательства. Это был не просто обман. Это было полное, тотальное уничтожение её прошлого, её личности, её права на собственный дом. Её брат не просто занял её место. Он стёр её, будто ластиком, из её же собственной жизни.
Первым делом, придя в себя, она вызвала мастера по замене замков. Пока тот возился с дверью, Маша спустилась к соседке, тёте Зине, чтобы забрать чемодан. Пожилая женщина встретила её со слезами на глазах.
— Машенька, деточка, вернулась! — запричитала она. — А мы уж думали, ты совсем нас бросила. Лёшка-то твой говорил, что ты замуж там вышла, квартиру продаёшь…
Маша застыла. Значит, он лгал не только ей. Он лгал всем.
— Он мне когда вещи твои принёс, — продолжала соседка, — сказал, что вы ремонт затеяли, а это самое ценное, чтобы не запылилось. А потом смотрю — он мебель твою выносит, продаёт кому-то. Я его спрашиваю: «Лёша, что же ты делаешь?», а он мне: «Маша разрешила, ей этот хлам не нужен». А потом и сам въехал. Говорил, ты ему доверенность оставила, чтобы квартирантов пустил. Я ещё удивилась, но виду не подала, не моё ведь дело…
Вернувшись в свою пустую квартиру с новым замком, Маша открыла чемодан. Там, вперемешку, лежали несколько фотоальбомов, старая мамина шкатулка с недорогой бижутерией, её школьный аттестат и диплом. Вот и всё, что её брат посчитал «самым ценным». Ни её любимых книг с дарственными надписями, ни картин, которые она с такой любовью выбирала, ни старого плюшевого мишки, с которым она спала в детстве. Всё это он назвал «хламом» и выбросил.
Ночью она не спала. Она бродила по пустым комнатам, и ей казалось, что она призрак в своём собственном доме. Горечь от потери вещей была ничто по сравнению с болью от потери брата. Того смешного, непутёвого Лёшки, которого она растила после смерти родителей, которого защищала в школе, которому отдавала последние деньги. Его больше не существовало. На его месте был чужой, холодный, расчётливый человек.
На следующий день она начала действовать. Она не собиралась мстить. Она собиралась жить. Она съездила в магазин и купила надувной матрас, чайник и кружку. Это был её первый шаг к восстановлению своего мира. Вечером, сидя на этом матрасе и прихлёбывая горячий чай, она вдруг почувствовала не отчаяние, а злую, упрямую решимость. Он не смог её сломать.
А через день начались звонки. Алексей, видимо, осознав, что он лишился не только бесплатного жилья, но и потенциального источника дохода, перешёл в наступление. Он начал обзванивать их немногочисленных общих родственников и друзей, рассказывая свою версию событий.
— Машка совсем зазналась, — жаловался он двоюродной тёте, которая тут же перезвонила Маше с упрёками. — Денег за границей загребла, а родного брата, который в беде оказался, на улицу выгнала! С полицией! Я просто хотел в квартире порядок навести, а она…
Маша молча выслушивала этот поток лжи и клала трубку. Спорить, оправдываться было бессмысленно. Он украл не только её вещи, но и её репутацию, её доброе имя.
Кульминацией стал счёт за коммунальные услуги, который она нашла в почтовом ящике. За последний год накопилась огромная сумма долга. Алексей, живя в её квартире, не удосужился заплатить ни разу. И вишенкой на торте был счёт за междугородние телефонные переговоры на сумму, равную её месячной зарплате.
Она оплатила все долги. Сняла со своего счёта почти все деньги, которые заработала за этот тяжёлый год. А потом села и написала брату последнее сообщение. Она не кричала, не обвиняла. Она была холодна, как хирург, ампутирующий безнадёжно больную конечность.
«Алексей, — писала она. — Я оплатила все счета за тот год, что ты жил в моей квартире. Я также сменила замки, которые ты испортил. Из общей суммы я вычла ту, что оставляла тебе на хранение перед отъездом. И ещё я вычла примерную рыночную стоимость моей мебели и техники, которую ты продал. Остаток твоего долга передо мной составляет сорок семь тысяч рублей».
Она сделала паузу, а потом дописала:
«Я не буду требовать эти деньги через суд. Считай это моей последней платой. Платой за очень важный урок, который ты мне преподал. Урок о том, что кровное родство — это ещё не гарантия любви и порядочности. Больше мы с тобой не знакомы. Не пиши мне. Не звони. Не ищи меня. Для меня у меня больше нет брата. Прощай».
Отправив сообщение, она заблокировала его номер во всех мессенджерах и социальных сетях. Она отрезала его. Навсегда.
Прошло несколько месяцев. Её квартира медленно начала оживать. Сначала появился стол и два стула. Потом — книжный шкаф, который она начала заполнять новыми книгами. Потом — мягкий, уютный диван. Она не пыталась воссоздать то, что у неё было. Она строила новый мир. Свой.
Однажды, возвращаясь домой, она увидела его у своего подъезда. Он был потрёпанный, осунувшийся, с виноватыми глазами. Он попытался что-то сказать, начал лепетать какие-то извинения. Она не остановилась. Она прошла мимо, как мимо незнакомого человека, открыла дверь в подъезд и, не оборачиваясь, вошла внутрь.
Она прислонилась к двери и долго стояла, слушая его удаляющиеся шаги. Ей не было его жаль. Она ничего не чувствовала. Он был просто призраком из прошлого, которому больше не было места в её настоящем. Она поднялась в свою тихую, чистую квартиру, заварила себе кофе и села у окна. Закат окрашивал небо в невероятные цвета. И, глядя на эту красоту, Маша впервые за долгое время почувствовала не боль, а покой. Да, она была одна. Но она была дома. И это было самое главное.
