— Да чтоб вас всех черти забрали! — Юля с грохотом поставила кастрюлю на плиту. — Закрой рот вместе со своей маманей! Итак живёте в моём доме на птичьих правах!
Надежда Ивановна замерла у плиты с ложкой в руке. Плов шипел в кастрюле, как её собственное негодование. Она медленно обернулась, и её серые глаза сузились до щёлочек.
— Что ты сказала, милочка?
Вадим вскочил с дивана, где только что валялся с телефоном, просматривая новости о футболе. Его лицо покраснело неровными пятнами — верный признак того, что сейчас начнётся.
— Юля, ты совсем с ума сошла? — Он шагнул к жене, но остановился, когда увидел её взгляд. — Это моя мать!
— И что? — Юля вытерла руки о джинсы и развернулась всем телом к мужу. — Твоя мать уже полгода сидит у нас на шее! Не работает, посуду не моет, только гадости в уши тебе шепчет!
Свекровь положила ложку на стол с таким звуком, будто забивала гвоздь.
— Я гадости? Я своему сыну правду говорю! — Голос у неё был сладкий, как патока, но ядовитый, как змеиный укус. — Рассказываю, как его жёнушка соседу Максиму глазки строит. Думает, я слепая, что ли?
Вадим обернулся к матери, потом к жене. В его глазах мелькнуло что-то похожее на сомнение.
— Мам, ты о чём?
— А ты спроси у своей дорогой, как она вчера на лестнице с ним полчаса болтала. И смеялась так… заливисто. А когда меня увидела — сразу замолчала.
Юля почувствовала, как внутри всё сжимается в тугой узел. Вот она, западня. Хитрая старая стерва снова плетёт свои сети.
— Максим спрашивал про протечку в подвале! — выкрикнула она. — Мы же председатели домового комитета, мать твоя дорогая!
— Ага, про протечку, — протянула Надежда Ивановна и хмыкнула. — А почему тогда он тебя по плечу потрепал? По-дружески так?
Вадим сделал ещё шаг к жене. Теперь между ними было всего полметра, но казалось — пропасть.
— Юль, а это правда? Про плечо?
Она смотрела на него и не узнавала. Где тот парень, который три года назад говорил, что готов ради неё на всё? Который клялся, что никто и никогда не встанет между ними? Теперь перед ней стоял мужчина с недоверчивыми глазами и мягким подбородком, который жил в её квартире, ел её еду и слушал мамочкины сплетни.
— Вадим, — сказала она тихо, но в голосе слышалась злость. — Ты на самом деле веришь этой… особе?
— Эта особа — моя мать! — рявкнул он.
— Да? — Юля села на кухонный стул и скрестила руки на груди. — А где была твоя мать, когда ты два месяца без работы сидел? Где она была, когда мы кредит брали на твою учёбу? А когда ты в больнице лежал с аппендицитом — кто ночами дежурил?
Надежда Ивановна громко фыркнула:
— Ну конечно, сейчас она нам весь список своих подвигов перечислит! Мученица, блин!
— Заткнись! — взвизгнула Юля и вскочила со стула. — Заткнись наконец, старая кляча! Сколько можно терпеть твоё нытьё!
В кухню заглянул дядя Петя — бородатый мужчина в мятой рубашке, который приехал к Надежде Ивановне на неделю, а остался уже на месяц.
— Ой, девочки, что вы кричите так? Соседи же слышат…
— А ты не лезь не в своё дело! — огрызнулась Юля. — И вообще, когда ты съезжаешь? Тоже на птичьих правах собрался зимовать?
Дядя Петя вздохнул и скрылся в комнате. Умный мужик — чует, когда лучше не светиться.
Вадим подошёл к жене совсем близко. Так близко, что она почувствовала запах его одеколона вперемешку с потом.
— Я не позволю тебе так разговаривать с моей семьёй.
— А я не позволю твоей семье превращать мою жизнь в ад, — прошипела она.
Надежда Ивановна поправила цветастый халат и заговорила медовым голосом:
— Вадюша, дорогой, а помнишь, как я тебе рассказывала про Марину Светлову? Ту, что в девятой квартире живёт? Так вот она мне вчера говорит: видела, мол, твою Юлечку в кафе с каким-то мужчиной. Сидели, за руки держались…
Мир вокруг Юли покачнулся. Вот и всё. Вот и конец.
— Да что вы несёте, дрянь старая! — закричала она не своим голосом. — Какая Марина? Какое кафе? Вы что, совсем ума лишились?
Но Вадим уже не слушал жену. Он смотрел на мать, и в его глазах читалась готовность поверить в самое худшее.
— Мам, — сказал он хрипло. — Расскажи всё по порядку.
Юля упала на стул и закрыла лицо руками. Сквозь пальцы она видела, как свекровь довольно улыбается, готовясь нанести последний удар.
— Ну что ж, раз так дело повернулось… — начала Надежда Ивановна, и в её голосе слышалось торжество хищника, загнавшего жертву в угол.
А за окном начинал накрапывать дождь, и капли стекали по стеклу, как слёзы…
— Так вот, — продолжила Надежда Ивановна, усаживаясь на стул с видом королевы на троне. — Марина говорит: «Видела вашу невестку вчера в «Подсолнухах». С мужчиной незнакомым. Сидели в углу, шептались о чём-то.»
— Ложь! — Юля подскочила. — Я вчера на работе до девяти была! Спроси у Светки из бухгалтерии!
— Ага, — хмыкнула свекровь. — А потом куда поехала? Домой сразу?
Вадим молчал, но по его лицу Юля поняла — он уже решил. Решил поверить матери, как всегда. Как тогда с деньгами, которые якобы пропали из его кошелька. Как с разбитой чашкой из сервиза. Как с пятном на его любимой рубашке.
— Вадик, — тихо сказала она. — Ты же знаешь, что я никогда…
— Знаю? — Он засмеялся коротко и зло. — Я уже ничего не знаю про тебя. Ты стала какая-то чужая. Злая. На всех бросаешься.
— Злая? — Юля почувствовала, как что-то переворачивается у неё внутри. — А с чего бы мне быть доброй? Когда твоя мамочка каждый день мне мозг выносит? Когда она мои вещи по комнатам растаскивает? Когда мой крем для лица использует, а потом делает вид, что не знает, куда он делся?
— Вадюша, — вмешалась Надежда Ивановна, и голос у неё стал совсем жалобный. — Ты слышишь, как она со мной разговаривает? Я же для вас стараюсь, готовлю, убираю…
— Убираешь? — Юля захохотала истерично. — Ты когда последний раз пол мыла? А? Или посуду? Ты только раскидываешь всё по квартире да сплетни разносишь!
Из комнаты выглянул дядя Петя, а за ним тётя Анжела — сестра Надежды Ивановны, которая «заехала на пару дней» ещё месяц назад.
— Ой, что тут происходит? — пропищала Анжела, поправляя свой засаленный халат.
— Да невестка наша показывает характер, — спокойно ответила Надежда Ивановна. — Нас выгоняет.
— Как выгоняет? — ахнула Анжела. — А куда же нам деваться? У Пети квартира в ремонте, у меня дочка маленького родила…
— Мне плевать! — взвизгнула Юля. — Мне на всех плевать! Это моя квартира! Я её покупала! Я кредит плачу! И я имею право жить в ней без вашего цирка!
Вадим подошёл к ней совсем близко. Слишком близко. Нависал, как туча перед грозой.
— Слушай меня внимательно, — прошипел он. — Моя семья будет жить здесь столько, сколько нужно. А если тебе не нравится — вон дверь.
Юля отшатнулась. Не от слов даже, а от того, как он на неё смотрел. Холодно. Чужими глазами.
— Ты серьёзно? — прошептала она. — Ты меня из моей собственной квартиры выгоняешь?
— Я говорю, как есть. Мама права — ты изменилась. Стала агрессивная, подозрительная. Может, и правда с кем-то встречаешься?
Тут в дело вступила тётя Анжела. Подплыла к Юле, как торпеда к цели:
— Деточка, а ты не беременная случайно? А то знаешь, как бывает — женщина понервничает, и всё… Проверься лучше.
— Что? — Юля не поняла сначала, о чём речь. Потом до неё дошло. — Вы что, совсем с ума сошли? Какая беременность?
— Ой, как грубо-то говорит, — покачала головой Анжела. — Нехорошо это, деточка. Нехорошо.
Надежда Ивановна встала и подошла к сыну. Положила руку ему на плечо — жест собственника, метящего территорию.
— Вадюша, милый, а может, нам и правда пора? Не хочется больше скандалов. Поедем к тёте Нине в Подольск. Там спокойно, тихо…
— Нет, мам, — сказал Вадим твёрдо. — Никуда мы не поедем. Это и твой дом тоже.
Юля смотрела на эту сцену и думала: когда всё пошло не так? Когда её муж превратился в маменькиного сынка? А может, он всегда таким был, просто она не хотела видеть?
Телефон на столе завибрировал. Юля машинально взглянула на экран — сообщение от Максима: «Юль, насчёт протечки — вызвал слесаря на завтра. Не волнуйся.»
Надежда Ивановна успела заметить имя на экране. Её глаза загорелись охотничьим азартом.
— Ой, а это кто такой пишет? Максим? — Она повернулась к сыну. — Видишь, Вадюша? Видишь, кто ей пишет?
Вадим схватил телефон раньше, чем Юля успела его убрать.
— «Насчёт протечки — вызвал слесаря на завтра. Не волнуйся.» — прочитал он вслух. — И что это значит?
— То и значит, что он слесаря вызвал! — заорала Юля. — Господи, да что с вами всеми?
Но Надежда Ивановна уже вошла в раж:
— А почему он волнуется о тебе? А? Почему пишет «не волнуйся», как будто вы близкие люди?
Дядя Петя снова высунулся из комнаты:
— Может, чайку попьём? А то соседи уже стучат…
— Отвали! — рявкнули все трое разом.
Анжела покачала головой:
— Ох, деточка, а ведь мы только добра тебе желаем. Хотим уберечь Вадюшу от беды.
Юля посмотрела на всех этих людей — на мужа с покрасневшим лицом, на ехидную свекровь, на плаксивую тётку, на дядю, который прячется по углам, — и вдруг засмеялась. Громко, надрывно.
— Знаете что? — сказала она, вытирая слёзы. — Делайте что хотите. Живите тут все. Я съезжаю.
— Куда? — растерялся Вадим.
— К маме. А там видно будет.
Она прошла в спальню и достала из шкафа сумку. Надежда Ивановна семенила следом:
— Юлечка, милая, ну что ты! Мы же не со зла! Просто переживаем за Вадюшу!
— Переживаете? — Юля остановилась и медленно обернулась. — А где вы были, когда он без работы сидел? Переживали на даче у подруги? А когда у него депрессия была после увольнения — где были ваши переживания?
Свекровь поджала губы и ничего не ответила.
Через полчаса Юля стояла у порога с сумкой в руках. Вадим курил на балконе, делая вид, что его не касается происходящее. Надежда Ивановна хлопотала на кухне, напевая себе под нос — довольная, как кот, съевший сметану.
— Ну что ж, — сказала Юля в пустоту. — Получайте свою победу.
И ушла.
Прошло три недели
Юля жила у матери, работала, думала. А главное — спала спокойно. Без скандалов, без упрёков, без постоянного чувства, что ты в собственном доме лишняя.
Звонок раздался поздно вечером. Вадим. Голос у него был какой-то потерянный:
— Юль, ты где?
— У мамы. А что случилось?
— Юль… мама уехала.
— Куда уехала?
— В Воронеж. К двоюродной сестре. Сказала, что здесь ей тяжело, что ты её невзлюбила… Взяла деньги из тумбочки и уехала.
Юля присела на кровать. В горле пересохло.
— Какие деньги из тумбочки?
— Те, что ты на новую стиральную машину откладывала. Пятьдесят тысяч. Она сказала… сказала, что ты ей должна за то, что она тут жила и готовила.
Несколько секунд Юля молчала. Потом тихо спросила:
— А дядя Петя? Анжела?
— Они тоже уехали. Вместе с ней. Петя сказал, что у него квартира давно отремонтирована, просто не хотел маму одну оставлять. А Анжела… Юль, оказывается, у неё никакой дочки нет. Врала всё.
Юля закрыла глаза. Сорок шесть лет жизни, а она до сих пор удивлялась человеческой подлости.
— И что теперь? — спросила она.
— Не знаю. Тут пусто. Холодно. Я… я понял, что натворил. Юль, прости меня. Я дурак.
— Дурак, — согласилась она без злобы. — Большой дурак.
— Приезжай домой? Пожалуйста?
Юля встала и подошла к окну. За стеклом мерцали огни города, где у каждого окна жили свои драмы, свои обиды, свои надежды.
— Вадим, — сказала она медленно. — А ты знаешь, сколько стоит доверие?
— Не знаю…
— Пятьдесят тысяч рублей плюс три года брака. Дорого, правда?
— Юль, я верну деньги. Найду её, заставлю вернуть!
— Дело не в деньгах, — вздохнула она. — Дело в том, что ты поверил в то, что я могу предать. А человек, который в это поверил, уже не мой муж.
— Что ты хочешь сказать?
— То, что подумаю. Может быть, твоя мама оказала нам услугу. Показала, кто есть кто.
Она положила трубку и долго смотрела в окно. Надежда Ивановна добилась своего — разрушила их брак. Но вместе с тем она освободила Юлю от иллюзий. От мужа, который при первом же испытании встал на сторону чужой лжи.
А где-то в Воронеже старая кляча, наверное, уже плетёт новые интриги, устраивается в чужой семье, ищет новые слабые места.
Некоторые люди — как вирус. Проникают в твою жизнь, отравляют всё вокруг, а потом исчезают, оставляя после себя руины.
Юля достала телефон и написала Максиму: «Привет. Слесарь завтра приедет? И кстати… ты не знаешь хороших адвокатов?»
Потому что пятьдесят тысяч просто так никто не заберёт. А доверие… доверие не купишь ни за какие деньги. Но можно научиться жить без него.
