— Чайник выключи, слышишь? — крикнула Кира из кухни.
Алина кивнула, хотя сестра её не видела. Чайник уже булькал на последнем дыхании, пара струйками вырывалась из-под крышки. В квартире пахло липовым цветом — Кира приволокла из аптеки пакетик, уверяла, что «успокаивает нервы лучше любых таблеток».
Нервы, конечно, успокоить хотелось. С утра Алина бегала по нотариусам, подтверждала отказ от своей доли в маминой квартире. Всё официально, с печатями, подписью, свидетелями. Чужие дядьки в строгих костюмах глядели на неё так, будто она враг сама себе.
Но Алина не дрогнула. Пусть Кира живёт там. Мама ведь всегда говорила: «Тебе, доча, и так есть где голову приклонить». А Алине действительно было где. Маленькая двушка, купленная в ипотеку с Денисом, её мужем, но хоть своя.
— Ты уверена, что правильно сделала? — Кира поставила на стол две чашки, села напротив. Волосы, собранные кое-как в хвост, торчали вихрами. — Ну, знаешь, потом мало ли что.
— Уверена, — ответила Алина и потерла виски. — Мне здесь хватает. Тебе нужнее.
Кира молча кивнула, но по глазам было видно: не верит. Или просто боится за неё.
Звонок в дверь разорвал паузу. Резкий, настойчивый.
— Опять эта, — прошипела Кира и скривилась.
Алина даже не спросила, кто «эта». И так ясно.
Валентина Петровна всегда приходила без предупреждения. «Я мать, я имею право» — её любимая фраза. Иногда — с пакетами яблок, иногда — с советами, чаще — с претензиями.
Алина вздохнула, пошла открывать.
— Ну здравствуйте, — протянула Валентина Петровна, перешагивая порог, как будто это её квартира. Сумка через плечо, пальто не застёгнуто, глаза сверлят сразу обеих. — И чего вы тут сидите, чай гоняете? Радости-то какой, ага? Мать похоронили, а вы…
— Здравствуйте, Валентина Петровна, — перебила её Алина. — Давайте без…
— Без чего? — та вскинула брови. — Без правды? А правда такая: ты, Алина, поступила по-дурацки. Отказалась от доли! Да на эти метры можно было Денису ипотеку закрыть, машину поменять! Семья у тебя, или что?
Кира фыркнула, едва не расплескав чай.
— Семья? У неё? — язвительно переспросила она. — Так вы её в семье видите только как кошелёк.
— Ты рот закрой, — мгновенно сорвалась Валентина Петровна. — Ты тут кто? Сестрица нахлебница. Я с тобой разговаривать не собираюсь.
Алина почувствовала, как в груди закипает злость. Но привычка молчать была сильнее. Сколько лет она слушала эти уколы? Сколько раз Денис отмалчивался, когда мать «учила» их жить?
— Я отказалась от доли, потому что так решила, — твёрдо сказала Алина. — Это моё право.
— Твоё право?! — свекровь ударила ладонью по столу, чашка подпрыгнула. — У тебя нет права распускать наследство направо-налево. Ты замужем, значит, всё в интересах семьи! Ты что, Дениса не уважаешь?
— Уважать-то есть за что? — снова встряла Кира. — Сидит, маме слова поперёк не скажет.
Алина заметила, как Валентина Петровна побледнела, а потом покраснела. Голос стал визгливым:
— Да кто ты вообще такая, чтобы моего сына обсуждать?!
Дверь хлопнула — вернулся Денис. В куртке, с пакетом продуктов. Застыл на пороге, увидев кипящий чайник страстей.
— Чего опять? — спросил он, явно надеясь проскользнуть мимо.
— Чего опять?! — его мать едва не налетела на него. — Жена твоя отказалась от квартиры! Ты понимаешь?! Ты вообще мужик или кто?
Денис замялся.
— Лина… ну зачем так? Мы же могли вместе…
— Стоп! — Алина резко поднялась. Голос дрогнул, но она не дала себе заплакать. — Хватит! Это моё решение, и обсуждать я его не собираюсь.
Тишина повисла тяжёлая, как свинец.
Кира сжала кулаки под столом. Денис отвёл глаза.
Валентина Петровна смерила Алину взглядом так, будто готова разорвать её на месте.
— Ты эгоистка, Алина. Думаешь только о себе.
— Я думаю о маме. Она хотела, чтобы Кира жила в её доме. Всё.
Валентина Петровна вскочила, стул загремел.
— Вот и живите тут, две сестрички, без мужиков! Посмотрим, как запоёшь, когда деньги закончатся!
Алина не выдержала. Голос сорвался на крик:
— Вон из моей квартиры! Оба!
Сначала все замерли. Денис моргнул, будто не понял.
— Лина, ты чего…
— Вон! — повторила она и показала на дверь.
Свекровь схватила сына за рукав, потащила к выходу. На лице — злость и торжество: мол, ещё сама прибежишь.
Дверь хлопнула так, что посуда задребезжала.
Алина осталась стоять, дрожа от напряжения.
Кира встала, обняла её.
— Ну, сестра… наконец-то.
На следующий день Алина проснулась от звонка. Телефон вибрировал на тумбочке так, что стакан с водой подпрыгивал. На экране — Денис.
— Ну чего тебе? — голос хриплый, не проснувшийся.
— Лина… я… можно я зайду? Надо поговорить.
— Не надо, — отрезала она и уже хотела сбросить, но услышала его шёпот:
— Мама рядом. Она просила…
Алина нажала «отбой». Села на край кровати и уставилась в стену. Ну да, «мама просила». Как будто у него своей головы нет.
Кира хлопотала на кухне, жарила яичницу. Запах масла и поджаренного хлеба пробирал до желудка, но есть не хотелось.
— Опять он? — спросила сестра, не оборачиваясь.
— Угу. — Алина провела рукой по лицу. — С мамой, значит.
Кира выключила плиту, села напротив.
— Лин, ты понимаешь, они просто не отстанут. Будут давить. Им же обидно — халявная квартира мимо.
— Да я понимаю, — Алина вздохнула. — Но я ж не передумаю.
В дверь позвонили так, будто её собирались выломать.
— Вот они, — прошептала Кира и закатила глаза.
Алина открыла. На пороге — Денис и Валентина Петровна. Оба в пальто, как на парад. У матери взгляд ледяной, у сына виноватый.
— Мы зайдём, — произнесла свекровь, не дожидаясь приглашения, и протиснулась в коридор.
В прихожей сразу стало тесно: обувь Киры, куртка Алины, пакеты Дениса.
— Чего вам? — холодно спросила Алина.
— Разговаривать надо, — Валентина Петровна стянула перчатки, глядя прямо в глаза. — Мы вчера горячо, может, сказали, но вопрос серьёзный. Ты не можешь вот так взять и отказаться от квартиры. Это семейное имущество!
— Нет, это мамина квартира, — поправила её Алина. — Она умерла, и я распорядилась своей долей. Точка.
— Точка у тебя в голове! — сорвалась свекровь. — Ты что, думаешь, твоя сестра будет о тебе заботиться, когда ты заболеешь? А мой сын — он твоя семья! Ты должна думать о нём!
Денис переминался с ноги на ногу, тихо бурчал:
— Лина, ну правда… мы же могли бы сдавать её, деньги копить… ипотеку закрыть…
— Я что, вам банкомат? — вскинулась она. — Может, ещё и отчёт перед вами писать, куда копейку трачу?
Кира не выдержала, вышла из кухни.
— Знаете что, Валентина Петровна, — голос её дрожал, но взгляд был твёрдый. — Вы всё время твердите «семья, семья». Но почему-то семья у вас — это только вы и Денис. Алина для вас — прислуга.
Валентина Петровна резко повернулась к ней.
— Ты вообще молчи! Ты тут никто и звать никак! У тебя ни мужа, ни детей. Сидишь на шее у сестры и строишь из себя умницу.
— Зато у меня совесть есть, — парировала Кира.
Секунда — и свекровь шагнула к ней, схватила за локоть.
— Ты меня ещё учить будешь?!
— Отпустите! — Кира дёрнулась, но та держала мёртвой хваткой.
Алина подскочила, оттолкнула свекровь. Та пошатнулась, но устояла.
— Руки убрали от моей сестры! — закричала Алина.
Денис бросился между ними.
— Да что вы творите?! Соседи же слышат!
— Пусть слышат! — выкрикнула Алина. — Пусть все знают, какая у меня «семья»!
Тишина повисла тяжёлая. Только капало из крана на кухне.
Валентина Петровна поправила пальто, сжала губы.
— Я ещё посмотрю, как ты запоёшь, когда одна останешься. Мужа выгонишь, сестра замуж выйдет — и кому ты будешь нужна?
— Себе я буду нужна, — сказала Алина неожиданно спокойно.
Она прошла в комнату, вытащила из шкафа спортивную сумку. Накидала туда рубашки, джинсы мужа, носки. Потом куртку. Всё — в прихожую.
— Что это? — Денис смотрел, как на чужую.
— Собирайся, — твёрдо произнесла она. — Ты и мама — вон.
Он замер.
— Лина… ну не сходи с ума…
— Я не схожу. Я просто поняла, что это не моя жизнь. Вон!
Кира молча стояла рядом, поджимая губы.
Валентина Петровна схватила сумку, швырнула сыну в руки.
— Пошли, Дэн. Нам тут делать нечего.
Дверь захлопнулась, и тишина накрыла квартиру, как ватное одеяло.
Алина опустилась на пол, уткнулась лицом в колени.
Кира присела рядом, обняла за плечи.
— Ты понимаешь, что назад дороги нет? — тихо спросила она.
— Понимаю, — прошептала Алина. — И слава богу.
Но внутри всё равно скребло: страх, пустота, предчувствие новой бури.
Прошла неделя. Тихая, как будто жизнь приостановилась. Ни звонков, ни визитов — ни Дениса, ни Валентины Петровны. Даже странно. Алина успела привыкнуть к вечным наездам и визгам. Тишина теперь казалась подозрительной.
Кира уехала в мамино наследство — разбирать вещи, переклеивать обои. Сестра звонила каждый вечер, спрашивала: «Ты как там одна?» Алина отвечала: «Нормально», но голос предательски дрожал.
Вечером в пятницу снова раздался звонок. Не настойчивый, а осторожный. Алина посмотрела в глазок. Денис. Один. Без мамы.
Открыла не сразу.
— Зачем пришёл?
— Поговорить. — Он сжал плечи, как школьник перед директором. — Я без тебя не могу.
— А без мамы можешь? — холодно спросила она.
Он поморщился.
— Ну, она… переживает. Но я же твой муж. Мы столько вместе.
— Столько вместе, а как надо было слово за меня сказать — язык проглотил, — Алина опёрлась о дверной косяк. — Ты выбрал. Только не меня.
Денис шагнул ближе, пытался взять её за руку.
— Лина, я всё понял. Мы можем начать заново. Я перееду к тебе, мама останется в своей квартире…
— Поздно. — Она убрала руку. — Я теперь без вас лучше дышу.
Он растерянно замолчал.
— Так что… всё?
— Всё, — твёрдо сказала Алина. — Подавать на развод будем.
В этот момент за его спиной раздался скрип. Из лифта вышла Валентина Петровна. В руках пакет, на лице — победная улыбка.
— Я же говорила, он вернётся, — торжественно произнесла она. — А ты, дурочка, думала, что справишься одна.
Алина посмотрела на обоих. И вдруг стало легко. Как будто внутри что-то щёлкнуло.
— Вы знаете, — тихо сказала она, — я вас больше не боюсь. Ни тебя, Денис, ни вас, Валентина Петровна.
Она медленно закрыла дверь перед их лицами. За порогом ещё слышались возмущённые крики, но в квартире было спокойно.
Алина повернулась к пустой комнате и впервые за долгое время улыбнулась.
— Всё, девочки, конец бала.
И впервые эта тишина показалась ей родной.
