Квартира гудела тишиной, как холодильник ночью. Анна сидела на полу, держа в руках кружку с остывшим чаем. Знаете, это чувство, когда ты вроде хозяйка своего пространства, но внезапно ловишь себя на мысли, что именно здесь — твоя крепость, и в неё уже кто-то притащил чужие ботинки и оставил грязные следы. Вот именно так она чувствовала себя последние недели.
Артём опять задерживался. Вечно у него то “совещание”, то “срочная проверка объекта”. Но Анна знала: мужик, у которого телефон всё время лежит экраном вниз, точно что-то скрывает.
— Ну конечно, экраном вниз, — пробормотала она, закатывая глаза. — Классика жанра. Следующий шаг — пароль из двадцати символов и отпечаток левой пятки.
Она никогда не была параноиком. До брака, кстати, жила вполне спокойно, без лишних подозрений. Но вот стоило Артёму переехать к ней, как всё вокруг стало напоминать дешёвый сериал. Только здесь не было сценаристов — только её интуиция и бесконечная тревожность.
И тревожность не подвела: неделю назад Анна случайно зашла в мобильный банк. Чисто проверить, сколько накопилось на “ту самую машину”, ради которой они оба якобы ужимались. И вот тут ей поплохело. Вместо аккуратной суммы на счёте — нули. Деньги-то приходили! Но куда-то тут же исчезали.
Она пролистала выписки. Фамилии ей были знакомы. Сестра Артёма. Его мать. Мать, кстати, всегда прикидывалась бедной пенсионеркой: то зубы вставить нечем, то лекарства дорогие. И всё это выглядело бы трогательно, если бы не странная регулярность переводов и комментарии вроде “любимой мамочке” и “на сапоги Алинке”.
— На сапоги Алинке… — скривилась Анна, громко захлопнув ноутбук. — А ничего, что я тут хожу в кроссовках третьего сезона?
Она сидела, глядя на свой телефон, и понимала: либо она сейчас всё оставит как есть, либо — рванёт, и тогда в их квартире начнётся война миров.
Именно в этот момент Артём вошёл в комнату. Улыбчивый, как будто всё прекрасно. Снял куртку, уронил её прямо на стул — классика.
— Ну что, моя красавица? — сказал он с той самой самоуверенностью, от которой Анну уже начинало трясти. — Как день прошёл?
— Замечательно, — она отставила кружку. — Особенно после того, как узнала, что мы с тобой, оказывается, купили сапоги твоей сестре.
Артём замер. Вид у него был такой, будто его застали с чужой женщиной прямо на кухне.
— Ты… что? — начал он осторожно.
— Ты что, правда думал, что я не заметила? — голос Анны дрожал, но не от страха — от ярости. — Деньги с аренды моей квартиры уходят твоей семье. И всё это время ты мне врал, что копим на машину.
Артём поднял руки, как будто сдавался.
— Подожди. Я же хотел как лучше. Мама… ты же знаешь, у неё пенсия копейки. Сестра одна, помочь некому.
— А я кто тебе? — Анна резко встала. — Банкомат с ногами?
Он попытался приблизиться, но она сделала шаг назад.
— Да не ври ты мне, Артём! Ты врал, и самое мерзкое — ты пользовался тем, что я тебе доверяла.
— Я думал, ты поймёшь, — тихо сказал он, и это “поймёшь” звучало как пощёчина.
Анна засмеялась — громко, зло, почти истерично.
— Пойму?! Я должна понять, что мой муж месяцами таскал деньги из моего кармана? Браво, Артём, отличный план. Давай ещё соседке Маше с третьего этажа купим пуховик, вдруг у неё пенсия маленькая!
— Хватит кричать, — он уже начинал злиться. — Ты вообще не в курсе, каково это — быть мужчиной в этой семье!
— Ах, вот оно что! — Анна вскинула руки. — Мужчина в семье, который прячется за юбкой жены и матери! Сильный, независимый… только за счёт чужих денег!
Он шагнул ближе, и их разделяло всего полметра. Голос Артёма стал жёстким:
— Ты перегибаешь, Анна.
— А ты — воруешь, — ответила она, глядя прямо в глаза.
Тишина в квартире стала гулкой, напряжённой. Каждый вдох звучал, как удар молотка.
Анна поняла, что обратной дороги нет. Это уже не просто ссора. Это трещина, через которую наружу прорвалось всё — недосказанность, обида, её собственная усталость от того, что приходится тащить на себе и его, и его семью.
— Слушай сюда, Артём, — её голос стал ледяным. — Эта квартира моя. Деньги — мои. Если ты ещё раз переведёшь хоть копейку без моего ведома — ты вылетишь отсюда быстрее, чем твои сапоги долетают до сестры.
Он молчал. Просто стоял, тяжело дыша, и впервые за долгое время не пытался оправдаться.
А Анна вдруг почувствовала, как будто в груди наконец-то стало чуть легче. Да, впереди скандалы, разводы, тысячи объяснений. Но главное — она не промолчит.
Она наливала себе новый чай, когда подумала: Ну всё, мальчик, игра закончилась. Теперь правила тут мои.
Анна никогда не думала, что чай может быть таким громким. Каждое её движение — чайник, чашка, ложка — будто специально перекрывали тишину, нависшую между ней и Артёмом. Он сидел на диване, уткнувшись в телефон. Экран, конечно же, вниз. Ну а как иначе?
— Так и будем молчать? — спросила Анна, размешивая сахар так яростно, будто собиралась пробурить ложкой дыру в чашке.
— А что ты хочешь услышать? — буркнул Артём, не поднимая глаз.
— Ну, хотя бы правду, — она усмехнулась. — Только не ту, что “мама болеет” и “сестре сапоги нужны”. А нормальную, человеческую.
Он положил телефон рядом. Сел ровно, глядя на неё.
— Хорошо. Ты хочешь правду? — его голос был хриплым, будто застрял где-то между оправданием и нападением. — Да, я переводил деньги маме и Алине. И да, скрывал это. Потому что ты никогда бы не согласилась.
— Бинго! — хлопнула в ладоши Анна. — Ты всё понял. Только вот странно, Артём: я-то думала, мы семья. Что такие вещи решаются вдвоём.
— А ты подумала бы о том, что у меня, кроме тебя, тоже есть близкие? — он повысил голос. — Ты же постоянно напоминаешь, что квартира твоя, деньги твои, всё твоё!
Анна резко поставила чашку на стол.
— Потому что это действительно моё! Я пахала, Артём. Не ты. Я эту квартиру выплатила, когда ты ещё в своей двушке ремонт “собирался начинать”!
Он вскочил.
— Вот именно! Ты вечно мне это в лицо кидаешь. Как будто я тут на птичьих правах.
— А разве не так? — Анна прищурилась. — Ты поселился у меня, пользуешься моими деньгами и при этом умудряешься воровать. Ну да, конечно, хозяин положения.
Они стояли напротив друг друга, как два бойца на ринге. Только вместо перчаток — слова. И каждое слово било больнее, чем удар.
— Знаешь, что самое обидное? — тихо сказал Артём, и в его голосе прозвучала неожиданная горечь. — Я хотел, чтобы ты чувствовала, что мы команда. Что мы копим вместе, строим что-то вместе.
— Вместе? — Анна рассмеялась. — Ты называешь “вместе” то, что тайком от меня кормишь свою семью моими деньгами? Да это не “вместе”, Артём. Это ты и твоя мама. А я — так, спонсор.
Он схватил её за запястье, будто боялся, что она сейчас уйдёт. Но Анна не дёрнулась. Она стояла и смотрела ему прямо в глаза.
— Отпусти, — спокойно сказала она.
Он медленно разжал пальцы.
— Ты слишком всё драматизируешь, Анна.
— А ты слишком всё обесцениваешь, — ответила она. — Я тебя любила. Я доверяла. А ты сделал из меня посмешище.
Артём отвернулся, прошёлся по комнате.
— Ладно. Хочешь развод? Давай развод. Только имей в виду: я не уйду просто так.
— Не уйдёшь? — приподняла бровь Анна. — Хочешь скандал? Я могу устроить.
Он усмехнулся — устало, зло.
— Ты думаешь, суд встанет на твою сторону? Думаешь, всё так просто?
— Думаю, что закон на моей стороне, — парировала Анна. — Квартира моя, договор аренды мой, деньги мои. А у тебя что? Бравурные речи и сапоги для сестры?
Тишина снова повисла в комнате. Но теперь она была не пустой, а густой, липкой, как туман.
Анна чувствовала: конфликт дошёл до точки кипения. Дальше будет только хуже.
Она пошла на кухню и включила свет — яркий, режущий глаза.
— Знаешь, Артём, — сказала она, доставая из шкафа новую пачку чая, — я всегда думала, что худшее — это измена. Но оказалось, измена деньгами и доверием — куда больнее.
Он стоял в дверях, тень от него падала на кафель.
— Я всё равно считаю, что ты перегибаешь, — тихо сказал он.
Анна повернулась к нему и впервые за всё время улыбнулась по-настоящему. Улыбка была холодная, как ледяной душ.
— Нет, Артём. Я только начинаю.
И вот в этой улыбке было ясно: скоро его действительно выгонят. И не в метафорическом смысле.
Ночь в квартире казалась бесконечной. Тиканье часов на кухне звучало как барабанная дробь перед казнью. Анна лежала на диване, но сон не приходил — мысли крутились в голове, как бельё в стиральной машине.
Развод. Скандал. Суд. А главное — он врал мне всё это время.
Она встала, накинула халат и прошла в гостиную. Артём сидел в кресле, уткнувшись в телефон. Его лицо светилось в голубом свете экрана.
— Ну что, опять сапоги выбираешь? — ядовито спросила Анна.
Он вздрогнул, поднял голову.
— Ты ненормальная, Анна. Чего ты добиваешься?
— Честности, — ответила она, скрестив руки. — Но ты её уже похоронил. Так что теперь добиваюсь свободы.
— Свободы? — Артём фыркнул. — Думаешь, всё так просто? Выгонишь меня, и жизнь наладится?
— Именно, — её голос был холодным. — Я не собираюсь жить с человеком, который ворует у меня и называет это заботой о семье.
Он резко поднялся, шагнул к ней.
— Ты думаешь, ты лучше? Ты всегда ставила себя выше всех!
— Нет, Артём, — Анна не отступила ни на шаг. — Я просто никогда не позволяла делать из себя дурака.
И вот в этот момент они стояли почти нос к носу. В его глазах — злость, в её — решимость.
— Убирайся, — сказала Анна. — Сегодня.
— Я не уйду, — прошипел он.
Анна подошла к двери, распахнула её настежь. Сквозняк ударил по шторам, воздух в комнате зашевелился, словно и сам ждал развязки.
— Значит, я помогу тебе уйти, — произнесла она.
Артём застыл. Ему явно было стыдно — и одновременно страшно. Он впервые понял: здесь хозяйка не он, а она.
— Всё, Артём, — её голос сорвался на крик. — Сказка закончилась! Забирай свои тапки и марш к своей мамочке!
И тут он дрогнул. Сжал кулаки, потом резко разжал. Его плечи опустились, взгляд стал тусклым.
— Ладно… — тихо сказал он. — Я уйду.
Он пошёл собирать свои вещи. Анна стояла у двери, наблюдая за этим молча. Внутри было всё — боль, злость, усталость. Но ещё и облегчение.
Когда за ним захлопнулась дверь, Анна медленно вернулась на кухню. Налила себе чашку чая. Села за стол.
Чай был горячий, пар поднимался вверх, как символ её новой жизни.
Она сделала глоток и вдруг улыбнулась.
Я потеряла деньги. Но обрела себя. И больше никогда не позволю никому делать из меня спонсора чужих сапог.
И чай действительно оказался началом новой жизни.
