Ольга всегда считала, что у неё удачная жизнь: родители подарили квартиру, работа в туристической фирме — стабильная, хоть и с надоевшими клиентами, и, казалось бы, всё шло к тому, чтобы жить себе тихо, без особых потрясений. Но в её судьбе был один сюрприз — Андрей.
Познакомились они на вечеринке у общей подруги. Он подошёл, улыбнулся и сказал:
— Ну что, красавица, куда мы с тобой полетим? — Андрей, слегка хитро прищурившись, подал ей пластиковый стакан с вином.
— Мы? — Ольга изобразила лёгкое недоумение. — Я вообще-то в отпуск собиралась одна… от всех.
— От всех, кроме меня, надеюсь, — с полуухмылкой добавил он.
Он был обаятелен, говорил комплименты так, будто они случайно выскальзывали у него изо рта, и при этом уверенно держал руку на спинке её стула. Через полгода они уже сидели в ЗАГСе.
А потом началось самое интересное.
— Оль, а давай мама к нам поживёт? — Андрей сказал это как-то между делом, запивая чай печеньем.
— В смысле «поживёт»? — Ольга оторвала взгляд от телефона. — У неё же своя квартира.
— Да, но там соседи сверху шумят, ремонт затеяли… Ты же понимаешь, человек в возрасте…
— Твоя мама младше моей, — заметила Ольга, но Андрей сделал вид, что не слышит.
Через неделю в их квартире поселилась Нина Петровна. С сумками, кастрюлями, банками варенья и неизменной фразой:
— Ну, тут у вас, конечно, уютненько… хотя всё переделать надо.
С этого дня квартира перестала быть «их». Она стала её — то есть Нины Петровны.
— Олечка, а это что за вазочка? — с невинной улыбкой спросила она на третий день.
— Это подарок от подруги, на новоселье, — ответила Ольга.
— Ммм… Поставлю её к себе в комнату, там лучше будет смотреться.
И вазочка исчезла. Как и несколько Ольгиных полотенец, набор бокалов и любимая кружка с котиком. На вопросы «когда вернёте» Нина Петровна неизменно отвечала:
— Да что ты, Олечка, я просто у себя пока оставлю.
Андрей в этих разговорах молчал или, если уж совсем прижмёт, говорил:
— Да что ты придираешься, это же мама.
Первые ссоры начались через месяц.
— Андрей, она переставляет вещи на кухне! Я ищу соль — она в шкафу над плитой. И вообще, у нас теперь её порядок, а не мой, — Ольга говорила уже на повышенных тонах.
— Ну так, может, её порядок лучше? — с невинным видом парировал он.
— Лучше? Ага. Она, между прочим, вчера выкинула мой половник, потому что он «неудобный».
— Зато купила новый.
— Знаешь, Андрей, половники не проблема. Проблема в том, что я в своей квартире чувствую себя гостьей!
— Ну перестань драматизировать…
Драматизировать… Слово, которым он заканчивал любой спор, а она — взрывалась.
И ещё один момент — Нина Петровна не просто жила с ними, она управляла.
— Олечка, а зачем ты берёшь молоко по сто рублей, когда в соседнем магазине по восемьдесят? — спрашивала она, стоя над Ольгой, как прокурор над подсудимым.
— Потому что оно вкуснее.
— А ты пробовала дешевле?
— Нет, но…
— Вот! Даже не пробовала, а уже тратишь лишние деньги. Ты молодая, глупая, всё ещё впереди…
Ольга в эти моменты вспоминала, как её отец, отставной подполковник, всегда говорил: «Дочь, в жизни главное — уважение к себе. Даже от родни».
Но Андрей, похоже, считал иначе.
— Оль, ты же понимаешь, мама просто заботится.
— Заботится? Она мне вчера сказала, что я «неправильно» режу лук!
— Ну… может, правда неправильно.
— Андрей, мы взрослые люди! У нас должна быть своя жизнь!
— Наша жизнь и есть… вот она, — он обвёл рукой кухню, где Нина Петровна в это время нарезала морковь, подслушивая каждое слово.
И улыбается, как будто всё под контролем.
Ольга в тот вечер впервые подумала, что, похоже, её замужество — это не «счастливая семья», а какое-то странное объединение по интересам, где главным председателем является свекровь.
А на следующий день случилось то, что стало началом конца.
Нина Петровна, не предупредив, вызвала бригаду рабочих — делать ремонт. В их кухне.
— Мы же с Андрюшей решили, что обои у вас тут ужасные, — сказала она, перекрикивая шум дрели. — И плитка старомодная.
— Мы решили? — Ольга едва не выронила чашку.
— Ну да. Ты ведь занята на работе, вот мы и позаботились.
Андрей, вернувшись вечером, сказал лишь:
— Ну, Оль, признай, всё равно стало лучше.
Стало лучше? Кухня теперь выглядела как павильон в магазине стройматериалов — холодная, без уюта, зато «модно».
Тогда Ольга впервые тихо закрыла дверь спальни, села на кровать и подумала: Похоже, моя квартира мне больше не принадлежит.
И, что хуже всего, муж — тоже.
Прошла неделя после «ремонта мечты» Нины Петровны, и Ольга уже знала наизусть три вещи:
-
Кофе теперь нельзя варить по утрам, потому что «аромат раздражает».
-
Холодильник — территория повышенного контроля, и каждое «лишнее» яйцо вызывает допрос.
-
Андрей превратился в молчаливого адвоката матери.
— Андрей, — Ольга закрыла ноутбук, глядя на мужа с тяжёлым прищуром. — Нам нужно поговорить.
— Опять? — он сел на диван, как будто готовился к допросу в ФСБ.
— Да, опять. В нашей квартире всё решает твоя мама. Всё. Я даже хлеб не могу купить без её комментариев.
— Ты преувеличиваешь.
— Преувеличиваю? А вчерашнее что?
— А что вчера?
— Она выкинула мои специи, потому что «половина названий — это химия».
Андрей пожал плечами.
— Ну, может, и правда…
— А может, мы взрослые и решаем, что едим?!
В этот момент из кухни донёсся голос Нины Петровны:
— Олечка, я тут пересмотрела твои кастрюли… половину надо выкинуть, они опасные!
Ольга зажмурилась.
— Вот! — ткнула пальцем в сторону кухни. — Опасные кастрюли! А я опасная хозяйка!
Андрей встал, пошёл на кухню.
— Мам, ну… может, не надо…
— Надо, сынок, надо. Ты не понимаешь, как она тут всё запустила. Женщина должна быть хозяйственной, а не…
Ольга вошла и встала в дверях.
— А не какой?
— Да я ж не в упрёк, — Нина Петровна состроила невинное лицо. — Просто ты молодая, опыта нет. А я ж из лучших побуждений.
— Из лучших побуждений люди в тюрьму попадают, знаете? — с ядовитой улыбкой сказала Ольга.
Нина Петровна покачала головой.
— Олечка, ну что ты заводишься. Вот я, когда была молодой…
— Когда вы были молодой, — перебила Ольга, — мужья слушали жен, а не мам.
— Это ты намекаешь, что Андрей…
— Я намекаю, что Андрей уже забыл, что квартира — моя.
Повисла пауза. Даже холодильник замолчал.
— Вот и заговорила, — тихо сказала Нина Петровна. — Так это всё из-за квартиры?
— А из-за чего ещё? Вы же прекрасно знаете, что у вас тут прав нет, но ведёте себя, как хозяйка.
Андрей, стоя между ними, пытался улыбнуться, но вышло жалко.
— Девочки, ну что вы…
— Девочки? — Ольга резко повернулась к нему. — Серьёзно?
— Оль, — он поднял руки. — Ты просто вспылила.
— Я не вспылила. Я терпела, когда у меня из-под носа исчезали вещи. Я молчала, когда в нашей спальне без спроса переставили мебель. Я промолчала, когда ты согласился на ремонт без меня. Но теперь…
Она осеклась.
Нина Петровна с победной улыбкой пересыпала макароны из одной банки в другую, словно у них тут кулинарное шоу.
— Андрей, — Ольга сказала тихо, но жёстко, — выбери, кто из нас уходит.
Он замер, как человек, которому предложили обезвредить бомбу без инструкции.
— Ты не можешь ставить так вопрос, — выдавил он.
— Могу.
— Олечка, — вмешалась Нина Петровна, — это же абсурд. Мы одна семья.
— Семья? — Ольга усмехнулась. — Семья, в которой я лишняя.
— Ты перегибаешь, — Андрей шагнул к ней, положил руку на плечо. — Мама просто…
— Убери руку, — она оттолкнула его. — Или я её откушу.
Он отпрянул, а Нина Петровна ахнула, как будто её лично укусили.
— Ну и хамство! — она театрально схватилась за сердце.
— Да, хамство. Но только я хотя бы честная.
Андрей потёр лицо.
— Оль, ну скажи честно, что тебе надо?
— Чтобы в моей квартире не жила твоя мама.
— И куда мне её?
— Не знаю. Хоть в гостиницу.
— Это же дорого!
— Дороже — моё терпение.
В этот момент телефон Ольги завибрировал. На экране — «Папа». Она вышла в коридор и ответила.
— Пап, привет… Да, всё в порядке. Ну… почти. Да, можешь приехать. Да, лучше прямо сейчас.
Вернувшись в кухню, она улыбнулась.
— Разговор окончен.
— Оль, ты куда? — Андрей нахмурился.
— В ванну. Мне надо умыться перед встречей.
— С какой встречей?
— Увидишь.
А Нина Петровна, кажется, впервые за всё время нахмурилась.
И правильно нахмурилась. Шторм надвигается.
Ольга сидела в ванной, прислушиваясь к приглушённым голосам на кухне. Андрей и Нина Петровна шептались, но, как всегда, забывали, что шёпот у них получается как у ведущих новостей — слышно в соседнем подъезде.
— Сынок, она явно что-то задумала, — говорила Нина Петровна с подозрением.
— Мама, перестань, — устало отвечал Андрей. — Просто у неё характер.
— Характер? Это называется — избалованная. Я таких видела, они…
Дальше Ольга слушать не стала — дверь в ванную открылась, и она, вытирая руки, прошла в гостиную.
И как раз в этот момент в дверь позвонили.
Андрей пошёл открывать, и сразу по его лицу стало ясно — гость нежданный, но очень весомый.
— Добрый вечер, Андрей, — голос Павла Сергеевича был ровный, но в нём уже звенела та нотка, от которой в армии срочники вставали по стойке «смирно».
— Папа… — Ольга подошла и крепко обняла его.
— Дочка, давай без лишних слов. Где она? — он снял куртку и целенаправленно пошёл на кухню.
Нина Петровна, увидев его, сделала лицо оскорблённой государыни:
— О, какие люди… Зачем пожаловали?
— По делу, Нина Петровна, — спокойно сказал Павел Сергеевич. — У нас сегодня переселение.
— Что? — она округлила глаза. — Это моя семья, моя квартира…
— Квартира — моей дочери, — перебил он, как отрезал. — И семья у неё будет только та, которую она сама выберет.
Андрей попытался вставить слово:
— Павел Сергеевич, вы не понимаете…
— Понимаю я всё, сынок, — Павел Сергеевич встал прямо перед ним, и Андрей инстинктивно шагнул назад. — Ты, взрослый мужик, не смог защитить жену в её же доме. Значит, я это сделаю за тебя.
— Да это бред! — взвилась Нина Петровна. — У нас тут всё по согласию!
— По какому согласию, — резко сказал он, — если моя дочь вынуждена просить разрешения купить хлеб?
Тишина. Даже Андрей перестал изображать храброго.
— Собирайтесь, — Павел Сергеевич указал на дверь. — У вас десять минут.
— Это незаконно! — выкрикнула Нина Петровна.
— Незаконно — жить в чужой квартире без договора. Могу вызвать полицию, но думаю, вам будет неприятно паковать сумки при них.
Она метнула взгляд на сына.
— Андрей! Скажи что-нибудь!
Он посмотрел на мать, потом на тестя, потом на Ольгу. И выдал:
— Мам, давай… поедем к тебе.
— Что?! — у неё сорвался голос. — Ты что, на её сторону?!
— На сторону здравого смысла, — тихо ответил он.
Собирались они с шумом, громко хлопая дверцами шкафов и бормоча что-то о «предательстве» и «наглости». Павел Сергеевич стоял в коридоре, как часовой, контролируя процесс.
Когда дверь за ними захлопнулась, Ольга выдохнула.
— Пап… спасибо.
— Дочка, — он положил руку ей на плечо. — Спасибо потом. Сейчас надо пойти и, наконец, выпить чай в тишине.
Ольга улыбнулась сквозь слёзы.
— Знаешь, пап, у меня такое чувство, что я только что вернулась домой…
— Так и есть, — он кивнул. — Потому что теперь это твой дом. По-настоящему.
А на улице, у подъезда, Андрей и Нина Петровна стояли с сумками.
— Вот и всё, мама, — сказал он. — Мы проиграли.
— Мы ещё посмотрим, кто проиграл, — сжала губы она. — Но да, сегодня… мы ушли.
И только дверь на четвёртом этаже тихо щёлкнула замком.
