— Я зарплату твою не видела 6 месяцев, Паша! А ты нагло требуешь обед из трех блюд? — возмущалась я, размахивая деревянной ложкой перед его носом.
Павел медленно поднял глаза от газеты, которую читал уже третий час подряд. Та же самая газета, что лежала на столе вчера и позавчера. Мятые страницы, пожелтевшие от времени и бесконечного перелистывания.
— Лен, ну что ты опять завелась? — устало проговорил он, откладывая газету в сторону. — Работаю я, работаю. Просто задерживают немного с выплатами.
— Немного? — я поставила кастрюлю на плиту с таким грохотом, что соседи снизу наверняка подпрыгнули. — Паша, у нас в холодильнике три картошки и банка огурцов! Дети спрашивают, почему мама больше не покупает мороженое!
Он потер лицо руками. Щетина была уже недельная, глаза покраснели от недосыпа или от чего-то еще. Я не знала от чего. Мы перестали разговаривать по душам где-то полгода назад, как раз тогда, когда исчезла его зарплата.
— Дети… — повторил он тихо. — А где они сейчас?
— У моей мамы. Хорошо хоть она может их накормить нормально, — я повернулась к нему спиной, чтобы он не видел, как дрожат мои руки.
Кухня была маленькой, тесной. Обои отклеились в углу, и я уже месяц обещала себе их подклеить, но руки все не доходили. Да и клея не было денег купить. Между нами повисла тишина, тяжелая как чугунная сковорода.
— Лена, — начал было Павел.
— Не смей! — я резко обернулась. — Не смей говорить, что все наладится! Что это временно! Что нужно немного подождать! Я жду уже полгода!
— Я не это хотел сказать.
— А что? Что ты хотел сказать?
Он встал из-за стола, подошел к окну. За стеклом моросил октябрьский дождь, превращая двор в серое месиво грязи и опавших листьев. Детская площадка пустовала — качели печально скрипели на ветру.
— Я хотел сказать… что меня уволили, — проговорил он, не оборачиваясь.
Ложка выпала из моих рук и звякнула о пол. Я смотрела на его сутулую спину, на то, как он сжал кулаки, и не могла поверить услышанному.
— Когда? — только и смогла выдавить я.
— Три месяца назад.
— Три месяца назад? — голос мой сорвался на визг. — Ты три месяца мне лгал? Каждое утро делал вид, что идешь на работу?
— Я искал другую работу…
— Где искал, Паша? В пивной у дома? На скамейке в парке? А может, в этой чертовой газете, которую ты читаешь уже неделю?
Он наконец повернулся. Лицо было серым, как дождь за окном. В глазах — что-то похожее на стыд, но я была слишком зла, чтобы жалеть его.
— Я действительно искал. Подавал резюме, ходил на собеседования…
— И что?
— Везде отказы. Говорят, что я слишком старый, что нужны более молодые кадры, что кризис, сокращения…
— А деньги? Откуда брал деньги на продукты эти три месяца?
Пауза затянулась. Павел отвел взгляд.
— Продал часы. Те, что мне отец оставил.
Я села на стул. Часы деда Михаила — единственное, что осталось у Паши от отца. Он их берег как зеницу ока, периодически заводил, хотя давно носил электронные.
— Еще что продал?
— Инструменты.
— Твои слесарные инструменты? Те, которые ты собирал десять лет?
— Лен, понимаешь, нужно было как-то…
— Идиот! — я вскочила со стула. — Полный идиот! Как ты теперь будешь работать? Чем работать?
— Найду что-нибудь другое…
— Что найдешь? В сорок два года, без инструментов, без денег на новые?
Он сел обратно за стол, положил голову на руки. Плечи его затряслись. Не знаю, плакал он или просто нервничал, но впервые за эти месяцы я увидела его слабым, растерянным.
— Я не знаю, — прошептал он. — Лена, я просто не знаю, что делать.
Гнев медленно уходил, уступая место чему-то другому. Усталости. Отчаянию. И странной жалости к этому человеку, который еще утром казался мне врагом.
— Сколько денег осталось?
— Тысяча двести.
— Это все?
— Да.
Я открыла холодильник, посмотрела на его скудное содержимое. Три картошки, банка огурцов, пачка масла и бутылка кефира с истекающим сроком годности.
— На неделю хватит, если экономить, — проговорила я больше себе, чем ему.
— Лена…
— Что?
— Прости меня.
Я обернулась. Он смотрел на меня с такой болью в глазах, что сердце сжалось.
— За что именно ты просишь прощения, Паш? За то, что потерял работу? За то, что скрывал это? За то, что продал все ценное? Или за то, что требовал обед из трех блюд, когда денег едва хватает на хлеб?
— За все, — тихо ответил он. — За все сразу.
Я села напротив него. Стол между нами казался океаном, но я протянула руку и коснулась его ладони. Она была холодной и шершавой.
— Паша, а почему ты не сказал сразу? Почему скрывал?
— Стыдно было. Думал, быстро найду новое место, и ты даже не узнаешь. А потом… потом стало еще стыднее признаваться.
— Мы же семья. Мы должны все решать вместе.
— Я знаю. Но мне казалось, что если я скажу, то это будет означать, что я окончательно сдался. А я не хотел сдаваться.
За окном дождь усилился. Капли барабанили по стеклу, как пальцы по столу — нервно, отрывисто.
— И что теперь будем делать? — спросила я.
— Не знаю. Может, попробую работать грузчиком. Или дворником. Любую работу возьму.
— А я могу поискать что-то. Уборщицей, продавцом…
— Лена, у тебя высшее образование…
— И что с того? Сейчас не до гордости. Нужно детей кормить.
Мы сидели молча, держась за руки и слушая дождь. Впервые за полгода между нами не было злости, не было недосказанности. Только усталость и странное облегчение — как будто тяжелый груз наконец сбросили с плеч.
— А знаешь что, — неожиданно сказала я, — может, это и к лучшему.
— Что к лучшему?
— То, что ты потерял работу. Ты же ненавидел ее. Каждый день приходил домой злой, измотанный. Начальник орал, зарплату задерживали, условия были ужасные…
— Но деньги платили.
— Копейки платили. И то не всегда.
Павел задумался.
— Может, действительно стоит попробовать что-то новое. Всю жизнь мечтал открыть мастерскую… Мебель реставрировать, может быть.
— Мечтать не вредно. Но сначала нужно выжить.
— Да, ты права.
Я встала, открыла шкафчик, достала муку, яйца.
— Что делаешь?
— Блины пеку. Из того, что есть.
— А зачем?
— А затем, что ты просил обед из трех блюд. Вот тебе первое, второе и третье — блины с огурцами, блины с маслом и блины с кефиром, — я улыбнулась. — Королевский обед.
Впервые за долгое время Павел засмеялся. Негромко, но искренне.
— Лен, а помнишь, как мы в студенчестве неделю на одних блинах жили?
— Помню. Ты тогда говорил, что это самая вкусная еда в мире.
— И сейчас говорю.
Я начала замешивать тесто. Привычные движения успокаивали, возвращали ощущение, что жизнь продолжается, что можно справиться с любыми трудностями.
— Паш, а давай договоримся: больше никаких секретов. Что бы ни случилось, мы обо всем говорим друг другу сразу.
— Договорились.
— И еще. Завтра идем искать работу. Оба. Разделимся — ты в одну сторону, я в другую. Что-нибудь да найдем.
— А дети?
— Пусть пока у мамы побудут. Объясним им потом, когда наладится.
Блины получились тонкие, золотистые. Мы ели их молча, запивая кефиром и заедая солеными огурцами. Действительно, королевский обед.
— Лена, — вдруг сказал Павел, — а я сегодня встретил Серегу Волкова. Помнишь его?
— Того, который в техникуме с нами учился?
— Да. Он говорит, что в автосервисе требуется помощник. Платят немного, но платят честно.
— И что?
— Завтра к нему подъеду. Может, возьмет.
— А инструменты?
— Он сказал, что первое время можно его использовать. А потом, если дело пойдет, постепенно свои куплю.
— Это хорошо. Очень хорошо.
Мы доели блины. Дождь за окном стих, и сквозь тучи пробился слабый луч солнца.
— А знаешь что, Лен, — сказал Павел, убирая тарелки, — может, это действительно шанс что-то изменить. Начать заново.
— Может быть, — согласилась я. — Главное — вместе.
— Да. Вместе.
Я посмотрела на него — на этого сорокадвухлетнего мужчину с усталыми глазами и недельной щетиной, который полгода обманывал меня, но который сейчас впервые за долгое время казался мне близким и понятным. Моим мужем.
— Пойдем детей навестим? — предложила я.
— Пойдем. Расскажем им, что папа теперь будет искать новую работу. Но что мы вместе, и все будет хорошо.
— Все будет хорошо, — повторила я, и впервые за полгода поверила в эти слова.
Мы оделись и вышли на улицу. Дождь действительно прекратился, и воздух пах свежестью и надеждой. Возможно, завтра будет трудно. Возможно, придется экономить каждую копейку и работать на нескольких работах одновременно. Но мы будем делать это вместе, честно, без секретов и обмана.
И может быть, когда-нибудь Павел действительно откроет свою мастерскую. А я вернусь к любимой профессии. А дети будут есть мороженое не только у бабушки.
Может быть.
А пока — завтра новый день, и мы встретим его вместе.
