Двадцать лет я извинялась перед свекровью пока не услышала эту фразу…
Ключи от новой квартиры всё ещё пахли металлом и надеждами — той особой смесью свежей краски и неизвестности, которая поселяется в доме вместе с новыми хозяевами.
Лена заваривала чай, когда звонок в дверь разрезал тишину, как нож по шёлку.
За дверью стояла Галина Петровна с фирменным выражением лица — губы поджаты, глаза сканируют пространство с видом таможенника на границе.
Неприглашённый ревизор
— Ну что, показывай своё жилище, — свекровь прошла мимо, не дождавшись приглашения. — Хоть посмотрю, на что деньги сына потратила.
— Проходите, Галина Петровна. Чай будете?
— Некогда мне чаи распивать. Дел выше крыши.
Лена проводила свекровь в гостиную, где ещё пахло новой мебелью и возможностями. Сорок семь лет — и впервые в жизни квартира, купленная на собственные деньги. Три года копила после развода с Андреем, откладывая с зарплаты переводчика. Часть денег осталось от дележки после развода.
Три года тишины по вечерам и планов на выходные.
— М-да, — Галина Петровна обвела взглядом комнату, — небогато живёшь. А где телевизор-то нормальный? Этот маленький. Как кино смотреть?
— Мне хватает. Я теперь больше читаю.
— Читаешь… — свекровь покачала головой, будто Лена призналась в тяжком пороке. — А холодильник какой взяла? Надеюсь, не самый дешёвый?
Экскурсия по квартире началась.
Галина Петровна методично осматривала каждый уголок, комментируя выбор мебели, расположение вещей, даже цвет штор. Лена шла следом, объясняя и оправдываясь, хотя каждое слово оправдания оседало в груди тяжёлым комком.
— Шкаф поставила не туда, — констатировала свекровь, заглядывая в спальню. — Здесь сквозняк будет. Простудишься — не говори потом, что не предупреждала.
— Я подумала об освещении…
— Что ты понимаешь в освещении? Всю жизнь по углам жила, а тут вдруг дизайнером стала.
Отражение в зеркале
Лена замолчала.
В зеркале шкафа отразилась женщина с усталыми глазами — та, что двадцать лет выслушивала подобные комментарии и каждый раз находила им оправдание.
«Она же добра желает», «В её возрасте все такие», «Просто характер тяжёлый».
— А это что за комната? — Галина Петровна толкнула дверь в маленькую комнату у окна.
— Это… — Лена запнулась. — Моя мастерская. Здесь я рисую.
Свекровь вошла в комнату, где у окна стоял мольберт, а на полках аккуратно разложены краски, кисти, альбомы. Пахло льняным маслом и мечтами. На мольберте — недоконченный пейзаж, вид из окна старой квартиры, где Лена прожила с Андреем почти четверть века.
Здесь, в этой светлой комнате, она впервые за годы чувствовала себя настоящей.
Приговор
— Рисуешь, — Галина Петровна произнесла это слово так, будто оно обозначало что-то неприличное. — В твоём возрасте играть в художницу… Лучше бы внуков дождалась.
— Мне нравится рисовать.
— Нравится… — свекровь взяла в руки одну из работ — натюрморт с яблоками и старой книгой. — И сколько времени на эти мазню тратишь? И денег?
— Это моё хобби, Галина Петровна.
— Хобби у неё нашлось! — Свекровь поставила картину обратно, не особо аккуратно. — Слушай меня внимательно, Елена.
Голос стал назидательным, металлическим:
— Эту комнату нужно переделывать под нормальные нужды. Гостевая должна быть, или кабинет для важных дел. А всю эту… — она махнула рукой в сторону мольберта, — убирай.
— Не смей сюда больше заходить с этими детскими забавами. Пока не переделаешь. В твоём возрасте пора серьёзными делами заниматься.
Щелчок
Что-то щёлкнуло в груди у Лены.
Тихо, почти неслышно — как выключатель, который нажали после долгих лет непрерывного свечения. Она посмотрела на свекровь, потом на свои руки, державшие кисть ещё утром, потом снова на Галину Петровну.
— Не смей заходить, — повторила Лена медленно, пробуя слова на вкус.
— Вот именно. Время заканчивать глупить.
— В мою мастерскую, в мою квартиру, — продолжила Лена, и голос её стал тише, но отчётливее. — Не смей заходить ты, Галина Петровна.
Растерянность
Свекровь замерла с приоткрытым ртом.
В глазах Лены было что-то новое — не злость, не обида, а простое, спокойное понимание.
— Что ты сказала?
— То, что услышали. Это моя квартира, моя мастерская, моя жизнь. И вы не имеете права указывать мне, что здесь делать.
Двадцать лет Лена искала правильные слова, чтобы объяснить свекрови, что та не права. И только сейчас поняла: правильных слов не существует.
Есть только правда.
Галина Петровна стояла посреди мастерской, и впервые за все годы знакомства выглядела растерянной.
— Ты что, с головы съехала? Я же твоя свекровь!
— Бывшая, — спокойно поправила Лена. — С тех пор, как развелась с вашим сыном. Три года назад.
Новые правила
Воздух в комнате стал другим — не тяжёлым от недоговорённостей, а лёгким от произнесённой наконец истины.
— Бывшая свекровь, — Галина Петровна повторила эти слова так, будто пробовала на вкус что-то кислое. — Да как ты смеешь со мной так разговаривать? Я тебе как мать была!
— Мать не запрещает дочери быть собой.
Лена удивилась тому, как спокойно прозвучал её голос. Сердце не колотилось — наоборот, всё в ней будто успокоилось после долгих лет внутренней тревоги.
Она посмотрела на мольберт, на краски, на недоконченный пейзаж — и впервые за многие годы увидела не повод для оправданий, а просто свою жизнь.
Ту жизнь, которую начала строить после развода, когда записалась в художественную школу для взрослых и поняла, что рисование — не хобби, а способ дышать.
Двадцать лет спустя
— Знаете что, Галина Петровна, — Лена прошла к окну, где солнце освещало её недоконченную картину. — Двадцать лет я извинялась перед вами. За то, что готовлю не так, убираю не так, одеваюсь не так, работаю не там. За то, что детей не столько родила, за то, что с вашим сыном развелась.
А теперь думаю: за что, собственно?
— Ну ты и дошла… — свекровь покачала головой. — Совсем берега потеряла. Андрюша был прав, когда говорил, что ты странная.
— Андрей говорил про меня «странная»? — Лена обернулась к свекрови. В голосе не было обиды, только любопытство.
— А что тут скрывать? Нормальные женщины замуж выходят, детей хотя бы двух рожают, домом занимаются. А ты всё по музеям таскалась, книжки читала, о художественной школе мечтала.
— Понятно. — Лена кивнула, и что-то в этом простом слове заставило Галину Петровну замолчать. — А знаете что, давайте я вас провожу.
До свидания
— Как это провожу?
— К двери. Времени у вас, как вы сами сказали, немного. Дел выше крыши.
Лена вышла из мастерской в коридор. Галина Петровна последовала за ней, явно растерянная таким поворотом разговора.
— Постой, мы же не договорили…
— Мне кажется, всё уже сказано. — Лена подала свекрови пальто. — Вы считаете мою жизнь неправильной. Я так не считаю. Обе остались при своём мнении.
— Ты издеваешься?
— Нет. Я просто впервые за много лет говорю то, что думаю.
Галина Петровна натягивала пальто, бормоча что-то про неблагодарность и про то, как люди взрослых не уважают. Лена слушала вполуха, удивляясь тому, как мало её теперь задевают эти слова.
Будто кто-то повернул регулятор громкости — звуки остались, но их власть исчезла.
— И что теперь, общаться не будем? — спросила свекровь, уже у самой двери.
— Будем, если захочу. По праздникам, например. Только по-новому — как две взрослые женщины, которые уважают друг друга.
— Опять эти границы… — Галина Петровна фыркнула. — Это ещё что за модные слова. Ну это мы ещё посмотрим.
— Да, — согласилась Лена. — Посмотрим.
Звук свободы
Она открыла дверь.
Галина Петровна вышла на лестничную площадку, обернулась, явно собираясь добавить что-то ещё язвительное, но Лена уже закрывала дверь.
Щёлкнул замок.
Тишина.
Лена прислонилась спиной к двери и медленно выдохнула. В квартире снова запахло свежей краской и возможностями. Она прошла в мастерскую, села перед мольбертом, взяла кисть.
На недоконченном пейзаже солнце освещало дорогу, уходящую за горизонт. Лена добавила несколько мазков — и дорога стала шире, светлее.
Куда она ведёт, было пока неясно, но это больше не пугало.
Новый день
В телефоне завибрировало сообщение от подруги Светы: «Как дела? Освоилась в новой квартире?»
Лена написала в ответ: «Отлично. Впервые за много лет чувствую себя дома.»
Потом поставила чайник, достала красивые чашки — и налила себе чай. Села у окна, посмотрела на двор, где играли дети, гуляли собаки, спешили люди с работы домой.
Обычная жизнь.
Её жизнь.
За окном начинало смеркаться, но в мастерской и в жизни стало светлее.
