Анна сидела на кухне и механически помешивала щи. Суп булькал, выплёвывая пузырьки, будто тоже хотел вставить своё слово в семейный разговор. С кухни было видно коридор, и каждый скрип двери казался предвестником грозы.
Вошла Тамара Ивановна — уверенно, как хозяйка. На ней был халат с розами, которые уже много лет держали форму лучше, чем сама хозяйка.
— Ну что, опять щи варишь? — сказала она тоном, как будто застукала невестку за чем-то неприличным.
Анна сложила губы в кривую улыбку.
— Да. Муж любит.
— Муж любит, а капусту ты переварила. Она же вся размякла. — Тамара Ивановна подняла крышку, вдохнула аромат и недовольно сморщилась. — Ты хоть раз пробовала делать так, как я готовлю?
Анна глубоко вдохнула. На автомате поправила волосы, хотя они и так были собраны в хвост.
— Я готовлю для своей семьи, так, как умею.
— Семья… — с усмешкой протянула свекровь. — Семья у Дмитрия началась с меня. Я его двадцать лет растила, кормила, а теперь какая-то девочка будет меня учить, чем его кормить?
Анна обернулась к кастрюле, чтобы спрятать глаза.
— Какая-то девочка — это его жена, между прочим.
В этот момент в кухню вошёл Дмитрий. Он был, как всегда, при своём: с телефоном в руке и видом человека, которого тяготят все разговоры, кроме футбольных.
— Ну что, мои женщины, опять фронт? — пробормотал он, словно надеялся сгладить острый угол шуткой.
— А ты скажи! — почти одновременно выпалили обе.
Анна первой перехватила инициативу.
— Дим, мне нужна твоя поддержка. Я устала от постоянных придирок.
Тамара Ивановна сложила руки на груди и сделала шаг вперёд.
— Поддержка? А ты не забываешь, кто платил за этот ремонт? За этот холодильник, за плиту? Всё я. Имею право сказать своё слово.
— Мам, ну началось… — Дмитрий почесал затылок и сделал шаг назад, как будто хотел спрятаться в коридоре.
— А ты не прячься, — резко сказала Анна. — Ты взрослый мужик или до сих пор мальчик под маминым крылом?
Повисла тишина. Щи продолжали булькать, издавая звуки, словно аплодировали происходящему спектаклю.
Тамара Ивановна резко хлопнула ладонью по столу.
— Я не позволю разговаривать со мной в таком тоне. Я мать.
Анна поднялась со стула, голос её дрогнул, но она уже не собиралась отступать.
— А я жена. И если вам мои щи не нравятся, готовьте и ешьте у себя дома.
Дмитрий замер. Улыбка съехала с лица, и он впервые посмотрел на мать не снизу вверх, а прямо в глаза.
— Мам, хватит. Я взрослый человек. И я сам решу, что для меня нормально.
— Ты… против меня? — голос Тамары Ивановны дрогнул, и в нём впервые за вечер прозвучала не сталь, а что-то мягкое, почти обиженное.
— Я не против. Я за себя и за свою семью, — Дмитрий провёл ладонью по лицу и тяжело выдохнул.
Анна почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Она ждала этого момента много лет, и всё же сердце колотилось так, будто её поймали на месте преступления.
— Хорошо, — холодно сказала свекровь. — Раз так… Я, пожалуй, пойду. Не буду мешать вашей семейной идиллии.
Она взяла сумку, демонстративно поправила платок на плечах и медленно вышла из кухни.
Дверь хлопнула.
Анна опустилась на стул.
— Ты уверен, что всё сделал правильно?
Дмитрий посмотрел на неё устало, но твёрдо.
— Впервые за много лет — да.
Щи тихо доигрывали свою партию, напоминая о том, что даже простая кастрюля супа может стать оружием массового семейного поражения.
Анна усмехнулась сквозь слёзы.
— Ну что ж… Похоже, у нас новая жизнь начинается. Со щей.
— Зато вкусных, — Дмитрий попробовал улыбнуться и подмигнул.
И вдруг им обоим стало смешно. Сначала нервно, прерывисто, а потом искренне, до слёз.
Но где-то внутри Анна понимала: это только первая победа. Настоящая война ещё впереди.
Через неделю после “шейного” конфликта жизнь вроде вошла в колею. Тамара Ивановна не звонила каждый день, как раньше, не являлась без предупреждения. Анна впервые за долгое время проснулась в субботу без привычного страха услышать в дверях сухое “Это я”.
Но затишье оказалось не миром, а передышкой перед новым боем.
Вечером, когда они с Дмитрием ужинали в гостиной (Анна поставила на стол простые макароны с котлетами, но на душе это было почти праздничное застолье), в дверь позвонили.
Анна насторожилась:
— Кто в такое время?
Дмитрий открыл. На пороге стояла мать. Но не одна — с ней был мужчина в очках и с папкой под мышкой.
— О, знакомьтесь, — голос Тамары Ивановны был сладковато-холодным. — Это нотариус. Мы пришли обсудить важный вопрос.
Анна чуть не поперхнулась котлетой.
— Какой ещё нотариус?
— Анна, не заводись, — Дмитрий поднял руки, но выглядел так, словно ему самому хотелось завестись.
Тамара Ивановна вошла в квартиру, не дожидаясь приглашения. Нотариус неловко кивнул и последовал за ней.
— Ситуация простая, — начала она, сев прямо в кресло, где обычно сидел Дмитрий. — Я решила переписать свою квартиру. Но чтобы всё было правильно, я хочу, чтобы мой сын и его жена были в курсе.
Анна прищурилась.
— Квартира — ваша. Что тут обсуждать?
— А то, что я хочу прописать там внучку, — свекровь бросила взгляд на сына. — И при этом закрепить за собой право пожизненного проживания.
— Мам, но у нас нет детей… — растерялся Дмитрий.
— Будут! — уверенно сказала она, словно речь шла не о сложной жизни, а о плановой закупке картошки на рынке. — А если нет, то перепишем на кого надо. Но главное — у меня есть план.
Анна подняла брови.
— План? Простите, но как-то странно слышать, что у вас на нашу семью “план”.
— Молодая женщина, — с иронией протянула Тамара Ивановна, — если бы у меня не было планов, ваш муж бы сейчас не сидел в этой квартире, а где-нибудь по съёмным углам. Всё, что у вас есть, это благодаря мне.
Нотариус, всё это время молчавший, неловко кашлянул.
— Может быть, перейдём к документам?..
Анна резко поднялась.
— Нет, погодите! Давайте разберёмся. Вы что, хотите оформить так, чтобы мы всю жизнь чувствовали себя у вас в долгу?
— Я хочу справедливости, — холодно ответила свекровь. — Чтобы, если со мной что-то случится, квартира не досталась каким-нибудь… лохам.
— Мам! — Дмитрий повысил голос, что бывало крайне редко. — Не надо при нотариусе такие слова говорить.
— А что? — усмехнулась она. — Пусть ваша жена услышит.
Анна шагнула ближе, голос её дрожал, но в глазах впервые появился стальной блеск.
— Знаете, в чём проблема? Вы не доверяете ни сыну, ни мне. Вы думаете, что без ваших бумаг и планов мы развалимся. Но… — она сделала паузу и сжала кулаки. — Но именно это недоверие и разваливает нашу семью.
Тамара Ивановна вскинула голову, будто получила пощёчину.
— Ах, вот как? Значит, теперь я враг?
— Не враг, а… сосед, — горько усмехнулась Анна. — Который слишком часто забывает, где его дверь.
Повисла пауза. Даже нотариус перестал листать бумаги.
Дмитрий тяжело сел рядом с женой.
— Мам, хватит. Я благодарен тебе за всё, но жить твоими планами мы больше не будем.
— Дмитрий! — голос матери сорвался. — Ты предаёшь меня.
— Нет, — твёрдо ответил он. — Я выбираю свою семью.
Тамара Ивановна медленно поднялась, посмотрела на них с такой обидой, что Анне даже стало её жаль.
— Ладно. Делайте как хотите. Но не забывайте: всё в жизни возвращается.
Она резко развернулась и вышла. Нотариус, смущённо кивнув, поспешил следом.
Дверь захлопнулась.
Анна опустилась в кресло и выдохнула.
— Ну, поздравляю. Теперь у нас официально нет не только щей по её рецепту, но и квартиры в её планах.
Дмитрий взял её за руку.
— Может, это к лучшему.
Анна усмехнулась.
— Конечно. Особенно если она завтра придёт с участковым вместо нотариуса.
Они оба рассмеялись. Но в этом смехе звучала тревога: каждый понимал, что впереди будет ещё больше испытаний.
Прошла ещё одна неделя. Казалось бы, после нотариуса Тамара Ивановна должна была обидеться и на время оставить их в покое. Но она вернулась — ещё громче, ещё настойчивее.
Анна накрывала на стол: простая жареная картошка, салат, огурцы. Дмитрий помогал, молча ставя тарелки. Их короткая идиллия прервалась звонком в дверь.
Анна сразу поняла, кто это.
— Ну вот, — выдохнула она, — штурм крепости продолжается.
На пороге снова стояла свекровь. В руках — какие-то бумаги, лицо каменное.
— Нам надо поговорить, — произнесла она так, будто выносила приговор.
Анна устало облокотилась на дверной косяк.
— Может, хотя бы без бумаг? Мы же семья.
— Семья? — Тамара Ивановна шагнула внутрь. — Если бы ты знала, что такое семья, ты бы не тянула моего сына от меня.
Дмитрий опустил взгляд, но Анна не выдержала:
— Никто его никуда не тянет. Он взрослый. И пора перестать играть в “мальчик под маминой опекой”.
— Дмитрий, — свекровь повернулась к сыну, — ты готов предать всё, что я ради тебя делала? Ради этой… — она осеклась, но взгляд её был острым, как нож.
Анна резко хлопнула ладонью по столу.
— Ради этой — это ради жены! Я устала быть для вас чужой в собственном доме!
Воздух в кухне сгустился. Даже часы тикали тише.
Дмитрий медленно поднял глаза. Его руки дрожали.
— Мам, послушай. Я устал от вечных упрёков. Я люблю тебя, но я люблю и её. И если ты заставляешь выбирать… я выбираю Анну.
Слова повисли в воздухе, как удар грома.
Тамара Ивановна покраснела, потом побледнела.
— Значит, так? Значит, сын предаёт мать ради этой… женщины?
Анна тихо, но твёрдо сказала:
— Не ради. А вместе с.
На секунду свекровь замолчала, будто обдумывала ответ. Потом неожиданно выронила бумаги на пол и резко развернулась к двери.
— Я вам не нужна? Живите сами. Без меня. Без моих советов. Без моей квартиры.
Дверь захлопнулась с таким грохотом, что у Анны дрогнули плечи.
Дмитрий опустился на стул, закрыв лицо ладонями.
— Я никогда не думал, что скажу ей такое…
Анна подошла, обняла его за плечи.
— Иногда, чтобы стать мужчиной, нужно сказать матери правду. Даже если больно.
Они сидели в тишине. Потом Анна посмотрела на кастрюлю картошки и вдруг нервно рассмеялась.
— Смешно, да? Война за капусту, потом за квартиру… А всё сводится к одному: у нас своя жизнь, и пора научиться её защищать.
Дмитрий улыбнулся сквозь усталость.
— Главное, чтобы теперь мы были вместе.
За дверью стояла тишина, но Анна чувствовала — эта история ещё долго будет эхом отдавать в их семье. Но выбор сделан. И назад дороги нет.
