— Что за чертовщина?! — Марина замерла на пороге собственной квартиры, уставившись на распахнутую дверь. Замок сломанный напрочь, а деревянный косяк был с глубокими царапинами от ломика.
Из глубины квартиры доносились голоса и звуки передвигаемой мебели. Кто-то тащил что-то тяжёлое по полу, скрипели половицы. Сердце подскочило к горлу — неужели ограбление? Но грабители вряд ли стали бы так шуметь, да и время — половина седьмого вечера, все соседи дома…
— Стас, тащи большой чемодан в спальню! — раздался знакомый резкий голос тёти Вали. — А ты, Лена, займись кухней, посмотри, что там за хлам накопился. Выкидывай всё к чертовой матери!
Марина медленно шагнула в прихожую и обомлела. По её квартире сновали четыре человека: тётя Валя — сестра покойного отца, её муж Геннадий, их сын Стас с женой Леной. Везде валялись чемоданы, сумки, потёртые пакеты с вещами. На полу лежали её семейные фотографии — некоторые с разбитыми стёклами.
— Вы что здесь делаете?! — голос Марины дрогнул от возмущения и непонимания.
Тётя Валя обернулась. Её полное лицо, обычно прикрытое маской добродушия на семейных торжествах, сейчас выражало откровенное раздражение от неожиданности. Седые волосы растрепались, на щеке красовалось пятно пыли.
— А, Маринка пришла. Вовремя, кстати. Забирай свои вещи!
— Как… забирай? — Марина не верила своим ушам. — Что значит «забирай»?
— Мы тут жить будем! — объявила Валя с такой интонацией, будто объясняла что-то очевидное упрямому ребёнку. — Квартира семейная, всегда была семейной. Твой отец обещал нам долю, да всё руки не доходили оформить. А теперь мы её забираем по справедливости.
Стас, парень лет тридцати с небольшим, вынес из спальни стопку Марининых вещей и небрежно швырнул на диван. Сверху лежала её любимая шёлковая блузка, которую она носила на важные встречи.
— Освобождай спальню, тётя, — сказал он, вытирая руки о джинсы. — Нам с Леной нужна большая комната. А то в коммуналке задохнулись уже, соседи как свиньи живут.
— Вы сошли с ума! — Марина бросилась к своим вещам, прижимая их к груди. — Это моя квартира! Убирайтесь немедленно!
Геннадий, мужчина лет пятидесяти с заметным пивным животом и жёсткими чертами лица, неторопливо подошёл к ней. От него пахло дешёвой водкой и сигаретами. Рубашка была измята, а на воротнике виднелись жёлтые пятна.
— Да что ты понимаешь, соплячка! — он стукнул кулаком по столу, заставив подпрыгнуть стоящую рядом чашку. — Твой батя был не в себе последние годы, старческое слабоумие началось, а ты ему голову заморочила своими девичьими штучками. Но справедливость восторжествует, попомни моё слово!
Марина попыталась сохранить спокойствие, говорила медленно, будто разъясняя что-то людям с задержкой развития:
— Папа официально переоформил квартиру на меня два года назад! У меня есть все документы! Свидетельство о собственности, выписка из ЕГРН!
— Какие документы? — презрительно фыркнула тётя Валя, отбрасывая с полки семейную фотографию военных лет. Стекло разбилось со звоном. — Этот старый дурак тебе небось что-то на коленке писал, пока умом тронулся. А мы — настоящие кровные наследники!
Она махнула рукой Стасу, не обращая внимания на то, как дрожат губы у Марины:
— Давай быстрее, сынок. Её барахло в маленькую комнату перетащи, а то и вовсе на лестничную клетку выставим, пусть соседи полюбуются.
Марина схватилась за мобильный телефон, но Геннадий оказался быстрее. Его мясистые пальцы с обкусанными ногтями выхватили трубку из её руки и с размаху швырнули об стену. Пластик разлетелся осколками, экран треснул паутинкой.
— Никакой полиции! — рявкнул он, тяжело дыша. — Мы сами разберёмся!
— Вы не имеете права! — Марина кинулась к входной двери, но Стас загородил ей путь. Он был выше её на голову, плечи широкие от физической работы.
— А ну стой, тётенька! — он небрежно, но сильно толкнул её в плечо. — Никуда не пойдёшь, пока нормально не поговорим. И чтоб без истерик.
Начался настоящий погром. Лена — худенькая женщина с вечно испуганными глазами и крашенными в ядовито-рыжий цвет волосами — методично стаскивала с кухонных полок посуду. Одни тарелки она складывала в коробки, другие просто сбрасывала на пол. Фарфор звенел и разбивался.
Валя сбрасывала со стен семейные фотографии — снимки родителей Марины, бабушки и дедушки, детские фотографии самой Марины. Каждая фотография падала со стеклянным звоном.
— Хватит здесь этих фотографий! — бурчала она. — Мы свои повесим.
Геннадий тяжело переставлял мебель, тащил диван от окна к стене, переворачивал кресло. Дышал он с хрипом, останавливался, чтобы откашляться и сплюнуть.
Стас достал из кармана отвёртку и принялся методично выкручивать винты из замка на входной двери.
— Теперь это наша территория, — заявил он, не поднимая головы. — И замки будут наши.
Когда Марина увидела, что Лена берёт в руки бабушкин фарфоровый сервиз — единственное, что осталось от прабабушки, семейную реликвию — она не выдержала.
— Не трогайте! — закричала она и бросилась к буфету.
Стас грубо оттолкнул её локтем в грудь. От неожиданности Марина потеряла равновесие, упала назад и больно ударилась коленом о край журнального столика. Ткань джинсов порвалась, из глубокой ссадины потекла кровь.
— Ой, как неловко получилось, — усмехнулась тётя Валя, даже не взглянув на неё. — Надо аккуратнее быть, не мешаться под ногами.
Слёзы застилали глаза. Марина попыталась подняться, но колено нестерпимо болело, каждое движение отдавалось острой болью. В этот момент раздался резкий, властный звонок в дверь.
— Полиция! Откройте немедленно!
Валя побледнела, её руки непроизвольно дрогнули, но она быстро взяла себя в руки.
— Тихо все! — прошипела она, оглядывая семейство. — Сейчас я им объясню, что тут просто семейные разборки. Главное — держите язык за зубами.
Она быстро пригладила растрепавшиеся волосы, расправила блузку и подошла к двери. Голос её сразу стал елейно-сладким:
— Добрый вечер, товарищи! А что, собственно, случилось?
— Участковый майор Кузнецов. Соседи жалуются на шум, крики, звуки борьбы. Откройте дверь, пожалуйста.
Валя оглянулась на семью, всем видом изображая искреннюю растерянность.
— Мы тут с племянницей разговариваем… Семейные дела обсуждаем, знаете, как это бывает… Может, голос и повысили, извините, конечно…
Но Марина, собрав все оставшиеся силы, закричала:
— Помогите! Они вломились в мою квартиру! Выгоняют меня из собственного дома!
— Немедленно откройте дверь! — потребовал участковый более жёстким тоном.
Валя нехотя открыла дверь. В проёме появился невысокий мужчина средних лет в аккуратной полицейской форме. Его внимательные серые глаза сразу же оценили обстановку.
— Майор Кузнецов, участковый инспектор. Что здесь происходит? — он окинул взглядом разгром, сломанный телефон, кровь на коленке у Марины.
— Ничего особенного, — Валя попыталась улыбнуться, но улыбка получилась кривой и неубедительной. — Семейные дела решаем. Вот племянница наша приехала погостить, мы её встречаем, обустраиваем…
— Это неправда! — Марина с трудом поднялась с пола, опираясь на стенку. — Они взломали замок! Хотят захватить мою квартиру! У меня есть все документы!
Майор внимательно оглядел помещение: перевёрнутую мебель, разбросанные вещи, осколки посуды и стекла, чемоданы.
— Документы на квартиру у кого? — спросил он деловито.
— Эта квартира всегда принадлежала нашей семье! — голос Вали приобрёл истерические нотки. — Мой брат, царство ему небесное, обещал нам долю! А эта маленькая обманщица что-то там подделала, пока старик болел!
Стас презрительно сплюнул в сторону:
— Какие у неё могут быть документы? Девчонка вообще нигде толком не работает, на шее у отца всю жизнь сидела.
— У меня есть все необходимые документы, — тихо, но твёрдо сказала Марина. Она, прихрамывая, дошла до старого секретера в углу гостиной и достала толстую папку. — Вот свидетельство о праве собственности. И свежая выписка из ЕГРН. И завещание, заверенное нотариусом.
Майор внимательно изучил документы, сверил печати, номера, даты.
— Согласно представленным документам, единственным собственником данной жилплощади является гражданка Борисова Марина Сергеевна. — Он поднял взгляд на незваных гостей. — А вы кто такие и на каком основании здесь находитесь?
— Мы родственники! — завизжала Валя, размахивая руками. — Это семейная квартира! Здесь мой брат всю жизнь прожил! Он обещал нам долю, слово честное давал!
— Покажите письменные документы, подтверждающие ваши права на данное жилое помещение.
— Какие ещё документы?! — в голосе Вали зазвучали совсем уж истерические нотки. — Он обещал устно! На семейном совете говорил! Все слышали!
— Устные обещания не имеют юридической силы, — спокойно ответил майор, убирая документы в папку. — Вы проникли в чужое жилище, взломав замок, нанесли существенный ущерб имуществу, причинили телесные повреждения владелице. Это административное правонарушение, переходящее в уголовное.
Услышав слово «уголовное», Валя окончательно потеряла самообладание. В ярости она схватила со стола тяжёлую хрустальную вазу — свадебный подарок родителей Марины.
— Да как ты смеешь, мелкая сопля! — лицо её перекосилось от ненависти. — Мы тебя из пелёнок знаем!
Она размахнулась, целясь прямо в голову Марины, но майор оказался быстрее. Он перехватил её запястье, легко выкрутил руку и отобрал вазу.
— Всё, представление закончено! — рявкнул он в рацию. — Тридцатая на Малой Бронной, квартира сорок семь. Нужен наряд, есть задержанные. Четверо нарушителей, есть пострадавший, требуется медосмотр.
Через двадцать минут квартира была полностью освобождена от непрошенных гостей. Валю и Геннадия оштрафовали за незаконное проникновение в жилище и умышленную порчу чужого имущества. Стаса увезли в отделение — Марина написала заявление о причинении телесных повреждений.
Лена рыдала в голос и божилась, что ничего не знала заранее, что свекровь просто сказала ей собрать вещи и поехать к родственникам.
— Я думала, нас просто в гости пригласили! — всхлипывала она. — Валентина Петровна сказала, что там места много, что можно пожить!
На пороге тётя Валя, которую вели под руки двое полицейских, обернулась к Марине. Лицо её было искажено злобой и обидой.
— Думаешь, победила, стерва? — прошипела она. — Ещё увидишь, что такое настоящая семья! Мы через суд всё отберём! И адвоката хорошего наймём, не таких, как ты привыкла!
— Попробуйте, — устало ответила Марина, прислонившись к дверному косяку. — Только помните: теперь у меня есть заявление в полиции и свидетели.
Оставшись одна, Марина медленно обошла квартиру. Разгром был серьёзный: сломанная мебель, разбитая посуда, порванные занавески. Особенно больно было смотреть на разбитые фотографии. На полу лежала фотография её выпускного — родители так гордились тогда её красным дипломом…
Через неделю она действительно получила заказное письмо от некоего адвоката Смирнова с требованием «добровольно урегулировать вопрос наследства и выделить справедливые доли законным наследникам». В письме содержались угрозы судебным разбирательством и «серьёзными последствиями для упрямых наследников».
Но её собственный юрист, Александр Викторович — пожилой мужчина с тридцатилетним стажем, только посмеялся, прочитав это письмо:
— Марина Сергеевна, не волнуйтесь. Документы у вас в идеальном порядке. Завещание составлено абсолютно правильно, нотариус всё оформил в строгом соответствии с законом. Ваш отец был в здравом уме, это подтверждают медицинские справки. У них нет ни единого реального шанса что-то доказать.
Марина установила видеокамеру с записью и поменяла замки на более надёжные — теперь в двери стояли два новых замка. Когда тётя Валя попыталась устроить очередной скандал под окнами, размахивая какими-то бумагами и крича про «украденное наследство», камеры всё записали.
Суд рассмотрел дело быстро. Валентина Петровна и её семейство не смогли предъявить ни одного письменного документа, подтверждающего их права. Более того, выяснилось, что у покойного брата с Валей были натянутые отношения последние годы — он даже не приглашал её на свои дни рождения.
Судья вынес запретительный приказ: родственникам запретили приближаться к Марине на расстояние ближе ста метров, а также контактировать с ней любыми способами.
Сидя морозным декабрьским вечером в своей тихой, постепенно восстановленной квартире, Марина пила чай и читала. В углу стояла новая ёлка — маленькая, но настоящая. Она думала о том, как быстро люди показывают своё истинное лицо, когда дело касается денег и наследства. Сколько лет она считала тётю Валю доброй, пусть и немного эгоистичной женщиной. А оказалось…
Но была она благодарна отцу за то, что он, несмотря на болезнь, всё правильно оформил при жизни. И впервые за долгие месяцы после его похорон почувствовала себя по-настоящему дома — в своём доме, который никто и никогда больше не сможет у неё отнять.
