— Твоя пенсия — это ваши проблемы, — сказал внук, не поднимая глаз от телефона.
Валентина Ивановна замерла с чашкой в руках. Чай остыл, но она всё держала фарфоровую чашечку с розочками, подарок от покойного мужа к серебряной свадьбе. Внук Артём сидел развалившись в кресле, пальцы быстро скользили по экрану, лицо освещал холодный свет.
— Что ты сказал? — тихо переспросила бабушка.
— Слышали же. Не маленькая. Сами как-нибудь разберётесь со своими деньгами.
Валентина Ивановна поставила чашку на стол. Руки дрожали. Она смотрела на внука и не узнавала его. Где тот мальчишка, который прибегал к ней с разбитыми коленками? Который плакал в её объятиях, когда родители ссорились? Который называл её бабулечкой и просил рассказать сказку на ночь?
— Артёмушка, мне нужно сто тысяч на операцию. Сердце совсем плохое стало, врач говорит…
— Не Артёмушка, а Артём. И деньги у меня есть дела поважнее.
Внук поднялся, сунул телефон в карман джинсов. На нём была куртка за полцены Валентининой пенсии, кроссовки за треть. Бабушка помнила, как покупала ему эти вещи, как светились его глаза, как он обнимал её и говорил спасибо.
— Какие дела поважнее моего здоровья?
Артём усмехнулся, поправил причёску.
— Машину хочу купить. Нормальную, не развалюху. И квартиру снимать отдельно от предков. Надоели со своими нотациями.
— А я что, не важна?
— Важна, важна. Только каждый сам за себя должен отвечать. Вы же взрослые люди, сорок лет работали, должны были копить. А то всю жизнь транжирили, а теперь с протянутой рукой ходите.
Валентина Ивановна опустилась на табуретку возле кухонного стола. Ноги подкосились. Сердце стучало так, что, казалось, сейчас выскочит из груди.
Сорок лет работала кладовщиком на заводе. Получала копейки, но из этих копеек умудрялась откладывать. Сначала на свадьбу сына, потом на его образование, потом внуку помогала. Покупала ему игрушки, одежду, оплачивала кружки. Когда родители разошлись, именно к ней Артём прибегал за утешением.
— Помнишь, как я тебя в детский сад водила? Мама с папой работали, некому было. Я отпрашивалась с завода, теряла премии.
— Ну и что? Я вас об этом просил? — Артём пожал плечами. — Сами решили нянчиться, сами и расхлёбывайте.
Валентина Ивановна закрыла глаза. Вспомнила, как маленький Артём простудился, температура под сорок. Она три ночи не спала, ставила компрессы, поила лекарствами. Вызывать скорую боялась — в больнице тогда творился кошмар. Выходила его сама, на ногах поставила.
— А когда ты заболел воспалением лёгких в пять лет? Кто тебя лечил?
— Врачи лечили. Медицина.
— Врачи один раз пришли, рецепт выписали и ушли. А я неделю возле тебя сидела. Не ела, не спала. Дедушка говорил, что я сама скоро в больницу загремлю от усталости.
Артём достал телефон, снова уткнулся в экран.
— Слушайте, я тороплюсь. С друзьями встречаюсь. Если денег нет на операцию, идите к родственникам. У вас же есть брат.
— Виктор сам еле концы с концами сводит. Пенсия у него ещё меньше моей. А операция дорогая, без неё я до весны не доживу.
— Тогда в кредит берите. Или продайте что-нибудь.
— Что продать, Артёмушка? Квартира коммунальная, комната восемнадцать метров. Мебель старая, никому не нужна.
— Ну не знаю. Не моя проблема, если честно.
Валентина Ивановна встала, подошла к шкафу, достала старую коробку из-под конфет. Там лежали фотографии. Артём в год, делает первые шаги, тянет ручки к бабушке. Артём в три года, сидит у неё на коленях, они читают книжку. Артём в школьной форме, первое сентября, рядом гордая бабушка с огромным букетом.
— Посмотри на эти фотографии, — она протянула коробку внуку.
Артём даже не взглянул.
— Зачем мне это старьё? У меня всё в телефоне хранится.
— Это твоё детство. Наши совместные годы.
— Детство закончилось. Я взрослый, у меня своя жизнь.
Валентина Ивановна убрала коробку обратно. Руки тряслись всё сильнее. Она села за стол, попыталась успокоиться.
— Хорошо. Скажи мне тогда честно, что я для тебя значу?
Артём поднял голову от телефона, посмотрел на бабушку с раздражением.
— Ну что за вопросы детские? Бабушка и бабушка. Родственница.
— Только родственница?
— А что ещё? Мы же не друзья. Разные поколения, разные интересы. Вы любите сериалы про войну смотреть и про болячки говорить. Мне это неинтересно.
— А помочь близкому человеку тебе тоже неинтересно?
— Близкому — да. А вы просто родственница по крови. Близость не в генах, а в отношениях. У нас отношений никаких нет.
Валентина Ивановна почувствовала, как внутри всё сжимается от боли. Не от сердца — от этих слов. Двадцать два года она любила этого мальчика, растила его, заменяла мать, когда та уходила в запои после развода.
— Значит, все эти годы для тебя ничего не значили?
— Какие годы? Вы меня покормили, поили, одели. Ну так родители обязаны детей содержать. Вы же бабушка, вот и содержали внука. Это нормально.
— Обязаны… — повторила Валентина Ивановна. — Значит, я была обязана?
— Конечно. А что, думали, я вам должен теперь всю жизнь? За то, что меня кормили? Так всех детей кормят, это не подвиг.
Валентина Ивановна встала, медленно прошла к окну. На улице шёл дождь, серые тучи закрывали солнце. Она вспомнила, как в такую же дождливую погоду бежала в магазин за памперсами для маленького Артёма. Мамы дома не было, папа в командировке. Ребёнок плакал, а подгузников не осталось. Она промокла до нитки, простудилась, потом две недели кашляла. Но памперсы купила.
— А когда ты в университет поступал? Кто тебе репетиторов оплачивал?
— Родители оплачивали.
— Родители денег не давали. Я свои накопления тратила. Двести тысяч за год репетиторства отдала. Всю премию за выслугу лет, которую копила.
Артём пожал плечами.
— Ну и что? Это было ваше решение. Никто вас не заставлял.
— Не заставлял… — Валентина Ивановна повернулась к внуку. — А любовь разве кто-то заставляет?
— При чём тут любовь? Мы о деньгах говорим.
— Деньги я тратила из любви. А теперь прошу помочь тоже из любви. К себе, к жизни.
— Это разные вещи. Тогда вы добровольно тратили, никто не просил. А теперь требуете, чтобы я свои планы ломал.
Валентина Ивановна подошла к внуку, села рядом на диван. Он сразу отодвинулся, будто она заразная.
— Артём, я умираю. Понимаешь? Без операции я до Нового года не доживу. Врач прямо сказал.
— Ну так делайте операцию. Медицина сейчас развитая.
— На какие деньги? Пенсия десять тысяч, коммуналка четыре тысячи, лекарства три тысячи. На еду остаётся три тысячи. Откуда сто тысяч взять?
— Не знаю. Может, кредит какой оформите.
— Мне семьдесят один год. Какой кредит? Кто даст?
— Тогда у государства просите. Для этого социальная защита существует.
Валентина Ивановна горько усмехнулась. Сколько кабинетов обошла, сколько справок собрала. Везде одно и то же — квоты закончились, ждите следующий год. А следующего года у неё может не быть.
— Государство не поможет. Я уже везде была.
— Значит, судьба такая. Что я могу сделать?
— Ты можешь дать денег. У тебя есть сбережения, ты сам говорил.
— У меня есть планы на эти сбережения. Я не обязан их менять из-за ваших проблем.
Валентина Ивановна встала, прошла на кухню. Достала из холодильника торт — покупала к приходу внука. Дорогой, красивый, с клубникой. Артём в детстве обожал такие торты. Она экономила на всём, только чтобы купить ему сладости.
— Торт будешь? Твой любимый, с клубникой.
— Не ем сладкое. На диете. А вообще, мне пора идти.
Артём встал, оделся. Валентина Ивановна проводила его до двери. Хотела обнять на прощание, но внук уклонился.
— Ну, пока. Не болейте там.
— Артём, подожди, — остановила его бабушка. — Хочу тебе кое-что дать.
Она прошла в комнату, достала из тумбочки небольшую коробочку. Там лежали золотые серьги, подарок мужа к рождению сына. Единственная драгоценность, которая у неё осталась.
— Это тебе. Продашь, если понадобятся деньги.
Артём взял коробочку, открыл, посмотрел.
— Серьги? Зачем они мне?
— Девушке подаришь. Или продашь, золото всегда в цене.
— Спасибо, — сухо сказал внук и сунул коробочку в карман. — Пока.
Дверь захлопнулась. Валентина Ивановна осталась одна в тишине квартиры. Села в кресло, где только что сидел Артём. Ещё чувствовался его одеколон, дорогой, который она ему дарила на день рождения.
На столе лежали фотографии, которые она не успела убрать. Маленький Артём смеялся с каждой из них. Тянул к ней ручки, обнимал, целовал в щёчку. Где этот ребёнок? Когда он исчез? И кто теперь пришёл вместо него?
Валентина Ивановна взяла телефон, хотела позвонить сыну, отцу Артёма. Но остановилась. Он тоже не поможет. У него новая семья, маленький ребёнок, кредиты. Да и отношения у них испортились после развода с его женой. Он считал, что мать слишком много внимания уделяла бывшей невестке и внуку.
Она набрала номер брата Виктора.
— Витя? Это Валя. Можешь приехать?
— Что случилось? Ты какая-то странная.
— Приезжай, поговорить надо.
Виктор приехал через час. Младший брат, но выглядел старше её. Жизнь его потрепала — развод, болезни, проблемы с работой. Он сел за стол, Валентина Ивановна поставила чайник.
— Рассказывай, что случилось?
Валентина Ивановна рассказала о разговоре с внуком, о нужных деньгах, о равнодушии близкого человека. Виктор слушал молча, только качал головой.
— Знаешь, Валя, а я тебя предупреждал. Помнишь? Говорил, что слишком много на него тратишь, слишком балуешь. А ты не слушала.
— Он был маленький, беззащитный. Родители постоянно ссорились, он страдал.
— Страдал, не спорю. Но ты создала ему тепличные условия. Он привык получать всё и сразу, ни в чём себе не отказывать. А теперь удивляешься, что он эгоист?
Валентина Ивановна налила чай, поставила перед братом чашку.
— Может, ты прав. Но что теперь делать? Операция нужна срочно.
— Деньги найдём. Продам дачу, займу у знакомых. Не дам тебе умереть, сестрёнка.
— Витя, у тебя самого проблемы…
— У меня есть совесть. А у твоего внука её нет. И это не твоя вина, Валя. Просто он такой уродился.
Они сидели в тишине, пили чай. Валентина Ивановна думала о том, что всю жизнь отдавала любовь, не ожидая ничего взамен. Но когда понадобилась помощь, оказалось, что любовь была односторонней.
Через месяц Валентина Ивановна лежала в больнице после операции. Виктор продал дачу, занял денег у друзей, собрали нужную сумму. Операция прошла успешно, врачи давали хорошие прогнозы.
К ней приходил только брат. Сын извинился по телефону — маленький ребёнок болел, не мог оставить. Артём не появлялся. Даже не звонил узнать, как дела.
В день выписки Валентина Ивановна собирала вещи, когда в палату зашла молодая девушка. Красивая, хорошо одетая.
— Вы Валентина Ивановна? Бабушка Артёма?
— Да, а вы кто?
— Я Лена, его девушка. Можно присесть?
Девушка села на стул возле кровати, смотрела с беспокойством.
— Артём рассказал, что вы болели. Как дела?
— Операция прошла хорошо. А откуда вы знаете?
— Он говорил. И ещё… — Лена замолчала, потом решилась. — Он продал серьги, которые вы ему дали. Сказал, что это подарок от какой-то тёти.
Валентина Ивановна кивнула. Не удивилась даже.
— Но я узнала правду от его мамы. Она рассказала, какой вы были бабушкой, как много для него делали. И про серьги тоже рассказала — что это ваша единственная драгоценность.
Лена достала из сумочки небольшую коробочку.
— Я их выкупила. Вот, возьмите обратно.
Валентина Ивановна покачала головой.
— Оставьте себе, дорогая. Вам больше пригодятся.
— Но это ваши серьги!
— Теперь ваши. Только скажите мне честно — вы знали, на что Артём тратит деньги? Что отказал бабушке в помощи?
Лена опустила глаза.
— Знала. Я его отговаривала, просила помочь вам. Но он сказал, что это не его дело. Мне стыдно за него.
— А он не стыдится?
— Нет. Он считает, что поступил правильно. Говорит, что каждый должен решать свои проблемы сам.
Валентина Ивановна взяла коробочку с серьгами, открыла. Золото блестело в больничном свете.
— Знаете, что я вам скажу, Леночка? Не связывайте с ним жизнь. Такие люди не меняются. Он и вас предаст, когда понадобится выбирать между вами и своими интересами.
— Но я его люблю…
— И я его любила. Двадцать два года. А он даже не поинтересовался, жива ли я после операции.
Лена заплакала.
— Я не знала, что он такой. Он со мной совсем другой.
— Пока ему от вас что-то нужно. А когда перестанет нуждаться…
Валентина Ивановна встала, обняла девушку.
— Не плачьте. Лучше узнать правду сейчас, чем через десять лет. Идите домой, подумайте о своём будущем.
Лена ушла, а Валентина Ивановна ещё долго сидела с серьгами в руках. Думала о том, что любовь должна быть взаимной, а не односторонней. Что близость не определяется кровным родством, а создаётся поступками и участием.
Домой её привёз Виктор. Он суетился, помогал подняться по лестнице, устраивался поудобнее.
— Теперь буду за тобой присматривать, — сказал он. — Чтобы таблетки вовремя принимала, правильно питалась.
— Витя, у тебя своих дел хватает…
— Дела подождут. А сестра у меня одна.
Валентина Ивановна смотрела на брата и понимала, что настоящая семья — не та, которая связана кровью, а та, которая готова помочь в трудную минуту. Артём остался внуком только на бумаге. А Виктор стал настоящей семьёй.
Вечером, когда брат ушёл домой, Валентина Ивановна села писать письмо. Длинное, подробное. Рассказывала внуку о своей жизни, о том, как его любила, о том, что чувствует сейчас. Не с обидой писала, а с грустью. И с надеждой, что когда-нибудь он поймёт, что потерял.
Письмо она не отправила. Положила в тумбочку, к фотографиям. Пусть лежит. Может быть, когда-то пригодится. А может, и нет. Но написать было нужно — для себя, для душевного покоя.
Артём так и не появился. Не звонил, не интересовался здоровьем. Будто бабушки у него никогда и не было. А Валентина Ивановна научилась жить без него. Брат помогал, соседи заходили, новые знакомые появились в больнице. Жизнь продолжалась, даже стала спокойнее. Не нужно больше ждать звонков, покупать дорогие подарки, экономить на себе ради внука.
Она поняла, что счастье не в том, чтобы отдавать всё близким, а в том, чтобы близкие были настоящими. И что пенсия — это действительно её проблемы. Но решать их будет не одна, а с теми, кто её по-настоящему любит.
