Если бы мне кто-то полгода назад сказал, что я буду стоять на собственной кухне с дрожащими руками и слушать, как в моей же квартире меня называют «нахалкой», я бы рассмеялась. Но вот же — стою, прислонённая к новенькому холодильнику, который мы с Владом выбирали вместе, считая каждую копейку. А напротив, с довольной ухмылкой, сидит Максим — его младший братец. Слово «младший» тут вообще ни о чём: тридцать два года, пузо уже солидное, а в глазах вечная подростковая наглость.
Новоселье. Казалось бы, праздник. Мы с Владом купили квартиру — двушка в панельке, ничего особенного, но после съёмных углов это было как дворец. Я внесла три миллиона — мои накопления плюс помощь родителей. Влад взял ипотеку на остаток. Казалось бы, радость, новая жизнь. Но в семье Влада радость обернулась каким-то странным соревнованием: кто больше имеет право на эту квартиру.
— Ну что, Аринка, устроила себе хоромы, — ухмыляется Максим, ковыряя вилкой оливье. — Тебе-то что, родители отвалили, а мы вот с братом вкалываем.
— Максим, — я стараюсь говорить спокойно, хотя ложка в руке замирает, — во-первых, это не «мне родители отвалили». Я десять лет работала, копила. Во-вторых, Влад тоже внёс свою часть. Квартира общая.
— Ага, общая, — Максим переглядывается со свекровью, которая сидит тут же, как прокурор на процессе. — Только ты всё считаешь: «мои деньги», «мои вложения». У нас в семье так не принято.
— У вас в семье, — не выдерживаю я, — зато в законах России всё принято чётко. Половина моя, половина Влада. Нравится вам это или нет.
Влад молчит. Сидит, глаза в тарелку. Ну, классика жанра. Когда мама с братом давят — он теряет голос. Я уже привыкла, но каждый раз бесит так, что дышать трудно.
Свекровь отставляет бокал и, не поднимая голоса, выдает:
— Арина, ну зачем ты так резко? Мы же семья. Надо думать о брате. Ему негде жить. У тебя же всё есть: и работа, и родители помогут, если что. А Максиму тяжело.
Я кладу ложку. Сердце колотится, как после бега. Вот оно. Они даже не стесняются. Новая квартира — и сразу разговор: как бы вселить сюда Максима.
— У него есть комната у вас. И родители живы-здоровы. — Я смотрю прямо на свекровь. — Почему я должна жертвовать своей жизнью ради вашего сына?
Тишина. Только чайник шумит на плите.
Максим хмыкает:
— Потому что семья. А ты эгоистка.
И тут меня прорвало. Я встаю, стул с грохотом падает на кафель.
— Эгоистка?! Это я пахала, копила, отказывала себе во всём, чтобы у нас был свой дом. Это я полгода по стройрынкам таскалась, плитку выбирала, обои клеила, мебель собирала! А ты где был, Максим? Вечно без работы, вечно в долгах! И теперь я должна впустить тебя в свою квартиру? С какого перепугу?!
Влад поднимает голову, пытается улыбнуться криво:
— Ариша, ну хватит. Не начинай.
— Я не начинаю, Влад. Я заканчиваю. — Голос дрожит, но я не отступаю. — Если твой брат завтра появится тут с чемоданом, я просто вызову полицию. Пусть попробует.
Максим смеётся, хлопает ладонью по столу:
— Слышал, брат? Вот это жена у тебя. Ультиматумы ставит. Может, тебе пора подумать, кто тут главный?
Влад краснеет. Я вижу, как он сжимает кулаки, но ничего не говорит. И вот это самое страшное — его молчание. Потому что именно оно всегда оборачивается против меня.
Свекровь театрально вздыхает, поджимает губы и обводит всех взглядом, как будто судит. И мне становится ясно: этот вечер уже не про праздник. Этот вечер про то, что я в этой квартире — чужая для них. Для мужа, для его семьи. Даже несмотря на то, что половина здесь моя по закону.
Я встаю, собираю тарелки, чтобы хоть что-то делать руками. Сердце колотится. В голове — гул. Влад встаёт рядом, будто помочь, но я отстраняю его локтем.
— Иди, посиди со своей семьёй. А я потом приберу. — Слова звучат холодно, и я сама себя не узнаю.
Максим встаёт, тянется за сигаретами:
— Ладно, пойду покурю. Тут и так воздух тяжелый.
И хлопает дверью балкона так, что у меня дрожат стёкла.
Когда гости ушли, квартира будто опустела. Влад сел на диван, уткнулся в телефон. Я стояла у мойки, мыла тарелки и чувствовала, как внутри всё кипит. Слёзы жгли глаза, но я их не выдавила. Не дам им такого удовольствия.
— Влад, — наконец сказала я, — скажи честно. Ты собираешься прописывать Максима?
Он поднял голову. Молчал. Потом выдал:
— Ну а что? Ему реально негде жить. А у нас места хватит. Тебе-то какая разница?
Я замерла, с мокрой тарелкой в руках. Вот оно. Первое прямое предательство. Мой муж только что поставил интересы брата выше моих. Выше нашего дома.
— Какая разница?.. — повторяю я. Голос звучит глухо, чужим. — Влад, ты вообще головой думаешь? Это не съёмная квартира, где можно кого угодно прописывать. Это наша собственность. Моя половина — моя, твоя половина — твоя. Твой брат мне тут не нужен. И точка.
Он встал, нервно прошёлся по комнате. Потом бросил:
— Ты сама всё испортишь. Вот увидишь.
И ушёл в спальню, хлопнув дверью.
На следующий день я проснулась раньше обычного. Тишина в квартире казалась подозрительной. Влад лежал рядом, спиной ко мне, демонстративно ровно дышал. Я знала: не спит. Делает вид, что спит. Так всегда — чтобы не разговаривать.
Я встала, пошла на кухню. Вчерашний запах еды ещё витал в воздухе, но настроение было похоронное. Села с кружкой чая, и тут дверь щёлкнула ключом. Я аж подпрыгнула.
На пороге — Максим. В спортивных штанах, с помятым рюкзаком и огромным полиэтиленовым пакетом. Как будто в поход собрался. Улыбка самодовольная.
— Привет, хозяйка, — сказал он, закидывая пакет прямо в коридоре. — Я к вам пожить немного. Места-то у вас навалом.
Я застыла с кружкой в руке.
— Ты что, офигел? Кто тебе разрешил сюда приходить?
— Влад. — Максим обошёл меня, как мебель, и сразу в зал. — Он сказал, что я могу пока тут перекантоваться. Ты же не против?
— Против! — голос у меня сорвался на визг. — Убирайся немедленно.
Он развалился на диване, как кот, и достал телефон.
— Арина, не кипятись. Ты же знаешь, что всё равно по закону я могу прописаться у брата. А там посмотрим.
— По закону? — я подошла ближе, руки тряслись. — По какому? Ты вообще хоть раз читал ЖК РФ? У тебя ноль прав на эту квартиру!
— Это пока, — ухмыльнулся он. — А если Влад выделит долю, то будут.
Я не выдержала — схватила его рюкзак и швырнула к двери.
— Вон отсюда!
И тут из спальни выскочил Влад. Лицо красное, волосы торчат.
— Ты что творишь?! — рявкнул он на меня, а не на брата. — Ты с ума сошла?
— Это ты с ума сошёл! — я уже кричала. — Он что, теперь будет жить здесь?! В нашей квартире, которую мы только купили?!
Максим ухмыльнулся, сложил руки за головой.
— Я тебе говорил, брат, она меня терпеть не может.
Влад шагнул ко мне, вырвал рюкзак из рук.
— Успокойся! Он поживёт немного, и всё. Чего ты разоралась?
— Немного? — у меня перехватило дыхание. — А потом что? Ты его пропишешь здесь?
Влад отвёл глаза. Молчал. И этим молчанием он меня просто уничтожил.
Я схватила пакет Максима и метнула к двери. Тот поднялся, подошёл ближе, и вдруг… оттолкнул меня плечом. Я ударилась о стену.
— Ты вообще нормальная? — прошипел он. — Чего ты психуешь?
И тут я не выдержала — отвесила ему пощёчину. Смачно, звонко.
— Ещё раз тронешь меня — в полицию поедешь, понял?!
Влад бросился между нами.
— Хватит! — кричал он. — Арина, ты сама всё рушишь!
Я стояла, тяжело дыша, волосы на лицо сползли, руки дрожали.
— Нет, Влад. Это ты всё рушишь. Ты, не я.
Я пошла в спальню, вытащила свой чемодан. Бросала в него вещи, не разбирая.
Влад за мной, в дверях, глаза округлые:
— Ты что делаешь? Куда собралась?
— Домой. К нормальным людям. Пока ты со своим братцем тут устраиваешь коммуналку, я поживу у родителей.
— Арина! — он схватил меня за руку. — Подожди, не надо драматизировать.
Я вырвала руку.
— Драматизируешь тут ты. Когда ставишь меня ниже своего брата.
Я застегнула чемодан, выкатила его в коридор. Максим стоял, ухмылялся, будто победитель.
— Ну что, брат, поздравляю. Теперь квартира только твоя.
Я обулась, открыла дверь и, не оглянувшись, сказала:
— По закону — половина моя. И я свою половину тебе никогда не отдам. Хоть тресни.
И хлопнула дверью.
Я шла к остановке с чемоданом, сердце колотилось, в горле стоял ком. Всё казалось нереальным. Вчера я праздновала новоселье, а сегодня — фактически ушла из собственного дома.
Но внутри уже крепло другое чувство. Не только злость и обида. Решимость. Если они думают, что я отдам квартиру или позволю этим людям выжить меня, то они очень плохо меня знают.
Три недели я жила у родителей. Они приняли меня без лишних расспросов: «Отдохни, приди в себя, а дальше разберёмся». Мама кормила, как в детстве, отец ворчал, что «с этим Владом с самого начала было всё ясно». Я молчала. Сил спорить не было.
Но Влад всё это время звонил. Сначала мямлил, что «надо поговорить», потом обвинял: «Ты сама ушла, чего теперь придираешься?», а потом — требовал. Да-да, именно требовал.
— Арина, так дальше нельзя, — голос у него был холодный, почти чужой. — Надо решить вопрос с квартирой. Продай свою долю, и всё. Мы с Максимом сами как-нибудь устроимся.
— Ты серьёзно? — я чуть не выронила телефон. — Влад, ты хоть понимаешь, что ты говоришь?
— Я понимаю. Ты ведь всё равно не вернёшься. Так хоть деньги получишь.
— А ты? — спросила я. — Ты готов выбросить наш брак ради того, чтобы брат пожил у тебя на диване?
Тишина. А потом он сказал тихо, но ясно:
— Если честно… да.
Я положила трубку и больше ему не звонила.
Через неделю мы встретились у нотариуса. Влад сидел, как чужой человек, Максим рядом, довольный, будто свадьбу празднуют. Я положила на стол заявление о разводе. Влад посмотрел, губы дёрнулись, но ничего не сказал.
— По разделу имущества — пополам, — чётко произнесла я. — Половина квартиры моя, половина твоя. Деньги с продажи пополам.
Максим зашипел:
— Да ты что, совсем?.. Мы думали, ты откажешься!
— А я думала, у меня будет муж, который ценит жену, а не брата-тунеядца. Ошиблись оба.
Я расписалась, поднялась и ушла. Не обернувшись.
Прошло два месяца. Я уже жила в своей новой квартире — однушка, но моя, купленная на честно полученные деньги после раздела. Маленькая, светлая, белые стены, новые планы. Вечером я сидела у окна, пила чай и впервые за долгое время чувствовала спокойствие.
Телефон зазвонил — номер Влада. Я не ответила. Пусть живёт с братом, пусть мама кормит и гладит рубашки. Я больше не их заложница.
И знаете, что? В тот момент я улыбнулась. Потому что наконец-то поняла: побеждает не тот, кто громче орёт, и не тот, кто манипулирует. Побеждает тот, кто остаётся в своём доме. И я осталась — в своём, законном, заслуженном. Пусть другом, новым, но полностью моём.
