Светлана любила свою квартиру почти так же, как нормальные люди любят своих детей. Впрочем, у неё детей не было, так что сравнение выходило очень даже уместное. Квартира — двухкомнатная на четвёртом этаже панельки, купленная ею до брака и отремонтированная в поте лица родителей и собственной ипотеки, — была её крепостью. Белые стены, ровные полы, никакой облезлой краски и цветущей плесени, как у Андрея в родительском доме. Каждый угол тут был вылизан, продуман, оплачен нервами и кредитами.
Андрей поначалу относился к этой квартире как к благословению судьбы: мол, повезло, жена уже с жильём, можно жить спокойно. Но чем дальше, тем сильнее ощущалось: он воспринимает это не как её заслугу, а как их «общее счастье». И ладно бы просто жил, носки по углам разбрасывал — это Светлана ещё могла терпеть. Но вместе с носками постепенно начали появляться гости. Точнее, родственники Андрея.
Сначала приезжала мать «на пару дней». Сумка, банки с огурцами, громкий голос на весь подъезд:
— Ну, деточки, я тут пока поживу, не тесно же!
Светлана улыбалась натянуто, считала, что «ну ладно, свекровь всё-таки». Потом приезжал отец. С запахом табака и вечно шуршащими пакетами с непонятным содержимым. Потом брат Андрея — «пока с работой разберусь». А за ним и сестра, «поступать в столицу».
— Ты же понимаешь, это семья, — разводил руками Андрей, как будто Светлана вообще не в курсе, что у него семья.
Она понимала. Но и понимала другое: семья семьёй, а её квартира — её квартира.
Однажды вечером, после работы, Светлана пришла домой и застала такую картину: в её кухне за столом сидела целая делегация. Свекровь резала варёную картошку прямо ножом по её новой доске, отец громко рассказывал историю, как «в их деревне бабы куда покладистей», брат ковырялся в телефоне и лузгал семечки прямо на пол, а сестра в наушниках что-то жевала. Андрей сидел радостный, будто выиграл джекпот.
Светлана поставила сумку у двери и тихо сказала:
— У меня ощущение, что я в общежитие пришла, а не домой.
— Света, ну чего ты сразу, — Андрей поднялся и сделал виноватое лицо. — Это ж ненадолго, пока они тут дела уладят.
— Дела? — Светлана прищурилась. — А ты конкретнее можешь сказать, что за дела у твоих родителей в моей квартире?
Свекровь тут же подняла глаза от картошки:
— Ой, Светочка, ну зачем так сразу «в моей»? Вы ж семья! Всё общее должно быть. Не делись на твоё и наше, некрасиво.
Светлана прислонилась к косяку и закусила губу. «Некрасиво». Она пахала на этой ипотеке десять лет, её отец приезжал после инфаркта помогать с ремонтом, а мать до сих пор платит коммуналку, если у Светы зарплата проседает. Но «некрасиво» — это, видимо, ей напомнить про право собственности.
— Знаете что, — сказала она спокойно, но голос дрожал. — У меня сегодня был тяжёлый день, я не готова к семейным вечеринкам.
— Свет, ну это не вечеринка, — вмешался Андрей. — Они же просто поужинают и лягут спать.
— Где? — Светлана посмотрела на него. — У нас две комнаты. Где?
Андрей замялся. Свекровь, не моргнув глазом, выдала:
— Ну а чё, мы с мужем на диване в зале, дети в комнате. А вы уж как молодые — разберётесь.
Светлана почувствовала, что у неё внутри что-то хрустнуло.
На следующий день она нашла в почтовом ящике конверт. Серый, без марок. Вскрыла дома, пока все ещё спали. Внутри — копии документов на прописку. Андрей подал заявление в МФЦ, и там значились его родители, брат и сестра. Без её согласия.
Руки у Светланы затряслись. Сердце бухало, будто её застукали за преступлением, хотя преступление совершил муж.
Она вышла на кухню. Там уже сидела свекровь, в халате с петухами, пила чай и громко чавкала булочкой.
— Наталья Ивановна, — голос у Светланы дрожал, но она старалась держаться. — Вы собирались прописаться у меня в квартире?
Та не моргнула:
— А чего такого? Мы ж семья. Ты что, против?
Светлана сжала бумагу в кулаке.
— Я не просто против. Это незаконно без моего согласия.
— Ой, да ладно, — отмахнулась та. — Ты ж не чужая, ты жена нашего сына. Всё равно когда-нибудь всё общее станет.
— У вас что, с домом проблемы? — резко спросила Светлана.
Свекровь нахмурилась:
— Да у кого их нет? А у тебя что, лишняя квартира есть?
В этот момент вошёл Андрей, сонный, в трениках, волосы дыбом. Увидел Светлану с бумажкой и сразу осёкся.
— Андрюша, — Светлана показала ему конверт, — ты можешь объяснить, что это?
Он замялся, потёр затылок:
— Свет, ну чего ты сразу… Это временно. Чтобы им проще было с документами, с регистрацией, с работой.
— Временно? — она фыркнула. — А потом — навсегда. Ты вообще понимаешь, что ты подал документы без моего согласия? На МОЮ квартиру?
Андрей заёрзал:
— Ну ты ж не поймёшь…
— Ты прав. Я не пойму, — перебила она. — Потому что нормальный муж сначала говорит со своей женой, а потом уже бегает в МФЦ.
В кухне повисла тишина. Даже свекровь замолчала. Только отец, ковыряющийся в холодильнике, проворчал:
— Да ладно вам, чё орёте, всё равно жить вместе придётся.
— Нет, — твёрдо сказала Светлана. — Не придётся.
И тут она сорвалась. Бумаги полетели на пол, стул грохнул о плитку.
— Чтобы я ещё хоть раз увидела, что вы сунулись в мои документы без спроса… — она перевела дыхание, — вылетите отсюда все, как пробки!
Андрей побледнел, свекровь вспыхнула, как факел.
— Да ты что, охамела?! — вскрикнула она. — Мы тебе кто?! Мы — семья!
— Нет, — Светлана смотрела прямо ей в глаза. — Моя семья — это те, кто не предаёт за моей спиной.
Вечер закончился грохотом дверей и криками. Никто не ушёл — пока. Но трещина в отношениях прорезала всё. Светлана сидела на подоконнике своей спальни, смотрела во двор и понимала: назад дороги уже нет.

На следующий день квартира уже не казалась Светлане своей. Вроде бы стены те же, мебель та же, плитка блестит, но воздух — чужой. Будто запахи от этих «родственничков» впитались в бетон: табак, дешёвый дезодорант брата, мамины жирные котлеты. Всё липкое, навязчивое, невыносимое.
Она с утра выскользнула из дома раньше всех — лишь бы не слышать бодрый голос свекрови:
— Светочка, а соль у тебя где? А сахар у тебя какой-то дорогой, я свой привезла!
На работе коллеги спрашивали:
— Чего у тебя вид, как будто ты ночью вагоны разгружала?
Светлана только усмехалась:
— Я дома живу с цирком. Только без клоунов веселых, сплошные дрессировщики.
Вечером всё стало хуже.
Андрей сидел на кухне с братом и отцом, пили пиво, смеялись, обсуждали «какой у москвичек гонор». Сестра заняла её комнату, а свекровь растянулась на диване в зале и командовала, как будто это её квартира.
— Света, — позвал Андрей, когда она прошла мимо. — Сядь, послушай.
Она остановилась в дверях, руки скрестила.
— Что?
Андрей поёрзал, сделал виноватую мину.
— Ну смотри… Им реально тяжело без прописки. Брату нужна для работы, сестре для учёбы, родителям для поликлиники. Ну что тебе стоит? Это ж просто формальность.
Светлана чуть не рассмеялась, но смех был бы истерическим.
— Формальность? — она наклонилась ближе. — Андрей, ты слышишь, что говоришь? Я должна вписать в свою квартиру четырёх человек, которые даже мусор за собой не выносят, и потом всю жизнь их не выпишешь. Это не формальность, это — афера.
Свекровь тут же встряла:
— Ой, да перестань. Мы ж не чужие. Мы ж жить-то здесь не собираемся насовсем!
Светлана усмехнулась.
— Конечно. Вы уже тут живёте, но «не насовсем».
— Света, — Андрей повысил голос. — Ты эгоистка! Люди приехали, им тяжело, а ты думаешь только о квадратных метрах.
— Это МОИ квадратные метры! — вспыхнула она. — И я буду думать о них.
Ссора переросла в ор.
— Да если б не ты, — кричала свекровь, — Андрюша давно бы женился на нормальной девушке, которая уважает родителей мужа!
— Да если б не я, — перебила Светлана, — он бы до сих пор жил с вами в вашей деревне и носил воду из колонки!
Брат вскочил, стул отлетел в сторону:
— Ты на мать голос не повышай!
— А ты мне тут рот не затыкай! — Светлана ткнула в него пальцем.
Сестра Андрея, бледная, но ехидная, хмыкнула:
— Ну понятно, москвичка. Всё моё, всё сама. Семью она не уважает.
— Уважаю я семью. Свою! — ответила Светлана.
И тут Андрей сорвался:
— Да если тебе так не нравится, уходи!
Светлана замерла. В ушах зазвенело.
— Что? — переспросила она тихо.
— Ну а что, — он поднял руки, — ты же сама всегда говоришь, что это твоя квартира, твои стены. Так и живи одна.
Эти слова ударили сильнее, чем если бы он замахнулся рукой.
— Хорошо, — сказала Светлана ледяным тоном. — Сейчас увидишь, как я «одна».
Она пошла в спальню, достала большой чемодан. Но не свой. Андреев. Швырнула его на кровать, открыла и начала засовывать туда его вещи.
— Эй! — он бросился к ней. — Ты что творишь?
— Собираю тебе «формальность». — Она закинула в чемодан джинсы, футболки, носки. — Ты же сказал: не нравится — уходи. Вот и уходи.
Андрей попытался остановить её, схватил за руку.
— Свет, да ты что, с ума сошла? Успокойся!
— Отпусти! — она дёрнулась так, что ногтями оставила царапину на его запястье. — Это мой дом! Мой!
Слёзы подступали, но она держалась. Нельзя плакать перед ними. Ни за что.
Свекровь влетела в комнату с криком:
— Да ты ненормальная! Семью рушишь!
Светлана резко повернулась:
— Семью рушит ваш сын, когда идёт за спиной жены в МФЦ! А вы все — когда считаете чужое жильё своим.
И швырнула чемодан к дверям.
Через час в квартире стоял хаос. Андрей орал, что она всё испортила, свекровь причитала, брат грозился «разобраться по-мужски», сестра хлопала дверями.
А Светлана сидела на краю кровати и чувствовала: мосты горят. Она сделала шаг, от которого назад дороги не будет.
Квартира будто застыла в напряжённой паузе. Три дня все жили как на минном поле: разговаривали шёпотом, хлопали дверями, ходили мимо друг друга, не глядя в глаза. Светлана чувствовала — буря ещё не закончилась.
На четвёртый день всё рвануло.
Она вернулась с работы пораньше и застала Андрея на кухне. Он сидел с пачкой бумаг и шариковой ручкой. Рядом — свекровь и отец, серьёзные, как в суде.
— Что это? — спросила Светлана.
— Свет, — начал Андрей осторожно, — мы тут решили… Надо всё-таки вопрос с пропиской закрыть.
Она подошла ближе и увидела: на столе лежит заявление. Только теперь в графе «собственник» стояла её фамилия — подделанная подпись.
Светлана онемела.
— Ты… подписал за меня? — голос был тихий, но ледяной.
Андрей сглотнул:
— Ну ты же всё равно не поймёшь. А так быстрее.
Свекровь вскинула руки:
— Ну что ты, Светочка, ну чего ты как маленькая! Это для всех удобство!
Светлана выпрямилась. В груди пульсировала злость.
— Это уголовка, Андрей. Подделка подписи. Знаешь, как это называется?
Он побледнел.
— Свет… ну зачем ты сразу в крайности?
— А по-другому с вами нельзя, — сказала она. — Вы меня не слышите.
Она взяла бумаги, порвала на мелкие клочки и бросила им в лицо.
— Всё. Конец.
— Да ты куда?! — вскрикнула свекровь, когда Светлана пошла в спальню.
— К адвокату, — ответила она. — Завтра подаю на развод.
В комнате повисла тишина. Даже брат перестал жевать свои семечки.
Андрей попытался что-то сказать, но Светлана повернулась к нему и посмотрела так, что он замолчал.
— Ты предал меня, Андрей. Ты предал меня хуже, чем если бы изменил. С вещами на выход. Все. Сегодня.
Скандал был громкий, соседи слушали, но Светлане было плевать. Чемоданы, крики, хлопанье дверей, истерика свекрови. Андрей пытался то уговаривать, то обвинять, но Светлана стояла, как скала.
К полуночи квартира опустела.
Она сидела одна на своей кухне. Белые стены снова казались её. Чайник шумел, за окном моросил дождь. Впервые за много лет Светлана чувствовала — она дома. Одна. Но дома.
Она достала телефон, открыла мессенджер и написала коротко:
«Мам, пап, спасибо вам за всё. Я защитила нашу квартиру».
И нажала «отправить».