Нина сидела за столом и ковыряла вилкой в макаронах. Вилка была старая, с погнутыми зубцами — как и вся их жизнь. На столе стояла дешёвая пластиковая салатница, в ней — вчерашняя гречка, залитая подсолнечным маслом. Пахло пережаренным луком и чем‑то кислым, застоявшимся. В углу тарахтел холодильник «Бирюса» — ему лет двадцать, не меньше, и дверца скрипела так, будто он собирался подать на развод.
— Ты опять купила не тот майонез, — недовольно буркнул Пётр, открывая банку. — Я же говорил: надо брать «Провансаль». Это инвестиция в вкус. А ты экономишь на ерунде, а потом жалуешься, что всё невкусно.
Нина молчала. Она знала этот тон: если вступить в спор — будет хуже. Но в груди уже что‑то шевельнулось, знакомое, злое. Она ведь специально считала рубли: «Провансаль» на двадцать рублей дороже. Для неё двадцать рублей — это билет на автобус, между прочим.
— И зачем ты вообще работаешь, если у нас вечные долги? — продолжал Пётр, щёлкая семечки прямо на пол. — Твоя зарплата — это копейки. На одни мои кредиты едва хватает. Ты бы лучше сидела дома и занималась хозяйством. А я уж как‑нибудь сам.
Он говорил это в своих тренировочных штанах с вытянутыми коленями, откинувшись на стул, как барин. На телефоне мигала новая заставка: Пётр недавно купил себе последний айфон «в рассрочку». Нина тогда целый вечер плакала в ванной, когда он объявил: «Это инвестиция в будущее, в мою работу». Какое будущее? Он менеджер по продажам в фирме, где зарплату задерживают по три месяца. Но зато айфон.
Нина поджала губы.
— Я работаю, потому что хочу хоть что‑то своё иметь, — тихо сказала она.
— Своё? — Пётр хмыкнул, криво усмехнувшись. — У тебя нет своего, поняла? Всё общее. Мои деньги — это мои деньги, а твои — тоже общие. Так в семье и должно быть. Запомни.
Из спальни донёсся голос свекрови, Валентины Сергеевны:
— Петенька, ты там не нервничай. Женщины должны слушаться мужей, иначе порядок нарушается! Ниночка, ты зря перечишь. Твоя задача — мужа беречь, а не права качать.
Нина почувствовала, как в животе закололо. Хотелось бросить вилку и уйти. Но куда? У неё не было ни отдельной квартиры, ни запасных денег. Всё уходило на кредиты Петра, на коммуналку, на еду. Она даже колготки покупала на рынке, потому что «в магазине дорого».
— Мам, — крикнул Пётр в сторону спальни, — да она неблагодарная просто. Вот недавно наследство ей перепало — так она думает, что может сама распоряжаться!
У Нины сердце ухнуло в пятки. Он опять за это взялся.
— Какое наследство? — встрепенулась свекровь, и через секунду она уже стояла в дверях. В халате, с бигуди на голове. — Ты что, Нина? От родной тёти квартиру получила и скрыла? А это между прочим общее имущество! Ты жена Петеньки, значит, всё пополам!
— Это моя тётя была, — спокойно, но дрожащим голосом ответила Нина. — По закону это личное имущество, не общее. Я проверяла.
— Да ну! — фыркнула Валентина Сергеевна. — Ты думаешь, закон важнее семьи? Сначала семью разрушаешь, а потом ещё и имущество делить будешь? Ай‑ай‑ай…
Пётр усмехнулся, пододвинул к себе Нинину тарелку и начал доедать её макароны, чавкая.
— Ты что‑то не понимаешь, — сказал он. — Если деньги есть, значит, мы должны их использовать. Мне нужно погасить кредиты, купить машину. А потом мы вложим в бизнес. Это же для нас двоих.
— Для нас двоих? — Нина не выдержала и рассмеялась. — А что для нас двоих было, когда ты айфон брал? Или когда ты маме стиралку купил? Меня ты хоть спросил?
— Не подначивай! — резко рявкнул он, ударив кулаком по столу. Макароны подпрыгнули, а Нина вздрогнула. — Я мужчина, я решаю. Твои наследственные деньги — это наши деньги. И точка.
Валентина Сергеевна поддакнула:
— Правильно, Петя. Ты глава семьи. А Ниночка просто устала, вот и грубит. Женщинам нельзя давать волю, они тогда совсем с ума сходят.
У Нины внутри всё кипело. «С ума сходим мы, когда нас годами в угол загоняют», — подумала она. Но вслух не сказала. Пока.
Она поднялась из‑за стола, отнесла тарелку в раковину. Горячая вода била по пальцам, и Нина стиснула зубы, чтобы не закричать. Слёзы жгли глаза. «Я больше не могу», — шептала она сама себе.
Но Пётр не унимался. Подошёл сзади, положил тяжёлую руку ей на плечо.
— Завтра идём в банк. Откроешь доступ к счёту. Всё должно быть прозрачно. Ты же понимаешь: без меня ты пропадёшь. Ты не умеешь деньгами распоряжаться. А я умею.
Нина резко сбросила его руку. Развернулась. И впервые за долгое время посмотрела прямо в глаза.
— Нет, Пётр. К счёту ты не получишь доступ.
Он опешил. Даже свекровь замерла, прижав руки к груди.
— Что? — хрипло переспросил он.
— Ты меня услышал, — твёрдо повторила Нина. — Это мои деньги. И распоряжаться ими буду я. Всё. Разговор окончен.
Тишина повисла такая, что было слышно, как капает из крана. Потом грохот: Пётр ударил кулаком по дверце холодильника. Она жалобно звякнула.
— Ах ты, стерва неблагодарная! — выкрикнул он. — Да ты без меня и недели не протянешь!
Нина дрожала, но не от страха — от ярости. Впервые за много лет ей захотелось не спрятаться, а ударить в ответ. Она крепко сжала кулаки и сказала:
— Попробуй. И посмотрим, кто без кого не протянет.
Она вышла из кухни и захлопнула за собой дверь. Пётр орал что‑то вслед, свекровь причитала, но Нина уже не слушала. Она знала: сегодня что‑то сломалось. И назад дороги не будет.
Нина проснулась от звука уведомлений. Телефон мигал, как маяк: пять пропущенных звонков от Петра, десяток сообщений в мессенджере. «Подумай хорошенько, дура. Ты сама себя в могилу загоняешь», — мелькало в строке. «Без меня ты никто». «Не будешь выполнять, заберу всё через суд».
Она выключила звук и легла обратно, но уснуть не смогла. Голова гудела. Вчерашний разговор не давал покоя. Она впервые сказала ему «нет». Это было страшно и сладко одновременно.
На кухне громыхала посуда. Свекровь уже встала. У неё был свой ритуал: вскипятить чайник, потом ходить по квартире в шлёпанцах и вслух комментировать всё, что попадалось на глаза. Сегодня комментарии были ядовитые.
— Вот ведь безмозглая девка, — ворчала Валентина Сергеевна, громко закрывая шкафчики. — Всё в дом, а она — в карман. Петю обирает, как липку.
Нина натянула халат и вышла в коридор.
— Доброе утро, — холодно сказала она.
— Доброе утро? — свекровь смерила её взглядом поверх очков. — Оно для тебя недоброе. Ты мужа против семьи настроила. У Пети и так нервов нет, работа тяжёлая, а ты ещё со своими замашками.
Нина молчала. Внутри закипало. Сколько можно? Но именно в этот момент в квартиру ввалился Пётр.
Дверь он хлопнул так, что люстра в коридоре дрогнула. На нём была та же куртка с пятном на рукаве, в руке — пакет из супермаркета.
— Слушай сюда, — начал он с порога, даже не разуваясь. — Я подумал. Или ты открываешь мне доступ к наследству, или катись отсюда. Всё. Я сказал.
Нина почувствовала, как кровь прилила к лицу.
— Куда — отсюда? — спросила она, сдерживая дрожь.
— Из квартиры. Это моя территория. Я муж. А ты в ней никто.
— Как это никто? — Нина рассмеялась. — Прописана я тут так же, как и ты. И по закону ты меня выгнать не имеешь права.
Пётр поставил пакет на пол, шагнул ближе. В его глазах блестело что-то неприятное — смесь злобы и страха.
— Я тебя сам вынесу, поняла? — процедил он.
И толкнул плечом. Нина отшатнулась, ударилась о стену. Боль пронзила лопатку, но она стиснула зубы.
— Ты с ума сошёл?! — выкрикнула она. — Это уже уголовка!
Свекровь всплеснула руками:
— Петя, перестань! Люди услышат! Соседи же!
Но Пётр был не в духе останавливать себя. Он схватил Нину за руку. Она вырывалась. В итоге раздался звон — на пол полетел её телефон. Экран треснул.
— Слушай, — зло сказал он. — Или по-хорошему, или я устрою тебе жизнь. У меня связи есть. Я и ребёнка через суд себе заберу.
Нина похолодела. Он всегда бил по больному. Ребёнка у них не было, но угроза всё равно прозвучала жутко — вдруг он имел в виду будущего? Или хотел лишить её даже этой возможности?
Она рванула к комнате, схватила спортивную сумку.
— Я ухожу, — заявила она.
Пётр засмеялся:
— Куда? К маме своей в деревню? Там корова и огород, вот твой уровень. Без меня ты ни на что не способна.
Она бросала вещи наугад: джинсы, пару футболок, документы из шкафа. Руки тряслись, сердце колотилось.
— Уйду — и посмотрим, кто без кого пропадёт, — выдохнула Нина.
Он шагнул ближе, перехватил её руку.
— Ты не уйдёшь. Я сказал.
И тогда произошло то, чего она сама от себя не ожидала. Нина со всей силы ударила его по лицу. Пощёчина прозвучала так громко, что даже свекровь замолчала.
Пётр отшатнулся, ошарашенный. Щека покраснела.
— Ах ты… — он поднял руку, но Нина вцепилась взглядом так, что он замер. Впервые.
Она схватила сумку и прошла к двери. Свекровь преградила путь, но Нина оттолкнула её плечом.
— Отойди, — сказала она тихо, но так, что Валентина Сергеевна попятилась.
Дверь захлопнулась. Нина выскочила на лестничную площадку. Сердце билось в горле, но впервые за много лет она чувствовала странное облегчение. Страх ещё был, но вместе с ним появилась решимость.
Она вызвала такси. В телефоне трещины, но кнопки работали. Её пальцы дрожали, когда она вводила адрес — нотариальная контора. Нужно было срочно закрыть вопрос с наследством. Пока Пётр не натворил глупостей.
Машина приехала быстро. Старый «Логан» с облупленным бампером. Водитель, мужчина лет сорока, посмотрел на её покрасневшее лицо, на сумку. Но вопросов не задал. Просто включил радио и повёз.
В дороге Нина впервые за долгое время позволила себе расплакаться. Слёзы катились сами, она вытирала их рукавом. В голове крутились слова Петра: «Без меня ты никто». Но теперь они звучали иначе. Как вызов.
— Посмотрим, кто без кого не протянет, — шепнула она себе под нос.
Такси свернуло к нотариальной конторе. Нина знала: сегодня она сделает шаг, который изменит всё.
Нина сидела в нотариальной конторе и слушала, как женщина в очках зачитывает документы. Бумаги подтверждали: квартира, доставшаяся ей от тёти, — её личная собственность. Не Петра, не «общая», а именно её. Подчёркнуто жирной строкой в законе.
Нина расписалась дрожащей рукой. Почувствовала, как будто тяжёлый камень упал с плеч. Теперь главное — успеть оформить все права, прежде чем Пётр начнёт очередную атаку.
Она уже собиралась уходить, когда зазвонил телефон. Пётр. Экран треснул, но номер был виден. Нина отключила звонок. Через минуту пришло сообщение: «Ты пожалеешь. Я тебя изничтожу. Мать сказала — без квартиры ты всё равно ко мне приползёшь».
Она усмехнулась. «Не дождётесь», — подумала.
Вечером вернулась в съёмную комнату, которую удалось найти через знакомую. Старый диван, скрипучий шкаф, маленькое окно с видом на мусорные баки. Но это было её пространство. Без крика, без свекрови в бигуди, без мужниных угроз.
Следующие недели стали марафоном: юристы, суд по разделу имущества, заявления. Пётр подал иск, требуя признать наследство совместным, но судья чётко сказала: «Наследованное имущество — личное». Пётр побледнел, свекровь завыла прямо в зале. А Нина впервые за много лет спокойно улыбнулась.
— Суд отказывает в иске, — отрезала судья.
Точка.
Дальше — развод. Пётр орал, что «никогда не подпишет». Но закон снова оказался на стороне Нины. Брак расторгли.
В день, когда она получила свидетельство о разводе, Нина вышла на улицу и вдохнула холодный воздух. Снег хрустел под ногами, но внутри было тепло. Свобода пахла морозом.
Через полгода Нина уже жила в своей квартире. Сделала ремонт — недорогой, но аккуратный. Купила новую мебель, оформила документы на онлайн-курсы. Начала работать бухгалтером удалённо. Денег стало хватать не только на еду, но и на маленькие радости: духи, тёплое пальто, пару поездок по стране.
Однажды ей написала Валентина Сергеевна: «Петя болен, помоги». Нина долго смотрела на сообщение. В груди что-то сжалось, но ответа так и не пришло.
— Ты сам выбрал, Петя, — сказала она вслух.
И закрыла телефон.
Нина знала: теперь её жизнь принадлежит только ей. И никто больше не решит за неё, как тратить её деньги, где жить и с кем быть.
Она победила.
