— Ты опять меня выставила дурнем! — голос Егора звенел в кухне, будто кто-то стукнул ложкой по пустой кастрюле. — Перед мамой, перед всеми! Я же говорил: не спорь с ней, не перечь. А ты, как всегда, со своим характером!
Виктория, стоявшая у плиты, медленно помешивала кастрюлю с водой. Вода давно перестала кипеть, макароны уже превратились в вязкую серую массу, но ей было все равно. Она смотрела на них, как на зеркало: безжизненное, мутное.
— Я не выставляла, — ответила тихо, но с такой твердостью, что Егор на секунду осекся. — Я просто сказала правду. Моя тетя оставила наследство мне. И точка.
Егор задыхался от злости. Он потер виски, сжал кулаки и сел на табурет. Глаза его метались, как у загнанного зверя, который ищет выход.
— Тебе трудно понять, что семья — это общее? Что мы вместе?
— А мне трудно понять, — парировала Виктория, — почему «вместе» у тебя только тогда, когда речь о деньгах.
Повисла пауза. Егор открыл рот, но слов не нашел. Секунды тянулись густо, как кисель. Потом он резко встал, и табурет со звоном упал на пол.
— Если не оформишь квартиру на нас двоих — я уйду! — бросил он и хлопнул дверью так, что старая люстра над столом жалобно качнулась.
Виктория осталась стоять, в руке — деревянная ложка, в кастрюле — клейкая масса. Она вдруг поняла, что именно это — вся ее жизнь с Егором. Варка до состояния каши, бесконечные хлопки дверями, упреки, чужие голоса громче собственного.
Она села, опустила голову на руки и впервые за долгое время заплакала без сдерживания. Не из-за денег, не из-за наследства. А потому что окончательно осознала: Егор никогда не был для нее опорой. Он был, скорее, камнем на шее, который она тянула из жалости и привычки.
На следующий день Виктория вышла из дома раньше обычного. Чемодан, аккуратно собранный ночью, стоял у двери. Она сняла куртку с вешалки, застегнула молнию и тихо, чтобы не будить соседей, перекатила багаж к лифту.
Но судьба, словно специально, подбросила ей свидетеля: у лифта стояла старуха с соседней квартиры, та самая, которая всю жизнь рычала на всех жильцов, требовала сдавать деньги на ремонт, ворчала, что молодежь курит в подъезде. Сегодня она выглядела иначе — с сумкой в руках и странно мягким выражением лица.
— Викуся, — сказала она неожиданно ласково. — Ты уходишь?
Виктория замялась. Соседка никогда не называла ее по имени, только «девка из двадцать третьей».
— Ухожу, — честно призналась.
Старуха вздохнула.
— И правильно. Мужики нынче жадные пошли, все тянут да тянут. А ты молодая, красивая. Не губи себя.
Виктория впервые улыбнулась за последние дни. Она вдруг увидела в старухе не злую соседку, а женщину, когда-то тоже любившую, тоже, наверное, ошибавшуюся.
— Спасибо, — тихо сказала она.
И нажала кнопку лифта.
Утром Егор вернулся домой. Увидев пустую прихожую, где раньше стояли ее ботинки и сумка, он застыл. Его лицо перекосилось: страх, злость, растерянность. Он обыскал квартиру — все ее вещи исчезли.
На кухне, возле той самой кастрюли с макаронами, лежала записка. Короткая, будто отрезанная ножом: «Я ухожу. Не ищи меня.»
Егор рвал записку в клочья, топтал ногами, но бумага не сопротивлялась, как не сопротивлялась и сама Виктория все эти годы.
Первую ночь Виктория провела у матери. Она думала, что будет тяжело объяснять, оправдываться, но мама только крепко обняла и сказала:
— Доченька, наконец-то ты решилась. Я давно ждала этого дня.
Тогда Виктория поняла: решение было правильным. И не потому, что теперь у нее деньги, а потому, что она впервые почувствовала себя взрослой. Без страховки, без костылей, без привычного «терпи ради семьи».
Однако на горизонте уже собирались новые грозы. Людмила Константиновна, узнав об уходе Виктории, объявила войну. Она подала в суд, требуя признать наследство «совместно нажитым». И заодно подключила к делу дальнего родственника — какого-то Сергея, «кузена», которого Виктория никогда раньше не видела.
Сергей появился в ее жизни внезапно: высокий, уверенный, с черным портфелем в руке. Он представился как «представитель интересов семьи».
— Виктория Андреевна, — сказал он холодно. — Вам не удастся так просто забрать все себе. Мы добьемся справедливости.
Виктория смотрела на него и понимала: это новая глава ее борьбы. Егор и его мать не отступят. Но теперь она была готова.
Она уже сделала первый шаг — освободилась от ненужного брака. Теперь предстояло доказать, что и на чужие руки ее наследство не упадет.
И где-то в глубине души она даже почувствовала странное возбуждение: впервые в жизни у нее появилось оружие — не только деньги, но и сила внутри.
— Вы, наверное, думаете, что правда на вашей стороне, — сказал Сергей, открывая папку с бумагами. Его голос был спокойный, даже немного насмешливый. — Но поверьте мне, суд редко становится на сторону одиночек. Особенно когда против них семья.
Виктория сидела напротив, сжимая кружку с недопитым кофе. Ей хотелось вылить его прямо в лицо этому надменному типу, но она только глубже вдохнула.
— Семья? — переспросила она. — Это вы о ком? О свекрови, которая ненавидела меня с первого дня? О муже, который требовал деньги, как побирушка на вокзале? Если это семья, то мне лучше быть одной.
Сергей улыбнулся — тонко, без радости.
— Вам не стоит недооценивать Людмилу Константиновну. Она женщина упорная. Если решила — доведет дело до конца.
— А вы кто ей? — не выдержала Виктория. — Вчера я впервые услышала ваше имя, а вы уже лезете в мою жизнь.
— Родственник. Дальний, но все же. И, поверьте, мне есть за что бороться.
Он сказал это так, будто спорил о шахматной партии, а не о ее будущем.
Судья слушал аргументы с каменным лицом. Виктория сидела рядом со своим адвокатом — молодой женщиной, которую ей посоветовал коллега по работе. Та была настойчива, уверена в буквах закона, но Виктория чувствовала: этого может не хватить.
Людмила Константиновна разыгрывала трагедию на полную катушку: платочек у глаз, дрожащий голос, рассказы о «жестокой невестке», которая выгнала сына ради денег. Егор сидел рядом, угрюмо кивая, словно ему самому неприятно участвовать в этом спектакле, но выхода нет.
И только Сергей выделялся на их фоне: аккуратный костюм, уверенные интонации, юридические термины сыпались из его уст, как песок сквозь пальцы. Он говорил о «справедливости», о «совместном проживании», о «средствах, накопленных в браке».
Виктория слушала и чувствовала, как под ногами дрожит почва.
Но судья оказался неожиданно строг:
— Наследство, полученное одним из супругов, не является совместным имуществом, — произнес он без лишних эмоций. — Иск отклонить.
В зале повисла тишина. Людмила Константиновна закусила губу, Егор сжал кулаки под столом, а Сергей… Сергей впервые посмотрел на Викторию так, будто увидел в ней не противника, а человека.
После суда он догнал ее на улице.
— Поздравляю, — сказал, догнав ее шаг. — Вы выиграли первый раунд.
— Я выиграла дело, — холодно ответила Виктория. — А не раунд.
Сергей усмехнулся.
— Дело вы выиграли. Но раундов впереди много. Людмила Константиновна не остановится.
Виктория резко повернулась к нему.
— И вы тоже не остановитесь?
Он пожал плечами.
— Посмотрим.
Вечером Виктория сидела у себя в новой квартире. Она только что получила ключи: просторная двушка на окраине города, с окнами во двор и запахом свежего ремонта. Коробки с вещами еще стояли по углам, но для нее это был новый мир. Свой. Без Егора, без свекрови, без чужих упреков.
Она разливала по стаканам дешевое шампанское — для себя и мамы, которая помогала перетаскивать вещи.
— Доченька, — сказала мать, поднимая стакан. — Ты сильная. Но будь осторожна. Деньги притягивают не только хороших людей.
Виктория кивнула. Внутри все еще гремел голос Сергея: «Раундов впереди много».
На следующий день ей позвонили.
— Виктория Андреевна? — в трубке был тот самый низкий и насмешливый голос. — Это Сергей. Хотел бы встретиться.
— С какой стати? — насторожилась она.
— Чтобы обсудить… перспективы.
— У нас нет общих перспектив.
— А вот в этом вы ошибаетесь, — сказал он и назвал время и адрес кафе.
И отключился.
Кафе оказалось маленьким, почти пустым. Сергей сидел за столиком у окна, пил черный кофе без сахара. Когда Виктория вошла, он встал, будто подчеркивая свое уважение.
— Не бойтесь, — сказал он. — Сегодня я не про суды и не про деньги.
— А про что тогда? — Виктория скрестила руки.
Сергей посмотрел на нее внимательно, слишком внимательно, будто пытался заглянуть внутрь.
— Я хочу предложить вам союз.
Она рассмеялась.
— Союз? С вами? После всего?
— Да. Потому что я вижу: вы сильнее, чем я думал. И умнее. С такими лучше дружить, чем воевать.
Виктория замолчала. Ей хотелось отрезать, уйти, но слова застряли в горле. Внутри что-то дрогнуло — то ли страх, то ли странное любопытство.
Именно в этот момент в кафе вошла новая фигура. Женщина лет сорока пяти, в длинном пальто, с резким взглядом. Она подошла прямо к их столику и сказала:
— Сережа, ты опять за старое?
Сергей поморщился, будто от зубной боли.
— Маша, не сейчас.
— А я говорю, сейчас! — женщина обернулась к Виктории. — Не верьте ему! Он умеет красиво говорить, но у него всегда есть вторая игра.
Виктория растерянно посмотрела на Сергея.
— Это кто?
— Сестра, — сквозь зубы сказал он.
Маша села прямо рядом с Викторией и наклонилась к ней.
— Девушка, вы умная, я вижу. Держитесь от него подальше. Он может увлечь, но потом пожалеете.
Виктория сидела между ними, как между двумя полюсами. Одно было ясно: в ее жизнь вошли новые люди. И каждый из них нес свой конфликт, свою тайну.
В тот вечер она вернулась домой и долго сидела у окна. На столе лежали ключи от новой квартиры — тяжелые, холодные. А в голове звучали три голоса: Егор с его требованиями, Людмила Константиновна с упреками и Сергей с этим странным «союзом».
Она поняла: деньги — это не свобода. Это поле битвы. И на этом поле ей придется научиться играть.
А еще — выбирать, кому верить.
— Ты правда веришь ему? — голос Маши звенел в голове Виктории еще несколько дней после той встречи в кафе.
Она пыталась работать, подписывала документы, отвечала на звонки, но мысли возвращались к странной паре — брату и сестре. Сергей с его холодной улыбкой и обещаниями «союза». Маша с резким взглядом и предупреждением: «Не верьте». Кому доверять? Никому. Но почему-то их появление ощущалось как начало чего-то большого, что уже не остановить.
Сергей появился снова. Позвонил поздно вечером.
— Виктория Андреевна, мне нужно поговорить. Это важно.
— Я не обязана встречаться с вами, — устало ответила она.
— Тогда вы многое потеряете.
Она долго смотрела на телефон. Потом все-таки согласилась.
На этот раз встреча была не в кафе, а в пустынном парке. Листья уже опали, скрипел снег под ногами. Сергей стоял у фонаря, его лицо было суровым, без намека на прежнюю насмешку.
— Я знаю, что вы думаете обо мне, — сказал он прямо. — Но дело не только в деньгах. Людмила Константиновна собирается действовать грязно. Она наняла людей, которые будут копаться в вашем прошлом, вытаскивать любую мелочь, чтобы очернить вас.
— И зачем вы мне это рассказываете? — спросила Виктория.
— Потому что я не хочу быть частью этой игры. Я устал от их интриг.
В его голосе вдруг прорезалась усталость, настоящая, человеческая. Виктория впервые увидела в нем не хищника, а мужчину, которому тоже пришлось жить в паутине чужих решений.
— И что вы предлагаете? — осторожно спросила она.
— Я помогу вам. Но вы должны довериться мне.
В этот момент, из темноты, вышла Маша.
— Вот он, Сережа! — закричала она. — Опять ты со своими обещаниями!
Сергей зло стиснул зубы.
— Уйди, Маша!
— Нет! — она подошла к Виктории. — Он только делает вид, что против матери Егора. А сам играет в две стороны. Я знаю его лучше всех!
Виктория посмотрела на них обоих. Брат и сестра, враги и союзники одновременно. И оба теперь вплетены в ее судьбу.
— Я никому не верю, — сказала она твердо. — Ни вам, Сергей, ни вам, Маша. Я сама решу, что делать.
И ушла, оставив их спорить под фонарем.
Дома она впервые почувствовала, что действительно изменилась. Раньше она бы пряталась за кого-то — за Егора, за мать, за тетю Зину. Теперь она понимала: если деньги сделали ее целью, значит, ей придется самой стать щитом.
Но за этим щитом зрело другое чувство — злость. На Егора, на свекровь, на всех, кто привык видеть в ней беззащитную девочку. И эта злость давала ей силы.
Через неделю Людмила Константиновна ворвалась в ее квартиру без звонка. В руках — сумка, на лице — надменность.
— Осень длинная, а снимать жильё дорого! Так что готовься, мы у тебя до весны! — выпалила свекровь, даже не глядя на Викторию.
Эти слова ударили сильнее любых угроз. Виктория стояла, прижимая к груди полотенце — только что вышла из душа, волосы еще мокрые. В прихожей, как у себя дома, свекровь ставила сумку на пол, а Егор, появившийся следом, молча снимал куртку.
И тогда Виктория поняла: вот он, настоящий бой. И от того, как она поведет себя сейчас, зависит вся ее новая жизнь.
