Все началось с того, как пахло жасмином под нашим окном. Именно это запах я всегда буду вспоминать, думая о нем, об Андрее. Тогда все казалось таким идеальным, таким прочным, как будто сама судьба наконец-то повернулась ко мне лицом.
Мы сидели в кофейне, и он рассказывал о своем новом проекте, а я смотрела на его руки, на то, как они двигаются, и думала, что, кажется, готова слушать этот голос всегда. Он был внимательным, смешным, таким… правильным. Таким непохожим на всех, кто был до него.
— Знаешь, Алина, — он отодвинул чашку с эспрессо и посмотрел на меня так, что у меня перехватило дыхание. — Мне с тобой так легко. Как будто я нашел не просто девушку, а своего человека.
— Перестань, — я смущенно покраснела, отводя взгляд на улицу, где спешили куда-то люди. — Ты просто разбалуешь меня такими речами.
— Я серьезно. Я уже рассказал о тебе родителям. Мама хочет тебя видеть.
Внутри все екнуло. Знакомство с родителями — это всегда волнительно. Особенно когда понимаешь, что отношения выходят на новый, серьезный уровень.
— Правда? А я… я немного боюсь, — призналась я.
— Чего? Они самые обычные люди. Папа — тихий, спокойный. Мама — ну, немного хозяйственная, любит всем руководить. Но душа золотая. Она тебе точно понравится.
Он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой, и мой страх отступил. Ну конечно, какие могут быть проблемы? Его мама — золотой человек. Все будет хорошо.
Встреча была назначена на субботу. Они жили в спальном районе, в панельной девятиэтажке, но их квартира поразила меня стерильной, почти музейной чистотой. Все блестело, лежало на своих местах, и по стенам висели ковры с оленями, которые, казалось, смотрели на меня с немым укором.
Тамара Ивановна, мама Андрея, встретила меня на пороге. Невысокая, плотная женщина с короткой стрижкой и цепким, оценивающим взглядом.
— Ну, наконец-то! Заходи, Алина, раздевайся. Андрюша, куда гостя в прихожей держишь? Проходи, садись.
Ее голос был громким, властным, и каждое слово звучало как приказ. Виктор Петрович, отец Андрея, молча кивнул мне из-за газеты, которую он читал в кресле, не вставая.
Стол был накрыт с невероятным размахом: салаты, мясо, соленья. Тамара Ивановна то и дело подкладывала мне еду, приговаривая:
— Ешь, ешь, ты же вся такая субтильная. На диетах сидишь? Мужчины любят, чтоб было за что подержаться.
— Мама, ну хватит, — пытался вставить слово Андрей, но она его просто не слышала.
— Так, Андрей говорит, ты одна живешь? — перешла она к допросу.
— Да, — кивнула я. — Родители переехали на юг, а мне досталась наша старая квартира в центре.
— В центре? — брови Тамары Ивановны поползли вверх. Это ее явно заинтересовало. — И давно ты одна такая молодая девушка soбственной жилплощадью обзавелась?
— Ну, я не одна ее покупала, она просто… осталась от родителей, — пояснила я, чувствуя себя неловко под ее пристальным взглядом.
— Понятно, понятно. Везучая. А на работе что? Карьеру строишь?
Я рассказала о своей должности экономиста в небольшой фирме, о планах, о том, что коплю на первоначальный взнос для ипотеки на квартиру побольше.
Тамара Ивановна кивала, причмокивала, и ее взгляд становился все более заинтересованным, почти хищным.
— Молодец, самостоятельная. Это сейчас редкость. Андрею с тобой повезло.
Вечер, в целом, прошел нормально. Немного тягостно, но без эксцессов. Когда мы уходили, Тамара Ивановна на прощание сжала мою руку в своей цепкой ладони.
— Приходи еще, Алиночка. Мы тебе всегда рады. Ты нам… очень понравилась.
Я выдохнула с облегчением, когда дверь закрылась за нами. На улице уже стемнело.
— Ну как? — Андрей обнял меня за плечи. — Я же говорил, что все будет хорошо. Они в восторге.
— Да, — улыбнулась я, хотя внутри оставался какой-то странный осадок. — Они очень… яркие.
— Мама просто заботится. Она у меня такая.
Мы дошли до угла, и я вспомнила, что оставила в их прихожей шарфик.
— Подожди тут, я мигом, — сказала я Андрею и побежала назад.
Дверь в квартиру была приоткрыта. Я уже хотела постучать, но услышала из прихотой громкий шепот. Голос Тамары Ивановны. Он звучал совсем не так, как минуту назад. Он был тихим, сдавленным от сдерживаемого возбуждения.
— Видишь? Я же тебе говорила. При деньгах, квартира в центре уже есть. Благодаря этой дурочке будем жить в роскоши. Главное — Андрея не спугнуть, пусть все делает как надо.
Я замерла, вжавшись в стену, не в силах пошевелиться. В ушах звенело.
— Ты потише, — пробурчал в ответ усталый голос Виктора Петровича. — Услышит еще.
— Какая разница? Все равно замуж за нашего Андрюшу пойдет, ослепла же от любви. Все у нас получится.
Я отшатнулась от двери, как от раскаленного железа. Сердце бешено колотилось. Без шарфика. Без всего. Я побежала назад к Андрею.
— Что ты такая бледная? — спросил он с беспокойством.
— Голова немного кружится, — соврала я, с трудом ловя воздух. — Шарфик… я потом заберу. Давай просто поедем ко мне.
— Хорошо, конечно.
Я шла рядом с ним, смотрела на его профиль, на его спокойное, ничего не подозревающее лицо, и слова его матери звенели в моих ушах навязчивым, ядовитым эхом.
«Благодаря этой дурочке будем жить в роскоши».
Мне показалось. От усталости, от волнения. Не может же быть, чтобы все это — ужин, улыбки, комплименты — было такой циничной, хорошо разыгранной ложью.
Я решила, что мне показалось. Решила поверить в лучшее. Это была моя первая и самая роковая ошибка.
Прошло несколько недель. Я старалась выкинуть из головы тот случайный обрывок фразы, который мне почудился. Я списывала все на свое волнение и паранойю. Андрей был по-прежнему нежен и внимателен, и я все глубже погружалась в ощущение, что вот оно, мое счастье.
Однажды вечером, когда мы ужинали в моей квартире, он неожиданно опустился на одно колено. В его руке была небольшая бархатная коробочка.
— Алина, я не могу представить свою жизнь без тебя. Выходи за меня.
В его глазах было столько искренности, что все мои сомнения растаяли как дым. Я плакала и смеялась одновременно, кивая и протягивая ему руку, чтобы он надел кольцо. Оно было красивым, скромным, с небольшим бриллиантом. Совсем не таким, как те, что я иногда рассматривала в ювелирных журналах, но для меня оно было самым ценным на свете.
— Да, — прошептала я. — Тысячу раз да.
Мы сидели на полу, обнявшись, строя планы. И в самый разгар наших мечтаний зазвонил телефон Андрея.
— Мама, — сказал он, взглянув на экран. — Алло? Да, мам, все хорошо. Что? Нет, мы дома.
Он помолчал, слушая что-то очень оживленное на том конце провода.
— Конечно, приходи. Сейчас? Ну… хорошо.
Он положил трубку и посмотрел на меня с извиняющейся улыбкой.
— Это мама. Она так рада за нас, что не может усидеть на месте. Говорит, хочет лично поздравить и обсудить кое-что важное. Они с отцом уже едут.
Мое сердце неприятно кольнуло. Но я прогнала эту глупую тревогу. Конечно, она рада. Ее единственный сын женится.
Не прошло и получаса, как в дверь позвонили. На пороге стояли Тамара Ивановна и Виктор Петрович. Она влетела в квартиру, как ураган, размахивая бутылкой дорогого шампанского.
— Ну, показывайте, показывайте! — с порога потребовала она, хватая мою руку. — О-хо-хо! Скромненько, но со вкусом. Поздравляю вас, мои дорогие! Виктор, чего молчишь? Поздравляй детей!
Виктор Петрович пробормотал что-то невнятное и протянул мне букет гладиолусов, явно купленных у метро по пути.
Мы сели за стол. Шампанское было откупорено, тосты сказаны. Тамара Ивановна не сводила глаз с моего кольца.
— Миленькое, — оценила она, взяв мою руку в свою. — Андрей, ты что же не посоветовался со мной? Я бы тебе подсказала, где лучше брать. Но ничего, главное — не кольцо, главное — чувства.
Она потрепала Андрея по щеке и тут же перешла к главному.
— Ну, а теперь к планам. Я уже все обдумала. Свадьбу будем играть в ресторане «Эдем». Я договаривалась там еще на свадьбу племянницы, так мне директор скидку сделает.
— «Эдем»? — удивилась я. — Но это же очень дорого, Тамара Ивановна.
— Пустяки! Свадьба бывает раз в жизни. Нельзя экономить. К тому же, — она посмотрела на меня, — я так понимаю, у тебя, Алиночка, с финансами все в порядке. Самостоятельная девочка. А родители жениха, по традиции, только цветочки и свечечки оплачивают. Так ведь, Виктор?
Виктор Петрович согласно хмыкнул, уткнувшись в бокал.
Меня будто слегка обдало холодом. Я посмотрела на Андрея. Он смотрел на мать с обожанием и гордостью.
— Мама права, Алина. Это же наш день. Он должен быть идеальным.
— Но мои сбережения… я копила на другую цель, — попыталась я мягко возразить.
— Какая разница? — Тамара Ивановна махнула рукой. — Деньги дело наживное. А впечатления — на всю жизнь. К тому же, — она понизила голос, делая его сладким и задушевным, — у нас с Виктором пенсия просто мизерная. Мы еле-еле сводим концы с концами. Андрей только карьеру строит, зарплата у него небольшая. А ты у нас умница, труженица. Мы на тебя всю надежду возлагаем.
Она посмотрела на меня так, словно я была ее последней надеждой на спасение. И в ее глазах снова мелькнул тот самый, хищный блеск, который я видела в день нашего знакомства. Но теперь он был приправлен фальшивой грустью.
Андрей обнял меня за плечи.
— Мама, мы сами как-нибудь разберемся.
— Какой разберетесь? — вспыхнула Тамара Ивановна. — Вы оба молодые, горячие, денег считать не умеете. Я вам помогу. Все возьму под свой контроль. Будет все шикарно, я обещаю.
Она говорила, говорила без остановки, расписывая, какие будут цветы, какой торт, какой ведущий. Ее слова обволакивали меня, давили, лишали воли. Я снова ловила себя на том, что мне неловко возражать, жалко их, стыдно казаться мелочной и жадной.
— Хорошо, — наконец, сдалась я, чувствуя, как моя мечта о тихой свадьбе на природе уплывает куда-то далеко. — Давайте сделаем в «Эдеме».
— Вот и умница! — Тамара Ивановна сияла от победы. — Я знала, что ты девочка разумная. Ну, а теперь о главном. О будущем.
Она отхлебнула шампанского и обвела взглядом мою гостиную.
— Квартира у тебя, конечно, хорошая, но для молодой семьи маловата. Детям же негде будет бегать. Я вот что придумала…
Я замерла, предчувствуя недоброе.
— Вы продаете эту однушку. На эти деньги берете шикарную трешку в той новостройке, что за рекой строится. А мы… — она многозначительно посмотрела на мужа, — мы вам поможем. Мы вложимся в ремонт. Самый дорогой, евростандарт. И мебель купим. А то у вас молодежь, всякие эти шкафы-стенки из опилок… А мы купим добротную, на века. Мы с Виктором и Игорем тогда переедем к вам. Поможем по хозяйству, с будущими внуками. Мы же одна семья теперь!
В комнате повисла тишина. Я смотрела на ее сияющее, полное торжества лицо, на смущенного Виктора Петровича, на Андрея, который смотрел на мать с обожанием и кивал.
И в этой тишине я снова услышала тот самый шепот. Теперь он звучал уже не из-за двери, а прямо в этой комнате, приправленный шампанским и жадностью.
«Благодаря этой дурочке будем жить в роскоши».
На этот раз мне не показалось.
После их ухода в квартире повисла гнетущая тишина. Воздух был густым от запаха недопитого шампанского и дорогих духов Тамары Ивановны. Я стояла посреди гостиной, ощущая, как почва уходит из-под ног. Их план звучал так абсурдно и нагло, что у меня не находилось слов.
Андрей, напротив, казался воодушевленным. Он ходил по комнате, размахивая руками.
— Ну ты представляешь, Алина? Трешка! С большой кухней! И мама права — детям будет где побегать. А с ремонтом они нам действительно помогут, паша у него золотые руки.
Я медленно повернулась к нему. В горле стоял ком.
— Андрей, ты сейчас серьезно? Ты слышал, что она предложила? Мне продать мою квартиру, купленную родителями, чтобы твои родители и твой брат-бездельник переехали к нам? Это же безумие!
Он поморщился, как будто я сказала что-то неприличное.
— Ну почему сразу «бездельник»? Игорь работу ищет. А родители… они же не просто так. Они вложатся в ремонт. Это же справедливо.
— Какая квартира? Какая трешка? — голос мой дрогнул. — Я копила на скромную двушку для нас двоих, Андрей! Для нашей семьи! А не на дворец для всей твоей родни!
— Они же не чужие люди! — повысил голос он. — Это моя семья. И скоро твоя. Мы должны помогать друг другу. Мама всю жизнь на меня пахала, теперь я должен о ней позаботиться.
В его словах не было злого умысла. Была слепая, сыновья преданность и полное непонимание происходящего. Он действительно не видел в этом предложении ничего зазорного.
— Они хотят поживиться за мой счет, Андрей! Ты не слышал, как она говорила? «Благодаря этой дурочке»!
Он замер и смотрел на меня с искренним недоумением.
— Что? Когда?
— В тот первый вечер, когда я вернулась за шарфом! Я слышала, как она шепталась с твоим отцом! Она уже тогда все распланировала!
Андрей покачал головой, и на его лице появилось снисходительное выражение.
— Алина, дорогая, тебе показалось. Ты тогда вся изнервничалась. Мама могла сказать что угодно, пошутить. Ты же не станешь строить наши отношения на каком-то обрывке фразы?
Он подошел и попытался обнять меня, но я отшатнулась. Меня трясло.
— Мне не показалось. И сегодня это не шутка. Это продуманный план. Они хотят отобрать у меня все, что у меня есть.
— Никто ничего не отбирает! — вспылил он. — Это общее решение семьи! Мы все будем вкладываться! Ты что, не доверяешь мне? Думаешь, я против тебя с ними сговорюсь?
В его голосе зазвучала обида. Он мастерски переводил стрелки, делая меня виноватой — недоверчивой, мелочной, не готовой стать частью его семьи.
Я чувствовала, что тону. Его логика была железной, но только в его мире, в мире, где слово матери — закон, а ее манипуляции — проявление заботы.
— Я не хочу, чтобы они жили с нами, — сказала я тихо, но четко. — Это мое условие. Мы можем посмотреть на двушки. Только на нас двоих.
Его лицо вытянулось.
— Я не могу им этого сказать. Они уже обрадовались. Мама уже все распланировала.
— Тогда скажи, что это я против.
— И выглядеть последним подкаблучником? — он горько усмехнулся. — Алина, давай не ссориться. Давай просто все обсудим. Как взрослые люди.
Взрослые люди. Да. Именно это мне и нужно было сделать. Перестать быть той самой «дурочкой», которой так легко управлять.
— Хорошо, — сказала я, внезапно успокоившись. — Давай обсудим. Соберем всех. Твоих родителей и моего… моего юриста.
Андрей нахмурился.
— Какого юриста? Зачем он?
— Моя подруга Лиза. Ты ее видел. Она работает юристом в крупной компании. Она поможет нам все грамотно оформить. Чтобы потом не было споров и обид. Если уж мы говорим о таких серьезных вещах, как продажа недвижимости и общие вложения, без юриста не обойтись. Это же по-взрослому, да?
Я смотрела ему прямо в глаза, и он отвел взгляд. Мое предложение было железобетонным, и возразить ему было нечего.
— Ну… хорошо, — нехотя согласился он. — Если ты думаешь, что это необходимо.
— Я уверена, — кивнула я. — Позвони им, договорись о встрече. Чем раньше, тем лучше.
Пока Андрей ушел звонить матери, я подошла к окну. За стеклом был мой город, моя жизнь, которую так нагло пытались перекроить под себя чужие люди. Я достала телефон и набрала Лизу.
— Лиза, мне срочно нужна твоя помощь, — сказала я, как только она взяла трубку. — Та самая свекровь… все оказалось еще хуже, чем я думала.
Я вкратце изложила ей суть предложения Тамары Ивановны. На том конце провода повисла ошеломленная пауза, а потом раздался оглушительный вздох.
— Да они совсем охренели! Ты мне все, дословно, что они говорили, вспомни. Мы им сейчас такую «евростандарт» люстру вкрутим, что они до старости будут щуриться. Говори место и время. Я буду там. И подготовлю кое-что интересное.
Ее уверенность была тем якорем, за который я могла ухватиться. Положив трубку, я почувствовала не знакомую до этого момента твердость. Игра началась. И я больше не была в ней пешкой.
Встреча была назначена на следующий вечер в той же кофейне, где Андрей делал мне предложение. Ирония ситуации была горьковатой. Тогда здесь пахло кофе и надеждой. Теперь же воздух, казалось, был наполнен электричеством надвигающейся бури.
Мы с Лизой пришли заранее. Лиза, моя подруга с юридическим образованием и стальным стержнем внутри, выглядела собранной и невозмутимой. В ее строгом костюме и с тонким портфелем она была воплощением профессионализма.
— Главное — спокойствие и холодная голова, — инструктировала она меня, поправляя манжеты. — Ты не эмоционируешь. Ты — разумная бизнес-леди, которая хочет обезопасить свои активы. Все по делу. Без обид и упреков. Они играют в жадность, мы играем в закон. Поняла?
Я кивнула, сжимая руки под столом. Я была благодарна ей за эту поддержку. Без нее я бы, наверное, снова растерялась под напором Тамары Ивановны.
Они вошли все вместе, как и в прошлый раз: Тамара Ивановна во главе, за ней — Виктор Петрович и Андрей. Андрей выглядел напряженным и смущенным. Он едва взглянул на меня.
— Ну, вот и все в сборе! — возвестила Тамара Ивановна, усаживаясь напротив нас. Ее взгляд скользнул по Лизе с легким презрением. — А это кто у нас? Подружка-советчица?
— Это Лиза Михайловна, мой финансовый консультант и юрист, — четко представила я, прежде чем Лиза сама смогла что-то сказать. — Поскольку мы обсуждаем серьезные финансовые операции, я попросила ее присутствовать для протокола и консультаций.
Лиза кивнула, холодно улыбнувшись.
— Очень приятно.
Тамара Ивановна фыркнула, но виду не подала.
— Ну что ж, тем лучше. Значит, подойдем к вопросу обстоятельно. Итак, наше предложение Алина уже озвучила? Продаем однушку, покупаем трешку. Мы вкладываемся в ремонт.
— Да, Алина мне в общих чертах описала вашу… инициативу, — взяла слово Лиза, открывая свой блокнот. — Прежде чем двигаться дальше, давайте ваши вложения. Вы говорите о ремонте и мебели. Какую именно сумму вы готовы инвестировать в проект?
Наступила короткая пауза. Тамара Ивановна явно не ожидала такого конкретного вопроса.
— Ну, какую сумму… — замялась она. — Столько, сколько потребуется. Мы не будем экономить на детях.
— Понимаю. Но для составления брачного договора и предварительного расчета налогов нам необходима хотя бы примерная сумма. Хотя бы вилка. Хоть триста тысяч? Пятьсот? Миллион? — Лиза смотрела на нее непроницаемо, держа ручку наготове.
Виктор Петрович закашлялся. Тамара Ивановна покраснела.
— Какие миллионы? У нас пенсия! Мы вложимся по мере сил. Но это будет качественно, я ручаюсь!
— То есть, вы не можете назвать даже примерную сумму? — Лиза сделала заметку в блокноте. — Это затрудняет расчет доли в праве собственности на новое жилье.
— Какой еще доли? — вспыхнула Тамара Ивановна. — Мы же одна семья! Какие доли? Мы просто поможем детям!
— Именно поэтому мы и предлагаем зафиксировать вашу помощь юридически, — не моргнув глазом, парировала Лиза. — Чтобы в будущем не возникло недоразумений. Если вы вкладываете, скажем, пятьсот тысяч рублей в ремонт и мебель, это должно быть нотариально заверено и даст вам право на соразмерную долю в квартире. Или же мы оформляем это как беспроцентную ссуду с возвратом по требованию. Как вам будет удобнее?
Лицо Тамары Ивановны побагровело. Она поняла ловушку. Любой ее ответ либо обязывал их к конкретным деньгам, которых у них не было, либо лишал их всяких прав на квартиру.
— Это какая-то бюрократия! — закричала она. — Мы хотим как лучше! Мы хотим помочь! А вы тут со своими бумажками! Андрей, скажи же что-нибудь!
Андрей, который до этого молча смотрел в стол, поднял на меня умоляющий взгляд.
— Алина, ну зачем все это? Неужели ты не доверяешь моим родителям?
Я посмотрела на него, и в тот момент во мне что-то надломилось окончательно. Он не видел подвоха. Он видел только, что я ставлю палки в колеса его маме.
— Я предлагаю честность, Андрей, — тихо сказала я. — Если вложения будут, их нужно зафиксировать. Если нет — то и претензий быть не может. Разве не так?
— Но они же… они же помогут! — упрямо повторил он.
— Конкретно чем и на какую сумму? — снова вступила Лиза. — Без этого любое обсуждение продажи нынешней квартиры Алины является, мягко говоря, преждевременным.
Тамара Ивановна резко встала, задев стол. Чашки звякнули.
— Я вижу, здесь нас не ждали! Вы хотите нас ограбить, оставить без крова в старости! Мы предлагаем руку и сердце, а вы — расчетливую дурочку! Поехали, Виктор. Андрей, иди с нами.
Андрей колебался секунду, глядя то на меня, то на свою разъяренную мать.
— Алина… извинись перед мамой, — пробормотал он.
Это было последней каплей. Он выбирал их. Всегда будет выбирать их.
— Мне не за что извиняться, Андрей, — сказала я, и голос мой звучал спокойно и холодно, как у Лизы. — Я предлагаю справедливые и законные условия. Если вашей семье это не подходит, значит, у нас нет предмета для разговора.
Он посмотрел на меня с немым упреком, развернулся и пошел за родителями, которые уже шли к выходу.
Я сидела и смотрела им вслед, чувствуя, как рушится все, что было так важно еще вчера. Но вместе с болью пришло и странное облегчение. Маска сорвана. Игра в счастливую семью была окончена.
Лиза закрыла свой блокнот.
— Ну что ж, — сказала она. — Поздравляю. Ты только что спасла себя от финансовой катастрофы. Жаль только, что пришлось заплатить за это женихом.
Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Слез не было. Была только пустота и четкое понимание: то, что произошло, было не ссорой. Это было прозрение.
Тишина в моей квартире после их ухода была оглушительной. Я сидела, глядя на оставшиеся на столе чашки, и пыталась осмыслить масштаб катастрофы. Все рухнуло в одно мгновение. Моя любовь, мое доверие, мои представления о будущем — все это оказалось хрупким карточным домиком, который рухнул от одного дуновения правды.
Лиза молча собрала свои бумаги. Она не говорила банальностей вроде «все будет хорошо». Она просто была рядом, и этого было достаточно.
— Спасибо, — наконец выдохнула я. — Если бы не ты…
— Не благодари, — она махнула рукой. — Профессиональная деформация. Не могу смотреть, когда людей так нагло разводят. Держись, дорогая. Ты поступила абсолютно правильно.
Она ушла, оставив меня наедине с тишиной и тяжелыми мыслями. Я понимала, что это еще не конец. Тамара Ивановна не из тех, кто так легко отступает. Я ждала звонка от Андрея. Криков, упреков, мольб. Но телефон молчал.
Прошло два дня. Два дня тягостного ожидания и тишины. Я почти не спала, постоянно думая о том, что же происходит сейчас в их семье. Как они там, в своей тесной квартирке, пережевывают мою «измену» и «жадность».
На третий день раздался звонок в дверь. Я посмотрела в глазок и увидела Андрея. Он был один. Лицо у него было осунувшееся, усталое, под глазами — темные круги. Я глубоко вздохнула и открыла.
Он вошел, не поднимая на меня глаз, и остановился посреди гостиной.
— Мама не могла больше терпеть, — глухо сказал он. — Она хочет забрать свои вещи. То, что она оставила здесь.
Я кивнула. Это был предлог, и мы оба это понимали.
— Что значит «забрать вещи»? Какие вещи? Она здесь ничего не оставляла.
— Ну, как… подарки тебе. То кольцо, например. Оно же фамильное, — он произнес это с такой неловкостью, что мне стало почти жаль его.
Фамильное кольцо. Символ любви и обязательств, который теперь хотели вернуть, как бракованный товар.
— Хорошо, — сказала я спокойно. Я сняла кольцо с пальца и протянула ему. — Держи. Оно мне больше не нужно.
Он взял его, сжал в кулаке и не уходил.
— Алина, может, ты все же передумаешь? Мама очень расстроена. Она говорит, что ты ее публично унизила. Она не может этого простить.
— Я не прошу прощения, Андрей. Я защищала то, что принадлежит мне. И не собираюсь извиняться за это.
— Но мы же могли бы как-то договориться! — в его голосе прорвалась отчаянная нотка. — Ну не нравится тебе идея с общей квартирой, мы бы придумали что-то еще! Зачем было устраивать этот цирк с юристом?
— Чтобы показать твоей маме, что я не «дурочка», на которой можно жениться ради квартиры, — холодно ответила я.
Он вздрогнул, услышав это слово, и посмотрел на меня.
— Так ты все-таки слышала.
— Да, Андрей. Я слышала. И видела, и понимала. Просто очень хотела верить, что ошибаюсь. Но я не ошиблась.
Он опустил голову. В квартире снова повисла тягостная пауза. Казалось, на этом все закончится. Он возьмет свое фамильное кольцо и уйдет. Но судьба распорядилась иначе.
Внезапно в коридоре послышались быстрые, решительные шаги. Дверь, которую я не закрыла на замок, распахнулась, и на пороге возникла Тамара Ивановна. Лицо ее было багровым от ярости.
— Что, до сих пор тут стоишь, упрашиваешь эту… эту жадную тварь? — закричала она, не глядя на меня, обращаясь к сыну. — Я же говорила! Чужая кровь! Никакой благодарности! Отдай ей ее дурацкие цветы и пошли отсюда!
Она швырнула на пол у моих ног тот самый букет гладиолусов, который они принесли в день помолвки. Цветы с глухим стуком ударились о паркет, и несколько лепестков осыпалось.
— Тамара Ивановна, выйдите, пожалуйста, из моей квартиры, — сказала я тихо, но так, чтобы каждый звук был отчетливо слышен.
Она наконец-то повернулась ко мне, и ее глаза полыхали ненавистью.
— Твоя квартира? Скоро тут ремонт будет! Наши обои! Наша мебель! А тебя, дармоедку, мы к тому времени выставим!
— Мама, прекрати! — попытался вставить Андрей, но она оттолкнула его.
— Молчи! Из-за тебя вся эта история! Нашел мокрую курицу! Думала, хоть с жильем поможешь, а она… Да я сама с ней разберусь!
Она сделала шаг ко мне, и я инстинктивно отступила. Но не от страха. От омерзения.
— Вы ничего не получите, — сказала я, и мой голос зазвучал металлически. — Ни копейки. Ни квадратного сантиметра. Ваша афера провалилась.
— Афера? — взвизгнула она. — Это ты аферистка! Втерлась в доверие к моему сыну, обобрала его, а теперь еще и юристов на нас наводишь! Верни деньги, которые ты у него выманила на свадьбу!
Это было уже совсем за гранью. Даже Андрей смотрел на мать с ужасом.
— Какие деньги? Она сама все оплатила! — воскликнул он.
— Молчи, дурак! Она тебя оболванила! — она была вне себя. — Я требую вернуть все, что ты на него потратила! Все! И компенсацию за моральный ущерб! Иначе я… я в суд на тебя подам! Газетам расскажу!
Она стояла, тяжело дыша, вся трясясь от бессильной злобы. И в этот момент я увидела ее настоящую. Не властную свекровь, не заботливую мать. Жалкую, алчную женщину, которая в своем ослеплении зашла так далеко, что полностью потеряла связь с реальностью.
Я посмотрела на Андрея. На его перекошенное от стыда и ужаса лицо. И поняла, что все кончено. Окончательно и бесповоротно.
— Вам пора уйти, — сказала я, не повышая голоса. — Если вы не сделаете это сейчас, я вызову полицию. И мы обсудим ваши угрозы и оскорбления уже с ними.
Слова «полиция» подействовали на нее как ушат холодной воды. Она затрясла головой, что-то беззвучно прошептала и, бросив на меня последний ненавидящий взгляд, выбежала в коридор.
Андрей постоял еще секунду, не в силах вымолвить ни слова, затем развернулся и поплелся за ней.
Я закрыла дверь, повернула ключ и прислонилась к косяку. Сердце бешено колотилось. Руки дрожали. Но внутри не было ни страха, ни боли. Была только ледяная, кристальная ясность.
Все было кончено.
Тишина после их ухода была иной. Она больше не давила и не пугала. Она была чистой, выжженной, как поле после битвы. Я медленно подняла с пола помятые гладиолусы и выбросила их в мусорное ведро. Каждый жест был медленным и осознанным, как будто я заново училась владеть своим телом.
Я не плакала. Шок был слишком глубоким. Я просто ходила по квартире, прикасаясь к familiar вещам — к дивану, где мы с Андреем смотрели фильмы, к столу, за которым ужинали. Но теперь эти воспоминания были лишены тепла. Они казались чужими, как сцены из давно забытого сна.
Через час раздался тихий, неуверенный звонок в дверь. Я вздрогнула. Неужели они вернулись? Я подошла к глазку и увидела Андрея. Один. Он стоял, понурившись, и выглядел совершенно разбитым.
Я не хотела открывать. Но что-то в его позе, в его беспомощности заставило меня повернуть ключ.
Он вошел, не поднимая глаз.
— Она… она в больнице, — прошептал он хрипло. — У нее давление подскочило. Скорая забрала.
Я молчала. Во мне не было ни злорадства, ни сочувствия. Только пустота.
— Алина, я… я не знал, — он поднял на меня глаза, и в них стояла настоящая мука. — Я не знал, что она… что она так все задумала. Я правда думал, что она хочет как лучше. Что мы будем одной большой семьей.
Его слова повисли в воздухе. Он ждал ответа, прощения, понимания. Но у меня не осталось для него ничего.
— Ты слышал, как она меня называла, Андрей. Ты видел, как она требовала назад несуществующие деньги. Ты стоял и молчал.
— Она же мать! — в его голосе прозвучала отчаянная мольба. — Я не мог…
— Ты мог, — перебила я его. Голос мой звучал устало, но твердо. — Ты мог выбрать меня. Ты мог защитить меня. Хотя бы словом. Но ты выбрал ее. Ты всегда будешь выбирать ее.
Он закрыл лицо руками. Плечи его тряслись.
— Что же мне теперь делать? — это был стон потерянного человека.
— Иди к своей матери, Андрей. Она сейчас нуждается в тебе. Ты ее единственная опора.
Он посмотрел на меня с недоумением, как будто ожидал, что я позову его обратно, предложу забыть все и начать сначала.
— Ты… ты меня прощаешь?
Этот вопрос был последней каплей.
— Нет, — сказала я просто. — Я не прощаю. Я понимаю. Я понимаю, что ты — продукт своей семьи. Ты не злой. Ты слабый. И мне тебя жаль. Но я не могу быть с человеком, который в решающий момент отворачивается от меня. Уходи.
Он постоял еще мгновение, поняв, что это конец. Окончательный и бесповоротный. Затем медленно, как глубокий старик, развернулся и вышел. Я снова закрыла дверь. На этот раз навсегда.
На следующее утро я проснулась с ощущением тяжелой, но сделанной работы. Первым делом я позвонила Лизе и подробно все рассказала.
— Скорая? Да брось, — фыркнула Лиза. — Классический прием манипуляторов. Давление у них подскакивает ровно в тот момент, когда их планы рушатся. Ничего, полежит пару дней под капельницей и обратно в строй. Ты держись. Главное — чтоб они к тебе больше не приходили.
— А если придут? Снова с угрозами?
— Тогда сразу звонок в полицию. Пиши заявление по факту угроз и оскорблений. У тебя есть я как свидетель. И помни, ты юридически полностью чиста. Никаких претензий к тебе быть не может.
Ее слова действовали успокаивающе. Я была под защитой. Не только закона, но и собственной решимости.
Вечером того же дня раздался звонок от неизвестного номера. Я подняла трубку.
— Алло? Алина? Это Игорь, брат Андрея.
Голос был сиплым, недобрым.
— Здравствуйте, Игорь. Что вам нужно?
— Да вот как раз насчет «нужно». Из-за тебя мать в больнице валяется. Семья разрушена. Андрей как зомби ходит. Ты довольна?
— Чем я должна быть довольна, Игорь? Тем, что не позволила себя обокрасть?
— Да кто тебя обокрасть хотел? — он повысил голос. — Нормальный был план! Все бы в выигрыше остались! А ты со своим юристом… Мать теперь требует, чтоб я тебя по-взрослому наказал. Так что советую вернуть все, что ты на свадьбу потратила. Наши кровные. А то ведь я парень не сложный, но если что…
— Игорь, — холодно прервала я его. — Вы сейчас только что публично угрожали мне. Этот разговор записывается. Ваши данные и номер телефона уже известны моему юристу. Следующее действие с вашей стороны — это заявление в полицию. Поняли меня? Или вам объяснить еще раз, помедленнее?
На том конце провода повисло ошеломленное молчание. Он явно не ожидал такого жесткого отпора.
— Ты… ты блефуешь, — неуверенно пробормотал он.
— Попробуйте меня. Перезвоните еще раз. Скажите еще одно оскорбительное слово. И вы очень быстро узнаете, что такое уголовная ответственность за вымогательство и угрозы. Хорошего вечера.
Я положила трубку. Руки снова дрожали, но на сей раз от гордости. Я не сломалась. Я дала отпор.
Больше они не звонили. Не писали. Не приходили. Их молчание было красноречивее любых слов. Они поняли, что игра проиграна. Что «дурочка» оказалась не такой уж и глупой.
Я осталась одна в своей тихой, немного пустой квартире. Иногда по ночам мне снился Андрей и его несчастные глаза. Но я больше не плакала. Я собирала себя по кусочкам. Каждый день.
Прошло несколько месяцев. Сначала время тянулось мучительно медленно, каждый день напоминая о провале и предательстве. Потом боль стала притупляться, превращаясь в тупую, ноющую тяжесть где-то под сердцем. Я привыкла к тишине в квартире. Я даже начала ценить ее.
Я вернулась к работе, погрузилась в проекты. Коллеги, видевшие мое помолвочное кольцо, сначала осторожно спрашивали, куда оно делось. Я отшучивалась: «Не срослось». Постепенно вопросы прекратились.
Как-то раз я решила, что пора. Пора убрать с глаз долой все, что напоминало об Андрее и его семье. Я достала с верхней полки шкафа большую картонную коробку. Ту самую, в которую в тот же вечер, после их последнего ухода, сгоряча закинула все его забытые мелочи: зарядку от телефона, пару футболок, книгу, которую он читал, и несколько наших совместных фотографий в рамочках.
Я села на пол, поставила коробку перед собой и открыла крышку. Пахло пылью и прошлым. Я достала первую попавшуюся фотографию. Мы были в парке, обнявшись, щурились от солнца. Я улыбалась так искренне, так глупо-счастливо. Мне захотелось плакать. Но слез не было. Только легкая грусть, как от старой, почти забытой мелодии.
Я аккуратно вынула снимок из рамочки и разорвала его пополам. Потом еще на несколько кусочков. Его часть полетела в мусорное ведро. Мою я оставила. Это была я. Та, которая верила в любовь. Я не хотела ее выбрасывать.
Разбирая другие вещи, я наткнулась на небольшой конверт. В нем были распечатанные брошюрки новостроек. Мы с Андреем как-то ходили по стройкам, мечтали, выбирали планировки. Я перелистала яркие листовки. «Квартиры для счастливой жизни», «Ваш новый дом мечты». Ирония была горькой.
Я уже собиралась выбросить и это, но мой взгляд упал на одну из планировок. Небольшая двухкомнатная квартира с большой лоджией. Именно такую я и хотела. Для себя. Для своей жизни, а не для жизни под присмотром свекрови.
Я отложила эту брошюру в сторону.
В тот же вечер я позвонила агенту по недвижимости. Мой голос звучал твердо и четко.
— Здравствуйте. Я хочу продать свою однокомнатную квартиру в центре и купить двухкомнатную в новостройке. Да, я готова рассмотреть варианты.
Это был мой выбор. Мое решение. Не побег от прошлого, а шаг в будущее. Свое собственное.
Жизнь постепенно налаживалась. Я снова начала встречаться с подругами, ходить в кино. Однажды мы сидели в кафе, и я рассказывала Лизе о своих планах на новую квартиру.
— Молодец! — она одобрительно хлопнула меня по руке. — Превратила травму в трамплин. Горжусь тобой.
— Если бы не ты, я бы сейчас, наверное, ремонт в трешке с ними делала, — рассмеялась я.
— Не вспоминай. Лучше скажи, как там твой бывший? Никто не беспокоит?
Я пожала плечами.
— Тишина. Как в воду канули. Наверное, свекровь мою «измену» до сих пор вспоминает с приступом давления.
— Надеюсь, Андрей наконец мозги вправил, — вздохнула Лиза.
В этот момент мой телефон завибрировал. Пришло сообщение. С незнакомого номера. Я машинально открыла его.
«Привет, Алина. Это Игорь. Слушай, мне нужно тебя увидеть. Поговорить. Не о чем прошлом, о другом. Это важно».
Я показала телефон Лизе. Она нахмурилась.
— Опять какая-то хрень. Не отвечай. Блокируй номер.
— Но он пишет, что не о прошлом, — задумалась я. — Интересно, что ему от меня нужно?
— Ничего хорошего. Не ведись. Помнишь, как он тебе угрожал?
Я помнила. Но в его сообщении не было угрозы. Была какая-то странная, вымученная натянутость.
— Ладно, — сказала я, убирая телефон. — Не буду отвечать.
Но любопытство глодало меня изнутри. Что могло заставить Игоря, этого гордого и ленивого парня, писать мне? О чем таком «важном» он мог хотеть поговорить?
Прошло еще пару дней. Сообщение не выходило у меня из головы. И однажды вечером, поддавшись внезапному порыву, я набрала его номер.
Он ответил почти сразу, как будто ждал.
— Алло? — его голос звучал устало и глухо.
— Игорь, это Алина. Что ты хотел?
На том конце провода он тяжело вздохнул.
— Спасибо, что перезвонила. Слушай… я не знаю, с чего начать. Там у вас… — он запнулся. — У нас тут полный развал. После вашей истории.
— Какая еще «ваша история»? — холодно спросила я. — Это ваша история, Игорь. Вашей жадности.
— Ладно, не об этом, — он махнул рукой, хотя я этого не видела. — Мать с отцом чуть ли не разводятся. Она его во всем винит, что он не настоящий мужик, не настоящий хозяин, не смог тебя «поставить на место». Андрей… — он снова замолчал.
— Что с Андреем? — спросила я, и сердце мое неожиданно екнуло.
— Он ушел из дома. Съехал. Живет у какого-то друга. С работы уволился. Пьет, говорят. Мать с ума сходит.
Я молчала, переваривая эту информацию. Мне не было ни радости, ни удовлетворения. Была какая-то странная, далекая жалость. Ко всем им. К этой семье, которая сама себя уничтожила алчностью и манипуляциями.
— И к чему ты мне все это рассказываешь, Игорь? Я здесь при чем?
— Он тебя до сих пор любит, — вдруг выпалил он. — Я уверен. Он просто запутался. Он не знает, как теперь жить. Может, ты… поговоришь с ним?
В его голосе звучала настоящая, неподдельная тревога за брата. Возможно, впервые в жизни.
Я закрыла глаза. Передо мной снова встало лицо Андрея — несчастное, потерянное, в тот последний вечер.
— Нет, Игорь, — сказала я тихо, но очень четко. — Я не поговорю с ним. Я ему ничего не должна. Вы все сами сделали свой выбор. И я сделала свой. Живите с ним.
— Но…
— Желаю вам всем… выздоровления. И больше не звони мне.
Я положила трубку. Рука дрожала. Но внутри было спокойно. Я сделала правильный выбор. Не для них. Для себя.
Прошлое осталось позади. И дверь в него была теперь закрыта навсегда.
Прошло полгода. За это время я продала свою старую квартиру. Процесс был нервным, но благодаря помощи грамотного риелтора и советам Лизы все прошло гладко. Я нашла именно ту двушку в новостройке, планировку которой когда-то рассматривала с Андреем. Только теперь это был только мой выбор.
Я стояла в пустой, пахнущей свежей штукатуркой и краской квартире. Солнечный свет заливал гостиную через огромное, пока еще не занавешенное окно. На полу лежали банки с краской, валики, рулоны обоев. Я сама занималась ремонтом. Неспешно, вкладывая в каждый сантиметр душу и силы. Это было мое therapy, мой способ залечить раны и построить что-то новое, свое.
Я уже почти закончила с кухней и теперь выбирала оттенок для стен в гостиной. Разложила на полу несколько цветовых карточек, прикладывала их к стене, отходила, оценивала.
Вдруг раздался звонок в дверь. Я нахмурилась. Я не ждала гостей, а курьеры обычно звонили в домофон. Подойдя к двери, я посмотрела в глазок и замерла.
На площадке стоял Андрей.
Он выглядел… по-другому. Похудевший, немного старше. Без своей прежней наигранной уверенности. Но в его глазах не было и той потерянности, что была при нашей последней встрече. Он смотрел спокойно и немного грустно.
Я долго не решалась открыть. Прошлое больно ударило по сердцу. Но curiosity взяла верх. Я повернула ключ.
Мы стояли друг напротив друга в молчании. Он первым нарушил паузу.
— Привет, Алина. Извини, что без предупреждения. Я у мамы… я у матери случайно узнал от риелтора, что ты тут покупаешь. Решил… зайти.
— Зачем, Андрей? — спросила я нейтрально. — Мы все сказали.
— Я знаю. Я не для ссоры. И не для того, чтобы что-то просить. Мне просто… нужно было тебя увидеть. И сказать.
Он глубоко вздохнул, собираясь с мыслями.
— Я был слепым и слабым идиотом. Я позволил матери разрушить лучшее, что было в моей жизни. Я предал тебя, когда должен был защищать. И мне за это бесконечно стыдно.
Он говорил тихо, без пафоса, без оправданий. Просто констатируя факты.
— Я ушел от них, Алина. Окончательно. Снял комнату, нашел новую работу. Не самую престижную, но свою. Учусь жить самостоятельно. Без маминых указаний.
Я молчала, давая ему выговориться.
— Они… они разругались в пух и прах. Отец подал на развод. Игорь съехал к своей девушке. А мать… — он горько усмехнулся, — она теперь одна в той трешке своей мечты. Только ремонт там делать не на что. И жить не с кем.
В его словах не было злорадства. Была усталая констатация факта. Жадность и желание контролировать все разрушили его семью изнутри.
— Я не прошу прощения. Я не заслужил его. Я просто хотел, чтобы ты знала. Что я все понял. Слишком поздно, но понял. И что я очень рад, что ты оказалась сильнее и умнее. Что ты не позволила им сломать тебя.
Он посмотрел на меня, и в его глазах я наконец увидела того взрослого, ответственного мужчину, в которого я когда-то влюбилась. Того, кого все это время скрывала тень его властной матери.
— Спасибо, что сказал, — тихо ответила я. И это была правда.
— Как ты? — он кивнул в сторону квартиры.
— Хорошо. Потихоньку обустраиваюсь. Сама.
— Это хорошо, — он искренне улыбнулся. — Это очень на тебя похоже.
Он постоял еще мгновение, словно что-то хочет сказать, но передумал.
— Мне пора. Еще раз извини за беспокойство.
— Андрей, — окликнула я его, когда он уже повернулся, чтобы уйти. — Береги себя.
Он кивнул и ушел. Я закрыла дверь и прислонилась к косяку. В груди было странно и пусто. Не больно. Не грустно. Как будто последняя страница старой книги была наконец перевернута.
Я подошла к окну. Внизу, на улице, он вышел из подъезда и пошел, не оглядываясь. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся за углом.
Потом я повернулась к своей пустой, солнечной квартире. К банкам с краской, к будущему, которое ждало, когда я его раскрашу в свои цвета.
Я взяла в руки валик, обмакнула его в банку с теплым персиковым цветом и сделала первый уверенный мазок на чистой стене. Он лег ровно и красиво.
Жизнь продолжалась. Моя жизнь. И в ней больше не было места для чужих сценариев и наглых родственников. Только для меня самой.
И это было самое главное, что я вынесла из всей этой истории.
