— Да что это опять за х…. хронически невкусная еда? — Виктор брезгливо отодвинул тарелку с тушёными овощами. — Сколько можно пичкать меня этими диетическими помоями?
Алина замерла у кухонного стола, крепко сжимая в руке деревянную лопатку. Три часа она провела, готовя ужин по новому рецепту. Три часа надежд, что на этот раз муж оценит её старания.
— Тебе врач прописал диету, — произнесла она тихо, чувствуя, как внутри закипает что-то тяжёлое и вязкое.
— Плевать я хотел на этого коновала! — рявкнул Виктор, вставая из-за стола. — Нормальные жёны кормят мужей нормальной едой, а не этой… — он не договорил, махнув рукой.
Алина молча смотрела, как муж надевает куртку в прихожей.
— Куда ты?
— К Васильичу. Хоть там нормально поем.
Дверь хлопнула так, что вздрогнула люстра. Алина медленно опустилась на стул и посмотрела на свою порцию, от которой поднимался тонкий парок. Ещё вчера она бы расплакалась, начала названивать мужу, извиняясь неизвестно за что. Но сегодня что-то надломилось. Она устала. Смертельно устала от этого замкнутого круга.
Телефон завибрировал — сообщение от свекрови: «Витя у нас. Говорит, ты его не кормишь. Неужели так сложно готовить нормально?»
Алина отключила телефон и впервые за долгое время спокойно поужинала в полной тишине.
Их история началась десять лет назад на заводе «Электроприбор» в небольшом городке Лесном под Нижним Новгородом. Алина пришла в бухгалтерию сразу после колледжа — маленькая, юркая, с огромными серыми глазами и характером, который местные женщины называли «тихим омутом». Виктор Соловьёв работал начальником производственного цеха — видный мужчина с густым басом, от которого, казалось, дребезжали стёкла в старом здании заводоуправления.
Когда они поженились, весь завод гулял три дня. Соловьёв был завидным женихом — своя квартира, машина, уважаемая должность. Алина слышала шепотки за спиной: «Повезло девчонке», «Выскочила, как сыр в масле», «Теперь заживёт, как человек». Она старалась не обращать внимания.
— Ты теперь моя, понимаешь? — говорил Виктор в их первую брачную ночь, крепко обнимая её. — Я для тебя всё сделаю, весь мир к ногам положу. Только будь хорошей женой.
«Хорошей женой» в понимании Виктора оказалось что-то среднее между домработницей и личным поваром. Первые годы Алина не замечала этого — или не хотела замечать. Она так стремилась оправдать ожидания, что забыла о собственных желаниях.
— Борщ пересолила, — морщился муж.
— Рубашку плохо погладила, — выговаривал он.
— Квартиру не убрала как следует, — отчитывал он.
А она всё пыталась угодить, исправиться, стать лучше. Пока не наступил тот день, когда всё изменилось.
— Доброе утро, — Виктор вошёл на кухню, потягиваясь и зевая. — Что на завтрак?
Алина поставила перед ним тарелку с овсянкой.
— Что это? — он уставился на кашу, как на личного врага.
— Завтрак, — спокойно ответила Алина, наливая себе чай.
— Я же говорил вчера, что хочу яичницу с колбасой.
— А я говорила, что тебе нельзя. У тебя холестерин зашкаливает, печень увеличена, и давление скачет.
Виктор оттолкнул тарелку:
— Невкусно готовлю? С завтрашнего дня питаемся отдельно, готовь сам, — неожиданно твёрдо произнесла Алина, глядя ему прямо в глаза.
Виктор поперхнулся:
— Что ты сказала?
— То, что слышал. Я устала. Десять лет пытаюсь угодить тебе, а в ответ только претензии. Хочешь яичницу — готовь сам. Хочешь жареную картошку — жарь. Я больше не буду.
— Ты с ума сошла? — в его голосе звучало искреннее недоумение. — Ты моя жена!
— И что? — Алина спокойно отпила чай. — Это даёт тебе право обращаться со мной, как с прислугой? Я всю ночь думала о нашей жизни, Витя. Мне надоело.
Виктор побагровел:
— Ты… ты… — он задохнулся от возмущения. — Это твоя обязанность — готовить мне!
— Нет. Это не обязанность. Это было проявление любви, — Алина удивлялась собственному спокойствию. — Но когда любовь превращается в рабство — это уже не любовь.
Он вскочил, опрокинув стул:
— Да что ты о себе возомнила? Думаешь, без меня проживёшь?
— Я не говорю, что ухожу от тебя, Витя, — устало ответила Алина. — Я говорю, что больше не буду терпеть унижения. Хочешь жить со мной — давай жить по-человечески. Как равные люди.
Виктор выскочил из кухни, громко хлопнув дверью. Через пять минут он ушёл на работу, не попрощавшись. Алина знала — вечером начнётся буря.
Но буря началась раньше. В обеденный перерыв в бухгалтерию ворвалась Зинаида Петровна, мать Виктора — грузная женщина с крашенными в ядовито-рыжий цвет волосами и тяжёлым взглядом маленьких глаз.
— Ты что творишь? — с порога накинулась она на невестку. — Мужа не кормишь, хамишь ему! Я тебя как облупленную вижу — решила на шею сесть? Думаешь, раз Витя на тебе женился, так всё можно?
Сотрудницы бухгалтерии застыли, разинув рты. Такого спектакля здесь ещё не видели.
— Зинаида Петровна, — тихо сказала Алина, вставая из-за стола, — давайте выйдем в коридор.
— Никуда я не выйду! Пусть все знают, какую змею мой сын пригрел на груди!
Алина почувствовала, как краска заливает лицо. Но не от стыда — от гнева.
— Хорошо, — она глубоко вдохнула. — Тогда я скажу здесь. Ваш сын — взрослый мужчина, которому скоро сорок лет. И если он не может сам решить вопросы со своей женой, а бежит жаловаться мамочке — это проблема не моя, а ваша. Вы вырастили не мужчину, а великовозрастного ребёнка.
Зинаида Петровна побелела:
— Да как ты смеешь!
— Смею, — Алина впервые в жизни повысила голос на свекровь. — Потому что я — человек. Не кухонный комбайн, не стиральная машина, не прислуга. Я — человек, у которого есть чувства и достоинство. И я больше не позволю топтать это достоинство ни вам, ни вашему сыну.
В бухгалтерии повисла мёртвая тишина. Зинаида Петровна открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба, не находя слов. Наконец, она резко развернулась и вылетела из кабинета.
— Мать моя женщина, — выдохнула Клавдия Михайловна, старшая бухгалтер, — Алинка, ты где такой храбрости набралась?
Алина удивлённо посмотрела на коллег:
— А что тут храброго? Я просто сказала правду.
Когда она вернулась домой вечером, в квартире было темно и тихо. Она включила свет и обнаружила записку на кухонном столе, написанную размашистым почерком Виктора: «Поживу у матери, пока ты не одумаешься».
Алина медленно сложила записку и выбросила в мусорное ведро. Затем открыла холодильник, достала продукты и приготовила себе ужин — именно такой, какой хотела сама. И впервые за много лет почувствовала странное, непривычное ощущение — свободу.
Три дня Виктор не появлялся дома и не звонил. На работе они старательно избегали друг друга. Алина слышала, как шепчутся за её спиной — новость о скандале в бухгалтерии разлетелась по заводу со скоростью лесного пожара.
На четвёртый день позвонила мать.
— Дочка, что у вас происходит? — в голосе Нины Андреевны звучала тревога. — Мне Зина звонила, наговорила всякого…
— Мама, всё нормально, — устало ответила Алина. — Просто я… перестала молчать.
— Ты что же, ушла от Виктора?
— Нет, это он от меня ушёл. Потому что я отказалась быть его служанкой.
Повисла пауза.
— Знаешь, — неожиданно сказала мать, — я всегда боялась, что ты повторишь мою судьбу. Тридцать лет я прожила с твоим отцом, как тень. Всё для него, всё ради него. А когда он ушёл к молодой — осталась ни с чем. Даже себя потеряла.
Алина сжала телефон:
— Мама…
— Ты правильно сделала, дочка, — твёрдо сказала Нина Андреевна. — Держись. Если что — приезжай ко мне. Места хватит.
После этого разговора Алина будто обрела второе дыхание. Она начала замечать вещи, которых раньше не видела — как улыбается ей молодой охранник на проходной, как красиво опадают листья в заводском парке, как вкусно пахнет свежий хлеб в булочной на углу. Мир словно расцвёл новыми красками.
На седьмой день в дверь позвонили. Алина открыла и увидела Виктора — небритого, осунувшегося, с потухшим взглядом.
— Можно войти? — спросил он тихо. — Это всё-таки и моя квартира тоже.
Алина молча отступила, пропуская его. Виктор прошёл на кухню и тяжело опустился на стул.
— Ты похудела, — заметил он.
— А ты выглядишь неважно, — ответила она, ставя чайник.
Они молчали, пока закипала вода. Наконец, Виктор заговорил:
— Знаешь, мама каждый день готовила мои любимые блюда. Пельмени, жаркое, блины… Всё, что я просил.
— И как, доволен?
— Нет, — он поднял на неё взгляд. — Меня тошнит от этой еды. И от её причитаний тоже.
Алина невольно улыбнулась:
— Кто бы мог подумать.
— Я не знаю, что на тебя нашло, — продолжил Виктор, принимая чашку с чаем. — Но ты изменилась. И на работе все это видят. Вчера Петрович мне сказал: «Твоя Алинка-то расцвела. Голову подняла, глаза горят».
— И что ты ответил?
— Ничего, — он отпил чай. — Потому что он прав. Ты действительно… другая.
Алина смотрела на мужа, пытаясь понять свои чувства. Десять лет рядом с этим человеком. Десять лет надежд, разочарований, слёз, радостей. Можно ли всё перечеркнуть?
— Я хочу вернуться домой, — сказал Виктор, не глядя на неё. — Но на твоих условиях.
— Каких условиях? — она напряглась.
— На условиях равенства, как ты сказала. Я… попробую научиться готовить. И стирать тоже. И убираться. Но не обещаю, что всё получится сразу.
Алина внимательно посмотрела ему в глаза:
— Дело не в готовке, Витя. Дело в уважении. Ты уважаешь меня?
Виктор впервые за весь разговор посмотрел на неё прямо:
— Я не знаю, что такое уважение, если честно. Меня так не воспитывали. Но я… я хочу попробовать. Потому что без тебя всё не так. Всё не имеет смысла.
Это не было признанием в любви — скорее, признанием в беспомощности. Но для Алины это значило больше, чем все цветы и конфеты мира.
— Хорошо, — сказала она, — попробуем. Только учти — пути назад нет. Я больше не буду прежней Алиной.
— Я знаю, — кивнул он. — И, наверное, это к лучшему.
Первые недели были странными и неловкими. Виктор, краснея и чертыхаясь, пытался приготовить яичницу, но сжёг её дотла. Алина молча убирала чёрную сковороду и показывала, как нужно. Он внимательно смотрел и пытался запомнить.
Зинаида Петровна названивала ежедневно, но Виктор, к удивлению Алины, стал отвечать коротко:
— Мам, у нас всё нормально. Нет, не надо приходить. Нет, Алина не обижает меня. Наоборот, учит готовить.
В один из вечеров, когда они вместе мыли посуду, Виктор неожиданно сказал:
— А знаешь, в детстве я любил помогать бабушке на кухне. Мне нравилось месить тесто.
— Правда? — удивилась Алина. — Почему ты никогда не рассказывал?
— Отец узнал и отлупил меня ремнём. Сказал, что это не мужское дело — на кухне торчать. А потом ещё и мать стыдила: «Вырастишь из парня девчонку».
Алина замерла с мокрой тарелкой в руках:
— Витя, мне так жаль…
— Да ладно, — он пожал плечами. — Дело прошлое. Просто я тут подумал… может, мы могли бы вместе попробовать испечь что-нибудь? Пироги, например?
В его глазах было что-то такое беззащитное, почти детское, что Алина почувствовала, как тает лёд, который намораживался в её сердце все эти годы.
— Конечно, — улыбнулась она. — В субботу испечём.
Но их планам не суждено было сбыться. В пятницу Виктор не пришёл домой вовремя. Алина начала беспокоиться — раньше он всегда звонил, если задерживался. Она набрала его номер — телефон был отключён.
В девять вечера раздался звонок. Незнакомый мужской голос сообщил:
— Алина Сергеевна? Это из городской больницы. Ваш муж, Соловьёв Виктор Николаевич, попал к нам с гипертоническим кризом. Состояние стабильное, но требуется госпитализация.
Сердце Алины упало:
— Я сейчас приеду.
В больнице ей сказали, что Виктор перенервничал на работе — была крупная авария в цеху, обошлось без жертв, но оборудование серьёзно пострадало. Он кричал, суетился, раздавал указания, а потом вдруг схватился за голову и упал. Скорая приехала вовремя.
— Его жизни ничто не угрожает, — сказал пожилой врач, — но нужно серьёзно заняться здоровьем. Давление за двести, печень увеличена, лишний вес. Вы понимаете, к чему это может привести?
Алина кивнула. Она прекрасно понимала — именно поэтому все последние месяцы пыталась изменить питание мужа. Но теперь всё было по-другому. Теперь он сам должен был взять ответственность за своё здоровье.
Виктора выписали через неделю — осунувшегося, с мешками под глазами, но с твёрдым намерением изменить образ жизни.
— Врач сказал, что ещё пять-семь лет такой жизни — и инфаркт гарантирован, — хмуро сообщил он Алине по дороге домой. — А я, знаешь ли, пожить ещё хочу.
— И я хочу, чтобы ты пожил, — тихо ответила она, сжимая его руку.
Дома их ждал сюрприз — Зинаида Петровна с огромными сумками продуктов.
— Витенька! — она бросилась обнимать сына. — Я тебе наготовила твоих любимых блюд! Котлетки, пельмешки, пирожки жареные…
Виктор и Алина переглянулись.
— Мама, — твёрдо сказал Виктор, — спасибо, но я теперь на диете. Строгой. Врач сказал — иначе коньки отброшу раньше времени.
Зинаида Петровна всплеснула руками:
— Какая диета! Тебе сейчас силы восстанавливать надо! Это всё она, — она бросила злобный взгляд на невестку, — вбила тебе в голову эти глупости!
Виктор устало опустился на стул:
— Мама, перестань. Алина здесь ни при чём. Это моё решение. И ещё… — он помедлил, — мы хотим побыть вдвоём. Без обид, ладно?
Зинаида Петровна побагровела, открыла рот, чтобы что-то сказать, но потом резко захлопнула его. Молча собрала свои сумки и вышла, громко хлопнув дверью.
— Обиделась, — вздохнул Виктор.
— Переживёт, — пожала плечами Алина. — Ты как, устал?
— Немного, — он помолчал. — Слушай… а можно я попробую сам приготовить ужин? Что-нибудь простое, диетическое?
Алина улыбнулась:
— Конечно. Я помогу, если нужно.
В тот вечер они вместе сделали овощное рагу с курицей. Виктор неуклюже нарезал овощи, но старался изо всех сил. Когда блюдо было готово, он с гордостью поставил тарелки на стол:
— Ну, как?
Алина попробовала:
— Вкусно! Правда, вкусно.
— Не врёшь? — он недоверчиво смотрел на неё.
— Нет. Попробуй сам.
Виктор осторожно взял вилку, положил кусочек в рот и задумчиво прожевал:
— Знаешь… а ведь действительно неплохо. Я думал, диетическая еда — это всегда невкусно.
— Всё зависит от того, как готовить, — Алина подмигнула ему. — И с каким настроением.
Это был поворотный момент в их отношениях. С того вечера Виктор взял за правило хотя бы раз в неделю готовить ужин сам. Иногда получалось не очень, но Алина никогда не критиковала — она помнила, как больно бывает от неосторожных слов.
Постепенно он стал замечать и другие вещи в доме — что бельё само не попадает в стиральную машину, что пол не моется волшебным образом, что продукты не появляются в холодильнике по взмаху волшебной палочки. Он начал помогать — сначала неуклюже, потом всё увереннее.
— Ты изменился, — сказала как-то Алина, когда они сидели на балконе, наблюдая за закатом.
— К лучшему? — спросил он с беспокойством в голосе.
— К лучшему, — подтвердила она. — Знаешь, я ведь тоже изменилась.
— Да, — он кивнул. — Ты стала… настоящей.
— В каком смысле?
— Раньше ты всё время была какой-то тенью. Делала то, что я хотел, говорила то, что я хотел услышать. А сейчас… ты живая. Настоящая. И знаешь, что странно? — он повернулся к ней. — Мне это нравится гораздо больше.
Алина почувствовала, как к глазам подступают слёзы:
— Правда?
— Правда, — он взял её за руку. — Я не умею красиво говорить, ты знаешь. Но я… я благодарен тебе. За то, что не ушла. За то, что дала мне шанс стать лучше.
Алина положила голову ему на плечо. В этот момент она поняла, что их история только начинается — настоящая история двух равных людей, а не хозяина и служанки.
Через полгода после того памятного скандала на заводе «Электроприбор» Виктор похудел на пятнадцать килограммов, его давление нормализовалось, а печень пришла в норму. Алина записалась на курсы повышения квалификации и стала заместителем главного бухгалтера. Зинаида Петровна постепенно смирилась с новым порядком вещей, хотя иногда не могла удержаться от язвительных замечаний.
В один из выходных дней, когда они готовили воскресный обед, Виктор неожиданно обнял Алину сзади и прошептал:
— Я люблю тебя. По-настоящему люблю. Не как жену, не как хозяйку, а как человека. Просто за то, что ты есть.
Алина замерла с ножом в руке, не веря своим ушам. За десять лет брака он ни разу не говорил ей этих слов.
— Я тоже люблю тебя, Витя, — тихо ответила она. — Несмотря ни на что.
Они стояли так, обнявшись, посреди кухни, и впервые за долгое время чувствовали себя по-настоящему счастливыми. Не потому, что один подчинился другому. А потому, что оба нашли в себе мужество измениться.
Вечером того же дня на семейном ужине Виктор объявил:
— Мы с Алиной решили завести ребёнка.
Все замерли с вилками в руках. Зинаида Петровна округлила глаза:
— В твоём возрасте? Тебе же скоро сорок!
— А что такого? — пожал плечами Виктор. — Самое время стать отцом. Настоящим отцом, который и пелёнки поменяет, и кашу сварит, и на руках покачает. Не таким, как… — он осёкся, бросив взгляд на мать.
Она поджала губы, но ничего не сказала.
— Я рада за вас, ребята, — улыбнулась Нина Андреевна, мать Алины. — Из вас выйдут замечательные родители.
Алина смотрела на мужа с нежностью и гордостью. Он действительно изменился — стал мягче, добрее, внимательнее. А главное — научился видеть в ней равного человека, а не прислугу.
Виктор поймал её взгляд и подмигнул:
— О чём задумалась?
— О нас, — просто ответила она. — О том, какой длинный путь мы прошли, чтобы оказаться здесь.
— И это только начало, — он улыбнулся. — Самое интересное ещё впереди.
В эту ночь, засыпая в объятиях мужа, Алина думала о том, как странно устроена жизнь. Иногда нужно потерять всё, чтобы обрести себя. Иногда нужно дойти до края, чтобы начать всё заново. И иногда нужно просто набраться смелости и сказать: «Хватит. С завтрашнего дня всё будет по-другому».
Спустя год Алина стояла у окна роддома, держа на руках маленький свёрток. Дочка, которую они с Виктором назвали Софией, мирно спала, изредка причмокивая крохотными губами.
— Привет, — тихо сказал Виктор, входя в палату с огромным букетом полевых цветов. — Как вы тут?
— Хорошо, — улыбнулась Алина. — Она только что поела и заснула.
Виктор осторожно присел рядом, с благоговением глядя на крошечное личико дочери:
— Она такая… совершенная.
— Да, — Алина погладила пальцем бархатную щёчку малышки. — Знаешь, я боялась.
— Чего?
— Что не смогу полюбить её так, как нужно. После всего, что мы пережили…
Виктор обнял жену за плечи:
— А теперь?
— Теперь я знаю, что любовь не заканчивается. Она просто меняется. Становится глубже, сильнее.
За дверью палаты послышались громкие голоса. Через мгновение дверь распахнулась, и на пороге появились Зинаида Петровна и Нина Андреевна — свекровь и мать Алины.
— Где моя внученька? — требовательно спросила Зинаида Петровна, проталкиваясь вперёд.
— Тише, мама, — предупредил Виктор. — Она спит.
— Ой, да что я, ребёнка не видела? — фыркнула Зинаида Петровна, но всё же понизила голос. — Дай-ка поглядеть на неё.
Алина инстинктивно прижала дочку к себе, но затем, поймав взгляд мужа, осторожно повернула свёрток так, чтобы обе бабушки могли рассмотреть малышку.
— Вылитый Витенька в детстве, — уверенно заявила Зинаида Петровна. — Те же брови, тот же подбородок.
— Ну что вы, — мягко возразила Нина Андреевна. — У неё Алинкин нос и губы. А вот глаза, пожалуй, папины.
— Какие глаза? — возмутилась Зинаида Петровна. — Она же их ещё не открывала толком!
— Открывала, — спокойно сказала Алина. — Сразу после рождения. Они тёмно-синие, почти как у Вити.
Зинаида Петровна замолчала, поджав губы. Между свекровью и невесткой установился хрупкий мир, который обе старались не нарушать, но старые обиды никуда не делись.
— Ну ладно, — сказала наконец Зинаида Петровна, доставая из объёмной сумки сверток. — Я тут приданое принесла. Распашонки, чепчики — всё, как полагается. И вот ещё, — она протянула Алине маленькую иконку, — Матрона Московская. Чтоб девочку хранила.
— Спасибо, — искренне поблагодарила Алина. Она не была особо религиозной, но жест свекрови оценила.
— А я вот пелёночки привезла, — улыбнулась Нина Андреевна, доставая аккуратно сложенную стопку ткани. — Натуральные, хлопковые. И травяной сбор для купания.
— И чего ты со своими травками? — тут же вскинулась Зинаида Петровна. — Сейчас в аптеке всё есть! Шампуни специальные, пенки…
— Химия всё это, — спокойно возразила Нина Андреевна. — А травы натуральные, от сыпи и колик помогают.
Виктор переглянулся с Алиной, и они одновременно улыбнулись. Если раньше эта перепалка вызвала бы у них раздражение и стресс, то теперь они воспринимали её как неизбежную часть семейной жизни.
— Мамы, — мягко сказал Виктор, — может, вы пока пойдёте в коридор? Алине нужно отдохнуть, а малышке — поспать. Я вас через полчасика позову.
К удивлению Алины, обе женщины безропотно подчинились. Когда дверь за ними закрылась, Виктор выдохнул:
— Знаешь, я всё думаю — мы справимся?
— С чем? — Алина осторожно переложила дочку в кроватку.
— Со всем этим, — он обвёл рукой пространство. — Ребёнок, работа, две бабушки, которые уже начинают делить внучку…
Алина подошла к мужу и обняла его:
— Справимся. Потому что мы теперь вместе. По-настоящему вместе.
Виктор поцеловал её в макушку:
— Знаешь, я тут подумал… может, нам стоит переехать?
— Куда? — удивилась Алина.
— В другой город. Может, даже в Нижний или в Москву. Начать всё с чистого листа. Без этого завода, без сплетен, без постоянного вмешательства наших родителей.
Алина задумалась. Ещё год назад такое предложение показалось бы ей безумным. Бросить всё — работу, квартиру, привычный уклад — и уехать в неизвестность? Но сейчас…
— А знаешь, — медленно сказала она, — это интересная мысль. В Нижнем больше возможностей для Сони, когда она подрастёт. Да и для нас тоже.
— Значит, рассмотрим этот вариант? — в глазах Виктора загорелся огонёк, которого Алина не видела уже много лет.
— Рассмотрим, — кивнула она. — Но не сразу. Сначала нужно освоиться с малышкой, встать на ноги.
— Конечно, — согласился Виктор. — Торопиться некуда. Главное, что мы движемся вперёд, а не стоим на месте.
В этот момент София завозилась в кроватке и тихонько заплакала. Алина и Виктор одновременно бросились к ней.
— Я возьму, — сказал Виктор, осторожно поднимая дочку на руки. — Ты отдохни.
Алина с удивлением наблюдала, как уверенно муж держит малышку, как тихо разговаривает с ней, покачивая на руках. Если бы кто-то сказал ей пару лет назад, что Виктор Соловьёв будет заботливым отцом, она бы не поверила. Но люди меняются. Иногда в худшую сторону, а иногда — в лучшую.
— Она такая крошечная, — прошептал Виктор, глядя на дочь. — И такая… своя.
— Да, — кивнула Алина. — Удивительно, правда? Ещё вчера её не было в нашей жизни, а сегодня кажется, что она была всегда.
София перестала плакать и уставилась на отца тёмно-синими глазками, словно изучая его.
— Привет, маленькая, — улыбнулся Виктор. — Я твой папа. И я обещаю, что никогда не буду заставлять тебя быть кем-то, кем ты не хочешь быть. Ты будешь свободной. Как твоя мама.
Алина почувствовала, как к горлу подступает комок. Она никогда не слышала, чтобы муж говорил такие слова. Это было похоже на чудо — тихое, незаметное, но настоящее.
В дверь осторожно постучали.
— Войдите, — сказала Алина.
На пороге стояла медсестра:
— Извините, но уже поздно. Папе и бабушкам пора домой. Маме и малышке нужен отдых.
Виктор кивнул и бережно передал дочку Алине:
— Я завтра с утра приеду. Привезу всё, что нужно.
— Хорошо, — Алина поцеловала его. — И вот ещё что… — она помедлила. — Спасибо тебе.
— За что?
— За то, что ты смог измениться. Не каждый на это способен.
Виктор серьёзно посмотрел на неё:
— Не только я изменился, Алин. Ты тоже. Мы оба выросли.
Когда он ушёл, Алина долго сидела, глядя на спящую дочь. Она думала о прошедшем годе — самом трудном и самом счастливом в её жизни. О том, как сложно было отстаивать свои границы, как больно было чувствовать себя чужой в собственном доме, как страшно было говорить «нет» после стольких лет покорности.
Но она справилась. Они оба справились. И теперь перед ними открывалась новая глава — не идеальная, не безоблачная, но их собственная. Глава, которую они будут писать вместе, на равных.
София вздохнула во сне и сжала крошечный кулачок. Алина улыбнулась. В конце концов, жизнь — это не сказка со счастливым концом. Это путь, который никогда не заканчивается. И самое важное — с кем ты идёшь по этому пути.
Виктор медленно шёл по вечернему городу, не замечая мокрого снега, залеплявшего лицо. В голове крутились тысячи мыслей, но одна была главной: «У меня есть дочь». Ему казалось, что весь мир должен об этом знать, что каждый встречный должен остановиться и поздравить его.
Около подъезда он столкнулся с соседкой — Марьей Степановной, вечно недовольной старухой, которая, казалось, знала всё и обо всех в их пятиэтажке.
— А, Соловьёв, — она окинула его придирчивым взглядом. — Родила твоя?
— Да, Марья Степановна, — расплылся в улыбке Виктор. — Девочка. София.
— Ну, дай Бог здоровья, — неожиданно тепло сказала старуха. — А то ведь я помню, как вы с женой ссорились. Думала, разведётесь.
Виктор смутился:
— Всякое бывает в семейной жизни…
— Бывает, — согласилась Марья Степановна. — Только вот что я тебе скажу, Соловьёв. Баба твоя — золото. Таких сейчас мало. И то, что она тебя на место поставила, — правильно сделала. Мой покойный муж, царствие ему небесное, тоже поначалу руки распускал да командовал. А потом я ему показала, где раки зимуют. Сорок лет душа в душу прожили после этого.
Виктор удивлённо смотрел на соседку:
— Откуда вы…
— Да ладно, — махнула рукой старуха. — Стены в этом доме тонкие. Всё слышно было. И как ты орал, и как она плакала. А потом вдруг тихо стало. Я уж думала, она съехала от тебя. А оказалось — ты сам ума набрался.
Виктор не знал, что ответить. Он никогда не задумывался о том, что их семейная жизнь могла быть предметом обсуждения соседей. Это было… странно. И немного стыдно.
— Ну, иди, — Марья Степановна похлопала его по плечу. — Отдыхай, силы копи. Теперь у тебя забот прибавится.
Дома Виктора ждали обе матери — его и Алины. Они устроили настоящий военный совет, обсуждая, кто и когда будет помогать с ребёнком, что нужно купить, как обустроить детскую.
— Коляску надо новую, — уверенно заявила Зинаида Петровна. — Я видела в «Детском мире» отличную модель, импортную.
— Да зачем такие траты? — возразила Нина Андреевна. — У меня от Алинки коляска осталась, в идеальном состоянии. И кроватка тоже.
— Что?! — всплеснула руками Зинаида Петровна. — Древности какие-то использовать? Нет уж, моя внучка будет ездить в нормальной коляске!
Виктор устало потёр глаза:
— Мамы, давайте мы сами с Алиной решим, какая коляска нужна нашей дочери, хорошо?
Обе женщины с удивлением уставились на него.
— Мы ценим вашу помощь, — продолжил Виктор мягко, но твёрдо. — Но это наш ребёнок. И решения, касающиеся Сони, будем принимать мы с Алиной.
Зинаида Петровна открыла рот, чтобы возразить, но что-то в лице сына остановило её.
— Ладно, — наконец сказала она. — Ваше дело. Но если что — мы всегда готовы помочь.
— Спасибо, мама, — искренне поблагодарил Виктор. — И вам спасибо, Нина Андреевна. А сейчас, если вы не возражаете, я хотел бы отдохнуть. День был… насыщенным.
Когда матери наконец ушли, Виктор с облегчением вздохнул и упал на диван. В голове крутилась фраза, которую он сказал дочери: «Ты будешь свободной. Как твоя мама». Он и сам не ожидал, что скажет это. Слова пришли откуда-то из глубины души, из места, о существовании которого он даже не подозревал раньше.
Телефон завибрировал — сообщение от Алины: «София заснула. Всё хорошо. Как ты там?»
Виктор улыбнулся и набрал ответ: «Отбиваюсь от армии бабушек. Скучаю по вам. Люблю тебя».
Когда-то такие слова казались ему проявлением слабости. Теперь он знал, что признаться в любви — это сила, а не слабость. Настоящая сила, которой ему так долго не хватало.
Он встал, подошёл к окну и посмотрел на заснеженный город. Где-то там, в роддоме, спали две самые важные женщины в его жизни. Ради них он готов был стать лучше. Ради них он готов был меняться дальше. И это было самое правильное решение, которое он когда-либо принимал.
Два месяца спустя они втроём сидели на кухне. София мирно спала в переносной колыбельке, а Виктор и Алина пили чай, наслаждаясь редкой минутой спокойствия.
— Я нашёл работу в Нижнем, — неожиданно сказал Виктор, глядя на жену поверх чашки. — Начальник производственного отдела на заводе медицинского оборудования. Зарплата в полтора раза выше, чем здесь.
Алина удивлённо подняла брови:
— Ты серьёзно?
— Вполне, — кивнул Виктор. — Отправил резюме три недели назад, вчера прошёл собеседование по скайпу. Сегодня получил предложение.
— И ты молчал?
— Не хотел говорить, пока не будет конкретного результата. Не хотел тебя обнадёживать раньше времени.
Алина задумчиво помешала ложечкой чай:
— А как же… всё здесь? Квартира, мои родители, твоя мама…
— Квартиру можно продать, — пожал плечами Виктор. — На эти деньги купим новую там. Родители… Ну, будем приезжать к ним. Или они к нам. Это же не на край света.
— А моя работа?
— А ты хочешь туда вернуться? — серьёзно спросил Виктор. — В эту бухгалтерию, где все знают о наших семейных проблемах? Где до сих пор судачат о том скандале?
Алина вздохнула:
— Нет, не особо. Но я не могу просто так бросить всё. Мне нужна работа, Витя. Я не хочу быть просто домохозяйкой и мамой.
— Я знаю, — кивнул он. — И я не прошу тебя об этом. В Нижнем больше возможностей. Ты сможешь найти что-то интереснее, чем заводская бухгалтерия. Может, даже учиться захочешь.
Алина удивлённо посмотрела на мужа:
— Учиться? В моём возрасте?
— А что такого? Тебе тридцать два. Вся жизнь впереди.
Это было так непохоже на прежнего Виктора, что Алина не знала, как реагировать. Раньше он и слышать не хотел о её карьерных амбициях. А теперь сам предлагает учиться, развиваться…
— Я подумаю, — наконец сказала она. — Когда нужно давать ответ?
— Через неделю, — ответил Виктор. — Но если ты категорически против, я откажусь. Мы будем искать другие варианты.
Алина подошла к колыбельке и посмотрела на спящую дочь:
— Знаешь, может, это и правда хорошая идея — начать с чистого листа. Здесь слишком много… воспоминаний.
— Не всё было плохо, — тихо сказал Виктор. — Были и хорошие моменты.
— Были, — согласилась Алина. — Но, может быть, там будет больше хорошего и меньше плохого.
Они помолчали, думая каждый о своём. Наконец, Алина решительно сказала:
— Давай попробуем. Только при одном условии.
— Каком?
— Мы будем равными партнёрами. Во всём. Решения принимаем вместе, обязанности делим поровну. И никогда, — она пристально посмотрела на мужа, — никогда больше не возвращаемся к тому, что было раньше.
Виктор встал и обнял её:
— Я обещаю. Я скорее умру, чем позволю себе снова стать тем человеком.
София заворочалась и тихонько заплакала. Алина автоматически потянулась к ней, но Виктор остановил её:
— Я возьму. Ты отдохни.
Он бережно поднял дочку и начал укачивать, что-то тихонько напевая. Алина смотрела на них и думала о том, как удивительно устроена жизнь. Иногда нужно дойти до края пропасти, чтобы понять, что действительно важно. Иногда нужно потерять себя, чтобы найти что-то гораздо большее.
— Я позвоню им завтра, — сказала она. — Скажу, что мы согласны.
Виктор улыбнулся, не прекращая укачивать малышку:
— Уверена?
— Да, — твёрдо ответила Алина. — Думаю, нам всем пойдёт на пользу эта перемена. Особенно Соне. Пусть она растёт в семье, где родители уважают друг друга. Где нет криков и претензий. Где любовь — это не бремя, а радость.
София затихла, успокоенная мерным покачиванием и тихим голосом отца.
— Знаешь, что самое удивительное? — задумчиво произнёс Виктор. — Ещё год назад я не мог представить, что буду стоять здесь, держать на руках свою дочь и чувствовать… это.
— Что?
— Счастье, — просто ответил он. — Настоящее счастье…
