Елена сидела за кухонным столом, уткнувшись в экран телефона. Утро было обычным: кофе из дешёвой банки, остатки вчерашнего хлеба, и тишина, в которой звенели мысли. Она открыла мобильное приложение банка и привычным жестом обновила выписку. Минус пятнадцать тысяч. Опять.
— Ну конечно, — прошептала она иронично, — вселенная у нас простая: я работаю, а родня Сергея тренирует печень и расширяет горизонты в долг.
В дверь зашумели ключи. Сергей ввалился в коридор с пакетом пива, будто ему было двадцать, а не тридцать пять.
— Ленка, привет! — бодро крикнул он, спотыкаясь об ковер. — Представь себе, сегодня брату позвонили, там срочный вопрос…
Елена не подняла глаз.
— Дай угадаю. У Николая опять «срочная операция по спасению мира»? Только мир, как всегда, в его кармане?
Сергей на секунду застыл, потер затылок.
— Ну… он же брат, Лен. У него там неприятности… долг, проценты… если не отдадим — ребята серьёзные могут приехать.
Елена подняла взгляд. В её глазах было больше усталости, чем злости.
— «Если не отдадим». Ты заметил, Серёж, что глаголы у тебя всегда во множественном числе? Долги его, а отдаём мы. Особенно я. Банкомат в юбке.
— Да ну тебя, — махнул рукой муж, — ты драматизируешь. Это семья.
— Семья, Серёж, — усмехнулась Елена, — это когда вместе ипотеку тянем. А когда твой брат у меня в телефоне подписан как «Долговая яма», это уже диагноз.
Он вздохнул, сел напротив.
— Ладно, я поговорю с ним, чтобы больше не лез. Но сейчас помочь надо. Всего сто пятьдесят тысяч.
— Сто пятьдесят?! — Елена стукнула ладонью по столу. — Серёжа, это не помощь. Это твой брат — автомат по переработке моих премий!
В этот момент в дверь позвонили. Она резко дёрнулась: только не это.
— Мама приехала, — с каким-то виноватым облегчением произнёс Сергей.
В кухню вошла Валентина Петровна, вся в своих неизменных бусах, пахнущая дорогим кремом, словно на рекламу сняться пришла.
— Леночка, ты так похудела! — протянула она сладким голосом, садясь прямо к столу. — Видимо, нервничаешь… Женщине вредно нервничать. А вот мужу твоему полезно, он у тебя мягкий слишком.
— Мягкий? — Елена с сарказмом изогнула бровь. — Да он у меня не мягкий, он растворимый, как кофе «три в одном».
Сергей попытался улыбнуться, но мать метнула в него взгляд, и он тут же сделал вид, что занят пакетом.
— Ты зря так, — укоризненно произнесла свекровь. — Мужчина обязан помогать семье. Ты что, хочешь, чтобы мы умерли от голода?
Елена рассмеялась — коротко и нервно.
— Валентина Петровна, я вижу, что вы не от голода страдаете, а от хронической жажды чужих денег.
— Как ты со мной разговариваешь! — вскинулась свекровь, хлопнув ладонью по столу. — Я тебе как мать!
— Нет, — перебила Елена, — как мать вы ему. А ко мне вы как к банку.
Повисла тишина. Сергей поёрзал на стуле.
— Мам, ну не начинай… — пробормотал он.
— А что начинать? — Валентина Петровна вскинула подбородок. — Я прямо скажу: Лена, ты обязана помогать! У тебя работа хорошая, зарплата приличная. Ты же понимаешь, что на мужской зарплате сейчас не проживёшь…
Елена усмехнулась.
— Забавно слышать от женщины, которая всю жизнь гордилась, что «сидела дома и берегла очаг». Ваш очаг, кстати, давно прогорел, а дрова я таскаю.
Сергей вскочил.
— Хватит! — крикнул он неожиданно. — Вы обе достали! Мам, уймись! Лена, ты тоже прекрати!
— А я кто здесь, Серёжа? — тихо, но жёстко спросила Елена. — Твой партнёр или твой банкомат?
Он отвёл глаза.
— Не говори так…
— А как говорить? — голос Елены дрожал. — За семь лет брака я научилась читать тебя, как открытую книгу. Ты каждый раз приходишь и несёшь одну и ту же сказку: брат, сестра, мама, папа… А про жену забываешь.
— Лена, ну это временно! — всплеснул руками он. — Вот сейчас поможем, и всё!
— «И всё» я слышу с 2016 года, Серёжа, — горько усмехнулась она. — Знаешь, что самое обидное? Что даже твой отец молчит и наблюдает, как из меня выжимают все соки.
— Отец у нас такой… он молчит, — буркнула свекровь.
— Конечно, — с сарказмом ответила Елена, — ведь молчание — это самый удобный способ поддерживать вас.
Муж хлопнул кулаком по столу.
— Хватит! Никто тебя не заставляет!
— Правда? — Елена наклонилась вперёд. — А если я завтра перестану давать деньги, что будет?
Свекровь прищурилась.
— Тогда, Леночка, разрушится семья.
— Ошибаетесь, — холодно ответила она. — Семья разрушилась давно. Просто я перестану платить за её видимость.
Сергей резко поднялся, схватил куртку.
— Всё, я пошёл. Подумать.
Дверь хлопнула так, что задребезжало стекло.
Елена медленно выдохнула и посмотрела на свекровь.
— Ну что, Валентина Петровна, кажется, у нас наконец-то честный разговор.
Та не дрогнула.
— Посмотрим, Леночка. Посмотрим, кто кого.
И в этой кухонной тишине Елена впервые поняла: дальше молчать она не будет.
Вечером кухня снова была полной: на этот раз за столом сидел Николай. Вечный должник, в растянутом свитере с пятнами и улыбкой человека, который умеет пользоваться чужими руками. Перед ним уже стоял стакан водки.
— Ну, за семью! — радостно провозгласил он и опрокинул.
Елена сидела напротив, держа ложку супа. В тарелке плавали вялые макароны и колбаса — единственное, что удалось соорудить из того, что оставалось в холодильнике. Она смотрела на эту смесь и думала: символично. Вся их жизнь теперь напоминает этот суп — дешёвый компромисс из остатков.
— Ленка, ну чего ты такая мрачная? — захохотал Николай, наливая себе ещё. — Ты же наша кормилица! Давай улыбнись, а то у меня аппетит пропадёт.
— Ты знаешь, Коля, — Елена отложила ложку, — у меня давно пропал аппетит к тому, чтобы кормить взрослых мужиков.
— Да ладно тебе, — он махнул рукой. — Я ж потом отдам.
— Когда? — сухо спросила она. — В следующей жизни?
Сергей дёрнулся.
— Лен, ну не начинай…
— А почему бы и не начать? — Елена повернулась к нему. — Ты хочешь, чтобы я молчала, пока твой брат пьёт нашу водку и смеётся мне в лицо?
Николай усмехнулся.
— Слушай, Лен, ну что ты заводишься? Женщина должна поддерживать мужа, а не трясти его семью, как коллектор.
— Женщина, Коля, — усмехнулась Елена, — должна уважать себя. А я устала быть вашей «доброй тётей».
В этот момент в кухню вошла Валентина Петровна с тарелкой салата.
— Леночка, ну ты опять начинаешь? — мягко, но с нажимом сказала она. — Мужчины должны чувствовать себя хозяевами дома.
Елена резко засмеялась.
— Хозяевами? Серьёзно? Тогда, может, пусть хозяева хотя бы продукты покупают? А то я — и на работе пашу, и в магазин бегаю, и ваши долги тяну. А вы хозяева… хозяева моей усталости.
— Грубишь старшим, — свекровь нахмурилась.
— А вы привыкли жить за счёт младших, — отрезала Елена.
В этот момент заговорил Пётр Иванович, свёкор, обычно молчаливый, словно мебель в углу.
— Девки, вы успокойтесь, — сказал он, откашлявшись. — Надо решать всё мирно.
— Мирно? — Елена подняла брови. — Знаете, Пётр Иванович, мирно — это когда никто никого не доит. А у нас здесь ферма, и я — единственная корова.
Николай прыснул от смеха.
— Ну ты и скажешь!
— Тебя это смешит? — глаза Елены сверкнули. — Конечно, смешит! Ты сидишь, пьёшь и знаешь, что завтра я закрою твои долги.
Сергей вскочил.
— Лена, хватит позорить меня перед роднёй!
Она тоже поднялась.
— Позорить? Это не я позорю тебя, Серёжа. Это ты позоришь себя, когда прячешься за мамину юбку и братовы долги.
Повисла тяжёлая тишина. Даже Николай перестал улыбаться.
— Ты что, намекаешь, что я не мужик? — хрипло спросил Сергей.
— Я не намекаю, — спокойно ответила Елена. — Я говорю прямо. Ты давно перестал быть мужем. Ты — посредник между мной и твоей семьёй.
Он шагнул к ней, сжав кулаки.
— Ещё слово — и я…
— Что? — Елена не отступила. — Ударишь? Отлично, добавь ещё и это в копилку своей «мужской силы».
Сергей застыл, лицо его перекосилось от злости и бессилия. Он развернулся и со всей силы ударил по стене. Шкафчик дребезжаще открылся, и оттуда посыпались кружки.
— Вот это номер, — фыркнула Елена. — Ты бьёшь стены, а я плачу кредиты. Идеальное распределение ролей.
Свекровь вскочила.
— Леночка, да как тебе не стыдно! Ты довела моего сына до нервного срыва!
— Я? — Елена усмехнулась. — А может, это вы его довели, внушая, что «семья важнее всего»? Только вот забыли уточнить: семья — это жена и дети, а не взрослые лоботрясы.
Николай снова налил себе и, уже не глядя на неё, буркнул:
— Знаешь, Лен, ты неблагодарная. Мы тут все одна кровь.
Елена посмотрела прямо на него.
— Чужая кровь, Коля. Чужая.
Эти слова повисли в воздухе, как приговор.
Сергей побледнел. Валентина Петровна вскочила и метнула на Елену такой взгляд, будто готова была вцепиться ей в волосы.
— Ты разрушишь семью, — прошипела она.
— Нет, — тихо сказала Елена. — Я просто перестану платить за вашу иллюзию.
И в этот момент в квартире зазвонил телефон. Лариса, сестра Сергея. Сергей машинально взял трубку, выслушал и побледнел ещё сильнее.
— Лена… — его голос дрогнул. — Она просит двадцать тысяч. На детей.
Елена медленно села обратно.
— Знаешь, Серёжа, — сказала она спокойно, — это уже не семья. Это финансовая пирамида. А я выхожу из игры.
Квартира гудела тишиной. Казалось, даже холодильник решил не вмешиваться. Елена сидела за столом, глядя на остывший суп. Она ждала. Она знала: муж вернётся. Всегда возвращался. Но сегодня всё будет иначе.
Дверь хлопнула, и Сергей ввалился внутрь. Лицо красное, глаза налитые злостью и усталостью. За ним — Валентина Петровна. Николай тоже тут как тут, а за ним ещё и Лариса с тремя сумками.
Елена приподняла бровь.
— Прямо десант высадился. Может, табличку на двери повесить: «Гостиница у Елены»?
— Ленка, не язви! — раздражённо бросил Сергей. — Ларисе с детьми негде жить, у неё муж выгнал. Мы их временно к нам…
— Временно? — Елена медленно поднялась. — Серёжа, а тебе не кажется, что у нас квартира в двушку не раздуется? Или я буду в прихожей ночевать?
Лариса вскинулась:
— Ты что, детей выгонять хочешь?
— Я хочу, чтобы взрослые люди отвечали за свою жизнь, — жёстко ответила Елена.
Свекровь шагнула вперёд.
— Леночка, ну ты и эгоистка! Женщина должна поддерживать мужа и его семью. Вот я, например, всю жизнь жила ради детей.
— А я, Валентина Петровна, не собираюсь жить ради чужих взрослых детей. И точка.
Сергей сорвался:
— Да какая тебе разница, Лена?! Квартира твоя, не твоя — это всё равно наш дом! Моя мать здесь жить будет, и точка!
Елена шагнула ближе, глаза её сверкнули.
— Нет, Серёжа. Это мой дом. И если уж на то пошло — либо твоя семья уходит отсюда, либо я выставлю всех вас скопом.
Он замер, не веря в услышанное.
— Ты не посмеешь…
— Посмею, — твёрдо сказала она. — Потому что я больше не ваша дойная корова.
Николай хмыкнул, пытаясь разрядить обстановку:
— Ленка, ну не кипятись. Давай выпьем за мир.
Елена резко схватила со стола стакан и со всей силы швырнула в стену. Стекло разлетелось.
— Вот вам ваш мир, — крикнула она. — А теперь — вон отсюда!
Повисла тишина. Никто не шевелился. Даже дети Ларисы замерли.
Елена глубоко вдохнула.
— Или вы уходите сами, или я вызываю полицию. Квартира оформлена на меня. Хватит.
Валентина Петровна побледнела. Сергей открыл рот, но слов не нашёл. И вдруг стало ясно: всё. Эта женщина их сломала.
Они ушли. Один за другим, с сумками, с обиженными лицами, с фразами «ещё пожалеешь».
Елена закрыла дверь, прислонилась к ней спиной. Сердце колотилось. Она впервые за много лет почувствовала пустоту. Но в этой пустоте было место дыханию.
— Хватит, — сказала она тихо.
И это было не отчаяние. Это было освобождение.
