Касса самообслуживания пищала раздражающе долго. Лена отсканировала банку оливок и потянулась к терминалу. Сзади кто-то выругался.
— Куда тут нажимать, чёрт возьми?
Лена обернулась и замерла. Галина Петровна стояла у соседней кассы, растерянно тыкая в экран. Седые волосы небрежно заколоты, потертая куртка, дешевая сумка в руках. Та самая женщина, которая три года назад называла её плохой женой.
Две минуты молчания. Галина Петровна первой узнала её.
— Лена? — голос дрогнул. — Неужели ты?
— Здравствуйте, Галина Петровна.
Лена спокойно закончила расчет. Новое пальто приятно облегало фигуру, сумочка из натуральной кожи лежала на тележке рядом с продуктами, которые она покупала не считая деньги.
Бывшая свекровь оглядывала её — аккуратный маникюр, отдохнувшее лицо, никаких следов той замученной женщины, которая два года назад уходила из их семьи с одной сумкой.
— Помочь? — кивнула на терминал.
Галина Петровна отступила. Лена быстро оплатила её скромные покупки — хлеб, молоко, самые дешевые сосиски. Раньше бы не обратила внимания, теперь автоматически сравнила с содержимым своей тележки.
— Спасибо, — пробормотала Галина Петровна. — Раньше Андрей помогал с этими штуками, а теперь…
Осеклась, покраснела.
Вышли одновременно. Лена направилась к новенькой машине. Галина Петровна остановилась у остановки, оглянулась на неё.
— Сама купила? — кивнула на авто.
— Сама. Работаю копирайтером, на дому.
— Хорошо, наверное? Дома сидеть?
— Очень хорошо. Никто не командует.
Последние слова прозвучали с легким нажимом. Галина Петровна поняла намек, отвела взгляд.
Автобус не ехал. Стояли молча, изредка переглядываясь. Лена укладывала сумки в багажник не торопясь. Раньше всегда суетилась, торопилась домой — готовить ужин, стирать, убирать. Теперь некуда торопиться. И это прекрасно.
— Как дела? — наконец спросила Галина Петровна.
— Хорошо. А у вас как?
Вопрос повис в воздухе. Галина Петровна смотрела в асфальт, сжимая ручки сумки.
— У меня… сложно сейчас.
— Андрей как?
Голос без интереса. Галина Петровна вздрогнула, словно от удара.
— Он… вернулся домой. После вашего развода. Думала — временно, пока работу найдет.
— А оказалось?
— Привел девушку. Говорит — жена теперь.
— Документов никаких нет, — торопливо добавила. — Живут вместе, но ничего официального.
Лена кивнула. Переполненный автобус проехал мимо.
— Садитесь, подвезу.
— Не стоит беспокоиться…
— Садитесь.
В машине пахло новым салоном и легкими духами. Галина Петровна осторожно устроилась на кожаном сиденье, оглядываясь по сторонам.
— Садовая, дом семнадцать, — сказала тихо.
Лена кивнула. Квартира, где она три года мыла полы по выходным, готовила борщи для всей семьи, молчала под упреки свекрови о том, что «хорошие жены мужей не расстраивают».
— По-прежнему там живете?
— Теперь нас там четверо, — в голосе Галины Петровны прозвучала горечь. — Она переставила всю мебель, выбросила мои цветы. Пыль собирают, говорит.
Светофор. Лена повернулась к пассажирке.
— И терпите?
— А что делать? Сын он мой.
— Взрослый сын.
— Все равно мой, — Галина Петровна сжала губы. — Хотя… она теперь командует. Даже чай без спроса не завариваю в собственной квартире.
Машина тронулась. Лена смотрела прямо перед собой, но слушала внимательно.
— А он что? Работает?
— Потерял место через месяц после того, как привел её. Начальник придирался, говорит. Сидит теперь дома, в телефоне играет. А она с меня деньги требует — на продукты, на коммунальные услуги.
— И даете?
— Пенсия копеечная, но что делать? Выгонять их на улицу?
Лена промолчала. Помнила, как эта женщина учила её «не выносить сор из избы» и «поддерживать мужа в трудную минуту».
— Знаете, что самое обидное? — продолжала Галина Петровна, словно прорвало. — Она молодая, красивая. Думала, изменится ради неё, работать начнет, себя в руки возьмет. А он тот же. Лежит на диване, требует, чтобы его обслуживали.
— Как и раньше.
— Как и раньше, — тихо согласилась свекровь.
Остановились у знакомого подъезда. Лена не торопилась прощаться.
— Помните, что вы мне говорили о хороших женах?
— Что говорила? — Галина Петровна напряглась.
— Что они мужей не беспокоят по мелочам. Понимают и прощают. Что настоящая женщина создает домашний уют, а не ворчит.
Галина Петровна опустила глаза.
— И что развод — позор для женщины, но не для мужчины. Помните эти ваши мудрости?
— Помню, — шепотом.
— Ну вот. Теперь живите с результатом своих советов.
Тишина в машине стала гнетущей. Галина Петровна сжимала ручки сумки, не поднимая головы.
— Лена, я хотела извиниться.
— За что именно?
— За то, что винила вас в разводе. Говорила, что вы плохая жена, что не умеете ладить с мужем.
Лена повернулась к ней всем корпусом.
— А теперь что думаете?
— Теперь понимаю — вы просто первая не выдержали, — Галина Петровна подняла наконец глаза. — Растила его неправильно. Покрывала всю жизнь, защищала от всего. Он так и не научился отвечать за себя.
— Знали, что растите. Просто мне было удобнее достаться.
Галина Петровна вздрогнула, будто её ударили.
— Вы правы. Но я думала… думала, что защищаю сына. Что материнская любовь…
— Материнская любовь — это научить ребенка жить без вас. А вы научили его жить за ваш счет.
Слова прозвучали жестко. Галина Петровна сжалась на сиденье.
— Простите меня, — сказала она почти шепотом. — Я не знала, что творю. Не думала, что так получится.
— Думали. Просто последствия казались далекими.
За окном начал моросить дождь. Галина Петровна открыла дверцу, но не спешила выходить.
— А вы… счастливы теперь?
— Спокойна.
— Не скучаете по семье? По мужу?
— По чему скучать? По крикам? По упрекам? По ощущению, что я всё делаю не так?
Лена завела мотор. Звук двигателя заполнил паузу.
— Но вы же любили его…
— Любила того, кем он мог бы стать. А не того, кем был.
Галина Петровна наконец вышла, но стояла у открытой дверцы, промокая под дождем.
— Может, зайдете? Чаю попьем, поговорим… Я расскажу Андрею, что встретила вас.
— Нет.
— Он обрадуется, честное слово…
— Сомневаюсь. Он вряд ли простил мне то, что я ушла первой.
Пауза. Дождь усилился.
— Галина Петровна, — сказала Лена спокойно, — вы получили именно того сына, которого вырастили. Того, кого защищали от всех неприятностей, кому разрешали не работать, не отвечать за свои поступки. А я получила свободу.
— Но вы одна…
— И это замечательно. Знаете, что такое — проснуться утром и не бояться, что кто-то будет недоволен завтраком? Купить себе что-то и не выслушивать лекции о расточительности? Работать допоздна и не готовить ужин, потому что «мужчина должен приходить в сытый дом»?
Голос Лены стал тверже.
— Это называется жить своей жизнью. А не обслуживать чужую.
В глазах Галины Петровны мелькнула мольба — о понимании, прощении, о том, чтобы Лена хоть как-то облегчила тяжесть её вины.
— Но что мне теперь делать? — спросила она отчаянно. — Как жить с этим?
— Это ваш выбор был тридцать лет назад. Теперь живите с последствиями.
Лена потянулась к ручке дверцы.
— Удачи вам.
Дверца захлопнулась. Машина плавно отъехала от тротуара.
В зеркале заднего вида мелькнула сгорбленная фигура под дождем у подъезда. Лена не оглянулась.
Дома она неторопливо разложила покупки, включила ноутбук. Телефон завибрировал — сообщение от заказчика. Новый проект, хорошая оплата, интересная тема. Никто не спросил, откуда деньги и на что тратить.
За окном шумел дождь. Тишина квартиры обволакивала теплом. Никто не ждал ужина к определенному времени. Никто не ворчал на потраченные деньги. Никто не требовал отчета, где была и с кем разговаривала.
Лена открыла новый файл и начала печатать. Пальцы легко скользили по клавишам. Работа, которую она любила, в доме, где была хозяйкой. Жизнь, которую не нужно было ни с кем делить против воли.
На телефон пришло еще одно сообщение — от подруги, приглашение в театр на выходных. Раньше она отказывалась от таких предложений:
— Муж не любит, когда я без него куда-то хожу.
Теперь быстро написала:
— Конечно, буду!
Дождь за окном становился все сильнее, но в квартире было тепло и светло. Лена улыбнулась своим мыслям и продолжила работать. Завтра будет новый день — её день, прожитый так, как она хочет.
