Дмитрий пришел с работы странный какой-то.
— Ань, мне нужно с тобой поговорить.
Тон такой серьезный, деловой. Как в кабинете у начальника. Анна выключила газ под кастрюлей, повернулась к мужу. Двенадцать лет замужем — чувствуешь, когда что-то не так.
— Я ухожу, — сказал он. Просто так. Без предисловий. — К Ольге.
Ольга — коллега из его отдела. Анна ее видела на корпоративах — молодая, смеется звонко, волосы длинные развевает. Такие бывают на обложках журналов.
— Что значит уходишь? — Анна села на табуретку. Ноги подкосились.
— Ну, как уходят. Я влюбился. По-настоящему. Понимаешь? Мне тридцать восемь, а я чувствую себя как в двадцать.
— Дим, но мы же. У нас Настя. Дом. Жизнь целая!
— Именно. Да какая жизнь – так, существование. — Он ходил по кухне, руками размахивал. — Ты меня не понимаешь, Аня. Я задыхаюсь здесь. Каждый день одно и то же: работа-дом-телевизор-сон.
Настя из-за стола подняла голову:
— Папа, а что такое «задыхаюсь»?
Тишина. Долгая, липкая, как мед.
— Папа устал на работе, солнышко, — тихо сказала Анна. — Иди в комнату, мультики посмотри.
Дочка послушно убралась. А Дмитрий продолжал:
— Я завтра заберу вещи. Не хочу тянуть, делать больнее. Лучше сразу, честно.
Честно? Анна чуть не рассмеялась. Честно — это когда признаются в проблемах, ищут выход вместе. А не когда ставят перед фактом, как приговором.
— А мы? — спросила она. — Что с нами?
— Ты справишься. Ты сильная. Всегда была сильнее меня.
Он ушел в спальню собираться. А Анна осталась на кухне. Сидела и смотрела на недоваренный ужин. Как же так получилось?
Она видит во мне мужчину, — эхом отдавались его слова.
А что видела Анна? Усталого человека, который приходил домой и молча ужинал. Который на ее вопросы отвечал «нормально» и «ничего».
Но ведь она тоже устала. Школа, дом, Настя. Когда успеть себя любить, если постоянно заботишься о других?
Утром Дмитрий ушел. С двумя чемоданами и виноватым взглядом.
— Я буду помогать Насте, — пообещал на пороге.
Анна кивнула. Что еще оставалось?
Первые дни прошли как в тумане.
Анна ходила на работу, улыбалась коллегам, объясняла детям математику. А внутри — пустота. Как будто кто-то выдернул из нее что-то важное, и теперь она функционирует на автопилоте.
— Мам, а почему папа не приходит домой? — спрашивала Настя каждый вечер.
— Папа занят, солнышко. У него сложный период на работе.
Ложь давалась тяжело. Но как объяснить семилетке, что папа выбрал другую жизнь? Что их семья оказалась недостаточно яркой, недостаточно интересной?
По вечерам, когда дочка засыпала, Анна садилась на кухне. Тишина давила. Раньше хотя бы телевизор работал — Дмитрий смотрел новости, футбол. Теперь молчание было оглушительным.
«Что я делала не так? — крутилось в голове. Почему не смогла удержать?»
— Анька, хватит себя жалеть! — Лена, подруга еще со школы, ворвалась в квартиру в субботу утром. — Собирайся!
— Куда? — Анна сидела в халате, пила третью чашку кофе.
— В спортзал. Записала тебя на пробное занятие.
— Лен, я не могу. У меня Настя, дела.
— Настя у меня останется! Дениска с ней поиграет. А дела, — Лена присела рядом. — Ань, ты на себя в зеркало смотрела? Ты превращаешься в тень. Нельзя так.
В спортзале было шумно, многолюдно. Музыка гремела, люди потели, смеялись. Анна чувствовала себя чужой на этом празднике жизни.
— Не останавливайся! — кричал тренер. — Еще десять приседаний!
Мышцы горели. Легкие рвались. Но, странное дело, впервые за неделю Анна не думала о Дмитрии. Только о том, как бы не упасть, не опозориться.
После тренировки, красная, мокрая, она смотрела на себя в раздевалке. В глазах что-то блеснуло. Живое.
— Ну как? — спросила Лена.
— Тяжело, — честно ответила Анна. — Но, не знаю как объяснить. Как будто проснулась немножко.
Через неделю Лена притащила ее на курсы рисования.
— Ты же в школе рисовать любила, — убеждала подруга. — Помнишь, как портреты учителей карикатурила?
— Это было сто лет назад, Лен.
— И что? Руки не отсохли же!
В студии пахло красками и скипидаром. Запах детства, когда мир казался бесконечным, а мечты — осуществимыми. Анна взяла кисть — и забыла обо всем.
Первая картина получилась корявой. Яблоко больше походило на помидор, а ваза — на ведро. Но Анна смеялась! Впервые за месяц — смеялась от души.
— У вас есть способности, — сказала преподавательница, пожилая женщина с добрыми глазами. — Нужно только не бояться.
А чего, собственно, бояться? Худшее уже случилось. Муж ушел. Дальше некуда.
Дмитрий звонил изредка. Спрашивал про Настю, неловко молчал в трубку. Голос у него был усталый что ли.
— Как дела? — спрашивал дежурно.
— Нормально, — отвечала Анна. И удивлялась — не врала. Действительно, нормально. Более того — с каждым днем все лучше.
Она начала замечать то, что раньше пролетало мимо.
В спортзале познакомилась с Мариной — разведенкой с двумя детьми. Та жила одна уже три года и выглядела счастливой.
— Знаешь, — сказала Марина после тренировки, — первый год был кошмаром. Думала, жизнь кончилась. А потом поняла — нет, она только началась. Настоящая.
— Как это?
— Ну, раньше я жила для мужа. Готовила то, что он любит. Смотрела те фильмы, что ему нравятся. Даже одевалась так, как ему хотелось. А теперь. — Марина улыбнулась. — Теперь я живу для себя. И для детей, конечно. Но в первую очередь — для себя.
Жить для себя. Звучало почти кощунственно. Анна привыкла думать, что это эгоизм.
Но ведь самолетные инструкции говорят: сначала надень маску себе, потом — ребенку. Потому что, если задохнешься сам — не поможешь никому.
Через три недели после ухода Дмитрия Анна впервые за много лет пошла не парикмахерскую, к Людочке, которая стригла «как всегда», а в настоящий салон.
— Хочу измениться, — сказала она мастеру.
— Кардинально?
— Да. Полностью.
Два часа спустя из зеркала на нее смотрела незнакомка. Волосы стали короче, современная стрижка открыла шею. Мелирование добавило света. Макияж подчеркнул глаза.
— Вау! — выдохнула Настя, когда Анна пришла домой. — Мам, ты как принцесса!
Принцесса. Анна рассмеялась. Да, пожалуй.
В это время Дмитрий звонил все чаще. В голосе появились странные нотки.
— Ань, как ты? Соскучился по дому.
— Я в порядке. А ты как?
— Да нормально. Ольга, она очень занятая. Все время на работе или с подругами. Говорит, что семейный быт — это скучно.
Анна промолчала. Что тут скажешь?
— Можно мне зайти? На Настю посмотреть?
— Конечно. Она тебя ждет.
Но когда он приходил, Анна видела: что-то изменилось. Дмитрий выглядел потерянным. Как человек, который заблудился и не может найти дорогу домой.
А у Анны, наоборот, появилась ясность. Четкое понимание того, кто она и чего хочет.
Месяц пролетел незаметно.
Звонок в дверь раздался в субботу утром. Анна красила — новую картину начала, натюрморт с подсолнухами. Руки в краске, волосы растрепаны, на носу желтое пятнышко.
— Иду! — крикнула она, вытирая ладони о фартук.
За дверью стоял Дмитрий. С огромным букетом белых роз и таким виноватым лицом, что хотелось пожалеть. Костюм новый, галстук, одеколон дорогой — чувствуется издалека.
— Привет, Ань.
— Привет. — Анна не отступила с порога. — Настя у Лены, если ты за ней.
— Нет, я, — Он мялся, как школьник у доски. — Я к тебе. Поговорить хотел.
Поговорить. Месяц назад она готова была на коленях молить его о разговоре. А теперь просто смотрела и ждала.
— Можно войти?
Анна пожала плечами, отступила. Дмитрий прошел в гостиную, огляделся. Что-то искал взглядом.
— Ты изменилась, — сказал он неуверенно.
— Постриглась, — ответила Анна. — Кофе будешь?
— Да, спасибо.
Пока она возилась на кухне, Дмитрий ходил по квартире. Заглянул в комнату, где она рисовала. Холсты на мольберте, краски, кисти. Запах творчества.
— Это ты нарисовала? — удивился он, разглядывая картину с подсолнухами.
— Угу. — Анна принесла кофе, села напротив. — Хобби новое.
— Красиво, — Дмитрий присел на край дивана, букет держал перед собой как щит. — Слушай, Ань. Я тут подумал.
Подумал. Анна отхлебнула кофе.
— Я ошибся, — продолжал Дмитрий. — Понимаешь? Совершил глупость. С Ольгой, это все не то. Она не хочет семью. Говорит, что дети — это обуза, а быт — скука. Мне с ней пустовато.
— Понятно.
— Я думал, что хочу свободы, новизны. А оказалось, — Он поставил букет на стол, наклонился к ней. — Оказалось, что без тебя я растерянный какой-то.
Анна молчала. Слушала и думала: Странно. Месяц назад эти слова были бы для меня спасением. А сейчас они звучат как чужая история.
— Аня, я хочу домой. — Голос у него дрогнул. — Хочу вернуться к тебе, к Насте. Начать все сначала. Я понял, что натворил, и готов всю жизнь извиняться.
Он протянул руку, хотел коснуться ее ладони. Анна отодвинулась.
— Дим, а ты меня спросил?
— Что?
— Хочу ли я, чтобы ты вернулся?
Он растерялся. Видно было — такой поворот не предусматривался. Конечно, он был уверен: жена ждет, страдает, готова простить все что угодно ради восстановления семьи.
— Но, — начал он. — Но мы же семья! У нас дочь! Ты не можешь просто так.
— Не могу что? — Анна встала, подошла к окну. — Не могу жить своей жизнью?
— Я не то хотел сказать.
— А что ты хотел сказать, Дим? — Она повернулась к нему. Спокойная, без истерик и слез. — Что ты понял: трава не зеленее? Что новая жизнь оказалась не такой радужной? И теперь хочешь вернуться в тихую гавань, где тебя накормят, выстирают, пожалеют?
— Ань, ну что ты говоришь. Я же тебя люблю!
— Любишь? — Анна присела на подоконник. — А месяц назад ты меня любил?
— Да, но.
— Но любви оказалось недостаточно. Потому что появилась Ольга, которая видела в тебе мужчину. А я, значит, видела не то?
Дмитрий молчал. Что тут скажешь?
— Знаешь, что я поняла за этот месяц? — продолжала Анна. — Я поняла, что в нашем браке я перестала быть собой. Стала мамой, женой, домработницей. Перестала заботиться о себе, о своих интересах. Думала только о вас с Настей.
Дмитрий встал, начал ходить по комнате.
— Хорошо, согласен. Может, я что-то недопонимал. Но ведь можно все исправить! Мы можем начать заново, по-другому.
— Дим, ты слышишь себя? — Анна рассмеялась. Не зло, а с удивлением. — Ты месяц назад сказал, что задыхаешься в нашем браке. Что я тебя не понимаю. Что с Ольгой ты чувствуешь себя живым. А теперь предлагаешь вернуться к тому же самому?
— Не к тому же! Я изменился.
— За месяц? — Анна подняла бровь. — Серьезно?
Он сел обратно на диван, опустил голову в ладони.
— Аня, я наделал глупостей. Огромных глупостей. Но люди же имеют право на ошибку?
— Имеют. — Она подошла к нему, присела рядом. — Дим, я не злюсь на тебя. Честно. Более того — я тебе благодарна.
— За что? — Он поднял голову, в глазах надежда.
— За то, что ты ушел. Потому что иначе я бы так и прожила всю жизнь в полусне. Не зная, кто я на самом деле и чего хочу.
— А теперь знаешь?
— Знаю. — Анна улыбнулась. — Хочу рисовать. Хочу заботиться о себе. Хочу, чтобы моя дочь видела счастливую, самодостаточную маму, а не жертву обстоятельств.
— А семья? А мы?
Анна помолчала. Взяла букет, понюхала розы. Красивые. Дорогие. Но не это ей нужно сейчас.
— Дим, ты хороший человек. И я правда когда-то тебя любила. Но та женщина, которая тебя любила, больше не существует. А новая, новой нужно что-то другое.
— Что другое?
— Не знаю еще. — Она встала, подошла к двери. — Но точно знаю, что не это.
Дмитрий встал следом. Лицо у него было растерянное, словно он не мог поверить в происходящее.
Он постоял на пороге, открывал рот, хотел что-то сказать. Потом просто кивнул.
— Увидимся. Из-за Насти все равно общаться придется.
— Конечно. Ты хороший отец.
Дверь закрылась. Анна прислонилась к ней спиной, слушала, как шаги удаляются по лестнице. И понимала: все правильно. Впервые за очень долгое время — все правильно.
Прошло полгода.
Анна стояла перед своей первой выставкой в маленькой галерее. На ней была и ее картина. Рядом табличка: «Анна Михайлова. Начало».
Люди ходили, рассматривали, что-то обсуждали тихими голосами. Анна не ожидала такого ажиотажа. Преподавательница из студии оказалась права — способности действительно были.
— Извините, — подошла девушка с блокнотом. — Вы участник выставки? Можно пару вопросов для местной газеты?
— Конечно.
— Расскажите, что вас вдохновило начать рисовать?
Анна задумалась. Что ответить? Что муж ушел к другой, и она от отчаяния взялась за кисти?
— Понимаете, — сказала она медленно, — иногда жизнь ставит нас перед выбором: остаться прежними или найти в себе что-то новое. Я выбрала второе.
— А семья как отнеслась к вашему увлечению?
— Дочка поддерживает. — Анна улыбнулась.
Дмитрий приходил к Насте по выходным. Общались они вежливо, без упреков. Он похудел, выглядел усталым. С Ольгой они расстались через два месяца после его визита к Анне.
— Ты была права, — сказал Дмитрий как-то, придя в очередной раз к дочке. — Я действительно не изменился. Просто искал легкий путь.
— Все мы ищем, — ответила Анна. — Главное — вовремя остановиться.
Теперь он снимал однушку рядом со своей работой, встречался с какой-то женщиной из соседнего отдела. Настя рассказывала, что тетя Света очень добрая и печет вкусные пирожки.
— Ты не ревнуешь? — спросила Лена однажды.
— К кому? — удивилась Анна. — К Свете? Да пусть радуется. Дима заслуживает счастья. И я тоже.
На выставке подошел мужчина лет сорока. Симпатичный, в очках, с приятной улыбкой.
— Простите, а вы даете уроки?
— Уроки? — Анна растерялась. — Я сама только учусь.
— Да нет же! — Он показал на картину с весенним лесом. — Вот эта работа, в ней столько жизни! Моя дочка очень хочет научиться так рисовать.
Анна посмотрела на свою картину. Правда, получилось неплохо. Деревья как живые, свет пробивается сквозь листву.
— Знаете что? — сказала она. — Попробуем. Но предупреждаю — я строгий учитель.
Мужчина засмеялся:
— Егор, — протянул он руку. — А строгие учителя — самые лучшие.
— Анна. И да, это правда.
Вечером, дома, она сидела за столом с записной книжкой. Записывала имена тех, кто интересовался уроками. Настя рядом лепила из пластилина.
За окном начинался новый вечер. И новая жизнь продолжалась.
