Воскресный обед был в самом разгаре. За окном падали крупные снежинки, укрывая двор белым одеялом, а в квартире было тепло и уютно. Запах жареной курицы с чесноком и розмарином наполнял кухню, смешиваясь с ароматом свежеиспеченного яблочного пирога. Я старалась изо всех сил — ведь сегодня к нам пришли родители Максима, моего мужа. Обычно мы собирались у них, но сегодня решили сделать исключение, и я, как могла, готовилась к этому визиту.
Анна Петровна, свекровь, сидела напротив меня, изредка бросая оценивающие взгляды на сервировку стола и мой наряд. Я знала, что она всегда найдет, к чему придраться, но сегодня, кажется, все было идеально. Николай Иванович, свекор, увлеченно рассказывал Максиму о новой рыбалке, на которую собирался в следующие выходные. А наша шестилетняя Ксюша сидела тихонько на своем стуле, болтая ногами и ковыряясь в картофельном пюре.
— Таня, солонки не хватает, — заметила Анна Петровна, оглядывая стол.
Я вскочила, чтобы принести солонку. Маленькая деталь, а испортила все впечатление. Возвращаясь с кухни, я услышала, как свекровь говорит Максиму:
— Сынок, тебе бы подстричься, совсем зарос. На работе что говорят?
Максим только отмахнулся с улыбкой:
— Мам, на работе у нас не армия. Никто не придирается к прическам.
— И все-таки, — не унималась свекровь, — мужчина должен выглядеть аккуратно. Ты же руководитель отдела…
Я поставила солонку на стол и села на свое место, стараясь не встревать в разговор. Максим был программистом, работал в крупной компании, и действительно недавно получил повышение. Конечно, его мать гордилась им и имела на это полное право. Но иногда ее гордость превращалась в навязчивую опеку, и это раздражало нас обоих.
— Знаешь, Максим, — продолжал Николай Иванович свой рассказ о рыбалке, — я купил новую удочку, карбоновую. Легкая, как перышко, а как держит! В следующий раз тебе покажу. Может, съездим вместе? Давно мы с тобой не выбирались.
— С удовольствием, пап, — кивнул Максим. — Только надо будет с работой согласовать, сейчас у нас горячая пора — сдаем проект.
— Как там твой новый сотрудник? — поинтересовалась Анна Петровна. — Справляется?
Максим нахмурился:
— Не очень. Честно говоря, думаю его уволить. Не тянет он наши задачи.
— Ты бы не торопился, — покачал головой Николай Иванович. — Дай парню шанс. Может, просто адаптация тяжело идет.
— Да уже третий месяц адаптации, — вздохнул Максим. — Сколько можно?
Я молча слушала их разговор, изредка подкладывая гостям еду. Ксюша все так же ковырялась в своей тарелке, не проявляя интереса к беседе взрослых.
— Максим, — снова начала Анна Петровна, — вы думали насчет второго ребенка? Ксюше уже шесть, самое время братика или сестричку.
Я едва не поперхнулась. Эта тема была для нас болезненной. Последние два года мы пытались завести второго ребенка, но безуспешно. Недавно я даже сходила к врачу, но никаких проблем со здоровьем не обнаружили. «Просто расслабьтесь и не думайте об этом», — сказал врач. Легко сказать…
— Мам, — Максим напрягся, — мы же просили не поднимать эту тему.
— Да что такого-то? — пожала плечами свекровь. — Обычный вопрос. Мы с отцом не молодеем, хотим успеть понянчить еще одного внука.
— Анна, — тихо произнес Николай Иванович, — не лезь не в свое дело.
За столом повисла неловкая пауза. Я почувствовала, как к глазам подступают слезы, и поспешно встала.
— Я принесу пирог, — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
На кухне я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Это всего лишь воскресный обед, надо продержаться еще пару часов. Я достала пирог из духовки, красивый, румяный, с хрустящей корочкой. Хоть что-то сегодня удалось.
Вернувшись в комнату, я увидела, что атмосфера немного разрядилась. Николай Иванович рассказывал какую-то забавную историю, Максим смеялся, даже Анна Петровна улыбалась.
— А вот и десерт! — объявила я, ставя пирог на стол.
— Ух ты, как вкусно пахнет! — оживился Николай Иванович. — Танюша, ты волшебница!
Я начала разрезать пирог, раскладывая куски по тарелкам. Ксюша, наконец-то оторвавшись от своего пюре, с интересом наблюдала за процессом.
— Мне с яблочком! — попросила она.
— Конечно, солнышко, — улыбнулась я, выбирая для нее кусок побольше и с яблоком.
И вот тут это случилось. Ксюша, получив свой пирог, вдруг спросила:
— Папа, а кто та тетя, которая вчера ночевала у нас? — спросила дочь при гостях, невинно глядя на отца.
Время словно остановилось. Я замерла с ножом для пирога в руке. Максим застыл с поднятой вилкой. Николай Иванович поперхнулся чаем, а Анна Петровна медленно повернула голову к сыну, приподняв брови.
— Какая тетя, солнышко? — осторожно спросил Максим, пытаясь улыбнуться.
— Ну та, с длинными волосами, как у принцессы, — пояснила Ксюша. — Она спала в папиной комнате, когда мама была у бабушки Веры. Я видела, когда ночью ходила в туалет.
В комнате повисла мертвая тишина. Я почувствовала, как кровь отливает от лица. Моя мама, бабушка Вера для Ксюши, действительно попала в больницу на прошлой неделе. У нее случился приступ гипертонии, и я провела три дня у ее постели, оставив Ксюшу с Максимом. Ночевала я у мамы в больнице, чтобы быть рядом, если что-то случится. А Максим, получается…
— Максим? — голос Анны Петровны звенел от напряжения. — Что это значит?
Максим бросил на меня затравленный взгляд, потом посмотрел на дочь.
— Ксюша, милая, ты, наверное, сон видела, — произнес он неуверенно. — Никакой тети у нас не было.
— Нет, не сон! — уверенно возразила Ксюша. — Она даже дала мне конфету! Вкусную такую, с орешком. И сказала, что я красивая, как куколка.
Я медленно опустилась на стул, все еще сжимая в руке нож для пирога. В голове проносились обрывки мыслей. Максим. Другая женщина. В нашем доме. Когда я сидела с больной мамой. Конфеты. Комплименты моей дочери.
— Таня, я… — начал Максим, но я подняла руку, останавливая его.
— Не сейчас, — тихо сказала я, чувствуя, как внутри все холодеет. — Не при ребенке.
Анна Петровна побледнела, ее губы сжались в тонкую линию. Николай Иванович смотрел в свою тарелку, словно надеясь найти там ответы на все вопросы мироздания.
— Ксюша, — я повернулась к дочери, стараясь, чтобы голос звучал нормально, — доедай пирог и иди в свою комнату, поиграй. Там новая раскраска на столе, помнишь?
— А почему все молчат? — удивилась Ксюша. — Я что-то не то сказала?
— Нет, милая, — я погладила ее по голове. — Просто взрослым нужно поговорить. Иди, поиграй.
Ксюша, пожав плечами, взяла свой пирог и направилась в детскую. Как только за ней закрылась дверь, Анна Петровна взорвалась:
— Максим! Что происходит? Ты… ты привел женщину в дом, когда Тани не было? При ребенке?
Максим сидел, опустив голову. Его лицо побледнело, на лбу выступили капельки пота.
— Мам, давай не сейчас, — пробормотал он.
— А когда? — не унималась свекровь. — Мы воспитывали тебя не так! Ты же женат, у тебя семья, ребенок! Как ты мог?
— Анна, — твердо сказал Николай Иванович, — это их семейное дело. Нам лучше уйти.
— Какое «их дело»? — возмутилась Анна Петровна. — Он мой сын! И я имею право…
— Нет, мама, не имеешь, — вдруг твердо сказал Максим, поднимая голову. — Папа прав. Это наше с Таней дело. И сейчас вам лучше уйти.
Я сидела молча, чувствуя странное оцепенение. Казалось, это происходит не со мной, а с кем-то другим. Я словно наблюдала за всем со стороны: вот Анна Петровна собирает свою сумочку, поджав губы; вот Николай Иванович неловко обнимает меня на прощание, шепча «Держись, Танюша»; вот Максим провожает их до двери, а потом долго стоит в прихожей, не решаясь вернуться в комнату.
Наконец, он вошел и сел напротив меня. На столе между нами лежал недоеденный яблочный пирог — тот самый, который я так старательно пекла для этого воскресного обеда.
— Таня, я должен объяснить, — начал он.
— Что тут объяснять? — я наконец обрела голос. — Ты привел женщину в наш дом, когда я была с мамой в больнице. Она ночевала здесь. Видела нашу дочь. Давала ей конфеты.
— Это не то, что ты думаешь, — он протянул руку, пытаясь взять меня за ладонь, но я отдернула ее.
— А что я должна думать? — спросила я, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева. — Что она заглянула на чай в два часа ночи?
— Это Вика, моя коллега, — сказал Максим. — У нее были проблемы, ей негде было переночевать. Я просто помог ей.
— Помог? — я не верила своим ушам. — Уложив в нашу постель?
— Нет! — он замотал головой. — Она спала в гостевой комнате. Я даже не…
— Ксюша сказала, что видела ее в твоей комнате, — перебила я. — Наша дочь не станет врать о таком.
Максим опустил голову.
— Она зашла ко мне вечером… поговорить. Мы работали над проектом. Ничего не было, Таня, клянусь.
— И поэтому ты сказал Ксюше, что ей это приснилось? — я чувствовала, как к глазам подступают слезы, но сдерживалась из последних сил. — Если ничего не было, зачем лгать?
Он молчал, не находя ответа. А я вдруг вспомнила все странности последних месяцев: его поздние возвращения с работы, внезапные звонки, на которые он отвечал, выходя в другую комнату, новый парфюм, который он стал использовать…
— Давно это продолжается? — спросила я.
— Таня, я…
— Давно? — повторила я, повысив голос.
— Три месяца, — едва слышно ответил он.
Три месяца. Девяносто дней. Я закрыла глаза, пытаясь осознать эту цифру. Три месяца назад мы отмечали нашу годовщину — восемь лет вместе. Он подарил мне колье с сапфиром и сказал, что я самая лучшая жена на свете. А потом… потом начал встречаться с другой.
— Кто она? — спросила я, открывая глаза.
— Это неважно, — покачал головой Максим. — Я прекращу с ней общение. Это была ошибка, Таня. Я не хочу терять тебя и Ксюшу.
— Кто она? — настойчиво повторила я.
— Виктория Соловьева, новый дизайнер в нашем отделе, — нехотя ответил он. — Она недавно перевелась из другого филиала.
Имя ничего мне не говорило, но я запомнила его. Виктория Соловьева. Женщина, которая спала в моем доме, когда я сидела у постели больной матери.
— Уходи, — тихо сказала я.
— Что? — он непонимающе уставился на меня.
— Уходи, — повторила я громче. — Собирай вещи и уходи. Я не хочу тебя видеть.
— Таня, давай поговорим, — он снова попытался взять меня за руку. — Я все объясню. Это была ошибка, минутная слабость. Я люблю только тебя.
— Если бы любил, не привел бы ее в наш дом, — я отодвинулась. — Не при нашей дочери.
— Ксюша спала, — начал оправдываться он. — Я не думал, что она…
— Именно! — я наконец дала волю слезам. — Ты не думал! Ни обо мне, ни о дочери, ни о нашей семье! Как ты мог, Максим? Как ты мог предать нас так?
Он сидел, опустив голову, не находя слов. А я вдруг поняла, что больше всего меня ранит даже не сам факт измены, а то, что он привел эту женщину в наш дом. В место, которое должно быть безопасным убежищем для нашей семьи. И то, что он позволил ей встретиться с Ксюшей, угостить ее конфетой, сказать, что она красивая, как куколка… Словно примеряя на себя роль второй мамы.
— Я не уйду, — вдруг твердо сказал Максим. — Это мой дом, моя семья. Я виноват, я признаю. Но я не брошу тебя и Ксюшу.
— Тогда уйду я, — я встала из-за стола. — Соберу вещи и поеду к маме.
— Таня, мама в больнице, — напомнил он. — Куда ты с ребенком?
— Уже нет. Ее выписали вчера, — ответила я. — И не смей указывать мне, что делать. Ты потерял это право, когда привел сюда свою… коллегу.
Я направилась в спальню, чтобы собрать вещи, но Максим преградил мне путь.
— Не делай этого, — попросил он. — Ксюша не поймет. Ей будет больно.
— Ей уже больно, — возразила я. — Она видела чужую женщину в доме своего отца. Что она думает сейчас? Что она чувствует?
В этот момент дверь детской скрипнула, и мы оба обернулись. На пороге стояла Ксюша, с заплаканным лицом и растрепанными волосами.
— Мамочка, не уходи, — прошептала она. — Я больше не буду говорить про ту тетю. Я буду молчать.
Сердце мое сжалось. Ребенок думает, что это она виновата в нашей ссоре.
— Иди сюда, солнышко, — я опустилась на колени, раскрывая объятия.
Ксюша подбежала ко мне, обхватила руками за шею, прижалась всем телом.
— Ты не виновата, слышишь? — я гладила ее по спине. — Никогда, никогда не думай, что это из-за тебя.
— Но вы ругаетесь из-за той тети, — всхлипнула она. — А я ее рассказала.
— Нет, милая, — я поцеловала ее в макушку. — Мы с папой ругаемся не из-за тебя. Ты все сделала правильно. Всегда нужно говорить правду.
Максим стоял рядом, не зная, что сказать. Я видела, как в его глазах мелькнуло осознание того, что он натворил. Не только предал меня, но и поставил под удар психику нашей дочери.
— Ксюша, — наконец произнес он, опускаясь рядом с нами на колени, — мама права. Ты ни в чем не виновата. Это папа сделал ошибку. Большую ошибку. И теперь папе очень стыдно.
Ксюша посмотрела на него большими глазами, полными слез.
— Та тетя больше не придет? — спросила она.
— Нет, солнышко, — твердо ответил Максим. — Больше никогда.
— И мама не уйдет? — Ксюша перевела взгляд на меня.
Я не знала, что ответить. Я все еще была в шоке, все еще чувствовала боль предательства. Но вот так, прижимая к себе дрожащую Ксюшу, я поняла, что не могу просто схватить вещи и уйти. По крайней мере, не сегодня, не в такой ситуации.
— Сегодня никто никуда не уйдет, — осторожно сказала я. — Мы все останемся дома.
Ксюша немного успокоилась, но все еще крепко держалась за меня, словно боясь, что я исчезну.
— Пойдем, я тебя уложу, — сказала я, поднимаясь и беря ее на руки. — Уже поздно.
— А сказку расскажешь? — спросила она, утыкаясь носом мне в шею.
— Конечно, — я пыталась улыбнуться, хотя внутри все сжималось от боли.
Я унесла Ксюшу в детскую, помогла ей переодеться в пижаму, почистить зубы. Все это время Максим стоял в дверях, наблюдая за нами. Когда Ксюша наконец улеглась в постель, я села рядом и начала рассказывать ее любимую сказку про принцессу и дракона. История о том, как принцесса сама спасла себя из плена, не дожидаясь принца. Я всегда старалась выбирать для дочери сказки, где девочки сильные и самостоятельные. Сейчас эта история казалась особенно актуальной.
Когда Ксюша заснула, я тихонько вышла из комнаты. Максим ждал меня в гостиной. Он убрал со стола остатки нашего неудавшегося обеда, помыл посуду. Маленькая попытка загладить вину, которая, конечно, ничего не меняла.
— Нам нужно поговорить, — сказал он.
— Не сегодня, — покачала я головой. — Я слишком устала. И слишком зла на тебя.
— Я понимаю, — он кивнул. — Но мы должны решить, что делать дальше.
— А что тут решать? — я посмотрела ему в глаза. — Ты предал меня. Предал нашу семью. Привел любовницу в наш дом, когда я была с больной мамой.
— Я виноват, — он опустил голову. — И буду делать все, чтобы искупить вину. Только не уходи, Таня. Ради Ксюши. Ради нас.
— Нас больше нет, Максим, — тихо сказала я. — Есть я, есть ты, есть Ксюша. Но нас — того, что было раньше — больше нет.
— Дай мне шанс все исправить, — он смотрел на меня с отчаянием. — Я клянусь, что никогда больше…
— Никогда больше не приведешь любовницу домой? — перебила я. — Или никогда больше не будешь мне изменять? Или никогда больше не попадешься?
Он молчал, не находя ответа. А я вдруг почувствовала страшную усталость. Все эти эмоции, слезы, потрясения высосали из меня все силы.
— Я лягу в гостевой комнате, — сказала я. — Тебе придется спать на диване.
— Конечно, — быстро согласился он. — Как скажешь.
Я направилась к гостевой комнате, но на пороге остановилась.
— Максим, — сказала я, не оборачиваясь, — завтра я поеду к маме. С Ксюшей. Мне нужно время подумать. Решить, что делать дальше.
— Я понимаю, — тихо ответил он. — Только, пожалуйста, не принимай решений сгоряча.
— Не беспокойся, — горько усмехнулась я. — Я не похожа на тебя. Я всегда думаю о последствиях своих действий.
С этими словами я зашла в комнату и закрыла за собой дверь. Села на кровать, уставившись в пустоту. В голове крутился один и тот же вопрос: как теперь жить дальше? Как сделать так, чтобы Ксюша не пострадала? Как найти в себе силы простить предательство?
Я не знала ответов. Знала только, что завтра проснусь, отведу дочь в садик, поеду на работу, а вечером заберу ее и уеду к маме. А дальше… дальше будет видно. Жизнь не заканчивается предательством. Даже если кажется, что сердце разбито на тысячу осколков. Я выдержу. Ради себя. Ради дочери. Потому что иначе просто нельзя.
За окном все так же падал снег, укрывая мир белым покрывалом. Природа словно пыталась скрыть все несовершенства, все боли, все ошибки. Начать с чистого листа. Может быть, и мне стоит поучиться у нее?
Я легла, не раздеваясь, и закрыла глаза. Завтра будет новый день. И я встречу его с высоко поднятой головой. Что бы ни случилось дальше.
