В нашей семье воскресные ужины были традицией. Дом наполнялся ароматами свежей выпечки, духовка томила мясо с картошкой, а я колдовала над салатами. Муж обычно приходил с бутылкой вина для нас и соком для Антошки, нашего шестилетнего сына.
Антошка обожал эти ужины. Еще бы — в будни папа часто задерживался на работе, и сын видел его мельком, утром перед детским садом или совсем поздно, когда уже засыпал. А в воскресенье было столько времени, чтобы рассказать отцу все свои новости, показать рисунки, похвастаться новыми умениями.
Мы с Павлом познакомились еще в университете. Он учился на экономическом, я — на филологическом. Случайная встреча в библиотеке, совместное возвращение домой под дождем, когда он укрыл меня своей курткой, а сам промок до нитки. Потом свидания, ухаживания, предложение руки и сердца на вершине колеса обозрения… Красивая история любви, как в книгах. Через год после свадьбы родился Антошка, и наше счастье, казалось, стало полным.
Первые тревожные звоночки я заметила около года назад. Павел стал чаще задерживаться на работе, иногда приходил слишком веселый, от него пахло дорогим женским парфюмом. На мои вопросы он отшучивался — мол, у начальницы новые духи, в кабинете не продохнуть. Я старалась верить, гнала от себя дурные мысли. У него ответственная должность, много стресса, важные переговоры — конечно, иногда нужно расслабиться с коллегами.
Потом появилась она — Светлана Игоревна, новый коммерческий директор их компании. Молодая, яркая, уверенная в себе. Павел часто упоминал её в разговорах: «Света предложила новый подход к работе с клиентами», «Светлана Игоревна добилась повышения нашего отдела в квартальной премии», «Мы со Светой ездили на переговоры в Нижний».
Сначала я не придавала этому значения. Мало ли, рабочие отношения, общие проекты. Но постепенно в его голосе, когда он говорил о ней, появлялись особые нотки. Он словно светился изнутри, рассказывая о её деловых качествах и успехах. А однажды я случайно увидела на его телефоне сообщение от неё: «Спасибо за вчерашний вечер. Было волшебно. Целую, твоя С.». Он тогда сказал, что ходил с коллегами в боулинг, отмечали успешное завершение квартала.
Я промолчала, проглотила обиду. Может, и правда ничего такого? Может, она всем пишет «целую»? Может, я всё надумываю? В конце концов, у нас хорошая семья, любимый сын, уютный дом. Зачем разрушать это своими подозрениями?
В то воскресенье всё начиналось как обычно. Я испекла шарлотку — любимый пирог Павла. Антошка крутился рядом, помогал накрывать на стол. Павел пришёл с опозданием, но принёс букет моих любимых ирисов, и я растаяла. Ужин проходил в тёплой атмосфере, мы обсуждали планы на лето, думали поехать к морю.
— Может, в Сочи? Там и море тёплое, и развлечений полно для Антошки, — предложил Павел.
— А можно в аквапарк каждый день ходить? — тут же загорелся сын.
— Конечно, дружок, — улыбнулся муж. — Хоть два раза в день.
Я улыбалась, глядя на них. Как они похожи — одинаковые ямочки на щеках, когда улыбаются, одинаковый жест, когда задумываются — подпирают щёку рукой. Антошка был уменьшенной копией отца, и я любила их обоих безмерно.
— Кстати, мы с ребятами из отдела тоже планируем туда поехать, в соседний санаторий, — как бы между прочим заметил Павел. — Можно будет пересечься, показать им нашего богатыря.
— С какими ребятами? — насторожилась я.
— Ну, с нашей командой. Вадим, Олег, Светлана Игоревна… — он перечислял, стараясь говорить небрежно, но я заметила, как изменился его голос при упоминании её имени.
— Светлана Игоревна — это которая тебе всегда звонит? — неожиданно спросил Антошка, запихивая в рот кусок пирога.
Павел вздрогнул, я напряглась.
— Ну да, мой начальник, — ответил он, избегая моего взгляда.
— А почему она звонит так поздно? — продолжал сын. — Когда я уже в кровати лежу, а ты выходишь на балкон разговаривать.
— По работе, сынок, — Павел старался говорить спокойно, но я видела, как побелели костяшки его пальцев, сжимающих вилку. — Много важных дел, иногда приходится обсуждать в нерабочее время.
Я молчала, чувствуя, как внутри нарастает тревога. Значит, он разговаривает с ней по вечерам, выходя на балкон, чтобы я не слышала?
— Мам, а почему папа называет тётю Свету любимой? — спросил сын за семейным ужином, и время словно остановилось.
Звон вилки, выпавшей из рук Павла, разрезал тишину. Я замерла, не в силах поднять глаза ни на мужа, ни на сына. В голове пульсировало: «Любимой. Он называет её любимой».
— Что за глупости ты говоришь, Антон! — Павел попытался рассмеяться, но смех вышел фальшивым, натянутым. — Я никого так не называю.
— Нет, называешь, — упрямо возразил сын. — Когда вы были с ней в парке, и я катался на карусели. Ты сказал: «Не замёрзла, любимая?» И дал ей свою куртку, как в кино.
В парке? Они встречаются в парке? И Антошка был с ними? Я чувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Ты всё перепутал, сынок, — Павел нервно потянулся к бокалу с вином. — Это был не я, наверное. Или тебе приснилось.
— Нет, не приснилось, — Антошка нахмурился. — Это когда ты забрал меня из садика, и мы поехали в парк. А там тётя Света нас ждала. Она ещё мороженое мне купила. А потом вы меня на все карусели сажали по очереди.
Я подняла глаза на мужа. Он сидел бледный, с застывшей на лице улыбкой.
— Антошка, иди в свою комнату, поиграй, — мой голос звучал чужим, деревянным. — Мы с папой поговорим.
— Но я ещё не доел пирог! — возмутился сын.
— Возьми с собой, — я положила кусок на тарелку. — И закрой дверь, пожалуйста.
Когда Антошка ушёл, в комнате повисла тяжёлая тишина. Павел сидел, опустив голову, вертел в руках бокал.
— И давно это у вас? — наконец спросила я.
— Ира, послушай…
— Давно, я спрашиваю? — мой голос дрогнул.
Он вздохнул, потёр лицо руками.
— Полгода. Может, чуть больше.
— И ты брал с собой нашего сына на свидания с любовницей? — я не узнавала свой голос. — Как ты мог, Паша?
— Это вышло случайно, — он говорил тихо, не поднимая глаз. — В садике был карантин, тебе нужно было к врачу, я забрал его. А у нас со Светой была назначена встреча в парке… Я не мог отменить, важные документы нужно было передать.
— Не лги хотя бы сейчас, — я почувствовала, как по щекам текут слёзы. — Документы в парке не передают. И любимыми деловых партнёров не называют.
Он молчал, и в этом молчании было больше правды, чем во всех его словах.
— Я люблю тебя, Ира, — наконец произнёс он. — И Антошку люблю. Вы — моя семья.
— А она?
— Света… это другое. Это как наваждение. Я не знаю, как объяснить. Это не любовь, это…
— Замолчи, — я подняла руку. — Не хочу слышать подробности. Я только хочу знать: ты собираешься это прекращать?
Он не ответил, и это было красноречивее любых слов.
— Понятно, — я встала из-за стола. — Тогда тебе лучше уйти.
— Что? Куда?
— Куда хочешь. К ней. В гостиницу. Это уже не моё дело. Но здесь тебе больше не место.
— Ира, не горячись, — он попытался взять меня за руку, но я отстранилась. — Давай всё обсудим. Я запутался, признаю. Но я люблю тебя и сына. Я не хочу вас терять.
— А что ты хочешь, Паша? — я посмотрела ему в глаза. — Двух любимых женщин? Чтобы всё было удобно? Чтобы никто не страдал, особенно ты?
Он молчал, и я видела в его глазах то, что боялась увидеть — он действительно хотел именно этого. Сохранить семью и продолжать встречаться со Светой.
— Собирай вещи, — я развернулась и пошла к сыну. — Я объясню Антошке, что ты уезжаешь в командировку. А дальше… дальше решим потом.
В комнате Антошки было тихо. Он сидел на кровати, обхватив колени руками, и смотрел в окно. Не доеденный кусок пирога лежал рядом на тарелке.
— Антошка, — я присела рядом, — папа сегодня уедет. Ему нужно срочно в командировку.
— Из-за меня? — он посмотрел на меня серьёзными глазами. — Потому что я рассказал про тётю Свету?
— Нет, солнышко, — я обняла его. — Ты всё правильно сделал. Ты никогда не должен скрывать от мамы правду, понимаешь?
— Но папа сказал, что это наш с ним секрет, — всхлипнул Антошка. — Что маме не нужно знать, что мы иногда встречаем тётю Свету.
— Иногда? — я почувствовала, как внутри всё сжалось. — Вы часто с ней встречались?
— Когда папа забирал меня из садика, — Антон шмыгнул носом. — Он говорил, что мы поедем на аттракционы или в кафе. А там нас ждала тётя Света. Она хорошая, весёлая. Всегда мне что-нибудь дарила. Но я не понимаю, почему это был секрет.
Я крепче обняла сына, чувствуя, как внутри всё кипит от гнева. Павел не просто изменял мне — он втягивал в это нашего ребёнка, учил его лгать, держать секреты от матери.
— Всё будет хорошо, сынок, — я гладила его по голове, пытаясь сдержать слёзы. — Папа уедет ненадолго, а потом мы решим, что делать дальше.
— А можно я пойду попрощаюсь с ним? — спросил Антошка.
— Конечно, — я выпустила его из объятий. — Иди.
Оставшись одна, я дала волю слезам. Как всё разрушилось в один момент, от одной невинной фразы ребёнка! «Мам, а почему папа называет тётю Свету любимой?» Фраза, перечеркнувшая десять лет брака, все наши планы, мечты, надежды.
Из гостиной доносились приглушённые голоса — Павел о чём-то говорил с сыном. Затем шаги, звук закрывающейся двери. Я вытерла слёзы и вышла из комнаты.
Павел стоял в прихожей с дорожной сумкой. Выглядел он потерянным и жалким.
— Я ухожу, как ты и хотела, — сказал он тихо. — Но я прошу тебя, давай не будем рубить с плеча. Дай мне время разобраться в себе.
— Сколько тебе нужно времени, Паша? — я смотрела на него, и сердце разрывалось от боли. — Неделя? Месяц? Год?
— Я не знаю, — он опустил голову. — Но я не хочу терять вас с Антошкой.
— А я не хочу делить тебя с другой женщиной, — твёрдо сказала я. — Выбирай, Паша. Или мы, или она. Третьего не дано.
Он молчал, и в этом молчании был ответ. Выбор он уже сделал, просто не хватало смелости признаться в этом.
— Уходи, — я открыла дверь. — И постарайся не травмировать сына своими обещаниями, которые не сможешь выполнить.
Когда дверь за ним закрылась, я прислонилась к стене и закрыла глаза. Десять лет брака. Десять лет, которые оказались построены на песке.
— Мама, — Антошка тихо подошёл и взял меня за руку. — Папа сказал, что скоро вернётся. Это правда?
Я посмотрела в глаза сына, такие доверчивые, такие похожие на глаза его отца. Что я могла ему сказать? Что его отец выбрал другую женщину? Что наша семья разрушена?
— Пойдём лучше доедим пирог, — я улыбнулась через силу. — А потом посмотрим твой любимый мультик. Хорошо?
— Хорошо, — он кивнул, но потом добавил тихо: — Я не хотел, чтобы папа уходил. Я больше не буду говорить про тётю Свету, обещаю.
И от этих слов моё сердце сжалось ещё сильнее. Ребёнок винит себя в том, что разрушил семью своей правдой.
— Ты ни в чём не виноват, солнышко, — я присела перед ним, заглянула в глаза. — Взрослые иногда поступают неправильно, и им приходится отвечать за свои поступки. Ты сделал всё правильно. Никогда не вини себя, слышишь?
Он кивнул, но я видела, что ему трудно понять. Как объяснить шестилетнему ребёнку, что его любимый папа предал нашу семью? Как уберечь его от боли разочарования?
Мы вернулись за стол. Я порезала пирог, налила ему молока. Делала всё механически, пытаясь осознать, что теперь мы вдвоём. Что привычная жизнь закончилась, и начинается новая — непонятная, пугающая, но неизбежная.
Телефон на столе завибрировал. Сообщение от Павла: «Прости меня. Я всё исправлю. Клянусь».
Я не ответила. Слишком много было лжи, слишком много боли. Если он действительно хочет всё исправить, пусть докажет это делами, а не словами.
— Мама, а мы поедем летом на море? — спросил Антошка, облизывая ложку с кремом.
— Обязательно поедем, — я улыбнулась ему. — Только мы с тобой вдвоём. И будем ходить в аквапарк каждый день, обещаю.
— А папа? Он не поедет с нами?
Я помолчала, подбирая слова.
— Папа очень занят на работе, малыш. Может быть, он приедет на несколько дней, если сможет.
Я не хотела давать сыну ложных надежд, но и рушить его мир одним махом тоже не могла. Пусть всё идёт постепенно. Может быть, Павел одумается. Может быть, он действительно всё исправит. А может, мы научимся жить без него, только вдвоём. Время покажет.
Вечером, уложив Антошку спать, я села на кухне с чашкой чая. В доме было непривычно тихо без Павла. Я вспоминала, как мы познакомились, как он делал мне предложение, как мы радовались рождению сына… Неужели всё это было зря? Неужели десять лет счастья (или того, что я принимала за счастье) просто перечеркнуты?
Телефон снова завибрировал. На этот раз звонок. Павел. Я не ответила. Пусть помучается, пусть поймёт, что он потерял. Пусть почувствует, каково это — остаться одному, без семьи, без дома, без любви.
За окном начался дождь. Капли барабанили по стеклу, словно отсчитывая секунды новой жизни. Жизни без Павла, жизни для себя и для сына. Трудной, но настоящей.
Я допила чай, помыла чашку и пошла спать. Завтра будет новый день. И я справлюсь. Мы с Антошкой обязательно справимся.
