Квартира родителей пахла тишиной. Густой, пыльной, пропитанной запахом ушедшей жизни. Анна брела по комнатам, и каждый шаг отзывался гулким эхом в ее душе. Вот уже месяц, как не стало мамы, последнего звена, связывавшего ее с этим домом, с ее детством. Отец ушел пять лет назад, и все это время мама жила здесь одна, хранительница их общего прошлого. Теперь квартира осиротела окончательно, превратившись в молчаливый музей воспоминаний.
Анна провела рукой по резной спинке венского стула на кухне. Она помнила, как отец привез эти стулья, как они с братом Михаилом крутились на них, воображая себя на карусели, и как мама смеялась, боясь, что они упадут. Она заглянула в спальню. На стене, в овальной рамке, висела их свадебная фотография — молодые, красивые, полные надежд. На трюмо стоял мамин любимый флакон из-под духов, почти пустой. Анна открыла его, и едва уловимый аромат ландыша ударил в самое сердце, вызвав новый приступ слез.
Она приходила сюда почти каждый день. Не для того, чтобы разбирать вещи — на это у нее пока не было ни сил, ни душевных ресурсов, — а чтобы просто побыть в этой тишине, поговорить с родителями, которых уже никто, кроме нее, казалось, не слышал. Ее старший брат Михаил, всегда такой деятельный и энергичный, после похорон с головой ушел в работу. Он звонил, спрашивал, как у нее дела, но в голосе его звучала какая-то отстраненность, словно он уже мысленно перевернул эту страницу своей жизни и спешил дальше.
Анна не осуждала его. Они всегда были разными. Михаил — старший, пробивной, амбициозный. Он рано уехал из дома, построил в столице успешный, как всем казалось, бизнес, женился на эффектной женщине Татьяне, купил большую квартиру в престижном районе. Анна же была тихой, домашней. Она вышла замуж за своего однокурсника Павла, простого и надежного инженера, и всю жизнь прожила в их родном городе, в скромной двухкомнатной квартире. Она не завидовала брату. Ей хватало своей тихой жизни, любви мужа и успехов сына, который как раз в этом году заканчивал школу и собирался поступать в институт.
Разговор о квартире состоялся через сорок дней после ухода мамы. Михаил приехал с Татьяной. Они вошли в квартиру, и Анна сразу почувствовала, что пришли они не просто проведать ее, а с какой-то конкретной целью. Михаил был одет в дорогой костюм, от него пахло успехом и хорошим парфюмом. Татьяна, как всегда, выглядела безупречно, смерив старую родительскую обстановку быстрым, оценивающим взглядом.
— Аня, привет, — Михаил обнял сестру, но объятие было коротким и формальным. — Как ты тут? Надо, наверное, уже начинать разбирать вещи. Нельзя, чтобы квартира пустовала.
— Я пока не могу, Миша, — тихо ответила Анна. — Руки не поднимаются.
— Понимаю, — кивнул он. — Это тяжело. Но жизнь не стоит на месте. Мы тут с Таней посоветовались. Квартиру нужно продавать. Держать ее нет смысла, только коммуналка капает.
Анна внутренне сжалась. Она знала, что этот разговор неизбежен, но не думала, что он случится так скоро и будет таким… деловым.
— Да, наверное, ты прав, — прошептала она.
— Вот и отлично, — обрадовался Михаил. — Значит, в этом вопросе у нас разногласий нет. Я уже даже нашел риелтора, все узнал. Цены сейчас хорошие, можно выгодно продать.
Они сели за кухонный стол. Тот самый, за которым она когда-то делала уроки. Михаил достал из своего дорогого портфеля папку с бумагами. Он разложил их на столе, и его вид напоминал хирурга, готовящегося к операции.
— Значит, смотри. План такой. Мы выставляем квартиру на продажу. Как только находим покупателя, оформляем сделку. Мы продадим квартиру родителей, деньги поделим.
Он сделал паузу, посмотрел на нее. Анна молча кивнула, соглашаясь с этой простой и очевидной истиной. Она почувствовала даже некоторое облегчение от того, что брат все берет в свои руки, что все будет честно и справедливо.
Но Михаил продолжил, и его следующий фраза, произнесенная тем же ровным, безапелляционным тоном, прозвучала как гром.
— Но твоя доля пойдет на погашение моего кредита.
Анна замерла. Она смотрела на брата, на его уверенное, холеное лицо, и была уверена, что ослышалась. Этого не могло быть. Это была какая-то чудовищная, злая шутка.
— Что? — переспросила она, и ее голос сорвался.
Татьяна, сидевшая рядом, положила свою ухоженную руку с идеальным маникюром поверх руки Анны.
— Анечка, ты не волнуйся так, — заворковала она. — Миша тебе сейчас все объяснит. Это для нашего общего блага.
Михаил откашлялся и принял вид наставника, объясняющего неразумному ребенку прописные истины.
— Аня, у меня сейчас очень сложный период в бизнесе. Взят крупный кредит на развитие. Если я его в ближайшее время не погашу, компания может обанкротиться. Ты представляешь, что это значит? Это крах всего, что я строил годами. Это удар по репутации всей нашей семьи.
— Но… при чем здесь моя доля? — пролепетала Анна, все еще не веря в реальность происходящего.
— При том, — он начал терять терпение, — что твоя доля — это самый простой и быстрый способ решить эту проблему. У тебя ведь нет таких срочных и глобальных нужд. Ну что ты будешь делать с этими деньгами? Ремонт на кухне? Сыну на институт добавишь? Это все мелочи по сравнению с тем, что стоит на кону у меня. Пойми, это не я у тебя забираю деньги. Это ты вкладываешь их в стабильность и процветание нашей семьи. Ты, как младшая сестра, должна помочь старшему брату в трудную минуту. Так всегда было заведено.
Он говорил это так уверенно, так логично, что на мгновение Анна почувствовала себя виноватой. Виноватой в том, что у нее нет огромных долгов, что ее нужды — это «всего лишь» ремонт и оплата учебы для сына.
— Но это же мои деньги, — слабо возразила она. — Половина квартиры — моя по праву. Это наследство от мамы и папы.
— Право — это формальность, — отмахнулся Михаил. — А есть еще семейный долг. Я, как старший мужчина в роду после ухода отца, несу ответственность за всех. И я принимаю решение, которое считаю наилучшим для семьи в целом. Твои деньги не пропадут. Они пойдут на благое дело. Когда-нибудь, когда мой бизнес снова встанет на ноги, я, может быть, тебе все верну.
«Может быть». Это слово окончательно отрезвило ее. Она посмотрела на Татьяну. Та сидела с выражением сочувствия на лице, но в ее глазах Анна увидела холодный, торжествующий блеск. Она поняла, что это их общее, давно продуманное решение. Они просто ждали подходящего момента, чтобы поставить ее перед фактом.
— Нет, — сказала Анна, и сама удивилась, каким твердым прозвучал ее голос. — Я не согласна.
Михаил нахмурился. Он не ожидал сопротивления.
— Что значит «не согласна»? Аня, я не спрашиваю твоего согласия. Я ставлю тебя в известность.
— А я ставлю тебя в известность, что половина этой квартиры — моя. И я не собираюсь отдавать ее тебе на погашение твоих кредитов, какими бы они ни были.
— Ах, вот ты как заговорила! — в голосе Михаила появились стальные нотки. — Значит, для тебя твоя кухня важнее будущего родного брата? Ты хочешь, чтобы я стал банкротом? Чтобы вся наша семья пошла по миру?
— Ты не пойдешь по миру, Миша. У тебя прекрасная квартира в столице, дорогая машина. А твои кредиты — это твоя ответственность. Ты взрослый мужчина и должен сам решать свои проблемы, а не перекладывать их на меня, прикрываясь «благом семьи».
Она встала из-за стола, чувствуя, как дрожат у нее колени.
— Разговор окончен. Квартиру мы продадим, как и договаривались. Но деньги будут поделены строго пополам, через банковскую ячейку или счет нотариуса. И ни копейки из моей доли ты не получишь.
Татьяна ахнула.
— Какая же ты эгоистка, Аня. Я всегда знала. Никакого уважения к старшему брату.
— Уважение нужно заслужить, — ответила Анна, глядя прямо на Михаила. — А ты сегодня сделал все, чтобы его потерять.
Она ушла, оставив их одних в родительской квартире. Она шла по улице, не разбирая дороги, и слезы текли по ее щекам. Но это были не слезы горя. Это были слезы ярости и обиды. Человек, которого она знала и любила всю жизнь, ее старший брат, ее защитник, на ее глазах превратился в чужого, жадного хищника, готового отобрать у нее последнее.
Вечером она все рассказала Павлу. Он был в ярости.
— Да как он посмел? — муж ходил по их маленькой кухне, сжимая кулаки. — Это же грабеж средь бела дня! Он что, считает тебя дурочкой, которая на все согласится?
— Он считает меня младшей сестрой, которая обязана его слушаться, — горько ответила Анна. — Он всегда таким был, просто я не замечала. Родители всегда ему все прощали, все его авантюры. Он привык, что ему все должны.
— Ничего ты ему не должна, — твердо сказал Павел. — Мы наймем юриста. Мы будем бороться.
И борьба началась. Михаил, поняв, что наскоком взять крепость не удалось, перешел к планомерной осаде. Он начал звонить их общим родственникам, тетушкам, дядюшкам, рассказывая свою версию событий. Он жаловался на то, какая у него черствая и эгоистичная сестра. Как она, имея возможность спасти его, спасти честь семьи, отказывается это делать из-за каких-то мелочных интересов. Он умел быть убедительным. И некоторые родственники, особенно те, кто всегда завидовал его столичному успеху, начали звонить Анне и увещевать ее.
— Анечка, ну что ты в самом деле? — говорила ей в трубку тетя Нина. — Миша же твой брат. Кровь родная. Надо помогать друг другу. Сегодня ты ему поможешь, завтра он тебе.
Анна пыталась объяснить, что речь идет не о помощи, а о грабеже, но ее не слушали. В их глазах она выглядела жадной сестрой, которая не хочет поделиться с братом, попавшим в беду.
Татьяна тоже не сидела сложа руки. Она звонила Анне, плакала в трубку, рассказывала, как им тяжело, как они не спят ночами из-за этих долгов.
— Ты же женщина, ты должна меня понять, — шептала она. — Я боюсь потерять все. Наш дом, нашу жизнь. А для тебя эти деньги — не такие уж и большие. Ну, не сделаешь ты ремонт. Разве это трагедия?
Это было верхом цинизма. Она, живущая в огромной квартире с дизайнерским ремонтом, призывала Анну отказаться от мечты хотя бы немного улучшить свое скромное жилище.
Михаил прибег и к прямому шантажу. Он заявил, что если Анна не согласится на его условия, он будет всячески препятствовать продаже квартиры.
— Я не дам своего согласия, и она будет висеть мертвым грузом годами, — говорил он по телефону. — В итоге мы оба ничего не получим. Так что выбирай: либо все по-моему, либо никак.
Анна была на грани нервного срыва. Она почти готова была сдаться, лишь бы прекратить этот кошмар. Но Павел был непреклонен.
— Не смей, — говорил он. — Это именно то, чего он добивается. Он хочет сломать тебя. Мы будем действовать по закону.
По совету юриста, Анна подала в суд на определение порядка пользования и принудительную продажу. Процесс был долгим и изматывающим. Но в это время произошло то, чего Михаил никак не ожидал.
Анна, чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, начала по-настоящему разбирать родительскую квартиру. Не просто выкидывать старые вещи, а вдумчиво, с любовью перебирать каждый уголок. И среди старых отцовских бумаг, в папке с документами на дачу, она нашла то, что перевернуло все.
Это был договор займа. Десять лет назад их отец одолжил Михаилу очень крупную сумму денег — как раз на открытие того самого бизнеса, который теперь якобы нужно было спасать. Сумма была сопоставима со стоимостью половины их родительской квартиры на тот момент. В договоре было четко прописано, что Михаил обязуется вернуть деньги в течение пяти лет. Ниже стояла его размашистая подпись. А на обратной стороне, мелким, убористым почерком отца было приписано: «Долг не возвращен. Прощен в счет будущей доли в наследстве квартиры».
У Анны перехватило дыхание. Вот оно что. Ее отец, мудрый ее отец, все предвидел. Он помог сыну, но сделал это так, чтобы не обделить дочь. Он фактически отдал Михаилу его долю наследства еще при жизни. А тот, зная об этом, теперь требовал еще и ее долю. Это была уже не просто наглость. Это было мошенничество.
Она не стала ему звонить. Она просто передала копию этого договора своему адвокату.
На следующее судебное заседание Михаил пришел, как всегда, уверенный в себе. Но когда адвокат Анны представил суду договор займа, его лицо стало белым как бумага. Он смотрел на документ, на свою подпись, на приписку отца, и не мог вымолвить ни слова. Его блеф был раскрыт.
Суд принял решение в пользу Анны. Квартиру постановили продать, а вырученные деньги разделить с учетом того самого, давно «прощенного» долга. В итоге доля Михаила оказалась почти в три раза меньше, чем у Анны. Справедливость восторжествовала.
Они встретились в последний раз, когда выходили из здания суда.
— Ты довольна? — прошипел он, и в его глазах была лютая ненависть. — Ты унизила меня. Обобрала.
— Я ничего у тебя не отбирала, Миша, — спокойно ответила Анна. — Я просто не позволила тебе обокрасть меня. Это папа все решил, еще десять лет назад. Он был мудрым человеком. Жаль, что его мудрость не передалась тебе по наследству.
Она развернулась и пошла прочь, не оглядываясь. Она знала, что видит брата в последний раз. Их пути разошлись окончательно.
Анна получила свою долю. Они с Павлом сделали в своей квартире прекрасный ремонт, о котором давно мечтали. Оставшиеся деньги положили на счет для оплаты учебы сына. Жизнь вошла в свою привычную колею. Но что-то в ней безвозвратно изменилось. Рана от предательства самого близкого человека не заживала. Иногда, сидя вечерами в своей новой, красивой кухне, она смотрела на фотографию, где они с Мишей были маленькими, и горько думала о том, как же легко деньги и жадность могут разрушить то, что, казалось, должно было быть вечным — родственные узы. Она отстояла свое право на наследство, но цена этой победы была слишком высока.
