Кирилл вошёл в квартиру около полуночи, пахло его одеколоном и чем-то чужим, сладким. Ирина сидела на кухне, перед ней лежал его серебряный браслет — тот самый, что она подарила на первую годовщину. Он перестал его носить три месяца назад. Сказал, что натирает.
Она не подняла головы, когда он прошёл мимо, звякнул ключами.
— Ты чего не спишь?
Молчала. Смотрела на браслет — потёртый, но целый. Нашла утром в его тумбочке, под носками. Не потерял. Спрятал.
— Устал как собака. Встреча затянулась, партнёры замучили вопросами.
Она подняла глаза. Ему тридцать пять, ей пятьдесят шесть. Пять лет назад она поверила, что он пришёл не за деньгами.
— Какая встреча?
Он усмехнулся, открыл холодильник.
— Деловая. Ты же знаешь, проект запускаю, это всё серьёзно.
Проект. Который она спонсировала полгода — без бумаг, без результатов. Только чеки: рестораны, бутики, заправки за городом.
Ирина открыла телефон. Положила на стол экраном вверх. Переписка с Катей. Он даже не удосужился скрыть.
— Слушай, мне завтра с утра снова ехать. Дашь карту? У меня лимит вышел.
Она усмехнулась.
— Карту? Уже нет.
Он нахмурился.
— Как нет?
— Закрыла доступ ко всем счетам сегодня. Ты теперь нигде не проходишь.
Молчание. Он смотрел на неё, будто она говорила на китайском. Потом сел напротив — слишком медленно.
— Ирина, ты что творишь? Мы семья.
— Была.
Он попытался улыбнуться, но вышло криво. Потянулся к её руке — она отдёрнула ладонь.
— Что за детский сад? Обиделась на что-то? Давай поговорим нормально, я объясню.
— Не надо. Я всё прочитала.
Лицо его дёрнулось.
— Прочитала. Ты в моём телефоне рылась? Это вообще как называется?
— Называется — ты оставил его на кухне позавчера. Открыла случайно, увидела Катю. Дальше несложно.
Кирилл встал, прошёлся по кухне, провёл рукой по волосам.
— Ладно. Да, есть одна девчонка. И что? Ничего не значит, от скуки. Ты же сама всегда на работе, вечно занята. Мне что, в четырёх стенах сидеть?
Ирина подняла браслет, покрутила в пальцах.
— Этот браслет ты снял, когда она сказала, что серебро для стариков. Верно?
Он сжал челюсти.
— Не начинай.
— Я заканчиваю.
Она встала, прошла мимо. Он попытался перехватить её за плечо — она резко обернулась, он отступил.
— Ты думаешь, без твоих денег я никто? Думаешь, запугаешь? Я найду, где взять, не маленький.
— Найдёшь. Только не здесь. Собери вещи. Завтра замки поменяю.
Он застыл. Рассмеялся — зло, коротко.
— Ты меня выгоняешь? Из квартиры, которую я обустраивал пять лет?
— Из квартиры, где в документах только моё имя. Да. И обустраивал на мои средства.
Он ушёл под утро, хлопнув дверью. Стёкла задребезжали. Ирина сидела в гостиной, слушала тишину. Пять лет она строила эту жизнь. Он был рядом. Говорил правильное. Она не требовала многого — просто чтобы был.
И он был. Только не с ней.
Руки дрожали. Она сжала их, но дрожь не проходила. Хотелось позвонить: «Вернись, разберёмся». Но она знала — это ловушка. Когда боишься одиночества больше, чем унижения.
Ирина открыла его телефон — пароль знала давно. Пролистала переписки. Катя. Двадцать восемь лет, смм-менеджер. Яркая, с амбициями. «Скоро всё решу, зай. Старая совсем с катушек съехала, но не брошу резко — надо красиво закрыть, чтобы бабки не потерять».
Ниже — другое имя. Олеся. Сорок два, разведённая, двое детей. Те же фразы: «Освобожусь, потерпи». «Старая дура даже не догадывается». Три месяца назад, потом тишина.
Катя — просто следующая.
Ирина создала новый аккаунт. Без фото. Написала Кате:
«Вы встречаетесь с Кириллом. Но не единственная. До вас была Олеся — вот переписки. Вы просто очередная. Подумайте».
Прикрепила скриншоты. Нажала «отправить». Закрыла телефон. Сердце стучало — не от страха. От облегчения.
Она отправила то же ещё двум людям — подругам Кати, тем, что под каждым постом строчили сердечки. Достаточно.
Кирилл позвонил через три дня. Чужой номер.
— Ты что наделала?!
— Поменяла замки.
— Не замки! Катя! Ты ей написала! Разослала грязь её подругам!
Ирина села на подоконник. За окном дождь.
— Не грязь. Твои слова. Скриншоты. Ты сам написал, я показала.
Он дышал тяжело.
— Ты понимаешь, что сделала? Она всем рассказала! Подруги в сторис выложили, коллеги видели! Меня теперь обсуждают!
— Это не она опозорила. Это ты сам, когда имел двух женщин одновременно и называл меня дурой с кошельком.
— Ты больная! Старая, озлобленная! Не можешь пережить, что я ушёл!
Ирина слушала. Не перебивала. Внутри оборвалось последнее — та ниточка, которой она держалась за иллюзию.
— Я не ушёл. Я просто хотел пожить для себя. Ты всегда такая правильная, холодная. Мне было невыносимо.
— Невыносимо тратить мои средства на Катю. И на Олесю до неё.
Он замолчал.
— Откуда… ты следила?
— Не следила. Ты сам не стёр переписки. Я просто посмотрела.
Тишина. Потом выдох — злой, усталый.
— Ладно. Хорошо. Ты победила. Я ухожу. Только убери скриншоты, попроси подруг удалить. Мне теперь вообще никуда не выйти, все думают…
— Альфонс? Так и есть. Пять лет на моей шее, ни одной работы, ни одного своего вложения. Ты ждал момента слинять с деньгами. Не вышло.
Он молчал. Сглатывал.
— Я ничего удалять не буду. Живи с этим. Как я жила.
Она положила трубку. Заблокировала номер. Посмотрела в окно. Дождь кончился. Асфальт блестел.
Прошло два месяца. Ирина вернулась к работе — магазину детской одежды, который превратился в сеть. Поставщики, договоры, коллекция. Только теперь без звонков «когда будешь?» и без переживаний, что задержалась.
Однажды утром помощница Лена зашла в офис, положила на стол телефон.
— Ирина Михайловна, вам в личку написали. Простите, увидела случайно. Но вам стоит глянуть.
Незнакомый аккаунт. Олеся.
«Здравствуйте. Вы были замужем за Кириллом? Я та самая Олеся. Он пропал полгода назад, ничего не объяснив. Я думала, дело во мне. Недавно узнала правду — он строил ещё кого-то, потом вас, потом Катю. Поняла: дело не во мне. Это он такой. Спасибо, что открыли глаза».
Ирина набрала ответ:
«Не за что. Берегите себя».
Закрыла переписку. Олеся была не её история.
Вечером Ирина шла домой через парк. Свет фонарей светил неярко. Телефон молчал. Никто не требовал отчёта.
Дома она переоделась, налила воды, села у окна. Город — огни, машины, жизнь. Кирилл где-то там. Катя. Олеся. Все жили дальше.
Ирина открыла ящик, достала серебряный браслет. Посмотрела — потёртый, ненужный. Встала, открыла окно, выбросила. Он упал, звякнув о камень, в темноте.
Закрыла окно. Села.
Тишина была полной.
Впервые за пять лет — своей.
