— Ну что, Анечка, поздравляю! — Тамара Петровна смерила невестку взглядом, в котором смешались плохо скрываемая зависть и хозяйский расчет. — Теперь ты у нас автомобилистка.
Аня, все еще ощущая во рту привкус дешевого шампанского, которым они с Димой отметили покупку, только неопределенно кивнула. Радость от приобретения подержанной, но такой желанной «Киа» медленно улетучивалась под тяжелым взглядом свекрови. Они сидели на ее кухне, пахнущей валокордином и вчерашними котлетами. Дима, муж Ани, ерзал на стуле, словно уже предчувствуя, куда клонит его мать.
— Я вот что подумала, — продолжила Тамара Петровна, ставя на стол вазочку с засахаренным вареньем. — Раз у вас теперь колеса свои, грех этим не пользоваться. Земля на даче простаивает. А у меня рассада уже вся на подоконниках извелась, ждет не дождется, когда ее в грунт определят. Купила машину, значит теперь каждые выходные будешь возить меня на дачу.
Она произнесла это не вопросительно, а как факт, как нечто само собой разумеющееся, и расплылась в довольной улыбке. У Ани внутри все похолодело. Вот оно. Она ждала чего-то подобного, но не думала, что это прозвучит так прямолинейно и безапелляционно.
— Мам, ну какие каждые выходные? — первым подал голос Дима, избегая смотреть на жену. — У Ани работа, у меня тоже. Да и отдохнуть хочется.
— Отдохнуть? — Тамара Петровна картинно вскинула брови. — А на даче что, не отдых? Свежий воздух, своя редисочка, огурчики. Не то что ваша городская отрава. Я же не для себя стараюсь, для вас! Чтобы зимой витамины были. Леночке вашей опять же, внучке моей, где еще иммунитет укреплять, как не на природе?
Аня молчала, перебирая в голове варианты ответа. Машину она покупала не для дачи. Она купила ее для свободы. Чтобы не толкаться в набитом автобусе по дороге на работу в пригородный офис, чтобы можно было в выходной сорваться с дочкой Леной в парк, в другой город, да куда угодно, не завися от расписания электричек. Она несколько лет откладывала со своей не самой большой зарплаты офис-менеджера, во всем себе отказывая. Дима в покупку не вложил ни копейки, сказав, что «и так проживем, не баре», но на пассажирское сиденье уселся с гордым видом владельца. И вот теперь ее свобода, ее маленькая серая «Киа», уже получила первое обременение в виде рассады Тамары Петровны.
— Мы подумаем, Тамара Петровна, — наконец выдавила Аня, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
— А что тут думать? — не унималась свекровь. — В субботу утром заезжаете за мной, загружаем мои ящики и баулы, и вперед. А вечером в воскресенье обратно. Все просто. Дима, ты хоть скажи своей жене, что матери помогать надо. Я тебя одна растила, ночей не спала, а теперь стакан воды в старости подать некому.
Последняя фраза была ее коронным оружием. Дима тут же сник, его плечи опустились. Он бросил на Аню виноватый взгляд, в котором читалась мольба: «Ну потерпи, пожалуйста».
Аня ничего не ответила. Она просто встала, поблагодарила за чай и сказала, что им пора. Всю дорогу до дома они ехали в молчании. Тишину в салоне, еще пахнущем полиролью и ароматизатором «новая машина», нарушало только тихое сопение Димы. Он явно чувствовал себя виноватым, но начать разговор не решался. А Аня не хотела. Она смотрела на дорогу и понимала, что только что ее мечту попытались отобрать и перекроить под чужие нужды.
Первая суббота стала испытанием. Еще в пятницу вечером Дима подошел к Ане с заискивающим видом.
— Ань, ну давай съездим разок. Мама вся извелась, звонит каждый час. Говорит, давление подскочило. Мы же не на весь день, отвезем ее и вернемся.
— Дима, мы договаривались, что в субботу поедем с Леной в зоопарк. Ты обещал дочке.
— Ну зоопарк не убежит. Съездим в следующие выходные. А маме сейчас помощь нужна, рассада погибнет.
Аня смотрела на мужа и видела в его глазах знакомую тоску и чувство вины перед матерью, которое Тамара Петровна культивировала в нем с детства. Спорить было бесполезно. Это означало бы втянуть в скандал и себя, и его, и в итоге все равно уступить, но уже с испорченным настроением.
— Хорошо, — холодно ответила она. — Но только отвезем. И сразу назад.
Утром в субботу они были у подъезда свекрови. Тамара Петровна уже ждала их внизу, окруженная десятком деревянных ящиков с хилыми зелеными ростками, несколькими туго набитыми мешками и старым рюкзаком. Выглядела она при этом бодро и цвела здоровьем, про высокое давление не было и намека.
— Ой, деточки мои приехали! — засуетилась она. — Димочка, давай аккуратнее, тут у меня помидорчики элитные, сорт «Бычье сердце». Анечка, ты пока багажник открой.
Аня с ужасом смотрела, как салон ее новой, чистой машины постепенно превращается в филиал овощебазы. Земля сыпалась с ящиков на обивку, острые углы царапали пластик. Дима, пыхтя, пытался разместить все это «богатство», а Тамара Петровна командовала процессом, как заправский фельдмаршал.
— Нет, ты этот мешок с навозом в салон не ставь! Запах будет. Привяжи его как-нибудь к крыше.
— Мам, у нас нет багажника на крыше, — промямлил Дима.
— Как это нет? А зачем тогда такая машина, если на нее ничего погрузить нельзя? Бестолковая покупка, — вынесла вердикт свекровь, бросив на Аню укоризненный взгляд.
В итоге мешок все-таки втиснули в салон, застелив сиденье старой клеенкой, которую предусмотрительно прихватила Тамара Петровна. Сама она уселась на переднее сиденье, заявив, что сзади ее укачивает. Всю дорогу, а это было почти два часа по пробкам, Аня слушала ее бесконечные наставления.
— Аня, не гони, ямы же кругом! Подвеску разобьешь, потом чинить за какие деньги?
— Что ты так к этому грузовику прижимаешься? Он же грязный, обрызгает нас.
— Димочка, посмотри, у твоей жены руки на руле дрожат. Может, ты сядешь за руль? Все-таки мужчина за рулем надежнее.
Аня стискивала зубы и молчала. Дима на заднем сиденье делал вид, что спит. Наконец, они добрались до дачи. Это был старый, покосившийся домик на шести сотках, заросших бурьяном. Тамара Петровна выпорхнула из машины и оглядела свои владения.
— Ну вот, приехали. Теперь надо все это выгрузить и вскопать грядки. Дима, бери лопату. Аня, ты пока носи воду из колодца, надо рассаду полить.
Аня замерла.
— Тамара Петровна, мы договаривались, что только привезем вас.
— Как это только привезете? А кто мне тут помогать будет? Я одна, женщина немолодая, не справлюсь. Нет уж, раз приехали, давайте, за работу. Солнце еще высоко.
Дима, уже вытащивший из сарая ржавую лопату, посмотрел на Аню умоляюще. «Ну что тебе стоит, помоги немного», — читалось в его взгляде.
И Аня сломалась. Она таскала ведра с ледяной водой, полола сорняки, которые тут же намертво въедались в кожу под ногтями, слушала упреки свекрови в том, что все она делает не так и «руки у тебя не из того места растут». Дима молча копал, стараясь не вмешиваться. К вечеру, грязные, уставшие и злые, они наконец собрались домой.
— Ну вот, другое дело, — удовлетворенно сказала Тамара Петровна, провожая их. — В следующее воскресенье приедете меня забирать. И захватите с собой удобрений, я список напишу.
В машине снова стояла тишина. Но теперь она была другой — не неловкой, а звенящей от напряжения.
— Я больше на твою дачу ни ногой, — тихо, но твердо сказала Аня, глядя прямо перед собой.
— Ань, ну не начинай, — устало вздохнул Дима. — Маме помощь нужна.
— Ей нужна не помощь, ей нужны рабы. А я в рабство не нанималась. И моя машина — не грузовик для перевозки навоза.
— Ты преувеличиваешь. Обычная помощь по хозяйству. Все дети помогают родителям.
— Все — это кто? — Аня резко повернулась к нему. — Твоя мать ни разу не спросила, чего хотим мы. Чего хочет Лена, которая просидела весь день дома одна, потому что папа с мамой поехали спасать «элитные помидоры». Эта машина — моя. И я буду решать, куда и когда на ней ездить.
Дима ничего не ответил, только отвернулся к окну. Он не понимал. Или не хотел понимать. Для него подчинение материнской воле было нормой жизни, естественным порядком вещей. Он не видел в этом унижения, не чувствовал, как чужая воля прогибает их маленькую семью.
Следующие выходные прошли в состоянии холодной войны. Аня, как и обещала, повезла Лену в большой развлекательный центр. Они ели мороженое, катались на аттракционах, смеялись. Аня чувствовала, как с души спадает тяжесть. Вот для чего ей была нужна машина. Для таких моментов.
Телефон Димы разрывался от звонков. Он выходил разговаривать на балкон, возвращался с серым лицом. Вечером он снова попытался начать разговор.
— Мама обиделась. Сильно. Говорит, мы ее бросили. У нее там ни еды, ни воды толком нет.
— В колодце есть вода. А вокруг полно соседей и есть сельский магазин. Она не на необитаемом острове, — отрезала Аня.
— Ты не понимаешь, она привыкла, что я всегда рядом, всегда помогу.
— Дима, тебе тридцать пять лет. Ты не «всегда рядом», у тебя своя семья. Или ты забыл?
В воскресенье вечером раздался звонок в дверь. На пороге стояла Тамара Петровна. Она была в той же одежде, что и в субботу, вид у нее был изможденный и трагический. В руках она держала пустую плетеную корзинку.
— Вот, — сказала она дрожащим голосом, входя в квартиру и не разуваясь. — Приехала на перекладных. Добрые люди подвезли. Думала, хоть укропчику вам привезу свежего, а вы… — она не договорила и картинно прижала руку к сердцу.
Дима тут же засуетился вокруг нее, предлагая воды, лекарств, усаживая в кресло. Аня стояла в стороне и смотрела на этот спектакль с ледяным спокойствием. Она больше не верила. Ни единому слову, ни единому жесту.
— Как же вы могли, — шептала Тамара Петровна, обращаясь к сыну, но глядя на Аню. — Оставить родную мать одну, в пустом холодном доме. Я всю ночь не спала, все к калитке прислушивалась, думала, вот-вот машина ваша подъедет. Сердце чуть не разорвалось от тоски.
— Мама, мы же не договаривались, что заберем тебя, — робко вставил Дима.
— Не договаривались? — глаза свекрови наполнились слезами. — Разве о таких вещах нужно договариваться? Это же само собой разумеется! Привезли — значит, должны и забрать. Аня, это ты его настроила против меня? Это все твои новомодные штучки? «Личное пространство», «свои планы»? Раньше в семьях все по-другому было, все друг другу помогали, а не эгоистами росли.
Аня молча пошла на кухню и поставила чайник. Она понимала, что сейчас любое ее слово будет использовано против нее. Главной мишенью была она. Это она разрушала «семейные устои», она отрывала сына от матери.
Когда она вернулась с чаем, Тамара Петровна уже излагала Диме новый план.
— Раз вы такие занятые, я нашла выход. У соседки моей, Зинаиды, сын — порядочный парень, таксист. Он согласился возить меня на дачу и обратно. Всего-то полторы тысячи в один конец. Но у меня пенсия сама знаешь какая. Так что вы мне будете давать по три тысячи каждую неделю на дорогу. Это же справедливо? Машину вы мне не даете, так хоть оплачивайте такси. Это ваш сыновий долг.
Дима посмотрел на Аню. Она медленно покачала головой.
— Нет, Тамара Петровна, — сказала она тихо. — Мы не будем этого делать.
— Это еще почему? — в голосе свекрови зазвенел металл.
— Потому что это шантаж. И мы не будем в этом участвовать. У вас есть сын. Если он считает нужным оплачивать ваши поездки из своего кармана — это его решение. Мои деньги на это не пойдут.
Лицо Тамары Петровны исказилось. Маска страдающей матери слетела, и под ней оказалось злое, властное лицо.
— Ах, вот оно что! Твои деньги! Значит, у вас в семье бюджет раздельный? Что это за семья такая? Димочка, ты слышишь? Она тебя за мужчину не считает, раз деньгами попрекает!
— Аня, перестань, — вмешался Дима. — Это же не такие большие деньги.
— Дело не в деньгах, Дима. Дело в принципе. Сегодня три тысячи на такси, завтра пять на новые саженцы, послезавтра десять на ремонт сарая. Это никогда не кончится. Твоя мама не помощи просит, она требует.
Они стояли друг напротив друга: Аня, Дима и Тамара Петровна. Три угла тупого треугольника, в котором не было правильного решения. Дима был между двух огней, и его слабость делала ситуацию только хуже. Он не мог ни отказать матери, ни защитить жену. Он просто хотел, чтобы все это закончилось.
— Я так и знала, что эта машина до добра не доведет, — прошипела Тамара Петровна, поднимаясь. — Только ссоры в семью принесла. Пойдем, Димочка, проводи меня. Не буду я тут мешать вашей королеве.
Она вышла, гордо вскинув голову. Дима, бросив на Аню несчастный взгляд, поплелся за ней. Аня осталась одна в квартире. Она подошла к окну и увидела, как Дима стоит внизу с матерью, что-то ей говорит, гладит по плечу. Потом он полез в карман, достал кошелек и протянул ей деньги. Тамара Петровна быстро сунула их в сумку, и ее лицо тут же приняло удовлетворенное выражение.
В этот момент Аня поняла, что проиграла не она. Проиграл Дима. Он только что показал матери, что ее методы работают. Что можно добиться своего слезами, упреками и шантажом. И что его жена, ее мнение, ее чувства — это нечто второстепенное, чем можно пренебречь ради сиюминутного покоя.
С того дня их жизнь изменилась. Внешне все было по-прежнему: они жили в одной квартире, вместе ужинали, воспитывали дочь. Но между ними выросла стена. Аня перестала делиться с Димой своими планами и переживаниями. Она жила своей, отдельной жизнью. Каждые выходные она садилась в свою машину, брала Лену и уезжала. В музеи, в парки, в соседние города на ярмарки. Она показывала дочке мир, тот мир, который хотела показать она, а не тот, который ей навязывали.
Дима проводил выходные дома, у телевизора. Иногда он ездил к матери. Аня не спрашивала, возит ли он ее на дачу на автобусе или оплачивает такси. Ей было все равно. Она видела, что он несчастен. Он пытался заговаривать с ней, делать какие-то шаги навстречу, но натыкался на вежливую холодность.
— Ань, может, съездим куда-нибудь все вместе? Втроем? — как-то предложил он.
— Куда? — безразлично спросила она.
— Ну… не знаю. Куда ты захочешь.
— Я не хочу. Нам с Леной и вдвоем хорошо.
Она не мстила. Она просто перегорела. То чувство, та нежность, та вера в то, что они — одна команда, испарились в тот день, когда он тайком отдал матери деньги у подъезда. Он сделал свой выбор — не между женой и матерью, а между противостоянием и уступкой. И он выбрал уступку. Он выбрал более легкий путь, не понимая, что этот путь ведет в тупик.
Однажды вечером, вернувшись с работы, Аня увидела на кухонном столе записку, написанную почерком Димы: «Уехал к маме. У нее опять сердце». Рядом лежал его ключ от квартиры. Аня смотрела на этот ключ долго, потом взяла его и бросила в ящик стола. Она не почувствовала ничего. Ни боли, ни облегчения. Только пустоту.
Она подошла к окну. Во дворе под фонарем стояла ее серая «Киа». Маленькая, надежная, только ее. Она купила ее для свободы. И, как ни странно, она ее получила. Только цена этой свободы оказалась гораздо выше, чем она предполагала. Она потеряла не мужа — мужа она, по сути, потеряла уже давно. Она потеряла иллюзию, что семью можно построить там, где один человек постоянно выбирает не быть взрослым.
На следующий день она поменяла в машине ароматизатор. Запах «новой машины», смешанный с фантомным запахом навоза и увядающей рассады, сменился свежим, цитрусовым ароматом. Аня села за руль, повернула ключ зажигания. Мотор ровно заурчал. Впереди была дорога. И на этой дороге не было места для чужих желаний и бесконечных уступок. Была только она, ее дочь и целый мир, который ждал их за лобовым стеклом.
