Юлия сидела на кухне, поджав под себя ноги, и бездумно смотрела на серую строку цифр в таблице. Кофе остыл, но она всё никак не могла оторваться от монитора — привычка доделывать всё до конца была сильнее любой лени. И тут телефон на столе дрогнул, как будто хотел уползти к краю. Она глянула на экран. Кирилл. Странно. С работы он не звонил, максимум — короткое сообщение, и то по делу.
— Юль, — голос у него был такой, будто он разговаривает с кем-то посторонним, а не с женой, — новости… не очень хорошие.
Она отодвинула ноутбук, медленно, чтобы не расплескать раздражение.
— Говори.
— Мама. — Он сделал паузу, как будто это слово должно было само всё объяснить. — Час назад позвонила. Хозяин квартиры, в которой она живёт… решил её продать. Дал две недели, чтобы съехать.
Юлия опустила взгляд в кружку, где на дне плавали бледные кофейные острова. Две недели. Она знала, что Галина Петровна последние годы жила в съёмной однушке на краю города. Скромно, но уютно. И главное — с привычными соседями, которые уже не лезли в душу.
— Две недели, — повторила она тихо. — Это же… нереально. Особенно для неё.
— Именно. — Кирилл шумно выдохнул в трубку. — Слушай, а если она пока… поживёт у нас? Временно. Ну, пока что-то найдёт.
Юлия подошла к окну. Внизу двор был полон людей: бабка в лиловом платке кормила голубей хлебом, мальчишка гонял мяч в одиночку, а возле подъезда стоял странный человек в клетчатом пальто — неподвижно, как памятник. Она решила не смотреть в его сторону, чтобы не словить ненужный взгляд.
— Ладно, — сказала она, глядя на облезлую скамейку, — пусть приезжает. Только… правда временно.
— Спасибо, родная, — голос мужа сразу стал мягче, теплее. — Она уже ищет объявления. Пара месяцев — и всё.
Пара месяцев. Юлия отметила, что Кирилл сказал это как-то уж очень буднично, будто заранее уверен в продолжении.
Галина Петровна появилась в их квартире в субботу ближе к вечеру, с двумя чемоданами, которые выглядели так, словно прошли войну и вернулись с наградами. Она шагнула в прихожую уверенно, как человек, который здесь уже бывал. Запах её духов — что-то пудрово-ретро, как старые театральные гримёрки — сразу впитался в воздух.
— Юлечка, не знаю, что бы я делала без тебя, — сказала она, разглядывая гостиную. — Красота у вас, уют. Я тихая, места много не займу.
Первое время всё шло гладко. Она вставала раньше всех, готовила завтрак — иногда даже слишком плотный, так что Юлия потом весь день чувствовала себя как на новогоднем застолье. Посуда всегда была вымыта и расставлена, к вечеру в квартире пахло то тушёными овощами, то яблочным компотом. Вечерами свекровь сидела в гостевой, листала интернет-объявления, иногда вздыхала и делала пометки в блокноте.
Иногда в поисках вариантов к ним заглядывал их общий знакомый — Валера, худой, как швабра, коллега Кирилла по университету. Он был вечно с сумкой через плечо и какими-то странными историями, в которых фигурировали соседские крысы, подпольные кафе и старушки-оккультистки.
— Галь, я вот знаю одну женщину… — начинал он, но свекровь отмахивалась:
— Спасибо, Валерий, но я уже насмотрелась всякого.
Юлия помогала обзванивать варианты. Иногда они даже вместе ходили на просмотры — было в этом что-то почти комичное: Юлия, быстрая и прагматичная, и Галина Петровна, неторопливая, задающая тысячу уточняющих вопросов про лифт, проводку и «а кто тут жил до нас».
— Завтра гляну однушку на Ленинском, — сообщила свекровь за ужином. — Хозяйка вроде адекватная, цена нормальная.
Юлия кивнула. Но внутренне она уже почувствовала, что та история с «двумя неделями» плавно перерастает во что-то иное.
Через месяц Галина Петровна вернулась с одного из просмотров с таким лицом, будто там ей предложили жить в бункере времён холодной войны.
— Сырость, — начала она, снимая пальто. — Плесень. Оплата за три месяца вперед и залог. Да ещё справку о доходах требуют! Где мне всё это взять?
Юлия напомнила про вариант на Садовой.
— Первый этаж. Окна в колодец. В моём возрасте — верная смерть, — отрезала свекровь.
Постепенно рассказы становились длиннее, условия — всё абсурднее, а претензии — всё изощрённее. При этом она уже без стеснения переставляла в квартире вещи «как удобнее», а иногда задерживалась на кухне с соседкой из пятого этажа, Галиной Андреевной, которая заходила «за солью» и почему-то знала всё о жизни жильцов дома.
Однажды Юлия застала их вдвоём, смеющихся и пьющих чай из её любимых кружек, и у неё мелькнуло странное чувство, будто она в собственном доме стала гостьей.
Ко второму месяцу их совместного проживания Юлия уже могла предсказать поведение Галины Петровны почти по часам. Утро — чай с лимоном, затем пара звонков по «очень выгодным объявлениям», после чего шуршание в шкафах: свекровь искала, куда «правильно» переставить полотенца или кастрюли.
Вечером — неизменный отчёт за ужином. Но теперь он стал длиннее, как сериал, который зрители уже смотрят не ради сюжета, а ради привычки.
— Представляешь, Юлечка, — начинала Галина Петровна, — на одной квартире даже запах не тот. Я сразу сказала: «Это не мой вариант». Чужое место должно звать, понимаешь? А там — тишина. Ни намёка на домашний дух.
Юлия вежливо кивала, но ловила себя на том, что думает о совсем другом — о том, что подруга Марина звала её на выставку, а она не пошла, потому что дома «надо помочь свекрови с поисками».
Однажды в субботу, пока Кирилл был на встрече с клиентом, Галина Петровна внезапно пригласила к ним старую коллегу из школы — Анну Григорьевну, сухонькую женщину в коричневой шляпке и с острыми, как булавки, глазами.
— Юлечка, познакомься, это моя дорогая подруга! Мы с ней ещё в восьмидесятых по одну сторону учительского стола стояли.
Они уселись за стол, и разговор быстро перешёл в зону, которая Юлии казалась опасной: истории про «золотое время», когда дети слушались, мужчины носили костюмы, а взрослые дети знали, что «мама всегда первая».
— Вот я своей дочке сразу сказала, — заявила Анна Григорьевна, утирая губы салфеткой, — что её квартира — это и моя квартира. И ничего, живём прекрасно. Главное — всё правильно поставить в семье.
Юлия почувствовала, как у неё внутри что-то сжалось, а Галина Петровна посмотрела на неё чуть дольше, чем надо.
К третьему месяцу поиски стали напоминать игру «найди сто причин, почему не подходит».
— То лифт старый, то соседи курят, то кошка у хозяйки… — бормотала свекровь, расставляя на полке в гостиной какие-то свои фарфоровые безделушки, появившиеся неизвестно откуда.
Юлия всё чаще замечала, что в их квартире меняется атмосфера: стало тесно, даже воздух казался более густым, как в доме, где слишком долго не проветривали. Кирилл пытался держаться в стороне от этих разговоров, но его плечи выдавали усталость.
— Мам, мы же ищем тебе жильё, — напомнил он однажды за завтраком.
— Ищем, ищем, — махнула рукой Галина Петровна. — А Светка из соседней школы так и сказала: «Ты что, с ума сошла? Сын есть, квартира есть. Зачем тебе куда-то перебираться?»
Юлия почувствовала, как фарфоровая чашка в её руке дрожит.
Однажды вечером Юлия вернулась домой чуть позже — в прихожей пахло пирогами с капустой, хотя она точно знала, что продуктов для этого в доме не было. В кухне за столом сидела Галина Петровна, а рядом — та самая соседка Галина Андреевна с пятого этажа.
— О, Юлечка! — оживилась свекровь. — Мы тут обсуждаем, как правильно обустраивать семейное гнездо. Вот Галя говорит, что взрослые дети обязаны думать о родителях в первую очередь.
Галина Андреевна кивнула, прищурив глаза:
— А как же. Дом — он ведь не для того, чтобы чужие там жили, а для своих.
Юлия улыбнулась в ответ, но внутри у неё начало подниматься ощущение, будто за её спиной уже кто-то пишет сценарий, в котором она даже не главная героиня.
Через несколько дней Галина Петровна за завтраком произнесла:
— Юлечка, ты не обижайся, но я всё думаю… Зачем мне снова снимать жильё? Деньги на ветер, а возраст у меня не тот, чтобы каждый год по чемоданам бегать.
Юлия молчала. А свекровь продолжила, чуть мягче:
— У вас тут так уютно. Ты — как дочка мне. Кирилл — мой единственный сын. Семья ведь для того, чтобы держаться вместе, правда?
Юлия поняла, что вопрос задан риторически, но всё равно почувствовала, что только что ей поставили ловушку.
Вечером Кирилл был молчалив. Он явно что-то знал, но говорил о работе и о том, что у них на балконе снова протекает угол.
А за окном опять стоял тот же человек в клетчатом пальто, которого Юлия видела в первый день приезда свекрови. Он снова смотрел на подъезд, не двигаясь.
Пятый месяц совместного проживания начался с того, что Галина Петровна перестала говорить о квартирах вообще. Она всё чаще упоминала, как «у Петькиной невестки хватило ума позвать свекровь насовсем», как «Васькин сын матери сразу купил жильё», и как «люди уважают старших, а не позволяют им мыкаться».
Кирилл сидел напротив, молча крошил хлеб и не поднимал глаз. Юлия видела, как он сжимает челюсть.
— Мам, — попытался он тихо, — мы ведь договаривались, что это временно.
— Временно, временно… — перебила она, — уже четвертый месяц, и всё ищем. А я думаю: зачем? У вас просторная квартира, мы могли бы жить вместе.
Юлия поставила чашку на блюдце чуть громче, чем хотела.
— Что вы имеете в виду? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Что ты молодая, успеешь ещё заработать, — ответила свекровь, глядя прямо ей в глаза. — А мне уже поздно всё начинать сначала.
Тонкий лёд треснул.
На следующее утро Кирилл ходил по квартире, словно потерял что-то важное. Глаза красные, руки в карманах. В кухне тихо всхлипывала Галина Петровна. Юлия собиралась на работу, когда он подошёл.
— Юль… я уже пообещал маме, что мы перепишем квартиру на неё, — сказал он, глядя куда-то в пол.
Юлия застыла. И странно — удивления не было. Только холодное понимание.
— То есть ты решил за меня? — спросила она тихо.
— Она заслужила спокойную старость, — быстро ответил Кирилл. — Мы молодые, ещё заработаем.
Юлия почувствовала, как все детали последних месяцев встали на свои места: отторгнутые варианты жилья, перестановка мебели, обживание квартиры.
— Это была спланированная история, — произнесла она, глядя прямо в его глаза. — И ты либо знал, либо не хотел замечать.
В дверях появилась Галина Петровна, с лицом, усыпанным слезами.
— Юлечка, неужели тебе жалко старуху? — произнесла она, подбирая платок к губам.
— Хватит, — сказала Юлия. — Спектакль окончен.
Вечером она собрала в себе всё спокойствие, на какое была способна.
— Кирилл, — начала Юлия, — ты предал моё доверие. Это важнее, чем любые метры.
— Но… — он потянулся к ней.
— Нет, — перебила она. — Я подаю на развод.
Галина Петровна ахнула, но Юлия уже не слушала. Всё внутри было тихо и пусто, как в квартире после выезда жильцов.
Через два месяца развод был оформлен. Кирилл снял матери однушку на окраине. Иногда он писал Юлии, рассказывал, что мать обвиняет его во всех бедах. Но она читала эти сообщения, как читают прогноз погоды в чужом городе — без участия.
Теперь Юлия точно знала: доброта не должна становиться слабостью, а помощь — поводом лишить себя дома.
