Лена даже не сразу услышала, как свекровь вошла в комнату. Та появилась внезапно — будто материализовалась из воздуха, хотя на самом деле просто открыла дверь своим ключом. Да, у неё был ключ от их квартиры. А как же.
— Лена, мы поговорить должны.
Голос был спокойный. Когда Галина Васильевна говорила таким тоном, значит, готовилось что-то серьёзное.
Лена обернулась.
— Садитесь… — начала было, но женщина махнула рукой:
— Стоя поговорим. Я ненадолго.
Пауза.
Долгая такая пауза, когда в животе что-то сжимается.
— Звонила мне сегодня Людмила Петровна, — начала свекровь. — Твоя мама. Жаловалась.
Лена замерла.
— Жаловалась, что ты, что Серёжа к тебе холодно относится. Что ты плачешь по ночам. Что вы ссоритесь…
Щёки запылали. Господи, мама, ну зачем?! Лена же просто хотела выговориться. Просто не выдержала, позвонила, поплакала в трубку. А мама, видимо, решила…
— Я не хотела, чтобы она звонила вам, — выдавила Лена. — Правда.
Свекровь усмехнулась. Невесело так. Горько.
— Настоящая жена не жалуется мамочке, — сказала она. — Не выносит сор из избы. Не позорит семью перед всеми.
Слова падали на пол — тяжёлые, как камни. Лена стояла и чувствовала, как внутри всё холодеет.
— Я тридцать лет замужем была, — продолжала Галина Васильевна, и в голосе появились металлические нотки. — Думаешь, легко было? Думаешь, у меня проблем не было?
Она сделала шаг вперёд.
— Были. Ещё какие были. Но я никогда не бегала к своей матери с жалобами. Я держала лицо. Я терпела. Я не позорила мужа перед родней!
Лена молчала. В горле стоял ком.
— А ты, — свекровь смотрела на неё с непонятным выражением. — Ты слабая, Леночка. Замуж выходила — думала, что любовь всё победит? Так не бывает. Семья — это работа. Ежедневная. И если каждый раз при первой же трудности бежать к маме.
— Я не при первой трудности, — тихо сказала Лена.
— А?
— Я сказала — не при первой.
Что-то внутри неё дёрнулось. Сломалось. Или, наоборот, встало на место?
Она подняла голову и посмотрела свекрови прямо в глаза:
— Полгода я молчала. Полгода терпела, что Серёжа приходит за полночь. Что на выходных он у вас, а не со мной. Что на мои вопросы отвечает через раз. Полгода я не звонила маме, не говорила ни слова — потому что думала: вдруг правда пройдёт, вдруг наладится.
Голос дрожал, но она продолжала:
— Не прошло. Не наладилось. И когда я больше не могла держать всё в себе — я позвонила единственному человеку, который меня любит.
Галина Васильевна молчала. Лицо каменное.
— Вы говорите: вы тридцать лет терпели, — Лена сделала вдох. — А может, если бы вы хоть раз не терпели. Если бы вы пожаловались, поговорили, то ваш муж не пил бы последние десять лет своей жизни?
Свекровь побледнела. Губы дрогнули. Она открыла рот — но ничего не вышло. Только воздух, пустой звук.
Потом она резко развернулась и вышла из комнаты.
Лена услышала, как хлопнула входная дверь.
И осталась одна — с бьющимся сердцем, дрожащими руками и странным ощущением лёгкости. Будто сняли с плеч что-то тяжёлое.
А вечером Сергей строил разбор полетов.
— Лен, мне мама сказала, что ты, что вы поговорили.
— Да.
— И что ты ей наговорила?
Вот так. Даже не спросил, как она. Не поинтересовался, почему она вообще жаловалась маме. Нет. Главное — что она наговорила его святой матери.
— Серёж, мы можем поговорить нормально? Я правда хочу всё обсудить.
— Обсудить?! — он повысил голос. — Ты мою мать оскорбила! Ты при ней вспомнила про отца, про его проблемы! Как ты могла?!
— Я не оскорбляла. Я просто ответила на то, что она сама мне сказала!
— Мать плачет! Ей теперь таблетки пить приходится, у неё давление! А всё из-за тебя!
— Серёж, — медленно проговорила Лена, — а ты знаешь, что я тоже не сплю? Что я сижу одна и думаю — ну когда же ты придешь? Спросишь, как я? Скажешь, что мы вместе во всём разберёмся?
— Лен, не надо драмы. Ты же знаешь, у меня сейчас проект горит на работе.
— Да плевать мне на твой проект! — закричала она. Впервые за три года. Впервые вообще. — Плевать! Понимаешь?! У нас семья разваливается, а ты мне про проект?!
— Не ори на меня!
— А что мне делать?! Молчать дальше? Терпеть? Ждать, когда ты соизволишь вспомнить, что у тебя есть жена?!
Он замолчал. Потом вздохнул — тяжело, театрально, как будто она его совсем измучила:
— Лена, я не понимаю, что с тобой происходит. Раньше ты была нормальная. Спокойная. А сейчас. Мама права. Ты стала какая-то нервная. Истеричная.
— Истеричная?
— Ну да. То маме своей жалуешься, то на меня орёшь. Может, тебе к психологу сходить?
Лена опустилась на диван.
Ноги подкосились сами собой.
Он серьёзно так говорит? Серьёзно считает, что проблема в ней?
— Серёж, — она попыталась взять себя в руки. — Ты хоть понимаешь, что за полгода мы ни разу нормально не поговорили? Что ты приходишь домой, ужинаешь молча и уходишь в комнату? Что на выходных ты у мамы, а не со мной?
— Маме одной тяжело. Ей помощь нужна.
— А мне? Мне помощь не нужна?
— Тебе-то что? У тебя всё есть.
— А ты, — её голос задрожал, — ты вообще меня любишь?
Пауза.
Долгая.
— Лен, не надо глупых вопросов. Мы же женаты.
— Это не ответ.
— Какой ещё ответ ты хочешь услышать?! Да, люблю! Довольна?
Она закрыла глаза.
Нет. Не довольна.
Потому что это прозвучало как отговорка. Как фраза, которую нужно произнести, чтобы от неё отстали.
— Знаешь, Серёж, мне нужно время. Подумать. Понять, что я вообще делаю в этом браке.
— Ты о чем?! — он взорвался. — Ты что, намекаешь на развод?!
— Я ни на что не намекаю. Я просто устала. Понимаешь? Я очень устала быть неправильной женой. Той, которая всегда не так себя ведёт, не так реагирует, не так разговаривает с твоей мамой.
— Лена, ты сейчас под эмоциями.
— Нет! — перебила его. — Впервые за долгое время я не под эмоциями. Я просто трезво смотрю на ситуацию. И понимаю, что так больше не могу.
Он молчал. Потом сказал — холодно, отстранённо:
— Ладно. Поговорим, когда успокоишься.
Лена взяла телефон и написала маме:
«Прости, что втянула тебя. Всё будет хорошо. Я разберусь».
Потом открыла контакт свекрови. Долго смотрела на имя. И написала:
«Галина Васильевна, я не хотела вас обидеть. Но я больше не буду извиняться за то, что у меня есть чувства. И за то, что я их высказываю».
Отправила. И выдохнула.
Звонок свекрови раздался через неделю.
— Лена? Это я.
Голос был другой. Не тот, что раньше — твёрдый, уверенный, назидательный.
— Я хотела поговорить. Можно?
— Да, Галина Васильевна. Слушаю.
— Я думала. Много думала после нашего разговора. И поняла, что ты была права. — Пауза. Тяжёлая такая. — Я действительно терпела. Всю жизнь терпела. И думала, что это правильно. Что так и должна поступать жена.
Лена молчала.
— А потом ты сказала про мужа, про его пьянство. Может ты и права. Господи, сколько лет я себе твердила, что я молодец! Что я сильная! А на самом деле я просто боялась сказать вслух, что мне плохо.
— Я не хотела вас обидеть.
— Знаю. И я больше не обижаюсь. Я просто хочу, чтобы у тебя с Серёжей всё наладилось.
В тот же вечер Сергей пришел пораньше.
Без звонка. Просто открыл дверь своим ключом и застыл на пороге — с букетом цветов в руках.
— Прости, — сказал он. — Я идиот.
Лена стояла в коридоре и не знала, плакать ей или смеяться.
— Мама мне всё рассказала. И я понял, что могу так потерять тебя. Уже почти потерял. Лен, я правда так не хотел. Я просто не знал, как быть. Работа, мама, всё навалилось, и я забыл о самом главном. О тебе.
Он шагнул к ней. Осторожно так. Будто боялся, что она исчезнет.
— Хорошо. Давай попробуем по-новому, — тихо сказала Лена.
И взяла его за руку.
Через месяц они втроём — Лена, Серёжа и Галина Васильевна — сидели на кухне и пили чай и спокойно разговаривали.
И Лена поняла: уважение приходит тогда, когда перестаёшь бояться его потерять. Она больше не старалась соответствовать чужим представлениям.
Она была сама собой.
И этого оказалось достаточно.
