— Людмила Аркадьевна, да бросьте вы эти капельницы, третий час меняете! Идите домой, завтра с утра продолжите, — заведующий терапевтическим отделением остановился в дверях процедурного кабинета, глядя на пожилую медсестру, методично перебиравшую флаконы. — Ваш Петрович, небось, уже заждался.
— Мой Петрович еще тридцать лет назад заждался, и ничего, жив-здоров, — Людмила Аркадьевна улыбнулась, но руки продолжали своё дело — ловко сортировать, проверять, раскладывать по лоткам. — Не переживайте, Сергей Михайлович, я скоро закончу. Просто хочу, чтобы к утреннему обходу всё было готово.
Заведующий покачал головой, но спорить не стал — за сорок лет работы в больнице Людмила Аркадьевна заслужила право делать всё по-своему. Её методичность, внимательность и преданность работе были легендой отделения.
— Кстати, — сказал он, уже повернувшись к выходу, — вас там пациентка из седьмой палаты спрашивала. Альбина Сергеевна. Говорит, вы ей обещали какие-то капли.
— Ох, точно! — Людмила Аркадьевна всплеснула руками. — Совсем из головы вылетело. Она же плохо спит, бедная. Я ей доктора Кузнецова препарат обещала принести.
— Ну вот, займитесь этим и домой, — строго сказал заведующий. — А то ваш Петрович мне завтра звонить будет, жаловаться, что я вас эксплуатирую.
Людмила Аркадьевна засмеялась:
— Не будет. Он телефоном пользоваться так и не научился. Говорит — стар уже для этих новомодных штучек.
Когда заведующий ушёл, она закончила с капельницами и отправилась в седьмую палату. Там на койке у окна лежала женщина лет пятидесяти, худая, осунувшаяся, с преждевременной сединой в русых волосах. Несмотря на болезнь, в ее глазах читалось спокойное достоинство и какая-то затаенная грусть.
— Альбина Сергеевна, вы меня искали? Простите, заработалась, — Людмила Аркадьевна присела на край кровати. — Как вы себя чувствуете?
— Лучше, спасибо, — женщина слабо улыбнулась. — Одышка почти прошла. Только вот ночью спать совсем не могу — все мысли, мысли…
— Это нервное, — кивнула медсестра. — После такой операции организму нужно время восстановиться. Вот, я вам капли принесла, доктор прописал. Двадцать капель перед сном в половине стакана воды.
— Спасибо, — Альбина Сергеевна взяла пузырек. — Вы всегда так внимательны. А я в жизни не встречала много таких людей.
Что-то в ее голосе заставило Людмилу Аркадьевну пристальнее вглядеться в пациентку.
— У вас все в порядке? Я не о здоровье сейчас. Вас кто-нибудь навещает?
— Дочь приходит, — ответила женщина. — Она хорошая, заботливая. Но живет далеко, не всегда может вырваться. А муж… — она запнулась, — муж занят. У него работа.
Людмила Аркадьевна нахмурилась, но ничего не сказала. За годы работы она научилась чувствовать недосказанность в словах пациентов. И сейчас явно что-то было не так.
— Знаете что, — вдруг решила она, — давайте-ка я вам волосы расчешу. У вас такие красивые, а лежат спутанные. Сами-то вы еще слабы, а приятного в больнице и так мало.
Не дожидаясь ответа, она достала из тумбочки пациентки расческу и принялась осторожно распутывать пряди. Альбина Сергеевна сначала напряглась, но потом расслабилась под мерными, успокаивающими движениями.
— У меня мама любила волосы расчесывать, — тихо произнесла она. — Говорила, что это лучшее лекарство от грусти. Потом мы с дочкой так же делали, когда она маленькая была. А вот муж… — она снова замолчала.
— А муж что? — мягко спросила Людмила Аркадьевна, продолжая свою работу.
— Муж говорил, что это блажь, — после долгой паузы ответила Альбина Сергеевна. — Что длинные волосы — только лишняя работа. Что с моей больной спиной нужно короткую стрижку носить, практичнее. Но я не послушалась… хоть в чем-то.
— И правильно, — кивнула медсестра. — Волосы — женская сила. Этого мужчинам не понять.
Они помолчали. Людмила Аркадьевна закончила с расческой и теперь заплетала волосы пациентки в свободную косу.
— Расскажите о себе, — попросила Альбина Сергеевна. — У вас семья большая? Вы говорили про мужа…
— Да какая там большая, — Людмила Аркадьевна усмехнулась. — Я да Петрович мой — вот и вся семья. Сын в Канаде живет, внуков раз в пять лет по видеосвязи показывает. А мы с дедом вдвоем куковаем. Сорок пять лет уже вместе — страшно подумать!
— Сорок пять… — эхом отозвалась Альбина Сергеевна. — У нас с Виктором тридцать два будет в этом году. Если доживу.
— Типун вам на язык! — воскликнула Людмила Аркадьевна. — Конечно, доживете. Операция прошла успешно, анализы улучшаются. Будете еще правнуков нянчить.
— Виктор не хочет внуков, — тихо сказала пациентка. — Говорит, что и так от меня одни проблемы. А с внуками вообще покоя не будет.
Людмила Аркадьевна перестала плести косу. Что-то в тоне этой женщины заставило ее сердце сжаться от смутной тревоги.
— Альбина Сергеевна, — осторожно начала она, — а ваш муж… он всегда так к вам относился?
Женщина долго молчала, потом глубоко вздохнула:
— Нет, не всегда. Раньше, в молодости, всё было иначе. Он был внимательным, заботливым. Дарил цветы, говорил комплименты. А потом… потом я заболела. У меня проблемы с позвоночником начались — защемление нерва, боли. Работу пришлось оставить. И Виктор… он как будто другим человеком стал. Раздражался из-за моих жалоб, из-за лекарств, из-за того, что я не могла делать домашние дела как раньше.
Людмила Аркадьевна мягко сжала её плечо, побуждая продолжать.
— Сначала я думала — это временно, он устал, у него стресс на работе. Потом надеялась, что когда дочь вырастет, станет легче. Но она выросла, уехала учиться, а лучше не стало. Только хуже. Я превратилась в… — она запнулась, подбирая слово, — в обузу. Так он и говорит: «Ты обуза, Альбина. От тебя одни проблемы и расходы».
— Бессовестный! — не сдержалась Людмила Аркадьевна. — А вы что же, терпите?
— А что делать? — Альбина Сергеевна пожала плечами. — Куда я пойду? На работу меня с моей спиной не возьмут, пенсия крохотная. У дочки своя жизнь начинается, не могу же я на неё повесить свои проблемы. Вот и живу, стараюсь не раздражать лишний раз.
Людмила Аркадьевна закончила плести косу и села так, чтобы видеть лицо пациентки.
— Альбина Сергеевна, дорогая, но ведь так нельзя жить. Муж должен поддерживать в болезни, а не попрекать. Вы столько лет вместе прожили, дочь вырастили. Неужели он не понимает, что вы не виноваты в своей болезни?
— Виктор говорит, что я сама виновата, — женщина отвела взгляд. — Что неправильно питалась, мало двигалась, неправильно сидела за компьютером, когда работала. А потом эти бесконечные расходы на лечение… Я стараюсь экономить, многие лекарства не покупаю. А теперь вот эта операция — он так злился, когда узнал, сколько это стоит.
— Погодите, — нахмурилась Людмила Аркадьевна. — Но ведь операцию вам по квоте сделали, бесплатно.
— Да, саму операцию, — кивнула Альбина Сергеевна. — Но были расходы на обследования, на специальный корсет потом, на реабилитацию. У нас же всё не так просто с деньгами — ипотека, кредит за машину.
— А машина, надо полагать, у мужа? — прищурилась медсестра.
— Конечно, — женщина невесело усмехнулась. — Ему на работу ездить нужно, он же кормилец.
Людмила Аркадьевна хотела что-то сказать, но в этот момент в палату вошла молоденькая медсестра:
— Людмила Аркадьевна, вас к телефону. Ваш муж звонит на пост.
— Петрович? На телефон? — удивилась она. — Что-то случилось, не иначе. Ладно, Альбина Сергеевна, я побегу. А вы капли не забудьте принять перед сном.
Когда она вышла из палаты, то увидела у поста молодого доктора Кузнецова, который разговаривал с мужчиной средних лет, хорошо одетым, с дорогими часами на запястье и холеным лицом. В нем угадывалась та напряженная собранность, которая выдает людей, привыкших командовать.
— Я хотел бы знать прогноз, — говорил мужчина. — Как долго она будет восстанавливаться? Когда сможет вернуться домой?
— Реабилитация после такой операции занимает время, — терпеливо объяснял доктор. — Минимум месяц в стационаре, потом домашний режим. Первые недели Альбине Сергеевне понадобится постоянный уход — помощь в передвижении, гигиенических процедурах…
— Постоянный уход? — мужчина поморщился. — Но у меня работа, я не могу сидеть с ней целыми днями. Нельзя ускорить процесс? Может, какие-то дополнительные процедуры, лекарства?
— К сожалению, организм не обманешь, — покачал головой доктор Кузнецов. — Но вы могли бы нанять сиделку. Или, возможно, кто-то из родственников сможет помочь?
— Сиделка стоит денег, — отрезал мужчина. — А родственников у нас нет, только дочь, и она в другом городе.
Людмила Аркадьевна подошла к телефону, стараясь не прислушиваться к разговору, но не могла не заметить раздражения на лице мужчины. Что-то подсказывало ей, что это муж Альбины Сергеевны. Она взяла трубку:
— Алло, Петрович?
— Люда, ты когда домой? — голос мужа звучал встревоженно. — У меня тут плита барахлит, газовщика вызвал, а он говорит, что нужен хозяин квартиры.
— Я скоро буду, — ответила Людмила Аркадьевна. — Минут через двадцать выйду. Ты пока чайник поставь, я голодная приду.
Положив трубку, она невольно снова прислушалась к разговору у поста.
— Доктор, я хочу поговорить с женой, — мужчина уже не скрывал раздражения. — Объясните ей, что нужно прилагать больше усилий для восстановления. Она часто… как бы это сказать… недостаточно мотивирована.
Доктор Кузнецов, совсем еще молодой, но уже известный своим профессионализмом хирург, выпрямился:
— Ваша жена перенесла серьезную операцию на позвоночнике. Она прилагает максимум усилий, поверьте. Но организму нужно время.
— Просто проводите меня к ней, — настаивал мужчина. — Я сам всё объясню.
Они направились в палату, и Людмила Аркадьевна, сама не зная почему, пошла следом. Что-то в этом человеке настораживало ее, вызывало смутное беспокойство.
Когда они вошли в палату, Альбина Сергеевна как раз пыталась сесть в кровати, придерживаясь за специальные поручни. Увидев мужа, она замерла с удивленным и почему-то испуганным выражением лица.
— Виктор? Ты пришел?
— Пришел, — он остался стоять у двери. — Говорил с твоим доктором. Сказал, что ты еще долго будешь тут валяться.
— Я стараюсь быстрее восстановиться, — тихо ответила она. — Делаю все упражнения, которые прописали.
— Видимо, недостаточно усердно, — он поджал губы. — Ты хоть понимаешь, сколько все это стоит? Я уже третий раз отпрашиваюсь с работы, чтобы привезти тебе вещи, документы подписать. А еще эти лекарства, которые ты постоянно требуешь…
— Я не требую, — Альбина Сергеевна опустила голову. — Только то, что необходимо. И я пыталась экономить…
— Да уж, экономистка, — перебил муж. — Доэкономилась до операции. Я тебе сколько говорил — иди к врачу, пока не запустила. А ты все тянула, боялась, что дорого будет. Теперь вот еще дороже выходит.
Доктор Кузнецов откашлялся:
— Вообще-то, позвольте заметить, что заболевания позвоночника…
— Доктор, я знаю свою жену тридцать два года, — холодно прервал его Виктор. — Она всегда была такой — откладывала все на потом, а потом удивлялась, почему проблемы только растут. С работой так было, с дочерью, теперь вот со здоровьем.
Альбина Сергеевна сидела, опустив глаза, и молчала. Ее пальцы нервно теребили край одеяла.
— Виктор, пожалуйста, — наконец произнесла она. — Не сейчас. Мне правда лучше, я скоро вернусь домой и не буду тебе мешать.
— Мешать? — он усмехнулся. — Альбина, ты всегда была обузой. Сначала с этой своей депрессией после родов, потом с вечными головными болями, теперь вот со спиной. Вся наша семейная жизнь — это я, тащащий на себе груз твоих проблем.
В палате воцарилась тяжелая тишина. Доктор Кузнецов смотрел на мужчину с плохо скрываемым возмущением. Людмила Аркадьевна, стоявшая в дверях, невольно сделала шаг вперед.
— Молодой человек, — сказала она, удивляясь собственной смелости, — вы в больнице. И говорите с человеком, который только что перенес сложнейшую операцию. Имейте уважение, если не к жене, то хотя бы к месту, где находитесь.
Виктор обернулся, словно только сейчас заметив ее присутствие.
— А вы кто такая? — высокомерно спросил он.
— Людмила Аркадьевна, старшая медсестра отделения, — отчеканила она. — И я прошу вас покинуть палату, если не можете говорить спокойно.
— Это моя жена, и я имею право…
— Вы имеете право на свидание в отведенные часы и в корректной форме, — перебила его Людмила Аркадьевна. — А сейчас вы нарушаете режим и покой пациента.
— Послушайте, я не позволю какой-то медсестре указывать мне, как разговаривать с моей женой! — Виктор повысил голос.
— А я не позволю в моем отделении оскорблять пациентов, — неожиданно твердо сказал доктор Кузнецов. — Думаю, вам лучше уйти и вернуться, когда будете в состоянии контролировать свои эмоции.
Виктор оглядел их обоих, потом бросил взгляд на жену. Та по-прежнему сидела, опустив голову.
— Прекрасно, — процедил он. — Защищайте ее, потакайте. Но имейте в виду, Альбина, — он повернулся к жене, — когда ты вернешься домой, никаких сиделок не будет. Справляйся сама, как знаешь.
И он вышел, громко хлопнув дверью.
В палате повисла тишина. Потом Альбина Сергеевна подняла голову — в глазах стояли слезы, но лицо было спокойным.
— Простите за это, — сказала она. — Виктор… он не всегда такой. Просто устал, наверное.
Доктор Кузнецов и Людмила Аркадьевна переглянулись.
— Альбина Сергеевна, — осторожно начал доктор, — ваш муж всегда так с вами разговаривает?
— Нет, что вы, — она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла болезненной. — Просто сейчас сложный период. У него на работе проблемы, а тут еще я со своей операцией…
— Это не оправдание, — твердо сказала Людмила Аркадьевна. — Ни один мужчина не имеет права так разговаривать с женщиной, тем более больной.
— Вы не понимаете, — тихо произнесла Альбина Сергеевна. — Мне некуда идти. Я полностью от него зависима — финансово, физически. Дочь только начинает жизнь, не могу же я на нее навалиться со своими проблемами.
Доктор Кузнецов присел на край кровати:
— Послушайте, есть социальные службы, которые помогают в таких ситуациях. Есть реабилитационные центры, где вы могли бы восстановиться. И потом… — он запнулся, — такое отношение может быть классифицировано как домашнее насилие.
— Насилие? — Альбина Сергеевна покачала головой. — Нет, что вы. Он никогда не поднимал на меня руку. Просто… слова. И усталость. Тридцать два года вместе — это не шутка.
Людмила Аркадьевна подошла ближе и взяла ее за руку:
— Милая моя, не все тридцать лет вместе выглядят так. Поверьте, я знаю. С моим Петровичем мы сорок пять лет душа в душу живем. Конечно, бывает всякое — и ссоры, и обиды. Но чтобы вот так, на больничной койке, обузой называть? Нет, это не усталость. Это черствость и жестокость.
— Но что я могу сделать? — в голосе Альбины Сергеевны прозвучало отчаяние.
— Для начала — выздоравливать, — сказал доктор Кузнецов. — А пока вы здесь, мы подумаем, как вам помочь.
Когда доктор вышел, Людмила Аркадьевна еще немного посидела с пациенткой, помогла ей устроиться удобнее и дала капли.
— Знаете, — сказала она перед уходом, — мой Петрович, когда мы познакомились, был таким же самоуверенным, как ваш Виктор. Думал, что весь мир вокруг него вертится. А потом я заболела — воспаление легких, тяжелейшее. И он сидел со мной ночами, компрессы менял, бульоны варил. Вот тогда я и поняла, что это настоящий мужчина. Не тот, кто говорит красивые слова в здравии, а тот, кто рядом в болезни.
— Вам повезло, — тихо сказала Альбина Сергеевна.
— Не повезло, а выбрала правильно, — поправила Людмила Аркадьевна. — И вы еще можете выбрать — не новую любовь, нет. Другую жизнь. Без унижений, без этого постоянного чувства вины. Подумайте об этом.
И она вышла, оставив Альбину Сергеевну в задумчивости.
Вечером, придя домой, Людмила Аркадьевна рассказала мужу о случившемся. Петрович — невысокий, коренастый мужчина с лицом, изрезанным морщинами, как кора старого дуба, — слушал, качая головой.
— Вот ведь ирод, — сказал он, когда жена закончила рассказ. — Как земля таких носит?
— Сама не понимаю, — вздохнула Людмила Аркадьевна, разливая чай. — Но знаешь, Петя, глядя на таких, я каждый раз благодарю судьбу за тебя.
Петрович смущенно хмыкнул, но было видно, что ему приятно.
— Да ладно тебе… Я-то что. Обычный мужик.
— Необычный, — она ласково погладила его по морщинистой руке. — Самый лучший на свете.
В это же время в больничной палате Альбина Сергеевна лежала без сна, несмотря на капли. Она думала о словах мужа, о тридцати двух годах рядом с человеком, который видит в ней только обузу. О том, сколько лет она еще может так прожить. И впервые за долгое время в ее душе зародилось смутное, но настойчивое чувство — что, может быть, еще не поздно все изменить.
