Обеденный перерыв в офисе всегда был для Анны спасением — коротким островком тишины посреди бурлящего дня. Особенно в последние недели, когда Виктор слёг с высокой температурой и кашлем, а на работе навалились срочные проекты. Она старалась успеть всё: отчитаться перед начальством, сбегать в аптеку, купить продукты, приготовить суп — и, конечно, заглянуть домой, хоть на пятнадцать минут, чтобы посмотреть, как он, дать лекарство, поправить одеяло.
Сегодня было особенно жарко. Июльское солнце палило без пощады, асфальт плавился под ногами, и даже тень деревьев казалась обманчивой — не прохладной, а лишь чуть менее обжигающей. Анна шла быстро, в руках — пакет с бульоном, свежим хлебом и лимонами. В кармане звякнул телефон — сообщение от Виктора: *«Не спеши, я сплю. Всё нормально»*. Она улыбнулась. Ему всегда было стыдно, что он «лежит», как он говорил, «как старый дед». Но Анна знала — он просто боится быть обузой. А она не считала его обузой. Никогда.
Подъезд их дома был прохладным, как всегда — старая кирпичная постройка, толстые стены, высокие потолки. Анна поднялась на третий этаж, достала ключи, но, прежде чем вставить их в замок, услышала голос.
Женский.
Знакомый.
Людмила.
Соседка с четвёртого этажа. Вдова. Ей было лет пятьдесят, но она одевалась, как тридцатилетняя, красила волосы в медный оттенок, носила туфли на шпильке даже в магазин за хлебом. Людмила всегда была любезна — слишком любезна. Особенно с Виктором. Она то и дело «забегала» к ним — то соли занести, то рецепт пирога поделиться, то «посоветоваться» по поводу ремонта. Анна сначала не придавала этому значения — соседи есть соседи. Но потом заметила, как Людмила смотрит на Виктора. Не как на соседа. А как на… добычу.
Анна остановилась у двери. Голос Людмилы звучал громко, чуть вкрадчиво:
— Виктор, ну что ты всё время отмахиваешься? Я же вижу — тебе плохо. Я могу помочь. Я умею ухаживать. Мой покойный муж… он тоже болел… я знаю, как…
Анна замерла. Сердце заколотилось. Не от ревности — нет. От странного, ледяного предчувствия. Что-то здесь не так. Почему Людмила здесь? Почему Виктор не сказал, что она придёт? Почему она так… интимно говорит?
Анна не стала стучать. Не стала звонить в дверь. Она тихонько, почти бесшумно, повернула ключ в замке и приоткрыла дверь.
И увидела.
Людмила сидела у него на коленях.
Виктор был в домашнем халате, бледный, с красными глазами, явно только что проснувшийся. Он пытался оттолкнуть её, но Людмила, как кошка, извивалась, цеплялась за его плечи, прижималась к нему.
— Людмила, прекратите! — хрипло говорил Виктор. — Я женат! У меня жена!
— Ну и что? — смеялась она. — Она на работе. А я здесь. И я вижу, как тебе плохо. Дай я тебя согрею…
Она наклонилась, чтобы поцеловать его в шею.
Виктор резко отстранился, чуть не упал с дивана.
— Уходите! Сейчас же!
Но Людмила не уходила. Наоборот — она обвила его руками, прижалась щекой к его груди, будто не замечая его сопротивления.
И тут Анна поняла.
Людмила *видела* её.
Она *знала*, что Анна идёт по лестнице. Видела через окно кухни, как та подходит к подъезду. Может, даже специально выглянула, чтобы убедиться. И сделала это — прыгнула на колени Виктора — именно *тогда*, когда Анна должна была войти.
Это была постановка.
Спектакль.
Провокация.
Анна не закричала. Не ворвалась с воплями. Не стала рвать на себе волосы. Она просто стояла в дверях, держа пакет с бульоном, и смотрела.
Людмила, почувствовав её взгляд, медленно повернула голову. И улыбнулась. Широко. Торжествующе.
— Ой, Анна! — воскликнула она, не вставая. — Как вовремя! Я как раз помогаю Виктору… он такой слабый сегодня… я решила его… поддержать.
Виктор вскочил, отшвырнул её от себя — Людмила театрально вскрикнула и упала на пол.
— Анна, это не то, что ты думаешь! — закричал Виктор, бросаясь к жене. — Она сама… она на меня прыгнула… я не…
— Я всё видела, — тихо сказала Анна.
Она поставила пакет на тумбочку у входа. Сняла сандалии. Прошла в гостиную. Взяла со стола стакан воды — он был полупустой, тёплый. Выпила. Поставила обратно.
— Анна, пожалуйста, выслушай меня! — Виктор схватил её за руку. — Я не виноват! Я спал, она пришла под предлогом принести мёд, я открыл, она сразу… я даже не успел…
— Я знаю, — сказала Анна. — Я видела, как она прыгнула. Ты даже не понял, что происходит.
Виктор замер. В его глазах — облегчение, смешанное с ужасом.
— Ты… ты веришь мне?
— Да, — просто ответила Анна.
Людмила, всё ещё сидя на полу, смотрела на них с неприкрытой злобой.
— Ну конечно, — прошипела она. — Женушка всё простила. Какая благородная. А ты, Виктор, даже не поцеловал её. Жалкий.
— Вон отсюда, — сказал Виктор, голос его дрожал от ярости. — И если ты ещё раз переступишь порог этого дома, я вызову полицию.
Людмила поднялась, поправила юбку, волосы. Улыбнулась Анне.
— Ты думаешь, это конец? — тихо спросила она. — Это только начало. Он мой. Я добьюсь своего. Ты слишком мягкая. А он… он устанет от твоей мягкости.
Анна ничего не ответила. Просто взяла Виктора за руку и повела на кухню.
— Иди ложись, — сказала она. — Я принесла бульон. Сейчас разогрею.
— Анна… — Виктор смотрел на неё с мольбой. — Ты точно… не злишься? Не думаешь…?
— Я думаю, что ты болен, у тебя температура, ты спал, а к тебе вломилась психопатка, которая решила устроить спектакль. Я думаю, что ты ни в чём не виноват. И я думаю, что ты меня любишь. Больше, чем когда-либо.
Виктор обнял её. Крепко. Дрожащими руками.
— Спасибо, — прошептал он. — Ты… ты не представляешь, как я боюсь тебя потерять.
— Не потеряешь, — сказала Анна. — Но Людмилу — потеряешь. Навсегда.
***
Она не стала устраивать скандал. Не стала жаловаться подругам, не стала писать гневные посты в соцсетях. Анна была не из тех, кто кричит. Она — из тех, кто *действует*.
На следующий день она пошла на работу как обычно. Улыбалась. Пила кофе. Обсуждала проекты. Только ближе к вечеру, когда все разошлись, она открыла ноутбук и начала искать.
Людмила. Людмила Петровна Соколова. 52 года. Работала бухгалтером в «Теплокоммунэнерго». Вдова. Детей нет. Живёт одна. Имеет дачу в СНТ «Родничок». Любит цветы. Часто выкладывает фото в «Одноклассниках» — себя в шляпке, себя с котом, себя у мангала.
Анна нашла всё. И даже больше.
Оказалось, Людмила не просто «вдова». Её муж умер при… странных обстоятельствах. Инсульт. Но за две недели до этого он подал на развод. И завещал всё имущество… племяннице. Не жене. Людмила судилась. Проиграла. Потому что муж оставил записку: *«Людмила — тиран. Я боюсь её. Прошу никому ничего не оставлять»*.
Анна сохранила скриншоты. Распечатала. Положила в папку.
Потом она нашла дочь племянницы того самого мужа — девушку лет двадцати пяти, живущую в другом городе. Написала ей. Вежливо. Спросила, не хочет ли она рассказать, какой была Людмила для её семьи.
Девушка ответила через час.
*«Эта ведьма чуть не убила моего дядю. Он боялся её. Она его унижала, контролировала, запирала дома. Когда он решил уйти — она чуть не сошла с ума. После его смерти она приходила к нам, кричала, угрожала. Мы сменили замки. Потом она начала писать в соцсетях, что мы его отравили. Мы подали в суд. Она замолчала. Но я знаю — она не изменилась. Просто нашла новую жертву».*
Анна сохранила переписку.
Потом она нашла бывшего соседа Людмилы — того, кто жил с ней в одном подъезде до переезда. Он тоже ответил. Охотно.
*«Она доканывала всех мужчин в доме. Звонила ночью. Приходила с “пирогами”. Если отвечали холодно — начинала сплетничать. Одному парню с третьего этажа пришлось съехать — она распустила слухи, что он гей, и его жена ушла. Ужасная женщина. Мы все вздохнули, когда она переехала».*
Анна всё сохранила. Всё систематизировала. Создала папку: «Людмила. Досье».
***
Через три дня Виктор пошёл на поправку. Температура спала. Он начал выходить на балкон, пить чай, смотреть на деревья. Анна не рассказывала ему, чем занимается. Он не спрашивал. Доверял.
Анна тем временем навестила председателя ТСЖ. Тихо, без эмоций, показала ему распечатки — фото Людмилы с разных мужчинами из дома, её сообщения в чатах, где она «жаловалась» на «неадекватных соседей», её судебные иски, историю с мужем.
— Вы знаете, — сказала Анна, — если это всплывёт публично, у нас в доме начнётся паника. Особенно если узнают, что она… склонна к манипуляциям и преследованию.
Председатель, мужчина лет шестидесяти, посерел.
— Что вы предлагаете?
— Ничего особенного, — улыбнулась Анна. — Просто… пусть она почувствует, что её действия имеют последствия.
На следующий день в подъезде появилось объявление: *«Уважаемые жильцы! В связи с участившимися случаями самовольного проникновения в квартиры, настоятельно просим не открывать дверь незнакомым и малознакомым лицам. Особенно — тем, кто заявляется без предупреждения под предлогом “помощи” или “дружеского визита”. Администрация ТСЖ».*
Под объявлением — фото Людмилы. С подписью: *«Пример: гражданка Соколова Л.П., неоднократно нарушавшая покой жильцов»*.
Людмила увидела объявление утром. Её крик разнёсся по всему подъезду.
Она рванула к председателю. Тот вежливо, но твёрдо сказал: «Людмила Петровна, это решение общего собрания. Если не согласны — подавайте в суд».
Она подала. Проиграла. Потому что «общее собрание» действительно было — Анна собрала подписи. Все, кого когда-либо «навещала» Людмила, подписали без колебаний.
***
Но Анна не остановилась.
Она нашла группу дачников из СНТ «Родничок». Написала администратору. Спросила: «А вы знаете, что ваша соседка Людмила Петровна — вдова, чей муж умер после того, как подал на развод? И что она судилась за наследство, но проиграла, потому что муж оставил записку, что она его морально уничтожала?»
Администратор группы — пожилая женщина, бывшая учительница — ответила: *«Боже мой. Нет, не знали. Спасибо, что предупредили».*
На следующей встрече дачников Людмилу «вежливо» попросили не участвовать в общих мероприятиях. «Вы слишком… эмоциональны», — сказали ей. «Мы боимся за детей».
Людмила устроила истерику. Её попросили уйти. Навсегда.
***
В офисе «Теплокоммунэнерго» Анна не пошла. Она написала анонимное письмо в отдел кадров. Приложила копии судебных решений, переписку с племянницей мужа, отзывы соседей.
Через неделю Людмилу вызвали на «профилактическую беседу». А через две — предложили «добровольно» уволиться «по собственному желанию», чтобы «не портить репутацию компании».
Она уволилась.
***
К этому времени Людмила уже была в ярости. Она звонила Анне. Оставляла сообщения: *«Ты заплатишь за это!», «Я разрушу твою жизнь!», «Он всё равно будет моим!»*
Анна не отвечала. Просто сохраняла сообщения. И передавала их участковому.
Участковый, мужчина с уставшим лицом, просмотрел всё. Кивнул.
— Это угрозы. Это преследование. Я оформлю запретительный ордер. Если она подойдёт к вам ближе, чем на сто метров — автоматически арест.
— Спасибо, — сказала Анна.
— Вы… не хотите подать в суд? За клевету, моральный ущерб?
— Нет, — улыбнулась Анна. — Пусть живёт. С этим.
***
Прошло два месяца.
Людмила исчезла из дома. Соседи шептались — съехала. Куда — никто не знал. Кто-то говорил — в другой город. Кто-то — к родственникам. Кто-то — в психиатрическую клинику.
Анна не интересовалась. Ей было не важно.
Виктор полностью выздоровел. Они снова гуляли по вечерам, пили вино на балконе, смеялись над глупыми видео в интернете. Он стал ещё нежнее. Ещё внимательнее. Он знал — она его спасла. Не от измены. От яда.
Однажды вечером, когда они сидели на кухне, Виктор взял её за руку.
— Ты никогда не рассказывала… что ты сделала. С Людмилой.
Анна посмотрела на него. Улыбнулась.
— Ничего особенного. Просто показала людям, кто она есть. На самом деле.
— А если бы она… если бы я…
— Ты бы не изменил, — твёрдо сказала Анна. — Я знаю тебя. И я знаю, что любовь — это не страсть на коленях. Это доверие. Это защита. Это когда ты приходишь домой, а тебя ждут. Не с криками. Не с упрёками. А с бульоном. И с верой.
Виктор прижал её руку к губам.
— Ты — моя героиня.
— Нет, — сказала Анна. — Я — твоя жена. И этого достаточно.
***
Однажды, спустя полгода, Анна шла из магазина и увидела её.
Людмилу.
Она стояла у входа в парк, в старом пальто, с потрёпанной сумкой. Выглядела… маленькой. Потухшей. Волосы — не медные, а седые. Глаза — пустые.
Она не узнала Анну. Или сделала вид.
Анна прошла мимо. Не остановилась. Не сказала ни слова.
Но когда она отошла на несколько шагов, Людмила окликнула её.
— Анна…
Анна обернулась.
— Ты… ты счастлива? — спросила Людмила. Голос дрожал.
— Да, — ответила Анна. — Очень.
— А он… он любит тебя?
— Больше, чем когда-либо.
Людмила кивнула. Медленно. Как будто принимала приговор.
— Я… я хотела его для себя. Думала, если устрою скандал, если заставлю тебя усомниться… ты уйдёшь. А он… останется один. И тогда…
— Ты ошиблась, — сказала Анна. — Любовь не завоёвывают. Не вырывают. Не крадут. Её *заслуживают*. Терпением. Добротой. Уважением. Ты не умеешь это. И никогда не научишься.
Людмила опустила голову.
— Я… я одна. Совсем одна.
— Это твой выбор, — сказала Анна. — Не мой. Не Виктора. Твой.
Она повернулась и пошла дальше.
Не оглядываясь.
Не жалея.
Не мстя.
Просто… живя.
***
Вечером, за ужином, Виктор спросил:
— Ты сегодня кого-то видела?
— Почему ты спрашиваешь?
— Ты… какая-то светлая. Спокойная. Как будто сняла с себя груз.
Анна улыбнулась.
— Да. Видела. Ту, кто пыталась нас разрушить.
— И?
— И поняла… что она уже разрушена. Сама собой. Своей злобой. Своей ложью. Своей жаждой обладать тем, что нельзя купить, украсть или вырвать силой.
Виктор взял её за руку.
— А ты знаешь, что я понял за это время?
— Что?
— Что я люблю тебя ещё сильнее. За то, что ты не стала такой, как она. За то, что ты не опустилась до её уровня. За то, что ты… осталась собой.
Анна прижалась к нему.
— Я всегда буду собой. Ради тебя.
Они сидели так долго. Молча. Слушая тиканье часов. Шум за окном. Дыхание друг друга.
И в этом тихом обеде — нет, в этом *вечере* — не было места ни злобе, ни мести, ни страху.
Была только любовь.
Тихая. Крепкая. Настоящая.
Как бульон, который она принесла ему в тот день.
Тёплый. Целительный. Домашний.
И этого было достаточно.
