— Я же просила вас не трогать папины документы! — голос Марины дрогнул, когда она увидела раскрытую папку с завещанием на столе своей свекрови.
Галина Петровна даже не подняла головы от бумаг. Она сидела в кресле покойного свёкра, в его кабинете, который после его ухода три месяца назад превратился в её личную крепость. Седые волосы были аккуратно уложены, на шее поблёскивала нитка жемчуга — подарок мужа на сорокалетие совместной жизни. Она выглядела как образцовая вдова из старых фильмов: достойная, сдержанная, непоколебимая.
Только вот в руках у неё были документы, которые она не имела права даже видеть.
Марина стояла в дверном проёме, сжимая в руке связку ключей так сильно, что металл впивался в ладонь. Она приехала забрать вещи Алексея — её муж попросил привезти ему старые чертежи отца для какого-то проекта. Дверь в квартиру свекрови была приоткрыта, что само по себе казалось странным. Галина Петровна всегда запирала дверь на два оборота, даже когда выносила мусор.
И вот теперь Марина поняла почему дверь была открыта. Свекровь ждала кого-то. И этот кто-то уже был здесь — в углу кабинета сидел незнакомый мужчина в строгом костюме с кожаным портфелем у ног.
— Марина, дорогая, — наконец подняла голову Галина Петровна, и в её голосе прозвучала фальшивая теплота, — как хорошо, что ты пришла. Мы как раз обсуждаем важные семейные вопросы.
Семейные вопросы. Марина почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Какие семейные вопросы можно обсуждать втайне от семьи?
— Что происходит? — Марина сделала шаг в кабинет, её взгляд метнулся к мужчине. — Кто вы?
Мужчина поправил очки и хотел было представиться, но Галина Петровна опередила его.
— Это Виктор Павлович, нотариус. Мы решаем некоторые формальности с наследством Бориса.
Наследством. Этим словом свекровь жонглировала последние три месяца, как фокусник картами. Она постоянно намекала, что всё уже решено, что Борис Андреевич оставил чёткие распоряжения, что не стоит беспокоиться. Но при этом никто из семьи не видел завещания. Даже Алексей, единственный сын.
— Почему Алексея здесь нет? — Марина почувствовала, как её голос становится жёстче. — Он же сын. Он имеет право знать.
Галина Петровна улыбнулась. Эта улыбка была отрепетирована годами — снисходительная, немного жалостливая, как будто она общалась с не очень умным ребёнком.
— Алексей занят на работе. Я не хотела его отвлекать по пустякам. К тому же, — она сделала паузу, наслаждаясь моментом, — он дал мне полную доверенность на решение всех вопросов.
Доверенность. Марина почувствовала, как земля уходит из-под ног. Когда? Как? Почему Алексей ничего ей не сказал?
— Я хочу позвонить мужу, — Марина достала телефон, но Галина Петровна покачала головой.
— Не стоит, дорогая. Он на важном совещании. Сказал, чтобы я всё решила сама. Ты же знаешь, какой он занятой.
Знала. Конечно, знала. Алексей действительно много работал, особенно после ухода отца. Он взвалил на себя все заботы о семейном бизнесе, пытался удержать на плаву небольшую строительную фирму, которую Борис Андреевич создавал десятилетиями. И Галина Петровна прекрасно этим пользовалась.
Марина подошла ближе к столу. На разложенных бумагах она увидела схему квартиры — той самой трёхкомнатной квартиры в центре, которую Борис Андреевич купил пять лет назад. Он всегда говорил, что это для внуков, когда они появятся. Марина и Алексей уже три года пытались завести ребёнка, и эта квартира была их надеждой на будущее. Своего жилья у них не было — снимали однушку на окраине.
— Что вы делаете с квартирой на Садовой? — Марина не смогла сдержать тревогу в голосе.
— Я решила её продать, — спокойно ответила свекровь, перебирая документы. — Зачем она нам? Лишние расходы на коммуналку.
— Но папа хотел… Борис Андреевич говорил, что это для внуков…
— Борис многое говорил, — перебила её Галина Петровна, и в её голосе появилась сталь. — Но внуков нет. И неизвестно, будут ли. А деньги нужны сейчас.
Это был удар ниже пояса. Свекровь знала, как болезненна для них эта тема. Знала о визитах к врачам, о процедурах, о надеждах и разочарованиях. И била именно туда, где больнее всего.
— Вы не имеете права, — Марина попыталась взять себя в руки. — Алексей наследник. Он должен решать.
— Алексей уже решил, — Галина Петровна протянула ей документ. — Вот доверенность. Можешь убедиться.
Марина взяла бумагу дрожащими руками. Подпись была похожа на подпись Алексея, но что-то в ней казалось неправильным. Слишком ровная, слишком аккуратная. Алексей всегда подписывался размашисто, торопливо.
— Когда он это подписал?
— На прошлой неделе. Заезжал ко мне после работы.
Ложь. Марина знала, что это ложь. На прошлой неделе Алексей каждый вечер был дома, они вместе ужинали, обсуждали ремонт в съёмной квартире. Он не мог заехать к матери и подписать такой важный документ, не сказав ей ни слова.
Нотариус откашлялся.
— Если у вас есть сомнения в подлинности документа, вы можете обратиться в суд, — сказал он сухо. — Но я заверил эту доверенность лично. Господин Алексей Борисович был здесь, в здравом уме и твёрдой памяти.
Марина посмотрела на него. Маленькие, бегающие глазки за толстыми стёклами очков. Нервное постукивание пальцами по портфелю. Он врал. Они оба врали.
— Я хочу поговорить с мужем, — повторила Марина твёрже.
— Говори, — неожиданно сказала Галина Петровна, откидываясь в кресле. — Позвони ему прямо сейчас. Пусть подтвердит.
Это было странно. Слишком уверенно. Марина набрала номер Алексея. Длинные гудки. Наконец, он ответил.
— Марин, я на совещании, что случилось?
— Алёша, я у твоей мамы. Тут нотариус. Она говорит, что ты дал ей доверенность на все наследственные дела.
Пауза. Слишком долгая пауза.
— Да, — наконец сказал он. — Да, я подписал. Мам лучше разбирается в этих вопросах.
Марина почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Он знал. Он был в сговоре со своей матерью.
— Алексей, она продаёт квартиру на Садовой. Ту самую, для наших детей.
— Мам знает, что делает, — его голос был усталым, отстранённым. — Доверься ей. Мне нужно идти.
Он отключился. Просто взял и отключился, оставив её одну против свекрови и её нотариуса. Марина стояла с телефоном в руке, чувствуя, как мир вокруг рушится. Семь лет брака. Семь лет она думала, что они команда. Что они вместе против всего мира. А оказалось — она одна.
— Ну вот видишь, — мягко сказала Галина Петровна. — Всё в порядке. Алексей доверяет мне. И тебе стоило бы научиться доверять.
Научиться доверять. После всего, что эта женщина сделала за годы их брака. После постоянных упрёков, что Марина недостаточно хорошая хозяйка. После намёков, что она не может родить, потому что слишком много работает. После того, как свекровь пыталась знакомить Алексея с дочерьми своих подруг, пока Марина лежала в больнице после выкидыша.
— Знаете что, Галина Петровна, — Марина выпрямилась, глядя свекрови прямо в глаза. — Я больше не буду молчать.
Свекровь приподняла брови в притворном удивлении.
— О чём ты, дорогая?
— О том, что вы делаете с первого дня нашего знакомства. Вы пытаетесь контролировать всё. Жизнь Алексея, нашу семью, а теперь и наследство. Вы манипулируете собственным сыном, используете его привязанность к вам.
— Как ты смеешь! — Галина Петровна вскочила с кресла. — Я его мать! Я имею право заботиться о нём!
— Заботиться? — Марина усмехнулась. — Вы называете заботой то, что подделали его подпись?
Нотариус дёрнулся, как от удара током.
— Это серьёзное обвинение, — пробормотал он.
— Да, серьёзное, — согласилась Марина. — И я готова идти в полицию. Алексей никогда не подписывал эту доверенность. На прошлой неделе он был дома каждый вечер. У меня есть свидетели — соседи, которые видели его. Есть записи с камер в подъезде.
Она блефовала насчёт камер, но эффект был достигнут. Нотариус побледнел и начал торопливо собирать документы в портфель.
— Я, пожалуй, пойду, — пробормотал он. — Мне нужно ещё раз проверить все бумаги.
— Сидеть! — рявкнула Галина Петровна, и маска милой пожилой дамы окончательно слетела с неё. — Никто никуда не уйдёт, пока мы не закончим!
Но нотариус уже был у двери.
— Извините, Галина Петровна, но я не могу участвовать в сомнительных сделках. Если супруга наследника против…
Он выскользнул за дверь, оставив двух женщин наедине. Галина Петровна стояла посреди кабинета, её лицо пылало от гнева.
— Ты всё испортила! — прошипела она. — Глупая девчонка! Ты не понимаешь, что я делаю это для вас же!
— Для нас? Продаёте квартиру, которая предназначалась нашим детям?
— Каким детям? — взорвалась свекровь. — Вы семь лет женаты! Семь лет! И что? Пустота! Ты не можешь дать моему сыну наследника!
Вот оно. То, что висело в воздухе все эти годы, наконец было произнесено вслух. Прямое обвинение. Марина ждала, что эти слова ранят её, разорвут на части. Но вместо боли пришло странное облегчение. Карты были раскрыты.
— Знаете что, — Марина говорила спокойно, хотя внутри всё дрожало. — Вы правы. У нас нет детей. И знаете почему? Потому что ваш драгоценный сынок тоже не может их иметь. Да, Галина Петровна. Проблема не во мне. Это подтвердили три независимых клиники.
Свекровь пошатнулась, хватаясь за спинку кресла.
— Ты врёшь…
— У меня есть все анализы. Все заключения врачей. Алексей просил меня молчать. Он боялся, что вы его разлюбите, если узнаете. Ваш идеальный сын, продолжатель рода, оказался не способен иметь детей. И он так боится вас разочаровать, что готов на всё. Даже на то, чтобы его жена годами выслушивала ваши упрёки.
Марина подошла к столу и взяла папку с документами.
— Я заберу это. И покажу адвокату. Настоящему адвокату, а не вашему дружку-мошеннику. Борис Андреевич доверял мне. Он не раз говорил, что квартира на Садовой — это наш шанс на нормальную жизнь. И я не позволю вам украсть это у нас.
— Алексей не простит тебе этого, — прошептала Галина Петровна.
— Возможно, — согласилась Марина. — Но я больше не могу жить во лжи. Не могу делать вид, что всё хорошо, когда его мать разрушает нашу семью. Не могу молчать, когда меня обвиняют во всех грехах.
Она направилась к двери, но остановилась на пороге.
— И ещё кое-что, Галина Петровна. Я знаю про ваши долги. Про кредиты, которые вы набрали втайне от мужа. Борис Андреевич рассказал мне за неделю до своего ухода. Он хотел, чтобы я присмотрела за вами, помогла разобраться с долгами. Но вместо того чтобы просить помощи, вы решили просто украсть наследство сына.
Свекровь молчала. Её властная фигура съёжилась, постарела на десять лет за несколько минут.
— Я поговорю с Алексеем, — продолжила Марина. — Расскажу ему всё. И про долги, и про подделку документов, и про ваши планы. А потом он сам решит, что делать. Но одно я знаю точно — я больше не буду терпеть ваше отношение. Не буду молчать, когда вы унижаете меня. Не буду делать вид, что не замечаю ваших манипуляций.
Выйдя из квартиры свекрови, Марина остановилась на лестничной площадке. Руки дрожали, сердце колотилось так, что, казалось, выскочит из груди. Она достала телефон и увидела пять пропущенных от Алексея. Не стала перезванивать. Вместо этого написала сообщение:
«Я у твоей мамы. Забрала документы по наследству. Нам нужно серьёзно поговорить. Буду дома через час.»
Ответ пришёл мгновенно:
«Что ты наделала? Мама в истерике!»
Марина усмехнулась. Конечно, Галина Петровна уже позвонила сыну. Наверняка рассказала свою версию событий, где она — жертва, а Марина — злодейка. Но это уже не имело значения. Рубикон был перейдён.
Спускаясь по лестнице, Марина думала о предстоящем разговоре с мужем. Будет тяжело. Возможно, это станет концом их брака. Алексей всегда выбирал мать, когда приходилось делать выбор. Но Марина больше не могла так жить. Не могла притворяться счастливой невесткой в семье, где её не уважают. Не могла молчать, когда её обвиняют в том, в чём она не виновата.
Выйдя на улицу, она глубоко вдохнула холодный воздух. В папке, которую она прижимала к груди, были не просто документы. Там было её будущее. Будущее, за которое она готова была бороться. С свекровью, с мужем, со всем миром, если понадобится.
Вечером, когда Алексей вернулся домой, Марина была готова. На столе лежали все документы — и те, что она забрала у свекрови, и медицинские заключения, которые они так долго скрывали от Галины Петровны. Алексей вошёл в квартиру как в воду — осторожно, настороженно. Его лицо было бледным, под глазами залегли тени.
— Марина, что ты наделала? Мама сказала, ты обвинила её в подделке документов, выгнала нотариуса…
— Сядь, — спокойно сказала она. — Нам нужно поговорить. По-настоящему. Без лжи, без недомолвок.
Он сел напротив неё, избегая смотреть в глаза.
— Ты знал, что она собирается продать квартиру?
— Мама сказала, это временно. Чтобы покрыть какие-то расходы…
— Какие расходы, Алёша? Твоя мать должна банкам два миллиона. Она набрала кредитов, пока твой отец болел. Тратила на свои шубы и украшения, а теперь хочет расплатиться за счёт твоего наследства.
Алексей поднял голову, в его глазах было недоверие.
— Откуда ты знаешь?
— Твой отец рассказал. Он просил меня помочь, когда его не станет. Но я молчала, потому что надеялась, что Галина Петровна сама во всём признается. Вместо этого она решила обмануть собственного сына.
Марина протянула ему медицинские документы.
— И вот это. Наши анализы. Все семь лет твоя мать обвиняла меня в отсутствии детей. А ты молчал. Позволял ей унижать меня, зная правду.
Алексей смотрел на бумаги, и его плечи поникли.
— Я не хотел её расстраивать…
— А меня расстраивать можно? — голос Марины дрогнул. — Я твоя жена, Алексей. Я должна быть для тебя важнее. Но ты всегда выбирал её. Всегда.
Он молчал. В тишине квартиры было слышно, как тикают часы на стене.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — наконец спросил он.
— Я хочу, чтобы ты стал мужчиной. Чтобы защитил нашу семью. Чтобы поставил мать на место. И чтобы больше никогда не позволял ей унижать меня.
— А если я не смогу?
Марина встала из-за стола.
— Тогда я уйду. Я люблю тебя, Алёша, но я не могу больше жить в этом аду. Не могу делать вид, что всё хорошо, когда твоя мать разрушает нашу жизнь, а ты ей позволяешь.
Она пошла в спальню, оставив его одного с документами. За дверью она остановилась, прислушиваясь. Услышала, как он набирает номер. Как говорит: «Мама, нам нужно поговорить. Нет, не завтра. Сейчас.»
Марина закрыла глаза. Что бы ни произошло дальше, она знала — сделала правильный выбор. Она больше не будет молчать. Не будет терпеть унижения. Не будет жертвовать собой ради чужого спокойствия.
Утром следующего дня Галина Петровна пришла к ним. Впервые за семь лет она выглядела своего возраста — усталая женщина с потухшими глазами. Алексей встретил её в прихожей.
— Мама, отдай все документы. Все до единого. И доверенность тоже — я её отзываю.
Галина Петровна посмотрела на сына, потом на Марину, стоящую в дверях кухни.
— Она настроила тебя против меня…
— Нет, мам. Ты сама это сделала. Ты солгала мне. Пыталась украсть у меня наследство отца. И все эти годы унижала мою жену.
Свекровь протянула папку с документами. Её рука дрожала.
— Я делала это для тебя. Чтобы сохранить семью…
— Ты разрушала мою семью, — отрезал Алексей. — И если ты хочешь остаться в моей жизни, придётся это прекратить. Извинись перед Мариной.
Галина Петровна подняла глаза на невестку. В них больше не было презрения. Только усталость и поражение.
— Прости, — выдавила она.
Марина кивнула. Она не ждала искренности. Но это был первый шаг. Маленький, неуверенный, но шаг в правильном направлении.
После ухода свекрови Алексей обнял жену.
— Прости меня. Я был трусом. Боялся потерять мать, но чуть не потерял тебя.
Марина уткнулась ему в плечо.
— Главное, что ты сделал выбор. Правильный выбор.
Они стояли так долго, обнимая друг друга в прихожей своей съёмной квартиры. Впереди было много работы — нужно было разбираться с долгами Галины Петровны, оформлять наследство, налаживать отношения. Но Марина знала — они справятся. Потому что теперь они были настоящей семьёй. Не идеальной, со своими проблемами и шрамами, но честной. И в этой честности была их сила.
