Я положила салфетку на колени и попыталась не смотреть на цифры в меню. Полгода мы встречались только у меня дома, и вот наконец — ресторан с белыми скатертями и приглушённым светом. Я так ждала этого вечера.
— Мне Цезарь с креветками и капучино, — сказала я официантке, быстро захлопывая меню.
Антон откинулся на спинку стула, неторопливо листая страницы.
— А мне стейк рибай, борщ с груздями, сырную тарелку, мясную нарезку и капучино с шоколадным тортом.
Я моргнула. Стейк за семь тысяч. Один стейк. Плюс всё остальное.
Ничего, значит, может себе позволить. Молодец какой.
Антон положил меню на край стола и улыбнулся мне.
— Давно хотел нормально поесть. Дома мама опять на диете сидит, готовит одни овощи.
Я кивнула, разглаживая салфетку. Он живёт с родителями в однушке, спит на раскладушке в зале. Говорит, копит на квартиру. Говорит, у нас всё серьёзно.
Принесли мой салат — я ела медленно, растягивая. Антон уплетал борщ, потом взялся за стейк, прикрывая глаза от удовольствия.
— Вот это да, — бормотал он с набитым ртом. — Вот это мясо.
Я улыбнулась. Мне хотелось, чтобы ему было хорошо. Чтобы он чувствовал себя довольным, сытым, счастливым. Разве не в этом смысл?
Официантка принесла счёт — сложила кожаную папку между нами. Антон даже не взглянул. Отодвинул тарелку, вытер рот салфеткой и поднялся.
— Малышка, у тебя денег хватит мой заказ оплатить? — Он улыбался, как будто спросил, который час. — Ты же у меня девочка самостоятельная, расплатишься, пока я руки мою?
И ушёл.
Я сидела, глядя на папку со счётом. В ушах шумело. Официантка стояла рядом, вежливо отвернувшись.
Это что сейчас произошло?
Я открыла папку. Почти девять тысяч. Мой салат — восемьсот. Всё остальное — его.
Пальцы дрожали, когда я доставала карту. Расплатилась, оставила чаевые — автоматически, как робот. Встала. Антон вышел из уборной, потирая ладони.
— Ну что, малышка, пошли? — Он обнял меня за плечи. — Классно посидели, да?
Я молчала всю дорогу до моего дома. Он болтал о чём-то, смеялся, напевал. У подъезда поцеловал в макушку.
— Завтра приду, ладно? После работы сразу к тебе.
— Ладно, — выдавила я.
Поднялась в квартиру, разделась, легла на диван не раздевшись до конца. Смотрела в потолок.
Девять тысяч. Почти половина зарплаты. Половина месяца буду экономить на всём.
А он даже не спросил, хватит ли мне денег.
Утром я встала разбитая. Сварила кофе, села на кухне. На скатерти — старое пятно от томатного соуса, которое я всё собиралась отстирать. Антон недели две назад опрокинул мисочку, я убрала, но след остался.
Опять надо замачивать.
Телефон завибрировал.
«Малыш, сегодня пораньше заскочу. К шести буду, ок?»
Я посмотрела на сообщение. На часы. Четыре часа до его прихода.
Значит, надо что-то приготовить.
Я открыла холодильник. Курица, картошка, овощи. Обычный набор. Обычный вечер. Как все остальные за эти полгода.
Он приходил после работы. Я готовила. Мы ели, смотрели сериал, он оставался ночевать. Утром уходил — к себе, переодеться. Я провожала его до двери, он целовал меня на прощание.
— Вкусно, как всегда, — говорил он каждый раз. — Свет, ты волшебница.
Я радовалась. Мне казалось — это и есть отношения. Забота. Тепло. Уют.
А в ресторан мы раньше не ходили. Ни разу.
«То устал страшно, давай лучше у тебя посидим», «На улице дождь, зачем мокнуть», «Что-то живот прихватило, лучше дома». Всегда находилась причина.
А вчера он заказал на семь с лишним тысяч и велел мне заплатить.
Я налила себе ещё кофе. Села обратно. Посмотрела на пятно.
В шесть вечера раздался звонок в дверь. Я открыла — Антон стоял с широкой улыбкой, пах дешёвым гелем для душа из родительской ванной.
— Привет, красавица. — Он поцеловал меня в щёку, прошёл внутрь, скинул куртку на вешалку. — Как вкусно пахнет.
Я сделала курицу в духовке с картошкой. Накрыла на стол. Он сел, потянулся к солонке — маленькой, в форме сердца. Подарок от мамы, ещё когда я въехала в эту квартиру.
— М-м-м, — Антон взял кусок курицы, откусил, зажмурился. — Объедение.
Я сидела напротив, ковыряла вилкой картошку.
— Слушай, а вчера было классно, да? — Он посмотрел на меня, жуя. — Давно так не отрывался. Надо будет ещё раз сходить.
Я подняла глаза.
— Ещё раз?
— Ну да. Правда, у меня сейчас туго с деньгами, родителям на коммуналку скинуть надо. Но ты же не против? — Он снова улыбнулся. — Ты у меня самостоятельная. Зарабатываешь нормально.
В груди что-то сжалось.
— Антон, ты серьёзно?
— Что серьёзно? — Он положил в рот ещё кусок.
— Ты просто взял и свалил на меня весь счёт. Девять тысяч.
Он пожал плечами.
— Ну, я думал, ты не против. Ты же сама согласилась зайти в ресторан.
— Я не согласилась платить за твой стейк!
Антон отложил вилку, посмотрел на меня удивлённо.
— Света, ты чего? Мы же вместе. Какая разница, кто платит?
— Разница есть.
— Да ладно, — он махнул рукой. — Не парься. В следующий раз я заплачу.
В следующий раз.
Я промолчала. Доела молча. Он попросил добавки — я встала, положила ему ещё. Он съел, откинулся на спинку стула, похлопал себя по животу.
— Наелся. Красота. — Зевнул. — Может, кино какое включим?
Я собрала посуду. Он ушёл в комнату, устроился на диване, нашёл какой-то боевик. Я мыла тарелки, смотрела на пятно, на солонку в форме сердца.
Какая разница, кто платит.
На следующий день я встретилась с Настей. Мы сидели на лавочке возле её дома, пили кофе из картонных стаканчиков. Ветер трепал волосы, моросил мелкий дождь.
— Ты чего такая кислая? — спросила Настя, прищурившись.
Я рассказала. Про ресторан. Про счёт. Про его слова.
Настя слушала, потом рассмеялась — коротко, зло.
— Серьёзно? Он тебя развёл на девять тысяч?
— Не развёл. Просто… попросил заплатить.
— Попросил, — передразнила Настя. — Света, он тебя использует.
— Не использует.
— Использует. Ты ему что, столовая?
Я сжала стаканчик. Кофе обжигал ладонь сквозь картон.
— Мы вместе полгода.
— И за полгода он ни разу не позвал тебя в кафе. Всё время сидит у тебя, жрёт твою еду, а как дошло до дела — свалил счёт на тебя. Света, да он вообще хоть что-то для тебя делает?
Я молчала.
— Дарит подарки? Приглашает куда-то? Помогает по дому?
Молчала.
— Вот и я о том, — Настя отпила кофе. — Может, тебе ещё на такси ему скидываться?
— Настя…
— Что Настя? Ты сама себе это устроила. Позволила. Теперь он считает, что так и надо.
Слова больно впивались, как иголки.
— Я просто хотела, чтобы ему было хорошо со мной.
— А тебе с ним хорошо?
Я посмотрела на неё. Потом отвела взгляд.
— Не знаю.
Настя вздохнула, положила руку мне на плечо.
— Свет, ты хорошая. Но это не значит, что тебя можно доить. Ты не обязана кормить, поить и ещё за его обжорство платить. Серьёзно. Хватит.
Мы посидели ещё немного. Потом разошлись. Я шла домой медленно, мимо серых домов, мимо детской площадки, мимо магазина, где покупала продукты для наших ужинов.
Ты не обязана.
Вечером я поехала к маме. Она жила одна в двушке на окраине, варила травяные чаи и смотрела сериалы. Встретила меня на пороге, поправила мне воротник рубашки — как всегда.
— Что случилось? — спросила она сразу.
Я прошла на кухню, села за стол. Мама поставила чайник, достала банку с мёдом.
— Мам, а ты помнишь, как папа…
— Как твой отец ничего не делал по дому? — перебила она. — Помню. Приходил с работы, садился перед телевизором, ждал ужина. Я варила, жарила, убирала. Он даже тарелку за собой не относил.
Она поставила передо мной кружку с чаем, села напротив.
— Ты про своего?
Я кивнула.
— Что он натворил?
Рассказала. Мама слушала молча, медленно помешивая ложечкой мёд в своей кружке.
— И что ты теперь будешь делать? — спросила она, когда я закончила.
— Не знаю.
— Света, — мама посмотрела мне в глаза. — Горбатого могила исправит. Если ты сейчас не остановишь это, он так и будет на тебе ездить. Всю жизнь.
— Но я его люблю.
— А он тебя любит?
Я не ответила.
Мама встала, подошла к полке, достала оттуда маленькую солонку — в форме сердца. Такая же, как у меня.
— Помнишь, я тебе такую подарила?
— Помню.
— Я купила их две. Одну тебе, одну себе… Думала, у нас с твоим отцом всё будет хорошо. — Она покрутила солонку в руках. — А он приходил, ел, уходил. И однажды я поняла: мне не нужна эта солонка. Мне нужен человек, который будет сыпать соль сам. Для себя и для меня.
Она поставила солонку обратно на полку.
— Не повторяй моих ошибок, дочка. Не трать себя на того, кто этого не ценит.
Я доехала домой затемно. Поднялась в квартиру, разделась, легла на кровать. В голове крутились слова мамы, слова Насти, слова Антона.
Ты у меня самостоятельная.
Антон пришёл на следующий день, как обычно. С пустым рюкзаком и лёгкой улыбкой. Прошёл внутрь, разулся, направился на кухню.
— Привет, красавица. Что сегодня на ужин?
Я стояла у окна, сложив руки на груди.
— Ничего.
Он обернулся, непонимающе.
— Как ничего?
— Больше ничего не будет.
Антон сел за стол, посмотрел на меня.
— Света, ты о чём?
Я подошла к столу. Взяла солонку в форме сердца, убрала в шкаф. Закрыла дверцу.
— Ты приходил сюда есть. Не ко мне, а к столу. Полгода я готовила, кормила, убирала за тобой. А ты ни разу не сказал спасибо по-настоящему. Ни разу не позвал меня в кафе. А когда мы наконец пошли в ресторан, ты заказал на семь тысяч и велел мне заплатить.
— Света, ну ты же не обиделась?
— Обиделась.
Он встал, попытался взять меня за руки. Я отстранилась.
— Малышка, ну брось. Я пошутил тогда.
— Это не шутка, Антон. Это — то, как ты видишь наши отношения. Ты думаешь, что я должна тебя обслуживать. Кормить, поить, платить за тебя. А взамен ты даришь мне свое присутствие.
— Я не так думаю.
— Так. Именно так. — Я посмотрела ему в глаза. — Банкет окончен, Антон. Больше ты сюда не приходишь.
Он стоял молча, потом усмехнулся — нервно, неуверенно.
— То есть как это?
— Вот так. Уходи.
— Света, ты чего? Из-за какого-то ресторана?
— Не из-за ресторана. Из-за того, что ты не видишь во мне человека. Только кухарку и кошелёк.
Антон молчал. Потом развернулся, пошёл к выходу. Схватил куртку с вешалки, обернулся.
— Сама виновата. Сама так решила — сама и живи с этим.
Хлопнула дверь.
Я стояла посреди коридора. Тихо. Пусто. На кухне на столе — чистая скатерть без пятна. Я его отстирала сегодня утром.
Зажгла лампадку на полке — она горела мягким светом, освещая угол.
Я села за стол. Одна. Достала телефон.
«Настя, привет. Давай встретимся. Где-нибудь в театре. Или в кафе. Сходим?»
Ответ пришёл быстро.
«Наконец-то, королева! Завтра в семь у метро. Я угощаю».
Я улыбнулась. Встала, налила себе чай. Посмотрела на лампадку — она горела ровно, не коптила.
Я больше никому себя не раздам по частям. Хватит.
На следующий вечер я оделась, накрасилась, вышла из дома. Ветер трепал шарф, было свежо и легко. Настя уже ждала у метро, махала рукой.
— Ну что, бывшая заведующая столовой, пошли наслаждаться жизнью?
— Пошли.
Мы пошли. Я улыбалась, смотрела по сторонам, дышала полной грудью. Впереди был вечер. Впереди была жизнь. Моя. Не чужая.
А дома, на кухне, горела лампадка. Для меня.
