— Так вот куда деньги уходили! — Татьяна держала в руках банковскую выписку, и её пальцы дрожали от едва сдерживаемой ярости.
Она стояла посреди гостиной своей свекрови, а Валентина Петровна восседала в своём любимом кресле с таким невозмутимым видом, будто речь шла о погоде, а не о систематическом предательстве длиною в три года.
Дмитрий замер в дверном проёме. Его взгляд метался между матерью и женой, как загнанный зверёк между двумя хищниками. Он знал, что этот момент рано или поздно наступит, но надеялся, что как-нибудь обойдётся. Не обошлось.
— Ну и что такого? — свекровь подняла подбородок, глядя на невестку с холодным превосходством. — Я помогаю своему сыну. Имею право.
Татьяна почувствовала, как внутри неё что-то оборвалось. Три года она ломала голову, куда исчезают деньги из их семейного бюджета. Три года экономила на всём, отказывала себе в самом необходимом, чтобы свести концы с концами. А оказалось, что её муж просто переводил часть зарплаты матери, которая щедро возвращала ему эти деньги наличными — на его «мужские нужды».
История началась обычным утром. Татьяна собиралась на работу, когда почтальон принёс заказное письмо. Банковская выписка по старому счёту Дмитрия, который он якобы закрыл ещё до свадьбы. Только счёт не был закрыт. И каждый месяц туда поступали переводы — ровно треть его официальной зарплаты. А потом эти деньги снимались наличными в банкомате возле дома его матери.
Сначала Татьяна подумала, что это какая-то ошибка. Она позвонила Дмитрию, но он не брал трубку. Тогда она решила сама во всём разобраться и поехала к свекрови. Валентина Петровна открыла дверь с обычной своей снисходительной улыбкой, но когда увидела бумаги в руках невестки, её лицо на мгновение дрогнуло. Всего на секунду, но Татьяна успела заметить.
— Проходи, дорогая, — пропела свекровь своим медовым голосом. — Как раз чай заварила.
Но Татьяне было не до чая. Она прошла в гостиную и выложила выписки на стол. Цифры, даты, суммы — всё было предельно ясно. Валентина Петровна даже не стала отпираться. Она спокойно села в своё кресло и сложила руки на коленях, глядя на невестку с едва скрываемым презрением.
— И давно это продолжается? — спросила Татьяна, хотя ответ был очевиден из документов.
— С вашей свадьбы, — свекровь произнесла это с такой интонацией, будто само слово «свадьба» было для неё оскорблением. — Мой сын не должен унижаться, выпрашивая деньги у жены на каждую мелочь.
— На каждую мелочь? — Татьяна не верила своим ушам. — Валентина Петровна, это тридцать тысяч в месяц! Мы из-за этого не можем ремонт сделать, машину починить, я на работу на автобусе езжу в любую погоду!
Свекровь пожала плечами с видом оскорблённой королевы.
— Если бы ты была нормальной женой, Димочка не нуждался бы в помощи матери. А так… Что он, должен был просить у тебя разрешения пообедать с друзьями? Купить себе что-то без твоего одобрения?
В этот момент в квартиру ввалился Дмитрий. Видимо, мать успела ему позвонить и предупредить о визите жены. Его лицо было красным, на лбу выступили капельки пота. Он остановился в дверях, переводя взгляд с одной женщины на другую.
— Таня, я всё объясню…
— Что тут объяснять? — перебила его Татьяна. — Ты три года врал мне в лицо. Говорил, что не понимаешь, куда уходят деньги. Обвинял меня в транжирстве. А сам отдавал треть зарплаты мамочке!
— Я не отдавал, я просто… — он запнулся, подбирая слова. — Мама помогала мне их сохранить.
— Сохранить? От кого? От меня, твоей жены?
Валентина Петровна встала с кресла и подошла к сыну, положив руку ему на плечо в жесте собственнической защиты.
— Димочка просто хотел иметь свои деньги. Любому мужчине это необходимо для самоуважения. Ты же контролируешь каждую копейку, заставляешь его отчитываться за каждую покупку.
— Я заставляю отчитываться? — Татьяна почувствовала, как её голос срывается. — Это я предложила вести семейный бюджет вместе, потому что нам не хватало на самое необходимое! А оказывается, не хватало потому, что треть денег уходила на ваши с ним секреты!
Она повернулась к мужу. Дмитрий стоял, опустив голову, и молчал. В его молчании было всё: и признание вины, и нежелание выбирать сторону, и надежда, что всё как-нибудь само рассосётся.
— Скажи мне честно, — Татьяна смотрела ему прямо в глаза. — На что ты тратил эти деньги? Тридцать тысяч в месяц, Дима. Триста шестьдесят тысяч в год. Больше миллиона за три года.
Он промолчал. Ответила за него мать.
— На то, на что считал нужным. Не твоё дело.
— Не моё дело? — Татьяна развернулась к свекрови. — Это деньги нашей семьи! Мы снимаем квартиру, потому что не можем накопить на первый взнос за свою. Я отказалась от отпуска третий год подряд. А он, оказывается, просто развлекался на мамины подачки!
— Не смей так говорить! — взвизгнула Валентина Петровна. — Димочка заслуживает нормальной жизни! Если бы ты родила ему ребёнка, как положено жене, может, он бы и не нуждался в моей поддержке!
Удар был нанесён точно в самое больное место. Татьяна побледнела. Они с Дмитрием год пытались завести ребёнка, проходили обследования, и врачи сказали, что нужно время, что это стресс от работы и постоянной нехватки денег. А теперь оказывалось, что стресс был от постоянного вранья и предательства самого близкого человека.
— Мама, не надо, — наконец подал голос Дмитрий, но слишком тихо, слишком неуверенно.
— Что не надо? Правду говорить? — свекровь воинственно вскинула подбородок. — Три года прошло, а внуков как не было, так и нет. Зато требований и претензий — вагон и маленькая тележка!
Татьяна медленно выпрямилась. В её глазах больше не было слёз, только холодная решимость.
— Знаете что, Валентина Петровна? Вы правы. Абсолютно правы. Вашему сыну действительно нужна другая жена. Такая, которая не будет задавать вопросов. Которая будет молчать, когда её обманывают. Которая не посмеет потребовать честности и уважения.
Она повернулась к Дмитрию.
— Я ухожу. Можешь и дальше жить на два дома, между мамой и женой. Точнее, уже бывшей женой.
— Таня, постой! — он наконец очнулся и шагнул к ней, но она отстранилась.
— Не подходи. Три года, Дима. Три года ты смотрел, как я считаю каждую копейку, отказываю себе во всём, и молчал. Хуже того — ты давал своей матери деньги, чтобы она могла унижать меня, попрекать бездетностью, называть плохой женой. Ты финансировал её войну против меня.
— Я не хотел… Я думал, это временно…
— Временно? Три года — это временно? — Татьяна покачала головой. — Знаешь, что самое противное? Даже сейчас ты не можешь выбрать. Стоишь между нами и молчишь, надеясь, что мы сами всё решим. Как всегда.
Валентина Петровна торжествующе улыбнулась.
— Вот и прекрасно. Уходи. Димочка найдёт себе жену получше. Такую, которая будет знать своё место.
— Мама! — воскликнул Дмитрий, но его протест снова был слишком слабым, слишком запоздалым.
Татьяна посмотрела на него в последний раз. В её взгляде не было ни злости, ни обиды. Только усталость и разочарование.
— Твоя мать получила то, чего хотела. Ты снова её маленький мальчик, которого она может контролировать и баловать. А я получила урок. Дорогой урок стоимостью в три года жизни и миллион рублей, но очень ценный.
Она взяла свою сумку и направилась к выходу. Дмитрий попытался её остановить, схватив за руку.
— Таня, давай поговорим дома. Без мамы. Я всё объясню, я верну деньги…
Она высвободила руку.
— Дома? У нас больше нет дома, Дима. Есть квартира, которую мы снимаем. Точнее, которую снимала я, потому что твоя часть денег уходила маме. И объяснять уже нечего. Всё предельно ясно.
— Но ты же любишь меня? — это прозвучало почти как детский плач.
Татьяна остановилась в дверях.
— Любила. Того Диму, которого знала. Честного, взрослого, самостоятельного. А его, оказывается, никогда не существовало. Был только маменькин сынок, который играл в семью, пока мама разрешала.
Валентина Петровна подошла к сыну и обняла его, прижимая к себе, как маленького ребёнка.
— Не переживай, солнышко. Мама всегда рядом. Мама никогда тебя не бросит.
Татьяна посмотрела на эту картину — взрослый мужчина в объятиях матери, неспособный сделать выбор, неспособный даже возразить. И поняла, что уходит вовремя. Пока ещё не поздно начать новую жизнь.
— Знаете, Валентина Петровна, — сказала она, уже стоя на пороге. — Вы победили. Забирайте своего сына целиком. Со всеми его тайными счетами, ложью и неспособностью быть мужчиной. Вы это заслужили. Вы оба это заслужили.
Дверь за ней закрылась тихо, без хлопка. В квартире повисла тишина. Дмитрий стоял посреди комнаты, всё ещё глядя на закрытую дверь. Валентина Петровна первой нарушила молчание.
— Ну и скатертью дорога! Нашёл на кого время тратить. Командирша недоделанная.
— Мама, что ты наделала? — прошептал Дмитрий.
— Я? — возмутилась Валентина Петровна. — Я тебя от неё спасла! Она бы из тебя тряпку сделала! Уже делала! Ты же ко мне прибегал, жаловался, как она тебя контролирует!
— Она не контролировала… Она просто хотела, чтобы мы жили как нормальная семья…
— Нормальная семья! — фыркнула мать. — В нормальной семье жена знает своё место и не лезет в карман к мужу!
Дмитрий медленно опустился на диван. Только сейчас до него начало доходить, что произошло. Татьяна ушла. По-настоящему ушла. Не хлопнув дверью в порыве гнева, чтобы вернуться через час. А спокойно, окончательно, бесповоротно.
— Мам, отдай мне деньги. Все, что я тебе переводил.
— Что? С ума сошёл? Это мои деньги! Ты мне их дарил!
— Мам, мне нужно вернуть их Тане. Может, она тогда…
— Ничего она тогда! — отрезала Валентина Петровна. — И денег никаких я тебе не дам. Нечего за ней бегать! Найдёшь другую, получше.
Дмитрий посмотрел на мать. Впервые за много лет он увидел её такой, какая она есть — властная, эгоистичная женщина, которая не может отпустить взрослого сына. Которая готова разрушить его жизнь, лишь бы оставить при себе.
— Мам, я люблю её.
— Любовь пройдёт. А мать у тебя одна.
Он встал и пошёл к выходу.
— Куда ты?
— К жене. Попрошу прощения. Может, ещё не поздно.
— Димочка, не глупи! Она тебя не стоит! Оставайся, я суп сварила, твой любимый!
Но он уже закрывал за собой дверь. Валентина Петровна осталась одна в своей идеально чистой квартире, полной фотографий сына в рамках — от младенческих до свадебных. На свадебном фото лицо невестки было аккуратно заклеено стикером.
Дмитрий выбежал на улицу, но Татьяны уже не было видно. Он достал телефон — её номер был заблокирован. Написал сообщение — оно не доставлялось. Она отрезала все пути к отступлению. И правильно сделала, подумал он. Потому что он бы снова наврал, пообещал, а потом опять не смог бы противостоять матери.
Он медленно побрёл домой. В ту самую съёмную квартиру, на которую теперь придётся платить одному. В квартиру, где больше не будет ждать Татьяна с ужином, с улыбкой, с планами на будущее. Будущее, которое он собственными руками превратил в прошлое.
На следующий день Татьяна пришла с подругой забрать вещи. Дмитрий пытался с ней поговорить, но она была непреклонна. Документы на развод она подала в тот же день. Имущества делить было нечего — всё, что они за три года не накопили из-за его тайных переводов матери.
Валентина Петровна звонила сыну каждый день. Утешала, ругала бывшую невестку, обещала найти ему новую жену — «хоть десять на выбор». Дмитрий слушал и молчал. Он переехал обратно к матери — платить за съёмную квартиру в одиночку было не по карману.
Мать встретила его как героя-победителя. Постелила в его старой детской комнате, где на стенах до сих пор висели постеры футболистов двадцатилетней давности. Готовила любимые с детства блюда. Контролировала каждый его шаг ещё тщательнее, чем раньше.
— Димочка, ты куда собрался? — спрашивала она, стоило ему направиться к двери.
— На работу, мам.
— А после работы сразу домой! Я котлеты делаю, твои любимые!
И он шёл домой. Потому что идти больше было некуда. Друзья, узнав истинную причину развода, отвернулись. «Маменькин сынок» — говорили они ему в лицо. И были правы.
Татьяна тем временем сняла маленькую студию на окраине города. Денег было мало, но их было честно заработанных денег. Никто не врал ей, не обманывал, не манипулировал. Она наконец-то могла планировать будущее, зная, что никакая свекровь не украдёт его у неё из-за спины.
На работе её поддержали. Начальница, узнав историю, даже предложила повышение — давно присматривалась, но Татьяна всегда отказывалась из-за планов на ребёнка. Теперь эти планы пришлось отложить, зато карьера пошла вверх.
Через полгода она встретила Андрея. Взрослого, самостоятельного мужчину, который жил отдельно от родителей с восемнадцати лет. У которого мама звонила раз в неделю справиться о здоровье, а не контролировать каждый шаг. Который сам распоряжался своими деньгами и не считал нужным это скрывать.
— У меня есть правило, — сказал он на третьем свидании. — Полная финансовая прозрачность в отношениях. Никаких тайных счетов, никаких скрытых трат.
Татьяна улыбнулась. Первый раз за долгое время — искренне, от души.
— У меня тоже есть правило. Никаких маменькиных сынков.
Они поженились через год. Свекровь Татьяны, милая интеллигентная женщина-врач, при первой встрече сказала:
— Я рада, что у Андрея такая самостоятельная жена. Я своё отрастила, теперь ваша очередь строить семью. Если нужна будет помощь — обращайтесь. Если нет — живите спокойно.
И они жили. Спокойно, честно, открыто. Без тайн, без лжи, без манипуляций. Через два года у них родилась дочь. Свекровь приезжала помогать, когда звали, и уезжала, когда помощь была не нужна. Она уважала границы молодой семьи и получала уважение в ответ.
А Дмитрий всё жил с мамой. Валентина Петровна нашла ему новую невесту — тихую, забитую девочку из провинции, которая не смела возразить будущей свекрови. Но после первого же семейного ужина, где Валентина Петровна командовала как генерал на плацу, девушка сбежала, не попрощавшись.
— Ничего, найдём другую, — утешала мать сына. — Главное, что мы вместе. Мать и сын — это навсегда.
Дмитрий кивал и шёл в свою детскую комнату. Ему было тридцать пять лет, и он жил в комнате с постерами футболистов на стенах. У него был тайный счёт, куда он переводил треть зарплаты. Только теперь эти деньги никто не возвращал ему наличными. Он копил. Медленно, тайно, упорно. На что — он и сам не знал. Может быть, на свободу. Может быть, на смелость. Может быть, на машину времени, чтобы вернуться на три года назад и сделать другой выбор.
Но машины времени не существует. А выбор был сделан. Окончательный и бесповоротный. Он выбрал маму. И получил её целиком и полностью. Навсегда.
