Анна сидела на краю больничной кровати, пальцы дрожали, хотя врачи уже третий день уверяли, что опасности нет. Голова будто звенела изнутри, и каждый звук отдавался тупой болью. Она не помнила самого удара — только визг тормозов, глухой скрежет и чьи-то крики. Потом — тьма. Очнулась уже здесь, под мягким светом лампы, с запахом антисептика и влажных простыней.
За дверью послышались быстрые шаги. Дверь распахнулась, и в палату влетел Дмитрий — с пакетом мандаринов, бананов и соком в тетрапаках. На щеках его проступил холодный румянец — будто только что с мороза.
— Ну что, родная, как ты? — спросил он, кидая пакеты на столик. — Врачи сказали, что всё обошлось?
Анна повернула голову — слишком резко, боль прострелила шею.
— Терпимо, — выдохнула она. — Только голова как чужая.
Дмитрий сел на край кровати, взял её за руку. Пальцы у него были холодные, напряжённые.
— Главное, что ты жива. Машину восстановят, а тебя — не заменишь.
Он говорил вроде бы ласково, но взгляд его всё время блуждал — то к окну, то на тумбочку, то вниз.
— А ты не хочешь узнать, как всё случилось? — тихо спросила Анна.
Дмитрий не сразу ответил.
— Потом, ладно? Когда немного восстановишься. Сейчас главное — ты.
Но Анна уловила в его тоне не заботу, а какую-то неуверенность, как будто он обдумывал нечто другое.
В палату зашла медсестра, женщина лет шестидесяти с усталым лицом и вязаным чепчиком. Поставила новый пакет капельницы, улыбнулась Анне.
— Ну слава богу, отделались легким испугом. А то ведь вчера думали — может, родственников звать.
Дмитрий резко поднял голову.
— Звать зачем? — спросил он слишком быстро.
Медсестра пожала плечами:
— Ну, если бы понадобилось принимать решения за пациента. Обычно вызывают ближайших родственников. Супруга, например.
Анна заметила, как у мужа дёрнулся угол рта. Он отвёл взгляд, будто ему стало не по себе.
Когда медсестра ушла, в палате повисла странная тишина. Анна смотрела на мужа, а он, уткнувшись в телефон, что-то судорожно листал.
— Дима, — тихо сказала она. — Что ты ищешь?
— Да ничего, — буркнул он. — Просто хочу уточнить кое-какие детали. По страховой.
На следующее утро Дмитрий пришёл с какой-то папкой. Бумаги аккуратно сложены, он разложил их на тумбочке — деловито, словно бухгалтер.
— Вот, — сказал он, — нужно подписать заявление для страховой. Там несложно.
Анна взяла ручку, но не стала сразу подписывать.
— А что это за листы снизу? — спросила она.
— А, это черновики, — отмахнулся Дмитрий. — Просто распечатал договор.
Он говорил быстро, слишком быстро. Раньше за ним такого не было. Всегда всё объяснял, показывал, смеялся, когда она не разбиралась в бумагах. А сейчас — будто боится, что она начнёт задавать вопросы.
— Кстати, — сказал он как бы невзначай, — у тебя завещание есть?
Анна моргнула.
— Что?
— Ну, я просто подумал… после такого случая… вдруг стоит всё упорядочить. Чтобы потом не было путаницы.
— Завещание? — переспросила она, чувствуя, как по спине пробежал холодок. — Ты серьёзно сейчас?
Дмитрий покраснел, отвёл взгляд.
— Просто пытаюсь мыслить рационально. Мало ли что.
— А ты не хочешь для начала спросить, как я себя чувствую? — голос Анны стал резким. — Или тебя интересует только бумажная часть моего существования?
— Аня, не начинай, — раздражённо сказал он. — Я забочусь о нас обоих. Если бы тебя не стало, что бы я делал?
— Вот уж не знаю, — ответила она, пристально глядя на него. — Судя по всему, оформлял бы документы.
Он резко встал, прошёлся по палате, сунул руки в карманы.
— Ты всё воспринимаешь неправильно. Я просто хочу, чтобы всё было по-человечески. Чтобы потом не бегать с бумажками.
Анна почувствовала, как внутри закипает злость, но удержалась.
— Ладно, потом обсудим, — тихо сказала она. — Сейчас я не в состоянии.
Дмитрий пожал плечами и снова уткнулся в телефон.
После его ухода она долго лежала, уставившись в потолок. Слова крутились в голове, как жужжание мухи: «завещание», «оформить», «наследство». Всё это звучало так, будто он заранее примеряет жизнь без неё.
На третий день он пришёл снова. Вид у него был решительный, даже какой-то холодный.
— Нам нужно поговорить, — сказал он, садясь на стул. — Я всё узнал про твою квартиру.
Анна молчала.
— Если с тобой что-то случится, всё достанется твоей сестре. Ты же не изменила завещание после свадьбы, верно?
— Нет, — ответила она. — Не изменила.
— Вот, — он хлопнул ладонью по колену. — А ведь это несправедливо. Мы три года вместе, а я остаюсь ни с чем.
— А тебе важно, чтобы что-то осталось? — спросила Анна. — Или чтобы я осталась?
Дмитрий замялся, потом тихо сказал:
— Я просто думаю о будущем.
— О своём, — уточнила она.
Он вскинул голову, но не возразил.
В тот вечер Анна почти не спала. Боль в голове уже прошла, зато появилась другая — вязкая, липкая, где-то внутри. Дмитрий, её муж, человек, с которым она делила всё — теперь выглядел как чужой. Он не приносил спокойствия, не держал за руку, не спрашивал, не вспоминал, как испугался, когда узнал о ДТП. Нет. Он спрашивал про завещание.
Она вспомнила, как за пару месяцев до аварии Дмитрий настойчиво интересовался её зарплатой, банковскими счетами, даже пенсией. Тогда она посмеялась, не придав значения. А теперь всё сложилось в одну мерзкую, ясную картину.
Утром он снова пришёл — с кофе и тем же уверенным выражением лица.
— Я подумал, — сказал он, присаживаясь. — Надо оформить долю в квартире. Чтобы не получилось глупостей.
Анна смотрела на него долго, не мигая.
— Ты хочешь, чтобы я записала половину квартиры на тебя, пока лежу в больнице?
— Почему бы нет? — пожал плечами Дмитрий. — Мы же семья.
— Семья, говоришь… — Она отвернулась к окну. — А ведь в семье обычно спрашивают: «Ты как?», а не «где документы».
Он тяжело вздохнул, но не отступил.
— Я просто не хочу оказаться в дураках. Если бы тебя тогда не спасли… всё ушло бы твоей сестре. А я что? Кто я тогда?
Анна повернулась к нему.
— Муж, Дмитрий. Или уже — бухгалтер?
Он встал, подошёл к кровати.
— Ты несправедлива. Я забочусь о нас.
— Нет, — сказала она твёрдо. — Ты заботишься о себе.
Между ними повисло молчание. Он стоял, глядя на неё, будто впервые осознавая, что она видит его насквозь.
Анна вышла из больницы через неделю. Октябрь стоял промозглый, ветер гнал по двору сырые листья, а небо висело низко, будто собиралось рухнуть. Дмитрий встретил её у входа с букетом гербер, которые выглядели такими же уставшими, как и он сам.
— Домой, родная, — сказал он натянуто, открывая дверь машины.
Дорогу до квартиры они молчали. Радио бормотало что-то про кризис и курсы валют, дворники лениво скребли стекло. Анна смотрела в окно, отмечая каждую деталь: старую остановку, серый ларёк с шавермой, детскую площадку, где качели скрипели на ветру. Всё казалось знакомым, но каким-то чужим.
В квартире пахло пылью. Дмитрий сразу пошёл на кухню, включил чайник.
— Я тебе суп разогрею, — крикнул он из кухни. — Вчера сварил, специально для тебя.
Анна прошла в спальню. Кровать застелена свежим бельём, но под подушкой она заметила папку — ту самую, с больницы. Бумаги выглядывали из-под обложки. Она провела по ним рукой и тихо закрыла ящик.
На кухне Дмитрий разливал чай по кружкам.
— Надо подумать о будущем, Ань, — начал он осторожно. — Всё это с аварией показало, что жизнь короткая. Надо быть готовыми ко всему.
— К чему именно? — спросила она, присаживаясь напротив.
— Ну, мало ли… если опять что-то случится. Мы же семья, должны всё оформить правильно.
Анна долго молчала. Слушала, как тикают часы, как гудит чайник, как за окном кто-то ругался на парковке. Потом сказала:
— Я не хочу сейчас говорить о документах.
— А когда? — голос Дмитрия стал настойчивее. — Ты вечно всё откладываешь. Я же не враг тебе, Ань. Хочу, чтобы всё было честно.
— Честно? — переспросила она. — Честно — это когда муж не приносит бумаги в больницу, где жена ещё капельницу не сняла.
Дмитрий поморщился, налил себе чай.
— Опять ты за своё. Ты всё переворачиваешь.
— А что мне переворачивать? — спокойно ответила Анна. — Я видела твои глаза, когда ты спросил про завещание. Там не было ни капли страха за меня. Только расчёт.
Он вскочил из-за стола.
— Да ты совсем с ума сошла! Я из-за тебя не спал, по врачам бегал, бумаги собирал!
— Да, по страховым, — сказала Анна. — А не по неврологам.
Дмитрий подошёл ближе, опёрся руками о стол.
— Ты меня просто не понимаешь. Я думал о нас. О том, чтобы потом не делили имущество, если что.
— «Если что» — это если я умру? — холодно уточнила Анна.
Он замолчал. Смотрел на неё, как на врага.
— Ты несправедлива, — наконец выдохнул он. — Я заслуживаю доверия.
— Доверие не подписывается у нотариуса, — тихо ответила она.
Он отвёл взгляд, потом прошёл в коридор и громко захлопнул дверь спальни.
Анна сидела на кухне до поздней ночи. Ветер бился в стекло, по крыше шелестел дождь. Она крутила в руках чашку, вспоминая, как когда-то любила этого человека — просто, без оглядки. Тогда Дмитрий был другой: добрый, внимательный, влюблённый до глупости. Теперь в нём осталась только настороженность, как у человека, который всё время подсчитывает.
С утренним светом пришло решение. Простое, ясное, холодное.
На завтрак Дмитрий снова говорил о «будущем».
— Я думал, — начал он, наливая себе кофе, — нам стоит всё-таки оформить долевую собственность. Чтобы ты не переживала.
— Не я переживаю, — спокойно ответила Анна. — Ты.
— Да, переживаю. Потому что я не хочу остаться с пустыми руками, если, не дай бог, что-то…
— Вот видишь, — перебила она. — Даже сейчас ты не говоришь «если с тобой что-то случится». Ты просто боишься остаться ни с чем.
Дмитрий поставил чашку.
— Ты издеваешься? Три года брака, а у меня даже ключей от сейфа нет. Всё на тебе. Всё твоё. Как будто я посторонний.
Анна посмотрела на него — спокойно, без эмоций.
— Может, потому что ты себя так ведёшь.
Он хотел что-то сказать, но она подняла руку.
— Не надо. Я уже решила.
— Что решила?
— Я подаю на развод.
Молчание упало на кухню, как тяжёлое покрывало. Только капли с подоконника тикали в банку.
— Что? — выдохнул Дмитрий. — Ты с ума сошла? Из-за какой-то ерунды?
— Это не ерунда. Это правда. Я не хочу жить с человеком, который ждёт, когда я умру, чтобы получить долю.
Он поднялся, нервно прошёлся по кухне.
— Да я же ради нас старался! Ты всё переворачиваешь, как тебе выгодно!
Анна не ответила. Она встала, достала из шкафа его рубашки, аккуратно сложенные, и пошла в спальню.
— Что ты делаешь? — спросил Дмитрий, следуя за ней.
— Собираю твои вещи, — спокойно сказала она.
— Подожди, давай не спешить. Мы всё решим. Я, может, перегнул палку, но ведь… — Он замялся, глядя, как она кладёт вещи в сумку. — Ну зачем так сразу?
— Потому что всё уже ясно, — ответила Анна. — Я тебе не доверяю. И ты мне — тоже. Всё остальное бессмысленно.
Он сел на кровать, уткнулся ладонями в лицо.
— Ань, ну… я же не монстр. Просто испугался. Ты тогда лежала, без сознания, врачи не говорили ничего. Я подумал — если… если тебя не станет… я ведь никому не нужен. Ни квартиры, ни денег. Ничего. Просто пустое место.
Анна впервые за эти дни посмотрела на него с жалостью, но не с теплом.
— Видишь, ты сам сказал. Всё, о чём ты думал, — это что останется тебе. Не обо мне.
Он не ответил. Только тяжело выдохнул.
Через час Дмитрий вышел, молча. В руках — две сумки. В прихожей пахло его одеколоном и влажной одеждой. Он стоял на пороге, смотрел на Анну.
— Ты уверена? — спросил он тихо.
— Уверена, — сказала она. — Мне не нужен муж, который считает калькулятором.
Он кивнул, опустил глаза и ушёл.
Анна закрыла дверь и долго стояла, прислонившись лбом к дереву. Тишина наполнила квартиру так плотно, что слышно было, как за стеной работает соседский телевизор.
Потом она подошла к окну. На дворе уже стемнело, фонари отражались в лужах. Дмитрий грузил сумки в машину. Перед тем как сесть, поднял голову. Их взгляды встретились.
Он крикнул снизу:
— Ты всё ещё можешь передумать!
Анна не ответила. Только закрыла окно.
Она вернулась на кухню, включила свет, налила себе чай. В зеркале на дверце шкафа увидела своё лицо — усталое, осунувшееся, но спокойное. Впервые за долгое время без страха.
Квартира казалась другой — не пустой, а свободной.
Анна села за стол, сделала глоток и вдруг улыбнулась — не радостно, а просто потому, что наконец всё закончилось.
За окном ветер гнал листья, где-то хлопнула дверь.
И в этой тишине Анна поняла: впереди будет непросто, но, по крайней мере, теперь всё — честно. Без притворства, без расчёта. Только она сама.
