Звонок раздался в среду.
Между стеллажами с детективами и полкой «Классика для школьников». Вера как раз расставляла новые поступления — Пелевина, Прилепина, кого-то ещё модного, кого она всё равно не читала.
— Вера Николаевна Соколова? — голос в трубке был официальным, чужим. — Нотариальная контора «Фемида». Вам необходимо срочно подъехать для оглашения завещания.
— Какого завещания? — не поняла Вера.
— Николая Степановича Громова. Вашего отчима. Вы указаны как наследник.
Трубка выскользнула из рук.
Отчим.
Которого она не видела сколько? Пятнадцать лет? Нет, больше. Восемнадцать. С того самого дня, когда после маминых похорон он сказал: «Ну вот, теперь каждый сам по себе». И правда — каждый сам. Он в своей трёхкомнатной на Арбате, она в маминой убитой однушке на окраине.
Звонил пару раз в первый год. Потом перестал.
Она не звонила тоже. Зачем? Чужие люди.
А теперь — умер.
— Вера Николаевна? — голос нотариуса вернул её в реальность. — Вы меня слышите?
— Да. Слышу. Когда приехать?
— Завтра. В десять утра. Адрес отправлю смс.
Нотариус оказался молодым.
Усталые глаза, дорогой костюм, папка с документами на столе. Вера сидела напротив и не понимала, зачем её вызвали.
— Николай Степанович оставил завещание, — нотариус открыл папку. — Всё имущество переходит вам. Квартира трёхкомнатная на Арбате. И счёт в банке.
— Какой счёт?
— Два миллиона восемьсот тысяч рублей.
Вера замерла.
— Но почему мне? — выдавила она. — Мы же не общались. Совсем. Восемнадцать лет.
Нотариус пожал плечами и протянул лист.
— В завещании ещё приписка есть, — нотариус перевернул страницу. — «Родне не говорите сразу. Пусть Вера сама решит».
— Какой родне?
— Здесь список. — Он показал: Людмила Петровна Соколова — сестра. Алина Денисовна Краснова — племянница. — Они уже звонили, интересовались. Я сказал, что завещание в процессе оформления.
Людмила, которая десять лет назад на свой юбилей пригласила всех, кроме Веры. «Ой, забыла! Ну ты же поймёшь, места мало было».
Алина, которая на прошлый день рождения прислала открытку с чужим именем. Видимо, массовая рассылка — забыла файл переименовать.
Вера вышла из нотариальной конторы и села на лавочку. Апрель, солнце, люди спешат. А она сидит и думает: два миллиона восемьсот тысяч. Квартира на Арбате. От человека, которого восемнадцать лет не видела.
Телефон завибрировал. Мария, соседка.
— Ну что, как съездила?
— Маш, — Вера сглотнула. — Он мне всё оставил. Всё.
— Вот видишь. А ты боялась, что долги какие-то.
— Я не боялась. Я просто не понимаю. Зачем?
— А затем, милая, что ты — единственная, кто ничего от него не требовала. Вот он и оценил.
Три дня Вера ходила как в тумане.
На работе раскладывала книги не на те полки. Дома пила чай и забывала, что пьёт. Всё время думала: сейчас узнают. Людмила. Алина. Вся родня, которая восемнадцать лет делала вид, что её нет.
И, конечно же, узнали.
На четвёртый день телефон взорвался.
— Верочка! Родная! — голос Людмилы плескался такой нежностью, что Вера чуть телефон не уронила. — Слышала, у тебя горе. Николай Степаныч… Держись, милая! Я приеду, поддержать! Ты ведь одна, тебе тяжело!
— Спасибо, Люда, но не нужно.
— Нет-нет-нет! Я должна быть рядом! Завтра же приеду! С Алиночкой!
Вера положила трубку и посмотрела в окно.
И вдруг поняла: сейчас начнётся. То, от чего она всю жизнь бежала.
Фальшивая, липовая, купленная деньгами и квартирой любовь родственников.
— Маш, — позвонила она соседке, — помнишь, ты говорила про лакмусовую бумажку?
— Помню.
— Так вот, кажется, я только что её получила. В конверте с завещанием.
Мария засмеялась:
— Ну так используй, Верочка. Используй. И посмотри, кто есть кто. Наконец-то.
И Вера решилась.
Впервые за пятьдесят восемь лет — решилась узнать правду.
На следующий день они приехали снова. С подкреплением.
Племянник Веры — Денис, муж Алины — сидел на диване и улыбался улыбкой успешного менеджера среднего звена. Людмила хозяйничала на кухне, уже разложив на столе какие-то бумаги.
— Верочка, вот смотри! — Алина ткнула пальчиком в распечатку. — Тут инвестиционный план. Дядя Дениса в недвижке варится, говорит — золотое дно! Вкладываешь миллион, через год получаешь полтора! Представляешь?
— Я не понимаю в этом.
— А тебе и не надо понимать! — перебила Людмила. — Мы ж всё за тебя сделаем! Только подпиши доверенность, и мы твои деньги в дело пустим. По-родственному, без комиссий!
Доверенность. На распоряжение счётом.
Вера смотрела на бумагу и чувствовала, как холодеет спина.
— Люд, мне надо подумать.
— Думать?! — Людмила вскочила. — Да что тут думать-то?! Родня помогает, а ты нос воротишь! Ишь, какая важная стала! Деньги получила — и забыла, кто ты такая!
— Кто я? — тихо переспросила Вера.
— Библиотекарша! — выплюнула сестра. — Всю жизнь в затрапезных кофточках ходила, с обедами в судочках! А мы тебя к себе в гости звали? Стеснялись! Перед людьми неудобно было — родня-то нищая, понимаешь?
Тишина.
— А теперь, — Людмила наклонилась ближе, — теперь ты думаешь, что лучше нас стала? Что деньги тебя человеком сделали? Да без нас ты этими деньгами и пользоваться не научишься! Так и будешь в своей библиотеке пылиться!
Денис кашлянул:
— Людмила Петровна, может, не надо так.
— Молчи! — огрызнулась свекровь.
Алина взяла Веру за руку. Мягко так. По-кошачьи:
— Тётя Вера, ну вы же понимаете. Мы должны друг другу помогать.
Вера вспомнила их свадьбу. Когда увидела в соцсетях фотографии. Алина в белом, Людмила гордая. И подпись: «С самыми близкими». Вера тогда плакала — наверное, последний раз за много лет. Не от обиды даже. От того, что правда в лицо смотрела: ты никому не нужна.
— Так что давай без капризов, — Людмила придвинула ручку. — Подписывай. Мы ж добра тебе хотим.
Вера взяла ручку.
Посмотрела на доверенность.
Потом на сестру. На племянницу. На Дениса, который отводил глаза.
— Нет.
— Что?!
— Нет, — повторила Вера громче. — Не подпишу.
Людмила побагровела:
— Ты что, совсем?! Родня же дело тебе предлагает!
— Какая родня? — Вера встала. Руки дрожали, но голос был твёрдым. — Та, что десять лет меня не замечала? Та, что стеснялась? Та, что на свадьбу не позвала?
— Ну вот! Обиделась! — Алина вскинула руки. — Всю жизнь на обиды копишь, да? Мелочная ты, тётя Вера!
— Мелочная, — Вера усмехнулась. Горько так. — Знаете что? Мне нужно время. Подумать. Посоветоваться.
— С кем посоветоваться?! — взвилась Людмила. — У тебя же никого нет! Одна как перст!
— Вот именно, — кивнула Вера. — Никого. Значит, и терять нечего.
Она пошла к двери. Открыла. Развернулась:
— Уходите, пожалуйста.
— Верка!
— Уходите. Сейчас же.
Они ушли. Но Людмила на пороге обернулась:
— Пожалеешь. Без нас ты пропадёшь с этими деньгами. А мы больше не придём на поклон!
Дверь захлопнулась.
Вера стояла посреди квартиры и слушала тишину. Потом села на пол — прямо так, у двери — и заплакала. Но не от горя. От облегчения.
Вечером позвонила Мария:
— Ну что, приходили?
— Приходили.
— И?
— Я их выставила.
Мария засмеялась — громко, радостно:
— Вот и умница! А теперь слушай меня внимательно. Завтра ты скажешь, что у Николая Степаныча были долги. Большие. Что банк описал имущество. Что тебе ничего не досталось, кроме твоей старой однушки.
— Соврать?
— Проверить, — поправила Мария. — Вера, милая. Когда человек думает, что у тебя ничего нет — вот тогда видно его настоящее лицо. Ты же сама сказала: терять нечего. Так и проверь.
Вера молчала.
— Хорошо, — наконец выдохнула она. — Давай проверим.
На следующий день она разослала всем одно сообщение: «Была у нотариуса. Оказалось, у Николая Степаныча были долги по кредитам. Банк забрал почти всё. Осталась только моя старая квартира. Простите, что обнадёжила».
Ответ пришёл от Людмиле через два часа: «Ясно».
Всё. Больше ничего.
От Алины — вообще молчание.
Вера ждала. День. Два. Неделю.
Телефон молчал.
Никто не написал: «Как ты?». Никто не спросил: «Может, помочь чем?». Никто не сказал: «Держись, мы рядом».
Просто исчезли.
Как и не было.
Прошло полтора месяца.
Людмила испарилась.
Алина растворилась в воздухе.
Денис — как его и не существовало.
Вера ходила на работу, раскладывала книги по полкам, помогала читателям находить нужное
— Ну что, привыкла? — спросила Мария как-то вечером, попивая чай на Вериной кухне.
— К чему?
— К тому, что родственников нет. Совсем.
Вера улыбнулась грустно:
— Их и раньше не было, Маш. Просто я это знаю теперь точно.
Мария кивнула. Хотела что-то сказать, но тут зазвонил телефон. Незнакомый номер.
— Алло?
— Вера Николаевна? — мужской голос, вежливый. — Это агентство недвижимости «Столичный дом». Вы оставляли заявку на продажу квартиры?
Вера замерла. Какую заявку?
— Простите, но я ничего не оставляла.
— Странно, — в голосе мужчины послышалась растерянность. — У нас есть заявка от вашего имени. На продажу трёхкомнатной квартиры на Арбате. Даже документы прислали, правда, копии. Мы как раз хотели уточнить детали.
Копии документов.
От её имени.
Вера почувствовала, как холодеет кровь.
— Кто подал заявку?
— Женщина представилась вашей сестрой. Людмила, секунду… Людмила Петровна Соколова. Сказала, что вы болеете, поэтому она всё оформляет.
Людмила.
— Спасибо, — тихо сказала Вера. — Это недоразумение. Заявку прошу аннулировать.
Когда она положила трубку, Мария смотрела на неё с нескрываемой яростью:
— Так вот они почему замолчали! Думали, дело в шляпе! Квартиру продадут из-под тебя, деньги себе — и привет!
— Но как, — Вера не могла додумать. — Как они собирались…
— Да элементарно! — Мария встала, заходила по кухне. — Поддельная доверенность, липовая справка о твоей недееспособности. Знаешь, сколько таких схем? А потом — ой, извините, бабушка старенькая, не понимала, что подписывала.
Вера опустилась на стул. Значит, вот оно как. Не просто жадность. Не просто корысть.
А настоящая подлость. Хладнокровная. Расчётливая.
— Надо в полицию, — твёрдо сказала Мария.
— Нет, — Вера покачала головой. — Не надо.
— Как не надо?! Они же преступление готовили!
— Готовили, но не совершили. — Вера глубоко вздохнула, — я хочу, чтобы они узнали правду.
На следующий день Вера встретилась с Людмилой.
Сестра пришла в кафе с таким видом, будто делала одолжение — снисходительно так, брезгливо почти. Села напротив, даже не поздоровалась.
— Чего звонила? — бросила она. — Совесть заговорила? Денег всё-таки дать решила?
— Люда, — Вера посмотрела ей в глаза, — я знаю про агентство недвижимости.
Людмила дёрнулась. Совсем чуть-чуть. Но Вера заметила.
— Какое агентство? О чём ты?
— «Столичный дом». Заявка на продажу квартиры. От моего имени. Твоими руками.
Повисла тишина. Людмила побледнела, потом покраснела, потом снова побледнела — как будто кровь не знала, куда деваться.
— Ты, — она облизнула губы. — Ты чего выдумываешь?!
— Не выдумываю, — спокойно сказала Вера. — Они мне звонили. Уточняли детали. Очень подробно всё рассказали.
Людмила вскочила:
— Да пошла ты! Ничего не докажешь! Я вообще не знаю, о чём речь!
— Не надо ничего доказывать, — Вера тоже встала. — Я не в полицию пришла. Я просто хочу, чтобы ты знала: я всё узнала. И про то, что вы с Алиной планировали. И про то, какие вы на самом деле.
— Мы?! — Людмила уже кричала. — Это ты! Ты жадная! Ты эгоистка! Получила деньги — и забыла про семью!
— Какую семью? — тихо переспросила Вера. — Ту, что десять лет меня не замечала? Ту, что пыталась квартиру продать без моего ведома? Это семья?
Людмила схватила сумку:
— Пожалеешь! Умрёшь одна, как собака! И никто к тебе не придёт!
— Знаешь, Люда, — Вера улыбнулась печально, — лучше умереть одной, чем жить в окружении таких, как ты.
Сестра развернулась и вылетела из кафе.
А Вера сидела и смотрела ей вслед.
Вечером позвонила Алина. Голос — медовый, тягучий:
— Тётя Вера, мы тут с мамой поссорились немного. Она такая нервная стала. Может, встретимся? Я вам всё объясню.
— Алина, — перебила Вера, — я всё знаю. Про агентство. Про заявку. Про всё.
Тишина.
Потом — щелчок. Алина повесила трубку.
Через три недели Вера продала квартиру отчима.
Тихо так. Без суеты. Подписала документы, получила деньги и выдохнула.
Маленький дом у моря искала долго. Не курорт — обычный городок, где зимой ветер, летом чайки, круглый год покой. Дом оказался с верандой и маленьким садом — запущенным, но живым.
— Вот здесь я буду сажать розы, — сказала Мария, разглядывая участок. — А здесь — яблоню. Чтоб осенью пироги печь.
— Маш, ты разве со мной едешь? — удивилась Вера.
— А ты думала, я тебя одну брошу? — Мария усмехнулась. — Мне тут тоже давно тесно стало. В Москве. Среди чужих людей.
Они обнялись — две женщины, уставшие от фальши.
Переезд занял неделю.
Часть денег Вера перевела детской библиотеке в своём районе — той самой, где когда-то сама читала «Незнайку» и мечтала о приключениях. Директор, пожилая женщина в очках, плакала от счастья:
— Знаете, сколько лет мы мечтали о новых стеллажах?! О компьютерах для читального зала?!
Вера улыбалась. И чувствовала — вот оно, настоящее. Когда помогаешь не из страха, не из долга. А просто потому, что хочется.
Дом обживался медленно. Вера каждое утро выходила и смотрела на море. На волны. На чаек.
Конечно, родня узнала.
Через два месяца Людмила откопала её номер. Голос в трубке был приторно-сладким:
— Верочка! Родная! Мы тут с Алиной так переживали. Слышали, ты переехала! К морю! Как романтично! Ну, раз есть на дом, может, и нам всё-таки поможешь? Хотя бы немножко?
Вера молчала. Слушала. И внутри было спокойно — как после шторма.
— Люда, — сказала она наконец, — у меня ничего нет. Совсем. Дом снимаю. На последние деньги. Так что извини. Помочь не смогу.
— Как снимаешь?! Врёшь ведь!
— Верь — не верь. Твоё дело.
— Ты эгоистка! — взвизгнула Людмила. — Всё себе! А мы?!
— А вы, Люд, проживёте как-нибудь, — спокойно ответила Вера. — Как раньше жили. Без меня.
И повесила трубку.
Больше они не звонили.
Мария посадила розы — как обещала. Яблоню тоже. Вера устроилась в местную библиотеку.
Море шумело за окном. Розы в саду готовились к первому цветению. А Вера впервые за пятьдесят восемь лет просто жила в свое удовольствие.
