— Тоня, шевелись давай! Ребята голодные, с работы едут! — зычный голос Никиты из прихожей ударил по ушам, как выстрел. — Что ты там копаешься, как сонная муха?
Антонина вздрогнула, едва не выронив из рук кастрюлю с кипящим борщом. На плите шкворчала картошка с мясом, в духовке подходил пирог с капустой, а на столе уже красовались тарелки с нарезкой и соленьями. Она крутилась на кухне с самого утра, едва успев прибежать со своей смены в супермаркете.
— Никит, я не успеваю! — крикнула она в ответ, вытирая пот со лба. — Ты хоть бы предупредил заранее!
— А что предупреждать? — в дверях кухни нарисовался её муж, уже успевший переодеться в домашние треники и майку-алкоголичку. Его лицо, обычно холёное и самоуверенное, было раскрасневшимся от предвкушения дружеской посиделки. — Мои друзья — это мои друзья. Они в мой дом приходят, не в чужой. Так что будь добра, жена, соответствовать.
Он смерил её презрительным взглядом, задержавшись на стареньком домашнем халате и уставшем лице.
— И переоденься хоть, не позорь меня. А то ребята подумают, что я на кассирше из «Пятёрочки» женился.
Последние слова он произнёс с ехидной ухмылкой, зная, как сильно они ранят Тоню. Он никогда не упускал случая уколоть её работой, словно её честный труд был чем-то постыдным по сравнению с его «важной» должностью инспектора ГАИ.
— Между прочим, я и есть кассирша, — тихо, но твёрдо ответила Тоня, отворачиваясь к плите. Внутри всё клокотало от обиды. — И эта кассирша сейчас накрывает стол для твоих друзей, которых ты притащил без предупреждения.
— Ой, не начинай! — отмахнулся Никита. — Лена твоя звонила, кстати. Я сказал, что ты занята. И вообще, нечего тебе с ней общаться. Разведёнка, плохому научит.
Это было последней каплей. Лена была её единственной близкой подругой, с которой Никита планомерно и жестоко разлучал её последние несколько лет. Каждый их телефонный разговор, каждая редкая встреча заканчивались скандалом. «Зачем тебе подруги? У тебя муж есть», — говорил он. И Тоня, устав от ссор, постепенно сдавалась.
Дверной звонок прозвенел, и Никита, бросив на жену последний приказной взгляд, устремился в прихожую. Раздались громкие мужские голоса, смех, звяканье бутылок, которые гости, очевидно, принесли с собой.
Тоня осталась на кухне одна. Она смотрела на всё это изобилие еды, на которое потратила последние силы и почти всю свою зарплату. Она чувствовала себя не хозяйкой дома, а бесплатной прислугой. Ей запрещали видеться с подругой, считали её мнение пустым местом, унижали из-за работы, а теперь она должна была с улыбкой на лице обслуживать компанию незнакомых ей мужчин.
Внезапно кипящая в душе обида переросла в холодную, звенящую ярость. А почему, собственно? Почему она должна это терпеть? Что это за жизнь, где у неё нет никаких прав, а только бесконечные обязанности?
Она сняла фартук, аккуратно повесила его на крючок, выключила плиту и духовку. Затем подошла к зеркалу в прихожей, окинула взглядом своё отражение — уставшая, замученная женщина с потухшими глазами. Нет. Хватит.
Когда Никита, впустив друзей в гостиную, вернулся на кухню за закусками, он застал жену, спокойно сидевшую за столом.
— Ты чего расселась? — взревел он. — Неси всё на стол! Ребята ждут!
Тоня медленно подняла на него глаза. В них больше не было ни страха, ни усталости. Только сталь.
— Знаешь, что, Никита? — её голос звучал непривычно спокойно и ровно. — Ты привёл гостей. Ты им и накрывай. Ты же у нас в доме хозяин. Вот и хозяйничай. А я, кассирша из «Пятёрочки», пойду отдохну. Устала очень.
Она встала и, не глядя на его побагровевшее от ярости лицо, прошла мимо него в спальню и закрыла за собой дверь на шпингалет.
Остолбеневший Никита несколько секунд переваривал услышанное. Такого бунта он не ожидал. В гостиной уже нетерпеливо гудели друзья.
— Никитос, ну ты где там? Мы заждались! — донёсся голос его друга Семёна.
Никита дёрнул ручку двери в спальню. Закрыто. Он забарабанил кулаком.
— Тоня, открой! Ты что себе позволяешь?! Я сказал, открой!
В ответ — тишина. Ярость захлестнула его. Опозориться перед друзьями — это было страшнее всего. Он, такой важный, такой авторитетный, не может справиться с собственной женой!
Он вернулся на кухню, злобно зыркнул на горы еды. Схватив пару тарелок, он понёс их в гостиную, пытаясь изобразить на лице беззаботную улыбку.
— Да вот, жена что-то приболела, — соврал он, ставя закуски на стол. — Голова разболелась, легла отдохнуть. Сами управимся, не баре!
Друзья, конечно, сделали вид, что поверили, но в их глазах читалось любопытство и насмешка. Весь вечер прошёл натянуто. Никита сам бегал на кухню, сам наливал, сам убирал грязные тарелки. Он чувствовал себя униженным и злился всё больше. Друзья быстро смекнули, что веселья не будет, и, сославшись на ранний подъём, разошлись гораздо раньше, чем планировали.
Оставшись один в разгромленной квартире, Никита почувствовал, как внутри всё закипает с новой силой. Он подошёл к двери спальни.
— Ну всё, Антонина! Ты доигралась! Завтра же позвоню твоей матери, расскажу, какую змею она вырастила! И своей позвоню! Вера Михайловна быстро тебе мозги на место вставит!
Угроза подействовала безотказно. Вера Михайловна, его мать, была женщиной властной и деспотичной. Она боготворила своего сына и считала, что Тоне неслыханно повезло отхватить такого «принца». Любой конфликт она всегда трактовала в пользу Никиты, обвиняя невестку во всех смертных грехах. Тоня её панически боялась.
Ночь прошла в тяжёлом молчании. Тоня так и не вышла из спальни, а Никита, проворочавшись на диване в гостиной, заснул злым и неудовлетворённым сном.
Утром он, как и обещал, первым делом позвонил матери.
— Мама! Ты не представляешь, что эта мегера вчера устроила! — закричал он в трубку, едва дождавшись ответа. — Я ребят пригласил, а она отказалась стол накрывать! Заперлась в спальне и всё! Опозорила меня перед мужиками!
Вера Михайловна отреагировала предсказуемо.
— Ах она неблагодарная! — запричитала она. — Сыночка моего обидела! Кормилец, добытчик, а она нос воротит! Я сейчас приеду, я ей покажу, как мужа не уважать!
Через час свекровь уже была у них. Она ворвалась в квартиру, как фурия, и сразу направилась к двери спальни.
— Антонина! А ну выходи! Поговорить надо! — заколотила она в дверь.
Тоня, не спавшая всю ночь, поняла, что отсидеться не получится. Она глубоко вздохнула, открыла дверь и встала на пороге, готовая к обороне.
— Что вам нужно, Вера Михайловна? — спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Что мне нужно?! — взвизгнула свекровь, впиваясь в неё взглядом маленьких злых глаз. — Ты почему сына моего позоришь? Он работает, семью обеспечивает, а ты, лентяйка, даже ужин гостям подать не можешь? Совсем совесть потеряла?
— Я тоже работаю, если вы забыли, — спокойно ответила Тоня. — И пришла домой уставшая. А ваш сын даже не счёл нужным меня предупредить. Он считает меня прислугой, а не женой.
— Да кем ты себя возомнила? — не унималась Вера Михайловна, активно жестикулируя. — Кассирша! Тебе радоваться надо, что Никиточка на тебя вообще посмотрел! С твоей-то работой и внешностью! А ты ещё права качаешь!
Никита стоял за спиной матери, самодовольно ухмыляясь. Он был уверен в своей победе. Сейчас мамаша её доломает, и всё вернётся на круги своя.
Но что-то в Тоне изменилось безвозвратно. Страх перед свекровью испарился, оставив после себя лишь холодное презрение.
— Знаете, Вера Михайловна, — сказала она, глядя свекрови прямо в глаза. — Спасибо, что открыли мне глаза. Я действительно не ценю вашего сына. Такого эгоиста и тирана ценить невозможно. И раз я такая плохая, то, может, мне лучше уйти? Освободить вашего драгоценного сыночка от своего никчёмного присутствия?
Лицо свекрови вытянулось. Такого поворота она не ожидала. В её сценарии невестка должна была плакать, извиняться и умолять о прощении.
— Что… что ты такое говоришь? — пролепетала она.
— То, что слышите. Я ухожу. Собираю вещи и подаю на развод.
Никита перестал ухмыляться.
— Ты с ума сошла? Какой развод? Куда ты пойдёшь? В свою конуру к мамочке?
— Именно туда, — кивнула Тоня. — Там, по крайней мере, меня считают человеком. А теперь, будьте добры, освободите мне проход. Мне нужно собрать вещи.
Она решительно шагнула вперёд. Вера Михайловна инстинктивно отступила. Никита попытался схватить Тоню за руку, но она выдернула её с такой силой, что он отшатнулся.
— Не трогай меня! — прошипела она. — С меня хватит!
За полчаса она собрала сумку с самыми необходимыми вещами. Никита и Вера Михайловна молча наблюдали за ней, не в силах поверить в реальность происходящего. Они были так уверены в своей власти над ней, что её внезапная решимость их парализовала.
Уже стоя в дверях, Тоня обернулась.
— Ах да, Никита. Квартира куплена в браке. Так что при разводе будем делить. И дачу твою любимую, в которую я столько сил вложила, тоже. Так что готовься. Можешь начинать обслуживать себя сам. На постоянной основе.
С этими словами она вышла и захлопнула за собой дверь, оставив мужа и свекровь в состоянии полного шока.
Первым делом, приехав к матери, Тоня позвонила Лене.
— Ленка, привет! — её голос дрожал от пережитого, но в нём слышались и нотки облегчения. — Я от Никиты ушла.
На том конце провода наступила тишина, а потом раздался восторженный визг.
— Тонечка! Наконец-то! Я так рада за тебя! Господи, я уж думала, он тебя совсем загнобит! Куда приехала? Давай я сейчас к тебе!
Встреча с подругой была как глоток свежего воздуха. Лена, энергичная, весёлая и прямолинейная, сразу взяла ситуацию под свой контроль.
— Так, никакого раскисания! — заявила она, обняв Тоню. — Ты всё правильно сделала! Этот твой гаишник возомнил себя царём и богом. Пора спустить его с небес на землю. С разводом и разделом я тебе помогу. У меня брат, Дима, юрист отличный. Специализируется как раз на семейных делах. Он этого твоего Никитоса по косточкам разберёт!
Дмитрий, брат Лены, оказался высоким, симпатичным мужчиной лет тридцати пяти, с умными, проницательными глазами и обезоруживающей улыбкой. Он выслушал историю Тони внимательно, не перебивая, лишь изредка делая пометки в блокноте.
— Ситуация ясна, — сказал он, когда Тоня закончила. — И, Антонина, я хочу вас поздравить. Вы приняли абсолютно верное решение. С юридической точки зрения, у вас очень сильная позиция. Всё имущество, нажитое в браке, делится пополам, вне зависимости от того, на кого оно оформлено и чей доход был больше. Это касается и квартиры, и дачи, и машины, если она была куплена в браке.
— Машину он до свадьбы покупал, — вздохнула Тоня. — А вот дачу… Её его родители вроде как ему подарили.
— Подарили или он её купил на деньги от продажи их старой квартиры? Есть документы? Договор дарения? — Дмитрий смотрел на неё с профессиональным интересом. — Если договора дарения нет, а есть только договор купли-продажи, оформленный во время брака, то дача считается совместно нажитым имуществом. И неважно, кто давал деньги.
— Я не знаю… Кажется, купля-продажа была…
— Отлично! — улыбнулся Дмитрий. — Это мы выясним. Никита ваш, судя по всему, парень самоуверенный и не очень умный. Такие часто допускают ошибки, считая, что им всё сойдёт с рук. Мы подадим иск о расторжении брака и разделе имущества. Уверен, его ждёт много неприятных сюрпризов.
Общение с Дмитрием придало Тоне уверенности. Она поняла, что не одна, что у неё есть защита. Он объяснил ей каждый шаг, рассказал, какие документы нужно собрать, и заверил, что будет представлять её интересы в суде.
— Главное, — сказал он на прощание, — не вступайте с ним в переговоры в одиночку. Он будет давить, угрожать, манипулировать. Все контакты — только через меня. И смените номер телефона.
Тем временем Никита, оправившись от первого шока, перешёл в наступление. Он начал звонить Тоне, чередуя угрозы и мольбы.
— Вернись, дура! Я всё прощу! — кричал он в трубку. — Ну погорячился, с кем не бывает! Ты же жена, должна понимать!
Когда мольбы не действовали, начинались угрозы.
— Ты пожалеешь об этом! Я тебя по миру пущу! У меня везде связи! Ты ничего не получишь, останешься ни с чем!
Тоня, следуя совету Дмитрия, сменила SIM-карту. Тогда Никита переключился на её мать, но та, видя, как дочь расцвела всего за несколько дней свободы, была непреклонна.
Настоящая буря разразилась, когда Никита получил по почте официальную повестку в суд. Он понял, что Тоня не шутит. В тот же вечер он подкараулил её у подъезда матери.
— Ты что творишь?! — заорал он, преграждая ей дорогу. Его лицо было искажено злобой. — Ты решила меня ограбить?! Какое ты имеешь право на мою квартиру?! На мою дачу?!
— На нашу, Никита, на нашу, — спокойно поправила его Тоня. Она больше его не боялась. — Всё, что куплено в браке, — общее. Мой юрист тебе это популярно объяснит.
— Юрист?! — взвился он. — Ты ещё и юриста наняла?! На какие шиши, позволь спросить?! На свою зарплату кассирши?
— Представь себе, да. Я, в отличие от тебя, не трачу деньги на ежедневные посиделки с друзьями. А теперь отойди, я домой иду.
— Ты никуда не пойдёшь, пока мы не поговорим! — он схватил её за плечо.
В этот момент из-за угла вышел Дмитрий. Он приехал, чтобы завезти Тоне кое-какие документы.
— Уберите от неё руки, — ледяным тоном произнёс он, подходя к ним.
Никита опешил, увидев рядом с Тоней незнакомого мужчину.
— А ты ещё кто такой?! — прорычал он. — Нашла себе хахаля, значит? Быстро ты!
— Я адвокат Антонины, — Дмитрий аккуратно, но сильно отвёл руку Никиты от плеча Тони. — А то, что вы сейчас делаете, называется «физическое насилие» и «угрозы». Статьи Уголовного кодекса напомнить? Или вы, как сотрудник правоохранительных органов, их и так знаете?
Вид спокойного, уверенного в себе Дмитрия и упоминание Уголовного кодекса подействовали на Никиту отрезвляюще. Он понял, что перед ним не испуганная женщина, а человек, который знает закон и свои права.
— Я просто поговорить хотел… — промямлил он, отступая.
— Все разговоры теперь будут вестись в суде. Или через меня. Антонине я настоятельно не рекомендую с вами общаться. А ещё одна такая выходка, и я подам заявление об угрозах. Думаю, вашему начальству это не очень понравится. Прощайте.
Дмитрий проводил Тоню до квартиры, убедился, что она в безопасности.
— Он будет и дальше пытаться вас достать, — сказал он. — Этот тип людей не понимает слов. Он понимает только силу. И мы эту силу ему продемонстрируем. В правовом поле, разумеется.
Судебный процесс обещал быть непростым. Никита и Вера Михайловна подготовились. Они наняли своего адвоката и представили в суде целую кипу фальшивых документов, якобы подтверждающих, что и квартира, и дача были куплены на деньги, подаренные Никите его матерью.
— Это ложь! — возмутилась Тоня на первом же заседании.
— Спокойно, — шепнул ей Дмитрий. — Мы к этому были готовы.
На следующем заседании Дмитрий представил суду доказательства, которые разбили всю линию защиты Никиты вдребезги. Он сделал запросы в банки и получил выписки, доказывающие, что в период покупки недвижимости у Веры Михайловны не было на счетах таких крупных сумм. Более того, он нашёл свидетелей — соседей по старой квартире Веры Михайловны, которые подтвердили, что она продала свою квартиру как раз перед тем, как Никита купил новую. Деньги от продажи были внесены как первоначальный взнос по ипотеке, которую Никита и Тоня потом выплачивали вместе несколько лет.
Что касается дачи, то тут Дмитрий преподнёс главный сюрприз. Он разыскал продавца дачи, пожилого мужчину, который на суде под присягой подтвердил, что вёл переговоры о покупке именно с Антониной, и что она лично передавала ему задаток из своих сбережений.
— Мы с мужем копили на машину, — пояснила Тоня суду. — Но Никита очень хотел дачу. Уговорил меня отдать эти деньги на задаток. Сказал, что потом всё вернёт.
Никита и его мать сидели с каменными лицами. Их ложь рассыпалась на глазах. Адвокат Никиты растерянно перебирал бумаги, понимая, что дело проиграно.
Чтобы добить противника, Дмитрий решил рассказать одну историю, якобы из своей практики.
— Знаете, уважаемый суд, — начал он, обращаясь к судье, но поглядывая на Никиту. — Был у меня один клиент. Очень хитрый человек, как он сам считал. Он разводился с женой и не хотел делить бизнес. И он придумал гениальный, по его мнению, план: оформил фиктивный договор займа на огромную сумму у своего друга, якобы он брал эти деньги на развитие бизнеса. И в суде заявил, что у него не прибыль, а сплошные долги, которые тоже надо делить пополам.
Дмитрий сделал паузу. В зале повисла тишина.
— Жена была в отчаянии. Но мы копнули глубже. Выяснили, что его «друг»-заимодавец — простой водитель с зарплатой в тридцать тысяч рублей, который никогда в жизни не держал в руках таких денег. А подпись на договоре была сделана ручкой с исчезающими чернилами. В итоге, вместо раздела имущества, мой хитроумный клиент получил уголовное дело за мошенничество и попытку подделки документов. Выводы, как говорится, делайте сами.
История была выдуманной от начала и до конца, но подействовала на Никиту сильнее любых юридических аргументов. Он понял, что его тоже могут поймать на лжи, и последствия будут куда серьёзнее, чем просто раздел имущества.
— Этот человек пытается оказать давление на суд и на моего подзащитного! — вскочил адвокат Никиты.
— Вовсе нет, — невозмутимо улыбнулся Дмитрий. — Я просто делюсь забавным случаем из практики. Любые совпадения случайны.
Решение суда было предсказуемым. Квартиру и дачу признали совместно нажитым имуществом и постановили разделить в равных долях. Никиту обязали выплатить Тоне половину их рыночной стоимости.
Это был сокрушительный удар по его самолюбию и кошельку. Чтобы расплатиться с бывшей женой, ему пришлось выставить на продажу и квартиру, и любимую дачу, на которой он так любил принимать друзей.
Но на этом его беды не закончились. История с судом и его позорным проигрышем дошла до его начальства. Один из «друзей», присутствовавший на той злополучной посиделке, оказался не таким уж и другом и с удовольствием поделился пикантными подробностями с общими знакомыми. Поползли слухи о том, как инспектор Никитин пытался обмануть суд, как угрожал бывшей жене. В ГАИ таких историй не любили. Началась внутренняя проверка. Всплыли и другие его «грешки»: мелкие взятки, превышение полномочий. В итоге, его с позором уволили из органов.
Никита остался у разбитого корыта. Без работы, без квартиры, без дачи. Друзья, которые так любили отдыхать у него за чужой счёт, быстро испарились, как только он перестал быть «важным» и «нужным» человеком. Ему пришлось переехать к матери, в её маленькую квартирку на окраине города.
Вера Михайловна, потерявшая статус матери «успешного сына», срывала свою злость на Никите. Теперь уже он выслушивал ежедневные упрёки в том, что он «неудачник», «размазня» и «всё потерял». Закон бумеранга сработал безошибочно.
А что же Тоня?
Получив свою долю от продажи имущества, она впервые в жизни почувствовала себя финансово независимой. Она уволилась из супермаркета. Вместе с Леной они решили осуществить свою давнюю мечту — открыли маленькую уютную кофейню-пекарню. Лена отвечала за бизнес-процессы, а Тоня, которая всегда любила печь, стала душой этого заведения. Её ароматные пироги и булочки быстро прославились на весь район.
Дмитрий часто заходил к ним на кофе. Их отношения из деловых постепенно переросли в дружеские, а затем и в нечто большее. Он был полной противоположностью Никите: умный, заботливый, уважающий её мнение и её дело. Он никогда не называл её «кассиршей», а с гордостью представлял друзьям: «Знакомьтесь, это Антонина. У неё самая лучшая кофейня в городе».
Однажды, сидя вечером в своём уже пустом и пахнущем ванилью и корицей кафе, Тоня смотрела на своё отражение в тёмном окне. На неё смотрела красивая, уверенная в себе женщина с сияющими глазами. Она вспомнила тот вечер, когда заперлась в спальне, тот разговор со свекровью, свой страх и свою решимость. Это был самый страшный и самый правильный шаг в её жизни. Она не опустила руки, она начала бороться. И она победила.
За окном проехала патрульная машина с включённой мигалкой. Тоня проводила её взглядом и улыбнулась. Теперь она точно знала, что настоящая сила не в погонах и не в умении кричать, а в самоуважении и смелости сказать «нет» тому, кто тебя не ценит.
— Тонечка, стой! Куда ты так летишь? У нас не пожар, а всего лишь закончился миндальный сироп! — Лена со смехом поймала подругу за рукав белоснежного фартука, когда та пулей проносилась мимо витрины с пирожными.
Антонина резко затормозила, ухватившись за стойку, и её щеки залил румянец.
— Ой, Лен, прости! Задумалась… Клиент ждёт латте «Амаретто», а я как сонная муха. Сейчас, мигом!
Лена с теплой улыбкой посмотрела на подругу. Прошло полгода с того страшного суда, который перевернул жизнь Тони с ног на голову, а точнее — поставил её с головы на ноги. Шесть месяцев свободы, тишины и… счастья. Робкого, хрупкого, как первый ледок на луже, но самого настоящего. Их маленькая кофейня-пекарня «Уют», открытая наперекор всему, стала для Тони не просто работой, а спасательным кругом, её личной крепостью. Аромат свежей выпечки, корицы и кофе, казалось, вытеснил из её души затхлый запах страха и унижений, в котором она жила годами.
— Ты не просто задумалась, ты где-то витаешь уже неделю, — подмигнула Лена, понизив голос. — Уж не брат ли мой тому виной? Смотри, Тонь, он парень серьёзный. Если что, я за тебя ему голову откручу, родство — не помеха!
Тоня фыркнула, но не смогла сдержать улыбки. Дмитрий. Брат Лены, её адвокат, её спаситель. После суда он не исчез из её жизни. Сначала были звонки — «просто узнать, как дела», потом — «случайно» заезжал за кофе по пути с работы. А потом… потом были долгие прогулки по осеннему парку, тихие разговоры в кино на последнем ряду и его тёплая, надёжная ладонь, которая так бережно сжимала её, словно боясь раздавить хрустальную фигурку.
— Лена, перестань! — с притворной строгостью сказала Тоня, отворачиваясь, чтобы никто не видел её счастливых глаз. — Мы просто… общаемся.
— «Общаемся» они, — проворчала Лена, протирая витрину. — Я вчера Димке звоню, а он мне: «Лен, извини, я занят, мы с Тоней выбираем обои для её спальни». Очень деловое общение, ничего не скажешь!
Тоня замерла с бутылкой сиропа в руках. Это была правда. Вчера они действительно провели полдня в строительном гипермаркете, споря до хрипоты, что лучше — нежные пионы или строгая геометрия. И в этом споре было столько лёгкости, столько смеха и простой человеческой радости, что у Тони до сих пор кружилась голова. С Никитой они тоже когда-то делали ремонт. Точнее, делал он. Он выбирал, он решал, а её мнение неизменно натыкалось на презрительную усмешку: «Тоня, не лезь. Твоё дело — борщи варить, а не в дизайне разбираться. Куда тебе, кассирше…»
От этого воспоминания внутри всё похолодело. Она тряхнула головой, отгоняя наваждение. Прошлое закончилось. Никиты больше нет в её жизни.
Никита Никитин сидел в прокуренной кухне съёмной однушки на окраине города и тупо смотрел в окно. За окном моросил нудный осенний дождь, точь-в-точь как его жизнь. После суда его с позором уволили из ГАИ. Друзья, которые так любили посидеть за его счёт, куда-то испарились. Осталась только мать, Вера Михайловна, чей голос в трубке звенел от плохо скрываемого злорадства и вечных поучений.
— Сынок, ну я же тебе говорила! Говорила, что эта твоя Тонька — змея пригретая! Простая кассирша, а как хвост распушила! И кофейню она открыла, слышишь? Вся из себя бизнес-леди! А на какие шиши, я тебя спрашиваю? На твои! На те, что при разводе оттяпала, обманув суд!
Никита поморщился. Мать, как всегда, била по самому больному. Он и сам не мог спать ночами, представляя, как Тоня — его тихая, забитая Тоня — теперь улыбается другим мужчинам, подавая им кофе. Как она смеётся с этой своей вертихвосткой-подругой Леной. А самое страшное, невыносимое — как она счастлива. Без него.
— Мам, хватит, — устало бросил он в трубку.
— Что значит «хватит»? — взвилась Вера Михайловна. — Ты мужик или кто? Неужели ты позволишь этой… этой выскочке растоптать твою фамилию? Она же тебя по миру пустила! Ты должен бороться! Доказать всем, что она мошенница! Она наверняка прятала деньги ещё до суда, копила на свою забегаловку! Это же мошенничество, Никита! Обман суда!
Слова матери упали на благодатную почву. Последние полгода в душе Никиты росла и крепла удушающая смесь из жалости к себе и жгучей ненависти к бывшей жене. Он винил её во всём: в увольнении, в потере друзей, в своём жалком существовании. Мысль о мести стала навязчивой. Он должен был её вернуть. Не потому, что любил. Любви там давно не было, был лишь хозяйский инстинкт. Он должен был её вернуть, чтобы снова сломать, подчинить, доказать себе и всему миру, что он хозяин положения. А потом — уничтожить. Растоптать её кофейню, её новую жизнь, её счастье.
— Ты права, мама, — сказал он, и в его голосе появились стальные нотки. — Ты абсолютно права. Я должен бороться.
Он положил трубку и впервые за долгое время улыбнулся. Это была улыбка хищника, выследившего жертву. План созрел. Он не будет кричать и угрожать. Он станет другим. Он станет таким, каким Тоня всегда хотела его видеть, — раскаявшимся, любящим, заботливым. Он усыпит её бдительность, вползёт в её жизнь, как змей, а потом нанесёт удар. Ему нужно было лишь найти доказательство. Доказательство того, что она его обманула. И он его найдёт.
В один из солнечных октябрьских дней, когда воздух был прозрачен и пах прелой листвой, дверь кофейни «Уют» тихонько звякнула колокольчиком. Тоня, протирая столик, подняла голову и замерла. На пороге стоял Никита.
Он был не в своей обычной мешковатой куртке, а в элегантном кашемировом пальто. В руках — огромный букет её любимых белых хризантем. Он похудел, осунулся, и во взгляде его больше не было привычной стальной жёсткости, а плескалась вселенская скорбь.
— Тонь… — тихо сказал он, делая шаг вперёд. — Здравствуй.
Из кухни вышла Лена с подносом свежих круассанов. Увидев Никиту, она застыла, как вкопанная, её лицо мгновенно окаменело.
— А ну пошёл вон отсюда! — прошипела она, ставя поднос на стойку. — Тебе здесь не рады! Охрану вызвать?
— Лена, пожалуйста, не надо, — голос Никиты дрогнул. — Я пришёл с миром. Я просто хотел увидеть Тоню. Поговорить.
Тоня молчала, сердце колотилось где-то в горле. Она смотрела на него и не узнавала. Куда делся тот наглый, самоуверенный тиран, который одним взглядом мог заставить её съёжиться? Перед ней стоял побитый жизнью, несчастный человек. И где-то в глубине души, к её собственному ужасу, шевельнулась непрошеная жалость.
— Лен, я сама, — тихо сказала она подруге. — Выйди, пожалуйста.
Лена метнула на неё испепеляющий взгляд, полный недоумения и тревоги, но спорить не стала. Проходя мимо Никиты, она бросила:
— Только попробуй её обидеть. Я из тебя фарш сделаю, понял?
Когда они остались одни, Никита подошёл ближе.
— Тонечка, я… я всё понял, — с надрывом начал он. — Я был таким идиотом, таким слепым скотом. Я потерял тебя, самое дорогое, что у меня было. Я не прошу тебя простить меня, это невозможно. Я просто хочу, чтобы ты знала: я изменился. Та работа, эти дружки… всё это сломало меня. А когда я потерял тебя, я понял, что потерял саму жизнь.
Он протянул ей цветы.
— Это тебе. Я помню, ты их любишь.
Тоня смотрела на цветы, на его страдальческое лицо, и в голове был полный сумбур. Часть её кричала: «Не верь! Гони его! Это ловушка!», но другая, та, что помнила первые годы их брака, когда он ещё казался ей принцем, шептала: «А вдруг правда? Вдруг человек может измениться?»
— Зачем ты пришёл, Никита? — наконец спросила она, не принимая букет.
— Я просто хотел извиниться. И… я хотел бы хоть как-то загладить свою вину. Я знаю, что деньгами этого не сделаешь, но… В общем, я продал машину. Ту самую, из-за которой мы всегда ссорились. Вот, — он достал из кармана конверт. — Это твоя половина. Даже больше. Считай это компенсацией. За всё.
Тоня недоверчиво посмотрела на пухлый конверт. Этого не могло быть. Никита, который за каждую копейку был готов удавиться, добровольно отдаёт деньги?
— Мне не нужны твои деньги, — твёрдо сказала она.
— Я понимаю. Но возьми, прошу тебя. Пусть это будет моим первым шагом к искуплению. Я не прошу ничего взамен. Просто… позволь мне иногда заходить за кофе. Просто видеть тебя. Это всё, о чём я прошу.
Он положил конверт и цветы на столик и, бросив на неё долгий, печальный взгляд, развернулся и ушёл.
Тоня так и осталась стоять посреди зала, оглушённая. Вошедшая Лена тут же подскочила к ней.
— Что он хотел? Что в конверте? Тоня, ты в порядке?
— Он… извинялся. Отдал деньги за машину. Сказал, что изменился, — растерянно пробормотала Тоня.
Лена взяла конверт, заглянула внутрь и присвистнула.
— Ничего себе! Тут приличная сумма. Тонь, не верю! Этот жлоб и копейки бы просто так не отдал. Это какой-то спектакль. Подстава!
— Но выглядел он… таким несчастным.
— Актёр погорелого театра! — отрезала Лена. — Он что-то задумал. Я этого гада как облупленного знаю. Деньги возьми, раз даёт, ты их заслужила. А вот в душу его не пускай. И Димке всё расскажи. Обязательно!
Вечером Тоня рассказала обо всём Дмитрию. Он слушал внимательно, не перебивая, его лицо становилось всё серьёзнее.
— Лена права, Тоня. «Это очень подозрительно», —сказал он, когда она закончила. — Человек, который годами проявлял себя как домашний тиран и патологический жадина, не меняется за полгода. Особенно после такого унизительного для него поражения в суде.
— Но зачем ему этот спектакль?
— Вариантов несколько. Самый простой — он действительно хочет тебя вернуть, усыпив твою бдительность. Но есть и другой, более опасный. Он может собирать на тебя компромат.
— Компромат? Какой? — Тоня удивлённо вскинула брови.
— Он может попытаться инициировать пересмотр дела о разделе имущества. Например, если докажет, что ты скрыла от суда какие-то доходы или активы. Что у тебя были деньги на открытие кофейни ещё до того, как суд вынес решение. Понимаешь? Он хочет выставить тебя мошенницей, чтобы не только вернуть свою долю, но и уничтожить твою репутацию.
Тоня похолодела.
— Но это же бред! У меня не было ни копейки! Ты же знаешь, деньги на первый взнос по аренде дала Лена! Уже после суда.
— Я знаю. Ты знаешь. Лена знает. Но ему нужно не знание, а доказательство. Или то, что можно за него выдать. Поэтому будь предельно осторожна. Никаких разговоров с ним наедине. Никаких «просто по-человечески». Если он появится снова — сразу звони мне. И деньги эти… Давай-ка мы их положим на отдельный счёт и оформим всё официально, как возврат средств по устной договорённости после раздела имущества. Чтобы у него не было повода сказать, что это была взятка или что-то в этом роде.
Слова Дмитрия отрезвили Тоню. Жалость к Никите испарилась, уступив место холодной ярости. Он не изменился. Он просто стал хитрее. Он снова хотел играть её жизнью, снова хотел её уничтожить.
— Хорошо, — твёрдо сказала она. — Я поняла. Больше он меня не обманет.
Но Никита и не думал сдаваться. Его визиты в кофейню стали регулярными. Он приходил раз в два-три дня, всегда в одно и то же время, садился за дальний столик, заказывал чёрный кофе без сахара и молча смотрел, как работает Тоня. Он не пытался заговорить, не лез с расспросами. Он просто был там, навязчивая тень из прошлого. Его молчаливое присутствие давило, выводило из себя. Тоня старалась не обращать на него внимания, но чувствовала его взгляд спиной, кожей.
Лена каждый раз при его появлении демонстративно начинала греметь посудой и громко разговаривать с новой сотрудницей, Зоей Ивановной, колоритной женщиной предпенсионного возраста с острым языком и золотыми руками.
Зоя Ивановна, которую они взяли в пекарню, оказалась настоящей находкой. Она не только пекла божественные пироги по старинным рецептам своей бабушки, но и обладала невероятным чувством юмора и житейской мудростью.
— О, опять этот страдалец всея Руси явился, — пробасила Зоя Ивановна, выглядывая из кухни, когда Никита в очередной раз уселся за свой столик. — Сидит, смотрит, как кот на сметану. Девки, вы бы ему валерьянки в кофе плеснули, что ли. А то вид у него такой, будто он сейчас тут нам всю витрину слезами затопит.
Тоня и Лена прыснули со смеху. С Зоей Ивановной было легче. Она умела разрядить обстановку одной фразой.
— Да это бывший муж Тонечкин, — пояснила Лена. — Ходит, покаяние изображает.
— Покаяние? — хмыкнула Зоя. — Видали мы такие покаяния. У меня соседка была, Марь Иванна. Муж её, Степан, всю жизнь попивал да погуливал. А как цирроз печени ему врачи напророчили, так он тут же в великого праведника превратился. И к иконам прикладывался, и Марь Иванне в любви до гроба клялся. А она, дурёха, уши развесила, поверила. Стала его отварами поить, по санаториям возить. Выходила. А он как на ноги встал, первым делом что сделал? Правильно! Побежал к зазнобе своей, продавщице из соседнего сельпо. Так что, Тонюшка, запомни старую истину: горбатого только могила исправит. А этого твоего… даже не знаю, что и исправит.
Тем временем Вера Михайловна тоже не сидела сложа руки. Она развернула активную кампанию против бывшей невестки. Сначала она обзванивала всех общих знакомых, рассказывая душераздирающие истории о том, как «хищница Тонька обобрала её несчастного сына до нитки». Когда это не возымело эффекта, она перешла к боевым действиям.
Однажды днём она, как фурия, ворвалась в кофейню.
— Где эта аферистка?! — закричала она с порога, оглядывая немногочисленных посетителей. — Явилась, значит, бизнесом она тут заправляет! На деньги моего сына!
Тоня выпрямилась за стойкой, чувствуя, как кровь отхлынула от лица.
— Вера Михайловна, успокойтесь, пожалуйста. Не устраивайте сцен.
— Я не устраиваю сцен! Я хочу справедливости! — визжала свекровь, тыча в Тоню пальцем. — Ты обокрала моего мальчика! Ты разрушила его жизнь! Чтобы ты подавилась этими своими пирожками! Люди добрые, — обратилась она к посетителям, — не ходите сюда! Тут всем заправляет воровка и обманщица!
Лена выскочила из-за стойки, загораживая собой Тоню.
— Так, уважаемая! А ну-ка на выход! Ещё одно слово, и я вызываю полицию за клевету и хулиганство! У меня тут камеры везде, каждое ваше слово записано!
Упоминание о полиции и камерах подействовало на Веру Михайловну отрезвляюще. Она сбавила тон, но продолжала изрыгать проклятия.
— Ты ещё пожалеешь, гадюка! — бросила она Тоне. — Мы с Никиточкой вас в порошок сотрём! Правда на нашей стороне!
С этими словами она гордо удалилась, оставив за собой шлейф ненависти. Посетители, молодая пара, быстро расплатились и ушли. Тоня опустилась на стул, руки у неё дрожали.
— Вот же ведьма старая, — прошипела Лена, наливая Тоне стакан воды. — Ну ничего, мы ей это так не оставим. Димка подаст на неё в суд за оскорбление чести и достоинства.
Но Тоня знала — это только начало. Они не остановятся. Они будут давить, пока не сломают её. Или пока не найдут то, что ищут.
Никита понимал, что его молчаливое присутствие и атаки матери не дают нужного результата. Тоня держалась стойко, её защищали подруга и этот холёный адвокатишка, брат Лены, который, как понял Никита, метил на его место. Нужно было действовать тоньше.
Он решил зайти с другого фланга — через Лену. Однажды вечером он подкараулил её у подъезда.
— Лена, постой, — окликнул он.
Она резко обернулась, готовая к обороне.
— Чего тебе ещё?
— Я хочу поговорить. Без криков. По-человечески.
— С тобой? По-человечески? Не смеши мои тапочки, Никитин.
— Лена, я знаю, ты меня ненавидишь. И есть за что. Но я прошу, выслушай. Я не враг Тоне. Я люблю её.
— Любишь? — Лена расхохоталась ему в лицо. — Это ты называешь любовью? Когда ты запрещал ей со мной видеться? Когда унижал её на каждом шагу? Когда она от твоего голоса вздрагивала? Да ты понятия не имеешь, что такое любовь!
— Я был неправ! — с жаром воскликнул Никита. — Я всё осознал! Я хочу всё исправить. Но она меня не слушает. А ты её лучшая подруга. Помоги мне, Лена. Помоги вернуть её. Я на всё готов. Я на коленях перед ней буду ползать!
Лена смотрела на него с нескрываемым презрением.
— Знаешь, Никитин, а ты хороший актёр. Даже я чуть не поверила. Но есть одна проблема. Я видела Тоню рядом с тобой — забитую, испуганную тень. И я вижу её сейчас — сильную, красивую, смеющуюся женщину. И я скорее себе обе руки отрублю, чем помогу тебе снова превратить её в тень. Так что иди-ка ты… лесом. И чтобы я тебя больше рядом со своим домом не видела.
Она развернулась и зашла в подъезд, оставив его одного в сгущающихся сумерках. План провалился. Ярость захлестнула Никиту. Значит, по-хорошему не получится. Будет по-плохому.
Он начал копать. Он обзванивал старых знакомых, пытался выудить хоть какую-то информацию о том, откуда у Тони могли взяться деньги. Он часами сидел на её страницах в соцсетях, просматривая старые фотографии, комментарии, пытаясь найти хоть какую-то зацепку.
И однажды удача ему улыбнулась. Он просматривал старую, почти забытую переписку Тони с Леной двухлетней давности. И там он нашёл то, что искал. Сообщение от Тони:
«Ленка, привет! Представляешь, мне сегодня приснилось, будто у нас с тобой своя маленькая пекарня! Такая уютная, пахнет ванилью, и мы с тобой печём самые вкусные в мире булочки! Может, это знак? Надо бы начать откладывать потихоньку. С каждой зарплаты хоть по тысяче. Глядишь, лет через десять и накопим на мечту! ;)»
Сердце Никиты забилось в триумфальном экстазе. Вот оно! Вот доказательство! Она планировала это давно! Она втайне от него откладывала деньги! «Семейные» деньги! А в суде нагло врала, что у неё нет никаких сбережений!
Он тут же сделал скриншот. Конечно, это было косвенным доказательством. Сообщение о мечте, шутка про «по тысяче». Но опытный юрист сможет это раскрутить. Представить всё так, будто у неё был чёткий план, который она скрывала. А если надавить, найти других свидетелей…
Он тут же позвонил матери.
— Мама, у меня есть! Я нашёл!
И он, задыхаясь от возбуждения, рассказал ей о своей находке.
— Сыночек! Я знала! Я всегда знала, что ты её на чистую воду выведешь! — ликовала Вера Михайловна. — Что теперь? Сразу в суд?
— Нет. Сначала мы нанесём предупредительный удар. Я отправлю это её адвокату. Пусть знают, что мы не шутим. Пусть начинают бояться.
Дмитрий получил письмо с анонимного электронного адреса. В нём был только скриншот той самой переписки и короткий текст: «Ваша клиентка — лгунья и мошенница. Это только начало. Скоро она ответит за всё по закону. Готовьтесь к новому суду».
Он тут же позвонил Тоне и попросил срочно приехать. Когда Тоня увидела скриншот, она побледнела.
— Боже… Я даже не помню этого… Это же было сто лет назад. Просто болтовня, мечты…
— Я понимаю, — спокойно сказал Дмитрий, наливая ей воды. — Но они попытаются представить это как умышленное сокрытие планов и средств. Это слабое доказательство, почти ничтожное, но нервы они тебе потрепать смогут. Он блефует, пытается тебя запугать.
— И что мне делать?
— Ничего. Жить своей жизнью. Работать. Любить. А с этим, — он кивнул на экран компьютера, — разберусь я. Я подготовлю встречный иск о преследовании и клевете. А этот скриншот… Знаешь, что самое смешное? Он сам дал нам в руки оружие.
— Какое? — не поняла Тоня.
— Он получил доступ к твоей личной переписке. А это, между прочим, нарушение тайны переписки, статья 138 Уголовного кодекса Российской Федерации. Так что теперь уже мы можем припугнуть его. И не просто припугнуть.
Глаза Дмитрия холодно блеснули.
— Он хотел войны. Он её получит.
В тот же вечер он поехал к Никите. Тот жил теперь не один. Дверь открыла Вера Михайловна. Увидев Дмитрия, она вся подобралась, как кошка перед прыжком.
— Вам кого?
— Мне нужен Никита Николаевич. Я — адвокат Антонины Сергеевны.
Из комнаты вышел Никита. Увидев Дмитрия, он самодовольно ухмыльнулся.
— А, защитничек явился. Что, испугались? Правильно делаете.
— Испугался здесь, кажется, только один человек, — спокойно ответил Дмитрий, входя в квартиру. — Тот, кто от бессильной злобы готов пойти на уголовное преступление.
— О чём это вы? — насторожился Никита.
Дмитрий молча положил на стол распечатку статьи 138 УК РФ.
— Нарушение тайны переписки. Наказывается штрафом, исправительными работами или даже лишением свободы на срок до двух лет. Скриншот, который вы прислали, является прямым доказательством того, что вы незаконно получили доступ к личным данным моей клиентки. Я пока не подал заявление в полицию. Я пришёл предложить вам сделку.
Никита и Вера Михайловна переглянулись. Самоуверенность на их лицах сменилась растерянностью.
— Вы, — Дмитрий перевёл взгляд с сына на мать, — и вы, Вера Михайловна, немедленно прекращаете любое преследование Антонины. Никаких визитов, звонков, сцен в кофейне. Вы исчезаете из её жизни. Навсегда. Взамен мы не даём ход этому делу и не подаём иск о защите чести и достоинства и компенсации морального вреда за вашу выходку в кофейне, которая, кстати, записана на видео. Если же вы нарушите это условие… — Дмитрий сделал паузу, — я вам обещаю, что приложу все свои профессиональные усилия, чтобы вы оба получили по заслугам. По максимуму. Вы меня поняли?
Он говорил тихо, почти безэмоционально, но в его голосе звучала такая ледяная угроза, что у Веры Михайловны затряслись губы, а Никита сглотнул вставший в горле ком. Они смотрели на этого спокойного, уверенного в себе мужчину и понимали, что он не шутит. Он их уничтожит.
— Поняли, — выдавил из себя Никита.
— Вот и отлично. Надеюсь, мы больше не увидимся.
Дмитрий развернулся и ушёл, оставив их вдвоём в убогой кухоньке, посреди их разрушенных планов и злобных надежд. Вера Михайловна молча опустилась на табуретку. Впервые за долгое время она не знала, что сказать. Их разбили. Полностью.
Прошёл ещё один год. Кофейня «Уют» процветала. Тоня и Лена открыли вторую точку в другом районе города. Зоя Ивановна теперь заведовала всем пекарским цехом и ворчала, что ей не хватает рук.
О Никите и его матери больше не было ни слуху, ни духу. Они исчезли, будто их и не было. Тоня знала, что это заслуга Дмитрия. Он не просто защитил её, он построил вокруг неё невидимую стену, через которую не могло пробиться зло из прошлого.
В один из тёплых весенних вечеров они с Дмитрием сидели на скамейке в парке. Он обнимал её за плечи, и Тоня, прижавшись к нему, чувствовала абсолютное, всепоглощающее спокойствие. Страх ушёл. Она больше не боялась. Не боялась прошлого, не боялась будущего.
— Тонь, — тихо сказал Дмитрий, — я хотел у тебя кое-что спросить.
Она подняла на него глаза. Он смотрел на неё так нежно, так серьёзно, что у неё перехватило дыхание.
— Выходи за меня замуж.
Он не доставал бархатной коробочки, не становился на одно колено. Он просто сказал эти слова, и в них было всё: и любовь, и надёжность, и обещание счастья.
И Тоня, не раздумывая ни секунды, ответила:
— Да.
Она плакала, но это были слёзы счастья. Слёзы женщины, которая прошла через ад, но не сломалась. Женщины, которая потеряла всё, чтобы обрести себя и настоящую любовь. Она нашла свою тихую гавань. И теперь никто и никогда не сможет поднять бурю в её жизни.
А где-то на другом конце города, в серой, безликой многоэтажке, спивался бывший инспектор ГАИ Никита Никитин. Его мать, Вера Михайловна, постаревшая и сгорбленная, молча ставила перед ним тарелку с супом и уходила в свою комнату, чтобы не видеть пустого взгляда своего единственного, такого несчастного сына. Бумеранг, запущенный ими со злостью и ненавистью, пролетел свой круг и вернулся, ударив по ним самим с сокрушительной силой. Закон жизни, который они так и не смогли понять.
