Десять лет назад муж оставил меня без копейки. Но не ожидал, что бумеранг вернётся к нему таким образом…

— Здравствуй, Таня.

Татьяна вздрогнула, едва не выронив лейку. Голос, который она не слышала почти десять лет, прозвучал так обыденно, будто его обладатель только вчера выходил из этой самой кухни покурить на лестничную клетку. Она медленно обернулась.

На пороге стоял он. Леонид. Её бывший муж. Всё тот же самоуверенный взгляд, та же дорогая рубашка, только теперь с модным узким воротничком. На висках пробилась седина, а вокруг глаз залегли тонкие морщинки, но это лишь добавляло ему лоска. Он не выглядел как человек, который провёл последнее десятилетие в тяжких трудах. Скорее, как тот, кто наслаждался жизнью.

— Что тебе здесь нужно? — голос Татьяны был хриплым, непослушным. В горле встал ком.

— Я по делу, — Леонид прошёл в квартиру, не дожидаясь приглашения, и окинул взглядом свежий ремонт. Оценил новую мебель, светлые обои, блестящий ламинат. — Решил свои имущественные вопросы уладить. Квартиру делить будем.

Лейка всё-таки выпала из её рук. Вода, предназначенная для герани на подоконнике, растеклась тёмным пятном по светлому полу. Делить. Какое простое, деловое слово. Будто речь шла о прибыли в его торговой компании, а не о единственном доме, который был у неё и её сына.

— Какую квартиру, Лёня? — она с трудом заставила себя говорить спокойно, хотя внутри всё клокотало от ярости. — Ту, из которой ты сбежал, оставив меня с трёхлетним Мишкой и долгами по коммуналке? Ту, в которой я десять лет по ночам полы драила после смен в цветочном, чтобы сделать ремонт? Эту квартиру ты собрался делить?

— Ну зачем сразу так, с надрывом? — он поморщился, как от дурного запаха. — По закону, Танечка, по закону. Квартира хоть и твоей бабки, но в собственность ты её оформила уже в браке. И ремонт делала в браке. Так что половина — моя. Всё честно. Я даже юриста нанял, он всё проверил. Без шансов для тебя.

Он сел на новый кухонный стул, закинув ногу на ногу, и посмотрел на неё свысока. В этом взгляде читалось всё: и превосходство, и жалость к ней, бедной цветочнице, и полная уверенность в своей правоте. В тот момент Татьяна поняла, что все эти годы она боялась не его возвращения. Она боялась именно этого взгляда. Взгляда человека, который когда-то клялся ей в любви, а теперь пришёл, чтобы безжалостно отнять последнее.

Но страх, холодный и липкий, который на мгновение сковал её, вдруг отступил, уступая место ледяному, кристально чистому гневу. Она посмотрела на него в ответ, и в её глазах больше не было ни капли той наивной, влюблённой девочки, которую он когда-то оставил.

— Знаешь, Лёня, — произнесла она медленно, выговаривая каждое слово. — Я почему-то так и думала, что ты вернёшься. Именно так. С юристом и разговорами про закон. Поэтому, давай, вызывай своего юриста. А я пока позову своего.

Десять лет назад всё было иначе. Леонид был центром её вселенной. Красивый, амбициозный менеджер, он умел говорить комплименты и дарить недорогие, но эффектные букеты. Татьяна, работавшая тогда в маленьком продуктовом магазине, смотрела на него снизу вверх и не могла поверить своему счастью.

Свадьба была скромной, жили в старенькой «двушке», доставшейся Тане от бабушки. Квартира требовала ремонта, но на это не было денег. Потом родился Мишка. Леонид поначалу радовался, но быстро устал от пелёнок, бессонных ночей и вечного безденежья.

— Таня, я не могу так жить! — кричал он, мечась по крохотной кухне. — Я мужчина, мне нужно развиваться, делать карьеру! А я прихожу домой, а тут вечный ор, запах кислых щей и ты, с потухшими глазами!

— Лёня, но это же наш сын! — плакала она. — Мне тоже тяжело, я целыми днями одна.

— Вот именно! Ты сидишь дома, а я впахиваю за копейки! Мне нужно сменить работу, пойти на повышение, а для этого нужно выглядеть соответственно, общаться с нужными людьми! А у меня даже на приличный костюм денег нет!

Он становился всё раздражительнее. Скандалы вспыхивали по любому поводу. А потом, когда Мишке исполнилось три, он просто не пришёл домой. Собрал вещи днём, пока она с сыном гуляла, и исчез. Оставил на столе записку: «Прости, я так больше не могу. На развод подам сам». Алиментов она так и не увидела. Первые месяцы он ещё отвечал на звонки, кормил обещаниями, а потом просто сменил номер.

Это было страшное время. Таня осталась одна, с маленьким ребёнком на руках, с мизерным пособием и квартирой, которая грозила развалиться. Старые деревянные окна продувало, сантехника текла, а проводка искрила. Иногда, уложив сына спать, она садилась на кухне и просто выла от бессилия.

Именно в один из таких вечеров к ней пришла её мать, Светлана Анатольевна, женщина суровая, но мудрая. Она молча выслушала рыдания дочери, а потом жёстко сказала:

— Хватит реветь. Слёзы — это вода, ими дыры в стенах не залатаешь. Думаешь, ты первая, кого мужик бросил? И не последняя. Теперь у тебя один главный мужчина в жизни, — она кивнула на дверь в комнату, где спал Мишка. — Ради него и будешь жить.

— Мама, как жить? У меня денег нет даже на то, чтобы сапоги сыну новые купить! А квартира… Она же вот-вот рассыплется!

— А вот с квартирой мы сейчас и разберёмся, — Светлана Анатольевна достала из сумки блокнот и ручку. — Запомни, дочка, раз и навсегда. Мужчины приходят и уходят, а недвижимость — остаётся. И документы на неё должны быть в идеальном порядке. Твой Лёнька сейчас где-то порхает, жизнь новую строит. А пройдёт лет десять-пятнадцать, станет он старый и никому не нужный, и знаешь, куда он приползёт? Сюда. Делить твою бабушкину квартиру. Потому что по закону, раз ты её в собственность в браке оформила, он имеет право.

Таня тогда отмахнулась:

— Мам, ну что ты такое говоришь! Да он и не вспомнит про нас!

— Вспомнит, доченька, ещё как вспомнит, когда жареный петух в одно место клюнет, — отрезала мать. — Поэтому слушай меня внимательно. С завтрашнего дня ты начинаешь новую жизнь. И в этой жизни ты будешь всё делать по уму. Устроишься на нормальную работу. Я тебе помогу, у знакомой в цветочном павильоне место освободилось. А на ремонт я тебе денег дам. Но! — она подняла палец. — Не просто так. Мы всё оформим официально.

— Как это? — не поняла Таня.

— А так. Я продаю дачу. Деньги перевожу тебе на счёт. Официально, через банк, с назначением платежа: «Дар от матери на ремонт квартиры». И ты заключаешь со мной договор дарения. Чтобы любая собака в суде потом видела, что это не совместно нажитые средства, а мои личные деньги, подаренные тебе. И все чеки, все договоры с рабочими — всё собираешь в отдельную папочку. Каждый гвоздь, каждая банка краски — всё должно быть учтено. Поняла?

Таня тогда не до конца понимала, зачем нужны такие сложности. Ей казалось, что мать сгущает краски. Но материнский авторитет был непререкаем. Она сделала всё, как та велела. Открыла счёт, приняла деньги, подписала договор. И начала долгий, мучительный путь по преображению своего жилья и своей жизни.

Она устроилась в цветочный салон. Работа была непростой: на ногах с утра до вечера, руки исколоты шипами, постоянный холод от холодильников. Но Таня быстро втянулась. Ей нравилось создавать красоту, видеть улыбки людей. Она научилась разбираться в цветах, и это знание оказалось куда глубже, чем она думала.

— Вот смотри, — объясняла она как-то пожилой покупательнице, сомневающейся в выборе. — Альстромерия — это цветок дружбы. Он долго стоит и почти не пахнет, идеален для тех, у кого аллергия. А вот фрезия — это аристократка, символ доверия. Её аромат раскрывается постепенно, как хороший разговор. Нельзя просто так составить букет. Нужно понять, что ты хочешь сказать человеку. Цветы — это тоже язык.

Постепенно её жизнь налаживалась. Мишка пошёл в сад, потом в школу. Она сделала в квартире ремонт. Сначала поменяла окна и сантехнику. Потом наняла бригаду, чтобы выровнять стены и полы. Каждую копейку она откладывала, во всём себе отказывая. Но когда она видела, как преображается её дом, как он становится тёплым, уютным и безопасным, она чувствовала невероятную гордость.

А папка с чеками и договорами всё росла. Она стала для Татьяны своего рода дневником её борьбы. Вот договор на установку пластиковых окон, оплаченный с того самого счёта. Вот чеки на итальянскую плитку в ванную. Вот расписки от мастера, который циклевал паркет. Она хранила всё. Иногда, открывая эту папку, она вспоминала слова матери и думала: неужели этот день действительно настанет?

И вот он настал.

— Виктор Петрович, здравствуйте. Это Татьяна Волкова. Помните, мы с вами консультировались несколько лет назад? — Таня говорила в трубку твёрдо, хотя руки немного дрожали. — Кажется, ваш прогноз сбылся. Он пришёл.

Виктор Петрович, пожилой, седовласый юрист, которого посоветовала ей мать, выслушал её спокойно.

— Не волнуйтесь, Татьяна Игоревна. Мы к этому готовы. Приглашайте вашего бывшего супруга и его представителя ко мне в офис. Скажем, на завтра, на три часа. И захватите с собой вашу знаменитую папочку.

На следующий день Татьяна сидела в приёмной юридической конторы. Рядом с ней — мать, Светлана Анатольевна, прямая и несгибаемая, как гвардеец на посту. Дверь открылась, и вошёл Леонид. С ним был молодой, холёный юрист с дорогим портфелем.

— Таня, я же предлагал решить всё миром, — с укором сказал Леонид. — Зачем эти сложности, конторы? Отдала бы мне мою долю, и разъехались бы.

— Свою долю чего, Лёня? — тихо спросила она. — Своего отсутствия? Своих обещаний? Своего предательства? Какую долю ты хочешь получить?

Он нахмурился, не найдя, что ответить.

В кабинете Виктора Петровича молодой юрист Леонида сразу взял быка за рога. Он разложил на столе документы: свидетельство о браке, выписку из ЕГРН, подтверждающую, что право собственности на квартиру было зарегистрировано в период брака.

— Итак, уважаемые, — начал он бойко. — Ситуация предельно ясна. Согласно статье 34 Семейного кодекса Российской Федерации, имущество, нажитое супругами во время брака, является их совместной собственностью. Квартира была оформлена в браке, следовательно, мой доверитель, Леонид Андреевич, имеет право на одну вторую долю. Все улучшения, произведённые в квартире, также являются совместной собственностью. Мы готовы пойти на мировую и выкупить долю Татьяны Игоревны по рыночной стоимости, за вычетом доли моего доверителя.

Он закончил речь и самодовольно откинулся на спинку стула. Леонид смотрел на Татьяну с торжеством.

Виктор Петрович, не говоря ни слова, взял со стола пухлую папку, которую принесла Татьяна, и положил её перед молодым коллегой.

— Пожалуйста, ознакомьтесь, — мягко сказал он.

Юрист Леонида с недоумением открыл папку. Его лицо постепенно менялось. Брови ползли вверх, на лбу пролегла складка. Он листал страницу за страницей. Договор дарения денежных средств от матери — дочери. Банковская выписка, подтверждающая целевой перевод. Договоры с ремонтными бригадами, где заказчиком выступала Татьяна. Десятки, сотни чеков на стройматериалы, мебель, технику, оплаченные с её личной банковской карты.

— Что это? — растерянно пробормотал он, поднимая глаза на Виктора Петровича.

— А это, молодой человек, статья 36 того же Семейного кодекса, — с удовольствием пояснил пожилой юрист. — Имущество, принадлежавшее каждому из супругов до вступления в брак, а также имущество, полученное одним из супругов во время брака в дар, в порядке наследования или по иным безвозмездным сделкам, является его собственностью. Квартира досталась Татьяне Игоревне по наследству от бабушки, что подтверждается завещанием. Да, право собственности было зарегистрировано в браке, но основание возникновения этого права — наследование — возникло до него. А что касается ремонта…

Он сделал паузу, давая молодому оппоненту осознать масштаб катастрофы.

— Все улучшения в квартире, как вы можете видеть из этих документов, были произведены на личные средства Татьяны Игоревны, полученные ею в дар от её матери. Ни одной копейки из так называемого «общего бюджета», которого, к слову, с момента ухода вашего доверителя и не существовало, в эту квартиру вложено не было. Таким образом, ни сама квартира, ни её улучшения не являются совместно нажитым имуществом. И ваш доверитель, Леонид Андреевич, не имеет на неё абсолютно никаких прав.

В кабинете повисла тишина. Молодой юрист судорожно перебирал бумаги, понимая, что дело проиграно. А Леонид… Он смотрел то на своего представителя, то на Татьяну. Его лицо из самоуверенного превратилось в растерянное, а затем — в злое и униженное.

— Ты… ты всё это время готовилась? — прохрипел он, глядя на Татьяну. — Десять лет… ты знала, что я приду, и готовила мне ловушку?

И тут вперёд подалась Светлана Анатольевна. Она посмотрела на Леонида в упор своим пронзительным, не терпящим возражений взглядом.

— Это не ловушка, милок. Это называется — ум. То, чего тебе всегда не хватало. Ты думал, бросил девчонку глупую, она поплачет и пропадёт? А она не пропала. Она сына вырастила, дом в порядок привела, себя в человека превратила. А ты кем стал, Лёня? Пришёл чужое отбирать, потому что своего нажить не смог?

Это был удар в самое больное место. Леонид побагровел.

— Да что вы понимаете! — вскочил он. — Я бизнес строил! У меня… у меня были трудности!

— У всех бывают трудности, — спокойно ответила Татьяна, впервые за весь разговор почувствовав не гнев, а какую-то опустошающую жалость к этому человеку. — Только одни их преодолевают, а другие бегут, а потом возвращаются, чтобы поживиться за счёт тех, кто оказался сильнее. Уходи, Лёня. У тебя здесь ничего нет. И никогда не было.

Леонид открыл рот, чтобы что-то крикнуть, но, встретившись с её спокойным, твёрдым взглядом, сдулся. Он понял, что проиграл. Не юристу. Он проиграл этой женщине, которую считал слабой и ни на что не способной. Молча, не попрощавшись, он вышел из кабинета. Его юрист, пробормотав извинения, поспешил за ним.

Вечером Таня сидела на своей сияющей чистотой кухне. Рядом с ней сидела мать, и они пили чай с её фирменным яблочным пирогом. За окном зажигались огни большого города.

— Спасибо, мама, — тихо сказала Таня. — Если бы не ты тогда… я бы не справилась.

— Справилась бы, — уверенно ответила Светлана Анатольевна. — Может, дольше и труднее, но справилась бы. В тебе стержень есть, Танюша. Просто он спал, пока жизнь тебя не встряхнула. Запомни, дочка, самая лучшая опора в жизни — это твой собственный позвоночник. Ни на кого нельзя надеяться так, как на саму себя. И бороться можно и нужно всегда! Даже когда кажется, что всё, конец. Это не конец, это просто начало нового подъёма.

Таня посмотрела на свои руки. Они уже не были нежными руками юной девушки. Кожа огрубела от работы с землёй и водой, на пальцах были старые царапины от шипов. Но это были руки, которые создавали красоту. Руки, которые построили этот дом. Руки, которые вырастили сына.

В комнату заглянул тринадцатилетний Мишка, высокий, серьёзный, так похожий и не похожий на своего отца.

— Мам, всё в порядке?

— Да, сынок, — улыбнулась Таня. — Теперь всё в полном порядке.

Она знала, что Леонид больше никогда не появится в её жизни. Он получил свой главный урок. А она — свою главную победу. Победу не над ним, а над собственным страхом и отчаянием. Она сидела в своей крепости, которую отстояла сама, и чувствовала абсолютное, безмятежное спокойствие. Впереди была целая жизнь, и она была к ней готова.

— Татьяна Игоревна Волкова? Распишитесь в получении.

Женщина в форме почтового работника протянула Татьяне казённый конверт и квитанцию. Сердце ухнуло куда-то вниз, в ледяную пустоту. За последние недели она только-только начала дышать полной грудью, сбросив с плеч десятилетний груз страха и неопределённости. Победа в кабинете юриста была окончательной и безоговорочной. Леонид исчез, растворился, и ей казалось, что теперь-то уж точно всё позади. И вот опять. Официальное письмо.

— Что это? — спросила она, хотя уже догадывалась. Пальцы не слушались, с трудом выводя подпись.

— Повестка в суд, — безразлично бросила почтальон и, забрав квитанцию, зашагала вниз по лестнице.

Татьяна закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Конверт в руках казался тяжёлым, как камень. Она медленно прошла на кухню, села на тот самый стул, где совсем недавно сидел Леонид, и вскрыла бумагу.

«Исковое заявление о признании права собственности на 1/2 долю в квартире и разделе совместно нажитого имущества».

Она пробежала глазами текст. Ничего не понимала. Какой раздел? Какого имущества? Всё же уже решено! Но потом её взгляд зацепился за фамилию истца: «Смирнова Ангелина Валерьевна». И адрес квартиры, подлежащей разделу… Это был не её адрес. Элитный жилой комплекс «Золотые Паруса» на набережной. Улица, на которой она в жизни не бывала.

Татьяна несколько раз перечитала документ, но смысл ускользал, рассыпался на отдельные, бессвязные слова. Голова закружилась. Это какая-то ошибка. Абсурд. При чём здесь она? Какая-то Смирнова, какие-то «Золотые Паруса»… Может, просто перепутали, тёзка? Но домашний адрес в повестке стоял её.

Первым порывом было разорвать эту нелепую бумажку и выбросить. Но горький опыт последних лет научил её, что от проблем не убежишь. Она набрала номер Виктора Петровича.

— Виктор Петрович, здравствуйте… Это снова я, Волкова… — голос дрожал. — Я получила… я не понимаю, что это…

— Спокойно, Татьяна Игоревна, без паники, — раздался в трубке его привычно ровный голос. — Приезжайте ко мне. И захватите этот документ. Будем разбираться.

В кабинете юриста пахло кофе и старыми книгами. Этот запах успокаивал. Виктор Петрович внимательно, не пропуская ни буквы, изучил исковое заявление. Он долго молчал, постукивая пальцами по столу, а его густые седые брови сошлись на переносице.

— Интересное кино, — наконец произнёс он. — Очень интересное. Итак, некая гражданка Смирнова утверждает, что состояла в фактических брачных отношениях с вашим бывшим мужем, Леонидом. И что в этот период они совместно приобрели квартиру в «Золотых Парусах». Но квартиру эту ваш предусмотрительный Леонид… оформил на вас.

Татьяна смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— На меня? Но как? Я никаких документов не подписывала! Я даже не знала о существовании этой квартиры!

— А вам и не нужно было ничего подписывать. Покупка, судя по дате, была совершена семь лет назад. Вы тогда ещё состояли с ним в официальном браке, хоть и не жили вместе. Развод-то он оформил только пять лет назад, помните? Вероятно, у него осталась ксерокопия вашего старого паспорта, который вы меняли как раз после развода. Этой копии и простого договора купли-продажи, где вы указаны покупателем, было достаточно для регистрации сделки в Росреестре. Вашего личного присутствия не требовалось.

— Но зачем?.. Зачем ему было оформлять квартиру на меня?

Виктор Петрович откинулся в кресле и посмотрел на Татьяну поверх очков.

— О, здесь может быть масса причин. Ваш бывший супруг, как мы уже поняли, человек хитрый, но не очень умный. Возможно, он не доверял своей новой пассии и не хотел оформлять дорогое имущество на неё. Возможно, у него были какие-то дела, долги, и он не хотел, чтобы квартира числилась за ним. Оформить на жену, с которой не живёшь, — идеальный вариант. Он, видимо, думал, что вы, тихая, забитая женщина, в любой момент подпишете ему дарственную, не задавая лишних вопросов. Он просто использовал вас как… номинального владельца. Как сейф, в который можно положить ценности, а потом забрать. Но, видимо, что-то пошло не так. Он либо не успел переоформить квартиру на себя, либо они с этой дамой расстались раньше. И теперь она, зная, что вложила в покупку свои деньги, требует свою долю. Но по документам-то собственник — вы. Поэтому и иск подан к вам.

Татьяна молчала, пытаясь осознать всю дикость ситуации. Десять лет она жила, не подозревая, что является владелицей элитной недвижимости. А её бывший муж, который бросил её с ребёнком без копейки, в это время покупал дорогие квартиры и вписывал её имя в документы, как в гроссбух. Ярость, которую она испытала при его первом появлении, вернулась с новой силой. Но к ней примешивалось ещё и какое-то горькое, унизительное чувство. Он не просто бросил её. Он продолжал пользоваться ею все эти годы, даже не ставя её в известность.

— Что… что теперь делать? — прошептала она.

— Для начала — успокоиться. А потом — бороться. Ситуация, конечно, запутанная, но не безнадёжная. Во-первых, я немедленно сделаю официальный запрос в Росреестр, чтобы получить полную выписку по этому объекту. Нужно видеть всю историю. Во-вторых, нам нужно понять, есть ли у этой Смирновой доказательства, что она вкладывала в покупку свои деньги. Чеки, банковские переводы… Если она платила наличными, доказать что-либо ей будет практически невозможно. И в-третьих… — он выдержал паузу. — Татьяна Игоревна, вы понимаете, что если мадам Смирнова не сможет доказать свои вложения, то по закону… эта квартира — ваша?

Татьяна вздрогнула.

— Моя? Но я не хочу! Я не хочу ничего, что связано с ним! Это грязные деньги, грязная история!

— Эмоции в сторону, — мягко, но настойчиво сказал юрист. — Давайте рассуждать здраво. Вы десять лет в одиночку растили сына. Вы работали не покладая рук, чтобы отремонтировать своё единственное жильё, которое этот человек тоже хотел у вас отнять. Считайте это… компенсацией. Бумерангом судьбы, если хотите. Он хотел вас использовать, а в итоге может сделать вас богатой женщиной. Не спешите отказываться. Давайте сначала выиграем этот суд.

Через несколько дней, когда Виктор Петрович подтвердил, что выписка из Росреестра не оставляет сомнений — собственником квартиры действительно числится Волкова Татьяна Игоревна, — раздался звонок. В цветочном салоне, где работала Таня.

— Здравствуйте, я могу поговорить с Татьяной?

Голос в трубке был женский, с властными, стальными нотками.

— Я вас слушаю.

— Меня зовут Ангелина. Я думаю, вы понимаете, по какому я вопросу. Нам нужно встретиться и поговорить. Думаю, в ваших интересах решить дело миром.

Татьяна похолодела. Одно дело — безликая фамилия в судебном иске, и совсем другое — живой голос.

— У меня нет с вами тем для разговоров. Все вопросы — через моего юриста, — твёрдо ответила она, удивляясь собственной выдержке.

— Ах, вот как мы заговорили! С юристом! — в голосе послышалась ядовитая насмешка. — Не строй из себя бизнес-леди, цветочница. Я знаю, кто ты. Лёня мне всё про тебя рассказал. Серая мышь, которая всю жизнь за его счёт жила. Так вот, слушай сюда, серая мышь. Квартира — моя. Я за неё платила. А ты сейчас же пойдёшь к нотариусу и перепишешь её на меня. Иначе я твою жизнь превращу в ад. Поняла?

— До свидания, — Таня нажала отбой и прислонилась к холодному стеклу холодильника с розами. Руки дрожали. Какой же мразью нужно быть, чтобы так очернить её перед другой женщиной? Рассказать, что это она жила за его счёт… Он, который не заплатил ни рубля алиментов!

Но страх быстро сменился упрямством. Нет. Она не позволит себя запугивать. Ни ему, ни его любовнице. Она слишком долго училась быть сильной, чтобы сейчас сдаться.

Вечером она рассказала обо всём матери. Светлана Анатольевна, выслушав, хмыкнула.

— Шила в мешке не утаишь, — сказала она свою любимую поговорку. — Врёт твой Лёнька, как дышит. И эта его пассия, видимо, такая же. Знаешь, дочка, почему лжецы так часто проигрывают? Они строят свой мир на песке. Думают, что стены крепкие, а про фундамент забывают. А потом одна волна правды — и всё рушится. Эта Ангелина потому и злится, и угрожает, что чувствует — нет у неё фундамента. Нет доказательств. Были бы — она бы спокойно в суде их предъявила, а не звонила бы тебе с угрозами. Так что держись своей линии. И ничего не бойся. Правда на твоей стороне.

Судебное заседание напоминало театр абсурда. Ангелина Смирнова, эффектная блондинка в дорогом брючном костюме, говорила много и горячо. Она рассказывала суду трогательную историю о большой любви, о совместных планах на будущее, о том, как они с Леонидом вместе выбирали эту квартиру, «своё гнёздышко», как вместе делали ремонт. Леонид, вызванный в качестве свидетеля, сидел рядом и уныло поддакивал, избегая смотреть на Татьяну.

— Да, ваша честь, мы всё делали вместе, — мямлил он. — Я… я доверял Ангелине, а она — мне. Мы собирались пожениться… А на жену бывшую оформил… ну, так получилось. Чисто технический момент. Я собирался всё переоформить, как только улажу дела с разводом.

— А какие доказательства вложения личных средств вы можете предоставить, уважаемая истица? — бесстрастно поинтересовался судья, пожилой мужчина с усталым лицом.

И тут всё красноречие Ангелины иссякло.

— Ну как… Я ему деньги отдавала. Наличными. У меня свой бизнес, я могу себе это позволить. Мы вместе ездили в банк, я снимала со своего счёта, а он вносил на свой, и уже с его счёта шла оплата застройщику.

— То есть, платёжные документы оформлены на Леонида Андреевича? — уточнил Виктор Петрович.

— Да! Но деньги-то были мои! Он же свидетель! Лёня, скажи!

Леонид под взглядом судьи съёжился.

— Ну… да… деньги Ангелина давала…

— А у вас есть выписки с ваших счетов, подтверждающие снятие крупных сумм именно в эти даты? — спросил судья.

Ангелина замялась.

— Я… я не помню точно. Это давно было. Я не думала, что придётся отчитываться…

Виктор Петрович поднялся.

— Ваша честь, позвольте обратить внимание суда на несколько фактов. Истица утверждает, что состояла в отношениях с Леонидом Андреевичем и они совместно приобретали имущество. Однако в этот период Леонид Андреевич состоял в законном браке с моей доверительницей. Следовательно, даже если предположить, что денежные средства, которые он вносил за квартиру, были его личными, они всё равно считаются совместно нажитыми в браке с Волковой Татьяной Игоревной. Деньги же, якобы переданные ему истицей, никак документально не подтверждены. Это просто слова. А вот право собственности моей доверительницы подтверждено документом — выпиской из ЕГРН. И оно никем не оспорено. Прошу в иске отказать в полном объёме.

Решение суда было предсказуемым. В иске Смирновой отказать за отсутствием доказательств. Квартира на набережной осталась за Татьяной.

Когда она вышла из зала суда, в коридоре её ждал Леонид. Ангелины с ним уже не было. Он выглядел постаревшим и жалким.

— Таня… — начал он. — Я… Поздравляю. Ты молодец.

— Уйди с дороги, Лёня, — сказала она, даже не посмотрев на него.

— Подожди! Таня, я всё понимаю! Я был неправ! Я такая сволочь! Но ты… ты же не оставишь меня на улице? Та квартира… Это всё, что у меня было! Ангелина меня выгнала, с работы уволили… Мне некуда идти! Может, я хоть поживу там немного? Или… давай продадим её и поделим деньги? По-честному? Ты же не зверь, Таня! У нас же сын!

В этот момент Таня остановилась и посмотрела ему в глаза. И не увидела там ни раскаяния, ни сожаления. Только страх и жадность. Он даже сейчас пытался манипулировать ею, давить на жалость, прикрываться сыном.

— Сыном, говоришь? — её голос зазвенел от гнева. — Ты вспомнил о сыне? А где ты был, когда ему нужны были лекарства, а у меня не было денег? Где ты был, когда он в первый раз пошёл в школу, и мне пришлось занимать, чтобы купить ему костюм? Где ты был все эти тринадцать лет, Лёня?! Ты не имеешь права даже произносить его имя! Ты для него — чужой человек! А теперь слушай меня. Ничего твоего в моей жизни нет. Ни этой квартиры, ни прошлой. И тебя в ней тоже нет. Прощай.

Она развернулась и пошла прочь по длинному гулкому коридору, не оборачиваясь. Она чувствовала его взгляд в спину, но ей было всё равно. Впервые за много лет она чувствовала себя абсолютно свободной.

Через неделю они с Мишкой и мамой поехали смотреть квартиру. «Золотые Паруса» впечатляли: закрытая территория, консьерж, сверкающие холлы. Квартира была на пятнадцатом этаже, с панорамными окнами на реку. Огромная, светлая, с дорогим, но безвкусным ремонтом в золотисто-бежевых тонах.

Они ходили по пустым комнатам, и их шаги гулко отдавались в тишине.

— Ничего себе, — выдохнул Мишка, прильнув к окну. — Вид какой! Мам, мы здесь будем жить?

Таня посмотрела на сына, потом на мать. Светлана Анатольевна молча осматривала лепнину на потолке, неодобрительно поджав губы.

Таня подошла к сыну и обняла его за плечи.

— Нет, сынок. Мы здесь жить не будем.

— Почему? — удивился он. — Тут же круто!

— Потому что это не наш дом, Миша. Это… декорация. Чужая жизнь, построенная на лжи. А наш дом — там. Где пахнет бабушкиными пирогами, где на подоконнике цветёт моя герань, где на полке стоят твои первые рисунки. Понимаешь?

В его глазах на мгновение промелькнуло разочарование, но потом он посмотрел на мать, на её серьёзное, но такое родное лицо, и вдруг по-взрослому кивнул.

— Понимаю, мам. Ты права. Наша квартира лучше. Она… живая.

У Татьяны на глаза навернулись слёзы. В этот момент она поняла, что вырастила настоящего мужчину. Не того, кто гонится за блестящей мишурой, а того, кто ценит настоящее.

Она приняла решение в ту же секунду.

— Мы продадим эту квартиру, — сказала она твёрдо. — Часть денег я положу тебе на счёт. На учёбу. Ты сможешь поступить в любой вуз, в какой захочешь. Часть — отложим бабушке, чтобы она наконец-то съездила в санаторий, о котором мечтала. А на оставшиеся… я, может быть, открою свой маленький цветочный магазин. Всегда об этом мечтала.

Она стояла посреди этой чужой, холодной роскоши и чувствовала себя хозяйкой не квартиры, а своей собственной судьбы. Леонид, пытаясь обмануть всех, сам того не желая, дал ей то, чего ей так не хватало для полного счастья — уверенность в завтрашнем дне и возможность осуществить свою мечту. Бумеранг вернулся, но ударил не по ней. Он просто принёс ей то, что она заслужила своим трудом, терпением и несгибаемой верой в справедливость.

Оцените статью
Десять лет назад муж оставил меня без копейки. Но не ожидал, что бумеранг вернётся к нему таким образом…
— Подпиши дарственную на мою маму прямо сейчас! — потребовал муж, протягивая документы на моём дне рождения