Если бы тридцать лет жизни Людмилы Горошкиной решили экранизировать, последнюю сцену точно сняли бы в замедленной съемке под трагическую музыку. Вот она, стильная, с шикарной стрижкой за сто пятьдесят тысяч рублей (последнее достижение дорогого московского стилиста Аркадия, который величал ее не иначе как «Люсиль»), выходит из вагона поезда «Москва-Лучезарный». Небо над заснеженным городком было хмурым, перламутрово-свинцовым, точь-в-точь как ее настроение и цвет ее некогда дизайнерского пальто, которое она теперь в шутку называла «пыльник разбитых надежд».
В руке – чемодан на колесиках, внутри которого уместилось все бывшее счастье: пара дизайнерских платьев, шуба (купленная на распродаже, но кто об этом знает?), фотография с бывшим мужем Олегом, где они еще улыбаются на фоне Эйфелевой башни. Позже выяснилось, что это была парижская булочная в Мытищах, но снимок вышел удачным
Столичная жизнь Люси была похожа на плохой анекдот. Разведенка, без детей, без денег, без перспектив. И ведь догадывалась, что муж изменяет! Но чтобы так подло, так цинично…
Однажды, ее просто поставили перед фактом — двадцатипятилетняя любовница Олега, Катюша беременна. Люсю же, вежливо, но твердо попросили «освободить жилплощадь для будущей матери его ребенка и наследника».
— Но я же тоже могла бы быть матерью твоего ребенка! — почти выкрикнула Люся тогда, чувствуя, как по щекам текут предательские слезы.
— Могла бы, Людмила, могла бы, – холодно ответил Олег. – Но, увы, биологические часы – не механические, их заводом не вернешь. А мне нужен продолжатель моего дела.
После развода, Люся не получила ничего! Все, что имела семья Горошкиных, принадлежало Олегу еще до брака. Пришлось собрать чемоданы и выехать из квартиры.
Дорога от вокзала до маминого дома пролетела как в тумане. Таксист, дядя Вася, который возил ее на танцы еще юной девушкой на своем «Москвиче-412», узнал, радостно захлопал в ладоши: — Люська! В нашем Лучезаровском полку прибыло! В гости к маме?
Люся сжавшись в комочек на потрепанном сиденье старенького автомобиля, молча кивала, глотая слезы.
— В гости… На ПМЖ, дядя Вася. На вечное поселение, как декабристка, только без дворянского титула и права переписки.
Дом ее детства выглядел так же прочно и неуютно, как и много лет назад. Никаких изысков, никакого лоска. «Зато свой, оплаченный, без ипотеки», — с горькой иронией подумала Люся.
Дверь открыла мама, Надежда Ивановна Куликова. Выглядела она, как всегда, на пять с плюсом – строгая стрижка «под мальчика», элегантный домашний костюм цвета спелого баклажана, ни единого намека на растерянность или быт. Увидела дочь, заплаканные глаза и одинокий чемодан, и лицо Надежды Ивановны дрогнуло лишь на секунду. Мама всегда была мастером по сокрытию эмоций, лучше любого покерного игрока.
— Люська, родная моя, — вздохнула мать, широко распахивая дверь. — Заходи, проходи. Не стой на пороге, сквозняк. Все наладится. Обязательно наладится. Дмитрий! Дима, неси чемодан в комнату, у Люси руки, небось, от усталости трясутся!
Из глубины квартиры, как из берлоги, появился отчим, Дмитрий Николаевич Куликов, майор в отставке, мужчина с фигурой медведя, руками грузчика и добрыми, чуть усталыми глазами.
— Люся! Прелесть какая! — прогремел он, легко взвалив двадцатикилограммовый чемодан на плечо, как пушинку. — Давно тебя не видели! Совсем московской львицей стала! Лешка! Лешка, выходи из-за компьютера, сестра приехала!
Из-за его спины, словно мышка-норушка, робко выглянул двенадцатилетний Лешка, Люсин сводный брат, весь в маму — такой же собранный и серьезный, в очках с толстыми линзами.
— Привет, — буркнул младший брат, с интересом разглядывая свою сестрицу — столичную модницу и ее замшевые ботильоны.
И вот она сидит на кухне, на том самом месте, что и в детстве. Мама накрыла на стол, а Дмитрий Николаевич начал расспрашивать о Москве, старательно обходя острые углы.
— Ну как там, в столице? Пробки, наверное, жуткие? А на Красной площади новогодний базар уже открыли? — спрашивал он, по-медвежьи нависая над столом.
— Дмитрий, отойди от стола, ты Люсе всю видимость загораживаешь, — одернула его мама. — И не сыпь вопросами как из пулемета. Дай человеку кофе выпить.
— Да я ничего, мам, — Люся сделала глоток. Кофе был отменным. Мама всегда умела создавать уют даже в эпицентре хаоса. — Пробки – да, жуткие. Базар – не знаю, не до того было.
— А Олег как? Как же он тебя одну отпустил? Почему вместе не приехали? — с непотушенным любопытством спросил Дмитрий Николаевич.
— Дмитрий! — голос Надежды Ивановны прозвучал как выстрел.
— Что «Дмитрий»? Я же по-хорошему спрашиваю!
— Олегу теперь совершенно не до меня, — с горькой иронией сказала Люся. — У него… новая семья. Беременная.
В кухне повисла тягостная тишина. Лешка, почуяв неладное, тихо ретировался в свою комнату.
— Ах, так… — еле ворочая языком произнес отчим, покраснев как рак. — Ну, тогда… тогда он… в общем, не прав он, да и все! Ты, дочь, не расстраивайся! Найдем тебе в нашем Лучезарном такого принца, что ахнешь! Я ведь сыщик! Найду, веришь?
— Да, сиди, уж, сыщик, — Надежда Ивановна легонько ударила мужа полотенцем и нахмурилась.
Люся с трудом сдержала улыбку. Защита у нее была, что надо. Армия в лице одного майора.
— Люсь, ты не переживай, — сказала Надежда Ивановна, доливая дочери кофе. — Отдохни, отоспись. Все устроится. Ты у меня умница, красавица. Юрист хороший. Еще свое счастье найдешь. Главное – не зацикливайся.
— Да какое уж тут счастье, — махнула рукой Люся, отламывая кусок ватрушки. — Мне уже тридцать. Детей нет, мужа нет, квартиры нет. Карьера – на паузе. Один долгий и печальный анекдот. «Приехала из Москвы с одним чемоданом…»
— Вздор! — отрезал Дмитрий Николаевич, ударив кулаком по столу так, что задребезжала посуда. — В тридцать жизнь только начинается! Вот Надюша за меня замуж вышла, когда ей и поболе твоего было. И ничего, живем ведь? Я — не подарок, она – не прима-балерина, а живем!
— Дима, сравнил тоже… — покачала головой мама, но в уголках ее губ заплясали веселые чертики.
Люся промолчала. Они-то живут душа в душу, а она – нет. Она существовала в каком-то вакууме, где все привычные опоры рухнули, как карточный домик, построенный на лжи. Вечер прошел в негромких, натянутых разговорах, затем Люся долго лежала в родной ванной, где до сих пор висел ее старый розовый халатик с полинявшими зайцами, и легла в свою девичью кровать под одеяло с вышитым петухом, но уснуть не получалось. Город за окном был тихим, слишком тихим после московского грохота и от этой тишины в ушах звенело, и в висках стучало: «Лузер. Лузер. Лузер».
И тут ее осенило. Таня! Таня Скрипова, ее лучшая подруга детства, ее альтер-эго, ее вторая половинка! С Таней они были «не разлей вода», пока жизнь не разбросала их по разным уголкам страны. Люся укатила в Москву покорять столицу и юридические вершины, а Таня, красавица и душа компании, рано вышла замуж за какого-то местного дельца, Илью Квакина, и родила сына.
Люся мысленно похвалила себя за предусмотрительность – она ведь захватила из Москвы шикарный торт «Прага» и бутылку дорогого итальянского вина, которое Люся привезла из Милана. Вот оно, настоящее женское лекарство! Разговоры до утра, воспоминания, слезы и смех. Таня всегда умела ее рассмешить. То, что доктор прописал разбитому сердцу и уязвленному самолюбию.
Решено! Завтра она нанесет визит подруге. А пока нужно было просто заснуть, завернуться в это уродливое одеяло и забыться.
На следующий день, ближе к вечеру, Люся, приведя себя в порядок и надев самый неброский, но качественный свитер (чтобы не кричать о своем «падении»), с тортом в одной руке и вином в другой, бодро шагала по знакомым с детства улицам. Вот их старая школа, похожая на казарму, вот скамейка, на которой они с Таней в четырнадцать лет выкурили первую сигарету, подавились и поклялись никогда больше не прикасаться к этой гадости, вот гараж кооператива «Восход», где тусовалась местная шпана и где Таня влюбилась в старшеклассника Витю, который потом стал алкоголиком.
Дом Скриповых был старым, бревенчатым, с резными наличниками, которые Танин дед когда-то выпиливал лобзиком. Дом стоял чуть в стороне, как будто стесняясь соседства с новенькими кирпичными особняками. Люся, улыбаясь в предвкушении, поднялась на скрипучее деревянное крыльцо и нажала на желтую кнопку звонка. Сердце забилось от волнения. Сейчас откроется дверь,Таня, увидит ее, вскрикнет от неожиданности: «Люська, чертовка!», и они бросятся друг другу в объятия, и все проблемы отойдут на второй план…
Дверь открылась. На пороге стояла Нина Пантелеевна, бабушка Тани. Выглядела она на все девяносто, хотя Люся помнила ее бодрой, подвижной старушкой, которая могла и грядку вскопать, и внучку отлупить за двойку. Сейчас же перед Люсей стояла тень. Лицо старушки было бледным, иссеченным морщинами, глаза красными от бессонных ночей и слез, а руки тряслись мелкой дрожью.
Увидев Люсю с ее праздничными дарами, Нина Пантелеевна не улыбнулась. Ее лицо исказилось гримасой такой безысходной боли, что у Люси похолодело внутри и по спине побежали мурашки.
— Людочка… — прошептала старушка, и ее голос сорвался в старческий, надрывный шепот. По щекам, по глубоким морщинам, потекли слезы, оставляя мокрые дорожки. — Родная моя… А Танюшки-то нашей… Танюшки нашей нет. Умерла моя ягодка. Полгода как нет моей кровиночки…
Люся застыла на пороге, не в силах пошевелиться, словно ее ноги вросли в старые половицы крыльца. Яркая, глянцевая коробка с тортом «Прага» выскользнула из ее онемевших пальцев и с глухим, бессмысленным шлепком упала на порог. Бутылка вина, не разбившись, покатилась по ступенькам, словно пытаясь сбежать от этой нелепой сцены.
— Что?.. Кто?.. Умерла?.. Таня?.. Не может быть! Она же писала мне в мессенджер всего год назад, хвасталась, как Сашуля подрос, рассказывала, что муж бизнес расширяет, открыл второй магазин…
Татьяна отправляла смешные голосовые сообщения, смеялась своим звонким, заливистым смехом…Подруги общались очень редко и всегда говорили о том, что как-нибудь обязательно встретятся, да все – никак. И вот, когда Люся наконец-то приехала к своей подруге детства, оказалось, что Тани больше нет!
— Как?.. — только и сумела выдавить из себя Люся. Ее собственный голос показался ей чужим. — Что случилось?
— Болезнь… — всхлипнула Нина Пантелеевна, отчаянно вытирая ладонью мокрое лицо. — Какая-то скоротечная… Врачи ничего сделать не успели… Не спасли…
Бабушка распахнула дверь шире, жестом приглашая Люсю войти..
— Заходи, дочка, заходи… Не стой на пороге, простудишься. Ты одна… из старых друзей… пришла. Все забыли… Все… Он даже на поминки никого не позвал…
Люся машинально переступила порог, подняла с пола торт и бутылку. Дом был таким же, каким она его помнила: вышитые салфетки на комоде, фотографии в рамках, где Таня сияла беззаботной улыбкой. Но теперь что-то изменилось в этом доме, появилась что-то новое — тоска. Тишина пустоты и горя, которую не могли разогнать ни тиканье старых часов, ни шорох занавески.
Что же это была за странная, скоротечная болезнь, которая унесла жизнь молодой, полной сил женщины? Почему о смерти Тани, ее лучшей подруги, ей никто не сообщил? И что скрывается за этими слезами, за этими отрывочными словами «он», «не позвал», «все забыли»?.. У Люси, знавшей подругу как облупленную, зашевелилось в душе смутное, холодное подозрение, что эта история пахнет чем-то очень зловещим и Люся, во что бы то ни стало хотела разобраться…
Людмила сидела на краешке старого плюшевого дивана в гостиной Нины Пантелеевны и чувствовала себя так, будто ее только что окатили ледяной водой из ведра. Слова «умерла», «болезнь», «полгода как» звенели в ушах, словно набат. Она смотрела на торчавшие из коробки ломти торта «Прага», который вдруг стал казаться ей пошлым и неуместным, как клоун на похоронах.
— Нина Пантелеевна… Я… я не знала… — пробормотала она, чувствуя себя последней дурой. — Почему никто не написал? Не позвонил?
—А кто бы стал? — горько усмехнулась старушка, расставляя на столе фарфоровые чашки с нежными цветочками. Чашки, которые Люся помнила с детства. — Ты далеко была. В Москве. У тебя своя жизнь. Да и Илья… зять мой… Он после похорон как отрезал. Никого из наших пускать не стал, поминки тихо-тихо справили. Говорил, чтобы память Танюши не тревожили.
Нина Пантелеевна налила в чайник крутого кипятка, и пар на мгновение скрыл ее заплаканное лицо.
— Садись, Людочка, выпей чайку с малиной. Замерзла, наверное. А то и вина этого твоего… — она с неодобрением посмотрела на бутылку, стоявшую на полу. — Хотя, нет. После такого известия вино – не помощник. Только чай горький, как моя жизнь.
Люся послушно подвинулась к столу. Она была юристом, и ее мозг, несмотря на шок, уже начал анализировать информацию. «Зять… отрезал… никого не пускал… тихие похороны…» Пазл складывался в тревожную, некрасивую картинку.
— Расскажите, пожалуйста, — тихо попросила Люся, обхватывая ладонями теплую чашку. — Как все было? Я ведь ничего не знаю. Последний раз мы с Таней переписывались год назад, у нее тогда все было хорошо.
Нина Пантелеевна тяжело вздохнула, усаживаясь в свое кресло-качалку. Казалось, она только и ждала, чтобы излить кому-то душу.
— Хорошо… — протянула она с горькой иронией. — Сначала-то оно хорошо и было. Илья души в ней не чаял. Ну, как мне тогда казалось. Бизнесмен он у нас, амбициозный. Познакомились, когда он только первый свой магазин открыл. Ухаживал красиво, цветы, рестораны. Она, дурочка, и влюбилась. Рано замуж выскочила, институт не окончила. Муж был ей как царь и бог.
Бабушка сделала глоток чая, и рука ее снова задрожала.
— Потом второй магазин открыл. Ну, думали, разбогатеем. Ан нет. На этом все и застопорилось. А Илья-то мечтал самым богатым в Лучезарном стать, чуть ли не в Приморском крае! А денег-то хватало только на жизнь хорошую, на ипотеку за квартиру в элитном доме, на два автомобиля… Ну, и в Турцию раз в год съездить. Все включено. Он это как признак успеха считал.
— А Таня? — спросила Люся.
— А Таня? — Нина Пантелеевна покачала головой. — Таня с сыном сидела. Сашкой нашим. А он, ребенок-то, слабенький родился, часто болел. То сопли, то кашель, то температура. В садик почти не ходил. Вот Илья и начал злиться. Срываться. «Ты, — говорит, — образования не имеешь, карьеру не построишь, только по поликлиникам таскаешься с сопливым! Сидишь у меня на шее!» А она ведь квартирой занималась, сыном, готовила, стирала… И ведь любила его, дура! Все терпела.
Люся сжала кулаки под столом. Она представила свою веселую, неунывающую Таню, которая могла рассмешить кого угодно, слушающей эти упреки. Ей захотелось найти этого Илью и пнуть хорошенько.
— А потом… — голос Нины Пантелеевны стал тише, таинственнее, — потом у него эта… любовница появилась.
— Любовница? — Люся приподняла бровь. Дело приобретало классический, мерзкий оборот.
— Ага. Марина Сергеевна. Дочь начальника рыбинспекции, Сергея Петровича. Девица с положением, можно сказать, связями. Илья, он же умный, он сразу сообразил, что через тестя можно и рыбную монополию в городе заполучить, и на поставках зарабатывать. А Таня ему кто? Дочь простой работяги, родителей у нее нет, одна я, старуха.
— И он стал изменять открыто? — уточнила Люся, чувствуя, как в ней закипает праведный гнев. Идеальное топливо для юриста, оставшегося без работы.
— Еще как! — всплеснула руками бабушка. — Уже не скрывал! Таня ко мне приезжала, рыдала в голос. Говорила: «Бабушка, я не могу больше. Подам на развод, Сашку заберу, и на раздел имущества подам! Два магазина, машины, квартира – все пополам!» Она уже и к юристу ходила, бумаги готовила. А Илья как узнал — скандал на весь дом устроил. Кричал, что ни копейки ей не даст, а сына у нее отнимет. Говорил, что она – невменяемая, из-за болезней Сашулиных психика пошатнулась.
Люся медленно выдохнула. Мотив был и очень, очень веский. Не просто сменить жену на молодую, а избежать раздела бизнеса, имущества. Для такого мелкого царька, каким описывали Илью, это было смертельным ударом по самолюбию и кошельку.
— И что же было дальше? — спросила она, хотя ответ уже был ей ясен.
— А дальше… — Нина Пантелеевна снова расплакалась. — Дальше Таня померла. Врачи говорили – какой-то вирус, кишечный грипп. Врачи разводили руками – скоротечная какая-то инфекция, организм не справился. Может оно и верно… только слишком быстро моя Танюшка ушла.
В комнате повисла тягостная пауза. Люся смотрела на фотографию Тани на комоде – счастливая, с сияющими глазами, с маленьким Сашкой на руках. Молодая, здоровая женщина. Не справилась с кишечным гриппом?
— И после этого… Илья женился на этой Марине? — тихо спросила Люся.
— Месяц не прошел! — выдохнула старушка с таким отвращением, что Люся поморщилась. — Как будто и не было моей Танюши! И… и самое ужасное… Он теперь Сашку мне не дает. Не разрешает видеться с правнуком! Говорит, что я старая, больная, что я буду плохому учить мальчика, настраивать против отца. А я его с пеленок нянчила! Он для меня как родной!
Это был последний камень, переполнивший чашу терпения Люси. Смерть подруги – это удар судьбы. Но отнять у старой, одинокой бабушки ее единственного правнука, последнюю память о внучке? Это было уже за гранью человеческого.
Внутри что-то щелкнуло. Горе и отчаяние медленно, но верно стали превращаться в холодную, твердую решимость. Ее собственная жизнь развалилась на куски? Прекрасно. Значит, теперь есть время и моральное право разобраться в этой истории.
Горошкина поставила чашку на стол с таким звонким стуком, что Нина Пантелеевна вздрогнула.
— Нина Пантелеевна, а Вы не думали, что все это… очень подозрительно? — медленно проговорила Люся, глядя старушке прямо в глаза. — Молодая женщина, готовящая развод и делящая имущество, вдруг умирает от «скоротечной болезни». Муж, у которого намечался скандальный раздел, через месяц женится на любовнице и запрещает Вам видеться с правнуком. Не кажется ли Вам, что смерть Татьяны не случайна?
Нина Пантелеевна замерла, ее глаза расширились от страха и какого-то темного предчувствия.
— Людочка, что ты говоришь? — прошептала она. — Ты что, думаешь…
— Я ничего не думаю. Я юрист. Я привыкла иметь дело с фактами. А факты тут пахнут, простите, тухлой рыбой. И я собираюсь выяснить, откуда именно идет этот запах.
Она встала, подошла к окну и выглянула в окно. Где-то там, в одном из «элитных домов», жил человек, возможно, уничтоживший ее лучшую подругу. И он же отнял у старушки ее последнюю радость.
— Но что ты можешь сделать? — с надеждой в голосе спросила Нина Пантелеевна. — Он же здесь всем заправляет! Деньги, связи…
— А у меня, бабушка, есть кое-что поважнее денег, — обернулась Люся, и в ее глазах зажегся знакомый огонек. — У меня есть яростное желание докопаться до правды и диплом юриста. И… — она снова посмотрела на фотографию Тани, — долг перед подругой.
Она вернулась к столу, взяла свой телефон.
— Вы сказали, он живет в элитном доме? В каком именно?
— «Альфа-Резиденс», на Набережной, но тебя туда даже на порог не пустят! Там охрана, как в Пентагоне!
— Пусть попробуют не пустить, — улыбнулась Люся, и в ее улыбке не было ничего веселого. — Завтра же нанесу визит вежливости господину Квакину. Посмотрю на этого «Синюю Бороду» из Лучезарного вблизи.
*****
На следующее утро Люся проснулась с железной решимостью и планом, который показался бы сумасшедшим любому здравомыслящему человеку. Но, как известно, против лома нет приема, а против упрямой женщины с юридическим образованием и обостренным чувством справедливости — и подавно.
Элитный жилой комплекс «Альфа-Резиденс» и впрямь напоминал крепость. Высокий забор с колючей проволокой, шлагбаум, будка с охраной, в которой сидел здоровенный детина со взглядом, способным заморозить кипящий чайник.
Люся подошла к будке с видом королевы, инспектирующей владения. На ней был синий деловой костюм, строгое пальто и сапоги на очень высоком каблуке.
— Здравствуйте, мне к Илье Алексеевичу Квакину, — заявила Горошкина, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— ФИО? — равнодушно спросил охранник, даже не глядя на нее.
— Людмила Сергеевна Горошкина. Господин Квакин меня не ждет, но дело неотложное.
— Не числитесь, — последовал безжалостный вердикт после проверки на планшете. — Проходите.
Люся сделала шаг вперед, но путь ей преградила мощная рука.
— Я сказал: проходите. Мимо. Не допуск.
— Но Вы не понимаете! Это очень важное дело! — попыталась она надавить.
— У Ильи Алексеевича личных дел с нежданными посетителям нет, — охранник устало посмотрел на молодую женщину. — Все записаны. Вы – нет. Всего доброго.
Осознание полного провала обожгло Людмилу, как удар хлыста. Она постояла еще минуту, чувствуя, как на нее с любопытством смотрят из окон автомобилей жильцы, затем развернулась и ушла, сжимая сумку так, что кошелек внутри хрустнул.
«Ну хорошо, — думала она, шагая по промозглой набережной. — Лобовая атака не удалась. Значит, нужна осада. Или, точнее, диверсия изнутри».
План, созревший в голове за ночь, теперь казался единственно верным. Люся достала телефон, нашла номер одного из магазинов Квакина, «Квак путешественник», и набрала его.
—Здравствуйте, мне бы к руководителю, по поводу трудоустройства, — сладким голоском произнесла она.
Через полчаса она уже сидела в крошечном кабинете заведующей магазином. Женщина лет пятидесяти со строгим пробором и в очках в золотой оправе, представившаяся Эммой Георгиевной, смотрела на Люсю свысока.
—Так… Горошкина… Опыт работы?
— Опыта нет, но имеется высшее юридическое образование, — честно ответила Люся.
— Юр… — Эмма Георгиевна смерила ее взглядом, полным скепсиса. — Милочка, Ваше образование высшее нам не пригодится! У самих имеется, — поджала губы заведующая. — У нас тут не офис, а торговый зал. Кассиров, продавцов ищем. Готовы на такую позицию?
Люся представила лицо Олега, если бы он узнал, что его бывшая жена, юрист, будет стоять за кассой в райцентре и мысленно рассмеялась.
— Готова, — твердо сказала она. — Мне просто нужно с чего-то начать в новом городе.
— Ладно, — Эмма Георгиевна тяжело вздохнула, как будто делая одолжение. — Вахта с двух до десяти. Завтра выходите. Испытательный срок. Оформляем по трудовой. Оклад — как положено, плюс проценты.
Люся лишь кивнула. Ее интересовала не зарплата, а доступ к информации. И вот, она его получила.
Первый рабочий день стал для нее погружением в другую вселенную. Магазин оказался не просто торговой точкой, а настоящим микрокосмосом со своими законами, интригами и персонажами.
Ее представили коллективу. Две молодые продавщицы, Аня Смирнова и Наташа Дубинина, – девушки с горящими глазами сплетниц и бездной обаяния.
— О, новенькая! — обрадовалась Аня, девушка с копной рыжих кудрей. — Прелесть! Теперь хоть с кем поговорить, кроме Наташки и дяди Толи!
—А то здесь и словом не с кем перемолвиться, — подхватила Наташа, стройная брюнетка.
Их тут же отчитала Эмма Георгиевна, появившаяся из-за угла, как злой рок:
— Смирнова! Дубинина! На рабочих местах болтать запрещено! Полки протрите! Горошкина, осваивайте кассовый аппарат. И не вздумайте его сломать, он у нас один на весь магазин!
Следующим, с кем познакомилась Люся, был Иван Иванович Телегин, мужчина лет тридцати, в очках и с умным, немного отрешенным взглядом. Он разгружал коробки, и Люся заметила, что под рабочим халатом у него была надета рубашка в мелкий горошек.
— Иван Иванович, наш интеллектуал, — шепотом представила его Аня. — Он археолог, пишет какую-то умную диссертацию. Подрабатывает у нас. Говорит, что для вдохновения ему нужно физическим трудом заниматься.
Иван кивнул Люсе и, к ее удивлению, процитировал на латыни:
—«Alea iacta est». Жребий брошен. Добро пожаловать в наш скромный храм меркантилизма.
И, наконец, дядя Толя – водитель-экспедитор, мужчина лет пятидесяти с добрым, уставшим лицом и руками, помнившими, наверное, всю технику СССР.
— Не бойся Эмку, — хриплым шепотом ободрил он Люсю, показывая ей, где брать сдачу. — Она сама как не свойская. Вечно перед хозяином лебезит и перед новой его женой, Мариной Сергеевной. А сама дома с кошками живет, замуж охоча, вот и злая как черт.
Коллектив, как и предсказывала Нина Пантелеевна, принял Людмилу Горошкину на ура. За первые же пару дней Люся узнала все местные сплетни: кто с кем встречается, кто кому должен, а главное – все про хозяев.
Как-то раз, во время перекура на заднем дворе магазина, куда Люся вышла подышать воздухом, имитируя курильщицу, Аня и Наташа разговорились…
— Ну как тебе наша новая хозяйка? — с ехидцей спросила Наташа, имея в виду Марину Сергеевну.
— Я ее в глаза не видела, — честно ответила Люся и пожала плечами.
— О, это зрелище! — закатила глаза Аня. — Ходит, нос задрав, будто она не во второсортный магазин зашла, а в Лувр. Смотрит на всех свысока. А прежняя, Таня, царство ей небесное, была золото. Простая, душевная. Зайдет, бывало, «Здравствуйте, как дела?», всем пирожки принесет. Все ее обожали.
Люсино сердце сжалось.
— А что с ней случилось? — как бы невзначай спросила она. — Умерла, говорят, но почему? Я так понимаю, прежняя жена хозяина молодая была.
— Да, беда, — вздохнула Наташа. — Заболела и не стало. А Илья Алексеевич так убивался… — она понизила голос до конспиративного шепота, — что через месяц уже под венец с новой пошел. Удобно, правда?
В этот момент к ним подошел Иван Телегин, достав пачку сигарет.
— Не стоит, девушки, плодить сплетни, — мягко сказал он. — Убивался не убивался – не нам судить. Но то, что Таня была прекрасным человеком — это факт. Она даже мои археологические изыскания финансировать хотела, уговаривала мужа. Говорила: «Илюш, дай человеку грант, он же наукой занимается!» А он… — Иван сделал глубокую затяжку. — Он сказал, что наука никого не кормит, кроме профессоров – бездельников.
Люся с интересом посмотрела на Ивана. Он был явно не прост.
— А новая, Марина, — снова встряла Аня, — та сразу дала понять – никаких лишних трат. Только прибыль. И Сашку, сыночка Танюшиного, не любит. Вечно на него ворчит.
Разговор был прерван грозным окриком Эммы Георгиевны:
— Горошкина! Смирнова! Дубинина! Нечего бездельничать! На рабочие места!
Люся вернулась за кассу, ее голова гудела от новой информации. Все сходилось. Таню любили. Новую жену – ненавидят. А сам Квакин представал этаким прагматичным чудовищем.
Через несколько дней произошло событие, которого Людмила и ждала, и боялась. В магазин с проверкой пожаловал сам Илья Алексеевич Квакин. И не один, а с новой женой, Мариной Сергеевной, и… с маленьким Сашкой.
Люся замерла у кассы, делая вид, что сверяется с ценниками. Квакин оказался мужчиной лет сорока, спортивного телосложения, в дорогой, но безвкусной куртке и с золотыми перстнями на пальцах. Его лицо было напряженным и недобрым. Марина Сергеевна – высокая, худая блондинка с острыми чертами лица и холодными глазами. Она смотрела на магазин, как на свою вотчину, а на продавцов — как на крепостных.
А потом Люся увидела Сашку. Мальчик лет семи, точная копия Тани в детстве, только глаза были грустные-грустные. Пока родители что-то выясняли с Эммой Георгиевной, он тихо сидел на коробке в углу, обняв колени, и смотрел в пол.
У Люси сжалось сердце. Она медленно, будто случайно, подошла к мальчику.
— Привет, — тихо сказала она. — А тебя как зовут?
Мальчик поднял на нее большие серые глаза.
— Саша…
— А меня — тетя Люся. Я… — она глубоко вздохнула, понимая, что рискует всем. — Я была подругой твоей мамы. Мы с ней вместе росли, за одной партой сидели.
Глаза Сашки расширились. В них вспыхнул огонек интереса, смешанный с недоверием.
— Правда?
—Честное слово. Она мне про тебя часто рассказывала. Говорила, какой ты у нее умный и добрый.
— А… а она часто с тобой смеялась? — тихо спросил мальчик.
— Постоянно! — улыбнулась Люся, и у нее навернулись слезы. — Она умела смеяться так, что все вокруг сразу радовались. Я по ней очень скучаю. Только… Саш, ты не рассказывай никому, что я подруга твоей мамы, ладно? Это будет наш секрет, хорошо?
Сашка вдруг потянулся к ней и прошептал так, чтобы слышала только она:
— Я тоже скучаю. Никому не скажу, не бойся тетя Люся. У меня тоже есть секрет, — Саша начал говорить еще тише. Люся прислушалась. — Я знаю, что мама не болела.
Люся едва не подавилась собственным сердцем, которое прыгнуло в горло.
— Почему ты так думаешь? — еле выдохнула она.
— Я видел… — его голос стал совсем тихим, испуганным. — Я видел, как папа что-то капнул маме в чай, вечером, а потом ей стало плохо. Очень плохо.
Люся почувствовала, как земля уходит из-под ног. Ребенок. Ребенок все видел!
— Саш, ты уверен? Может, это было лекарство? — осторожно спросила она.
— Нет, — он покачал головой с такой взрослой серьезностью, что стало страшно. — Мама никогда не болела и не принимала никакие лекарства. Я не маленький, Вы не думайте! Я понимаю. Мама мне перед сном не сказки читала, а детективы взрослые. Там так всегда бывает. Сначала подсыпают, а потом… — он замолчал, и его нижняя губа задрожала. — Я думаю, папа маму отравил.
В этот момент раздался резкий голос Марины:
— Саша! Иди сюда! Не задерживай отца!
Мальчик вздрогнул,как заяц, и побежал к ним, даже не оглянувшись.
Люся осталась стоять у коробок с водой, ее колени подкашивались. Это было не просто подозрение. Это было свидетельство. Прямое, детское, невероятное, но свидетельство.
Вечером, когда магазин закрылся и все расходились, Иван Телегин, который почему-то задержался, чтобы помочь Люсе пересчитать выручку, спросил:
— А Вы кем были в Москве, Людмила Сергеевна, если не секрет?
Люся посмотрела на Телегина. В его глазах не было любопытства сплетника, а было искреннее участие.
— Юристом, — коротко ответила она.
— Так… — Иван кивнул, как будто что-то понял. — А здесь… Вам что-то нужно? Или кого-то?
Люся молчала, оценивая его.
— Я видел, как вы с Сашей разговаривали, — тихо сказал мужчина. — Вы не похожи на человека, который просто так устроился в этот магазин. Вы что-то ищете.
Стоило ли ей доверять этому странному археологу? Он был частью системы Квакина, но его глаза говорили, что он свой в доску. И главное — он знал Таню. А еще у него был умный, проницательный взгляд. Может, он мог бы стать союзником? Но Люся помнила золотое правило: доверяй, но проверяй. Особенно когда на кону стоит судьба ребенка и раскрытие убийства.
*****
Люся шла домой после разговора с Иваном, и в голове у нее был полный винегрет из эмоций, подозрений и планов. Слова Сашки звенели навязчивым эхом: «Я видел, как папа что-то капнул… Я думаю, папа маму отравил». Это было прямое указание на преступление, пусть и из уст ребенка. Но как это доказать? Вскрытие ничего не показало. Нужен был другой подход. Нужна была ловушка.
Иван, к ее удивлению, оказался на редкость понятливым собеседником. Выслушав ее сжатый, без лишних эмоций рассказ, он не схватился за голову и не побежал прочь от «сумасшедшей». Он внимательно выслушал, поправил очки и сказал:
— Гм. Логично. Мотив — имущество. Способ — вероятно, яд. Свидетель – ребенок. Дело пахнет, учитывая современные тенденции, чем-то экзотическим.
— Ты веришь мне? — с некоторым удивлением спросила Люся.
— Я верю фактам, — пожал плечами Иван. — А факты складываются в весьма некрасивую картину. И потом, я знал Таню. Она была… светлым человеком. Мысли о том, что ее убили, отвратительны, но, увы, не беспочвенны.
Иван Телегин стал ее первым и пока единственным союзником. И это было невероятно ценно.
Неделю Люся вынашивала свой план, как наседка – яйцо. Она наблюдала, слушала, впитывала атмосферу магазина. И главными ее источниками информации были, конечно же, Аня и Наташа. Девушки были похожи на два веселых, болтливых ручейка, которые могли размыть любую, даже самую прочную тайну.
Как-то раз, во время затишья, Люся, вздыхая, подошла к ним, делая вид, что проверяет полки с товаром.
— Девочки, вы не представляете, как мне тоскливо, — начала она, закатывая глаза. — Отец опять звонил. Опять эти вечные упреки: «Брось ты эту свою самостоятельность, вернись в Москву! Я тебе и яхту новую купил, и виллу в Италии!»
Аня и Наташа замерли с открытыми ртами. Работа была моментально забыта.
— Яхту? — прошептала Наташа. — Люсь, а ты кто такая? Мы думали, ты… ну… как мы.
— Да бросьте вы, — махнула рукой Люся, изображая усталую львицу в изгнании. — Мой папа – тот еще монстр. Владелец заводов, газет, пароходов. Фамилию не назову, скандал не нужен. Я от него сбежала после развода. Надоело, что всю жизнь меня пытаются купить. Хочу сама! Вот и Горошкина – это фамилия бывшего мужа, тоже, между нами, не последнего человека в деловом мире Москвы. Но с ним я тоже все кончила. Надоели эти бизнесмены, один корыстный интерес.
Людмила выдала эту тираду с таким надменным видом, с какой-то врожденной аристократической усталостью, что девушки поверили мгновенно. Их глаза загорелись азартом охотниц, напавших на самую жирную дичь в лесу местных сплетен.
— Божечки! — ахнула Аня. — Да ты наша золотая рыбка! А мы-то думаем, чего это ты такая… стильная. И манеры… Все понятно!
—Только чур, никому ни слова! — сделала испуганные глаза Люся. — Я здесь инкогнито. Если папа узнает, где я, он за мной вертолет пришлет, ей-богу.
— Конечно! Мы все поняли! — хором закивали подружки, но по их сияющим лицам было ясно – они не продержатся и часа.
Сплетня, как лесной пожар, разнеслась по магазину и его окрестностям. Уже к вечеру дядя Толя, загружая фургон, многозначительно спросил у Люси:
— А яхта-то большая? А то мой шурин в Питере на пароме работает, говорит, это вам не машина, с ней возни…
Эмма Георгиевна стала смотреть на Людмилу с новым, смешанным чувством страха и подобострастия.
Апофеозом стал субботний день. Люся, как и договорились, пришла к Нине Пантелеевне. И там, наконец, в более спокойной обстановке, она смогла пообщаться с Сашкой. Замечая, что сын совершенно поник, Илья разрешил все таки мальчику проводить иногда время у прабабушки. Сегодня как раз впервые привез сына к Нине Пантелеевне на несколько часов.
Мальчик был грустным, но увидев Людмилу, немного оживился.
— Тетя Люся! Ты пришла!
— Как дела, Саш? — обняла она его. — Что нового?
Сашка, оглянувшись, таинственно понизил голос:
— Папа вчера какой-то странный был. Все про какую-то московскую принцессу говорил с теть Мариной. Говорил, что это его шанс, что нужно наладить отношения с московской богачкой. . А мачеха злая была, кричала, что он мечтатель и… и дурак.
Люся еле сдержала улыбку. Крючок был заброшен, и рыба уже начала подергивать леску. Ее план сработал! Амбициозный Квакин, узнав о «дочери миллиардера», тут же начал строить планы покорения столицы.
В понедельник, когда Люся пришла на работу, ее ждал сюрприз. На пороге магазина стоял курьер с огромным, просто баснословным букетом из двух десятков алых роз, белых орхидей и каких-то тропических цветов, названия которых она не знала.
— Людмила Сергеевна Горошкина? — переспросил курьер, сверяясь с планшетом.
Аня и Наташа, стоявшие рядом, ахнули в унисон.
— Это он! — прошептала Наташа. — Наверняка он! Ой, Люсь, ты только посмотри!
К букету была прикреплена небольшая, но дорогая на вид открытка. Люся вскрыла ее. Там было написано ровным, нарочито мужественным почерком: «Глубокоуважаемая Людмила Сергеевна! Позвольте пригласить Вас на ужин в ресторан «Морской прибой» в эту пятницу. Буду бесконечно счастлив, если Вы осчастливите меня своим присутствием. Ваш поклонник. P.S. Догадайтесь, кто я.»
Люся сделала удивленное лицо, хотя внутри у нее все ликовало.
— Кто бы это мог быть? — с наигранным недоумением спросила она, поднимая брови. — Я же никого здесь не знаю.
— Да ты что! — чуть не подпрыгнула Аня. — Да это же наш… Ну, хозяин! Илья Алексеевич! Узнаю его почерк! Он всегда так заковыристо пишет!
— Квакин? — Люся изобразила шок. — Владелец этого магазина? Но мы же почти не знакомы!
— Влюбился! — с решительным видом заявила Наташа. — Узнал, наверное, про твоего папу-миллиардера! Он же у нас какой? Всегда к деньгам тянется, как муха на мед!
В этот момент в магазин вошла Эмма Георгиевна. Увидев букет в руках Люси, ее лицо вытянулось, а в глазах вспыхнула такая неприкрытая зависть и злоба, что, казалось, воздух затрещал от статического электричества.
— Горошкина! На рабочем месте романсы разводить запрещено! Букет – в подсобку! К кассе подойти, очередь собирается!
Но ее фальшивый гнев уже ничего не мог изменить. Механизм был запущен. Люся отправила сообщение Ивану: «Рыба клюнула на миллиардную наживку. Получила приглашение на ужин. Готовьтесь к спектаклю».
Иван ответил мгновенно: «Ave, Caesar! Morituri te salutant. Или, в данном случае, идущая на ужин с Цезарем тебя приветствует. Будь осторожна».
Весь день в магазине царила атмосфера заговора. Аня и Наташа только и делали, что перешептывались, бросая на Люсю восторженные взгляды. Дядя Толя ворчал:
— Ну, Квакин, попался, как кур во щи. Наша Люська ему косточки пересчитает.
Даже Иван, обычно погруженный в свои мысли, пару раз с одобрением кивнул Людмиле.
Вечером, когда Люся выходила с работы, ее ждал новый сюрприз. У входа стоял Илья Квакин, прислонившись к своему дорогому внедорожнику. Он был без пальто, в одном пиджаке, демонстрируя, что мороз ему нипочем.
— Людмила Сергеевна, — произнес Квакин бархатным голосом, который, видимо, считал неотразимым. — Надеюсь, мой скромный букет доставил Вам удовольствие?
— Илья Алексеевич! — Люся сделала большие глаза, изображая смущенную и польщенную девицу. — Это были Вы? Но зачем такие роскошества…
— Для такой женщины, как Вы, никакие роскошества не бывают чрезмерными, — отбарабанил он заученный комплимент. — Я очень надеюсь, что в пятницу Вы мне не откажете. «Морской прибой» – лучшее место в городе. Хочу показать Вам, что и в Лучезарном есть своя изюминка.
В этот момент у Люси в сумочке зазвонил телефон. Глянув на экран, она увидела имя отчима, Дмитрия Николаевича. И у нее в голове молнией сверкнула гениальная идея.
— Ой, простите, мне звонят из дома, — сказала она, делая многозначительную паузу и глядя прямо на Квакина. — Это, наверное, папа… Он вечно беспокоится.
Людмила вздохнула и ответила:
—Алло, папочка! — звонким, слегка капризным голосом произнесла она. — Да, я на работе… Ну, пап, ну не начинай опять про яхту! Я же сказала – не хочу я твою новую «Принцессу»! Подари ее лучше маме на восьмое марта! Что? Нет, я не вернусь в Москву! Я сама все решила! И не надо мне предлагать купить еще один салон красоты, чтобы я развлекалась! У меня своя жизнь!
Она говорила, глядя на Квакина, и наблюдала, как его лицо постепенно меняется. Сначала легкое удивление, затем растущий интерес, а потом – неподдельный, жадный восторг. Его глаза буквально загорелись при словах «яхта», «салон красоты», «папочка». Квакин вытянул шею, как гусь, стараясь прислушиваться к разговору.
С другой стороны трубки повисло молчание, а затем голос Дмитрия Николаевича, на удивление быстро сориентировавшегося, произнес:
— Ладно, ладно, дочка… Как знаешь. Но если что, ты знаешь, я всегда… кхм… твой папа всегда рядом. Денег подкинуть не нужно?
— Нет-нет, пап, все хорошо! Целую! — Люся быстрее закончила разговор, боясь, что отчим не выдержит и расхохочется.
Горошкина положила телефон в сумку и снова посмотрела на Квакина с наивной улыбкой.
— Простите, семейные дела. Папа у меня… очень заботливый.
Илья Алексеевич стоял, словно загипнотизированный. Казалось, он уже видел себя не владельцем двух лавочек в Лучезарном, а мужем дочери олигарха, совладельцем сети супермаркетов «Квак путешественник» по всей стране.
— Я… я все понимаю, — с трудом выдавил он. — Родственные чувства… это святое. Так я могу рассчитывать на пятницу?
— Конечно, Илья Алексеевич, — кокетливо опустила она глаза. — Буду ждать.
Он открыл дверь своей машины, чтобы проводить до дома, но Люся отказалась, сославшись на прогулку. Ей нужно было побыть одной. Она шла по вечерним улицам, и ее душа пела песню торжества. Первый этап прошел блестяще. Он клюнул и уже почти попал в сети.
Подходя к дому, она увидела знакомую фигуру. Возле подъезда на лавочке сидел Иван. Увидев Людмилу, он бросил окурок и направился к ней.
— Ну что, принцесса из рода Рокфеллеров? Как прошел диалог с местным Цезарем?
— Он уже, кажется, мысленно женился на мне и построил торговый центр в мою честь, — усмехнулась Люся.
— Я предупреждал, будь осторожна, — серьезно сказал Иван. — Ты играешь с очень опасным человеком. Если он заподозрит обман…
— А кто сказал, что я играю? — с вызовом посмотрела на него Люся. — Я веду расследование. И для этого все средства хороши.
Она повернулась, чтобы уйти, но он мягко взял ее за локоть.
— Люся. Ты не одна. Помни об этом. Если что – звони. В любое время. Я… я не просто так за кофе в соседний магазин хожу. Мне не все равно.
Иван смущенно отпустил ее руку и быстро зашагал прочь. Люся смотрела ему вслед, и на душе у нее стало как-то теплее и спокойнее. Пусть она и была «дочерью миллиардера» в этой опасной игре, но знать, что у тебя есть тыл в лице умного, немного странного археолога, который почему-то вызвался быть ее щитом, было очень и очень приятно.
Горошкина вошла в подъезд, сжав в руке ключи. Впереди была первая битва – ужин в ресторане. Нужно было сыграть свою роль безупречно: наивной, немного глупой богачки, очарованной вниманием «сильного мужчины». Она была готова. Но готова ли она была к тому, что за этим последует? Ведь если Квакин и впрямь убийца, то, заподозрив неладное, он не станет церемониться и его следующей жертвой легко могла стать сама Горошкина.
*****
Подготовка к ужину в ресторане «Морской прибой» напоминала Люсе подготовку к спецоперации. Весь четверг она провела в мучительных раздумьях: что надеть? С одной стороны, образ должен соответствовать легкомысленной богачке, с другой – не выглядеть слишком уж вызывающе. В итоге из своего скудного московского гардероба она извлекла темно-синее платье-футляр, которое Олег когда-то назвал «скучным, как отчет бухгалтерии». Идеально! Дорого, сдержанно и не кричаще. Дополнила образ скромными серебряными сережками и туфлями на каблуке, от которых к вечеру будут ныть ноги, но красота, как известно, требует жертв. Хотя в данном случае жертвой был ее комфорт ради поимки потенциального убийцы.
В пятницу вечером у подъезда Людмилу уже ждал внедорожник Квакина. Он лично вышел, чтобы открыть дверь, сияя улыбкой, в которой читалось неподдельное торжество.
— Людмила Сергеевна! Вы потрясающе выглядите! — провозгласил он, и его взгляд скользнул по платью с явственной оценкой стоимости.
— Спасибо, Илья Алексеевич, — смущенно потупилась Люся, играя свою роль. — Вы тоже очень… импозантны.
Ресторан «Морской прибой» и впрямь оказался лучшим в городе. Небольшой, уютный, с видом на темный залив и маяк, который мигал красным огоньком. Интерьер был выдержан в морском стиле, но без перебора. Квакин, явно будучи здесь своим человеком, потребовал «мой столик» и принялся наперебой расхваливать меню.
— Мы обязательно возьмем устриц! — заявил он, смакуя слово. — И краба. И трюфельный суп! Только здесь его готовят по-настоящему! И вино… Сомелье! Принесите нам бутылку вашего лучшего бордо!
Люся делала вид, что впечатлена, хотя в Москве она бывала в местах и покруче. Горошкина ковыряла вилочкой в тарелке с устрицами, которые терпеть не могла, и строила из себя восторженную дурочку.
— Ой, Илья Алексеевич, какая Вы интересная личность! — говорила Людмила, широко раскрыв глаза. — Настоящий предприниматель! А папа мой все твердит, что в регионах бизнес не развит. Вот расскажу ему, какие здесь люди!
Квакин держался вызывающе , как павлин. Он рассказывал о своих планах по расширению, о том, как мечтает выйти на федеральный уровень, открыть сеть «Квак путешественник» от Калининграда до Владивостока.
— Деньги, Людмила Сергеевна, это не главное! — лицемерно вздохнул Илья. — Главное — амбиции! Размах! Чувство, что ты меняешь мир вокруг себя!
В этот самый момент, словно по заказу, у Люси в сумочке зазвонил телефон. Она посмотрела на экран и сделала испуганное лицо.
— Ой, это опять папа… Наверное, узнал, что я в ресторане, у него везде свои люди. Вы уж извините…
Она нажала на громкую связь, предварительно послав отчиму смс с кодом «SOS – игра началась!».
— Алло, папочка! — защебетала она. — Да, я ужинаю… Нет, одна! То есть не одна… С одним очень приятным мужчиной, бизнесменом… Нет, пап, не из Москвы! Он здешний… Илья Алексеевич Квакин… Да, тот самый, у которого я работаю… Пап, не надо сейчас звонить своему адвокату, чтобы он проверил его бизнес! Он очень порядочный человек! Что? Нет, яхту он мне не обещал! Мы просто ужинаем!
Она наблюдала за Квакиным. Тот сидел, затаив дыхание, его вилка с куском рыбы замерла на полпути ко рту. В глазах читался неподдельный ужас, смешанный с восторгом. Ужас от того, что могущественный отец уже в курсе его существования, а восторг – от слов «адвокат», «проверил бизнес» и «яхта».
С другой стороны трубки раздался голос Дмитрия Николаевича, который старался изо всех сил.
— Ладно, дочка… Но чтоб он тебя пальцем не тронул! И скажи этому… Квакину… что если что, его лично буду искать. У меня тут связи в… кхм… в очень серьезных кругах! Поняла?
—Поняла, папочка, поняла! Целую! — Люся быстрее закончила разговор.
Она положила телефон и снова посмотрела на Квакина с наивным видом.
— Простите, мой папа… он такой беспокойный. Все боится, что меня обидят.
Илья Алексеевич откашлялся. Он был явно впечатлен.
— Я… я все понимаю, Людмила Сергеевна. Отец… он должен быть строгим. Особенно когда речь идет о такой драгоценной дочери. — Он посмотрел на нее с новым, подобострастным интересом. — Значит, Ваш отец… действительно владелец крупного бизнеса?
Люся загадочно улыбнулась.
— О, Илья Алексеевич, если бы вы знали… Но я не люблю об этом говорить. Я ведь сама по себе. Хочу, чтобы меня ценили не за папины деньги, а за мои душу и сердце.
Эта фраза, казалось, окончательно убедила Квакина в ее «благонадежности». Он уже мысленно примерял костюм зятя олигарха.
Ужин продолжался. Квакин, разгоряченный дорогим вином и блестящими перспективами, стал еще откровеннее.
— Вы не представляете, Людмила Сергеевна, как тяжело быть большим человеком в таком маленьком городе! — жаловался он. — Все тебя знают, все завидуют. И никто не понимает твоего размаха! Даже ж… — он запнулся. — Даже близкие люди не всегда понимают.
Люся почувствовала, что подбирается к чему-то важному.
— А Ваша супруга? — осторожно спросила она, делая вид, что ничего не знает. — Она разделяет ваши амбиции?
Лицо Квакина помрачнело.
— Марина? — он брезгливо поморщился. — Она… она женщина с ограниченным кругозором. Дочь рыбинспектора. Ждет, что все ей принесут на блюдечке. Она не понимает, что такое – строить империю с нуля.
Люся едва сдержала порыв схватить его за горло. Он строил свою «империю» на костях ее подруги! Но она лишь сочувственно кивнула.
— Как жаль. Мужчине-лидеру нужна женщина, которая будет его вдохновлять, а не тянуть вниз.
Эта фраза привела Квакина в полный восторг. Он был готов носить Горошкину на руках.
Вечер закончился тем, что Квакин проводил Людмилу до самого дома, при этом на прощание попытался поцеловать ей руку, но промахнулся и чуть не угодил губами в дверную ручку. Люся зашла в подъезд, прислонилась к стене и выдохнула. Она чувствовала себя так, будто только что разминировала бомбу. Роль была сыграна безупречно.
Но расплата за ее актерский успех не заставила себя ждать. Уже в понедельник, когда Люся пришла на работу, в магазине царила гнетущая атмосфера. Аня и Наташа встретили ее испуганными взглядами.
— Люсь, берегись, — прошептала Наташа. — Марина Сергеевна здесь. И у нее вид, будто она только что съела гремучую змею на завтрак.
Не успела Люся отойти от кассы, как в магазин, словно ураган, ворвалась сама Марина Сергеевна. Ее лицо было искажено злобой, волосы растрепаны, а глаза метали молнии.
— Где она?! — проревела она на весь зал. — Где эта московская ш…..а, которая охотится на моего мужа?!
Эмма Георгиевна, как преданный пес, бросилась к ней.
— Марина Сергеевна, успокойтесь, все уладим! Это недоразумение!
— Молчать! — крикнула жена Квакина и, заметив Люсю, ринулась к ней через весь зал, сметая с полок товар. — Ах ты, стерва! Дочь миллиардера, говоришь?! Да я тебе сейчас все твои жидкие волосенки выдергаю!
Она замахнулась и попыталась вцепиться Люсе в волосы. Та инстинктивно отпрыгнула за стойку с кофе.
— Почему жидкие? У меня шикарные волосы, — пискнула Людмила и замолчала. На секунду воцарилась пауза, и тут, откуда ни возьмись, появился Иван. Он не бежал, не кричал. Он просто спокойно встал между Люсей и разъяренной Мариной.
— Марина Сергеевна, — сказал он тихо, но так, что его было слышно даже в соседнем магазине. — Успокойтесь. Вы же в общественном месте. Скандал Вам не к лицу. И потом, — он добавил с легкой иронией, — Вы же дочь начальника рыбинспекции, известная дама в городе. А вдруг об инциденте узнают блогеры? Вам нужен скандал?
Его слова подействовали как ушат ледяной воды. Марина опешила. Она фыркнула, бросила на Люсю смертельный взгляд и, развернувшись, выбежала из магазина, хлопнув дверью с такой силой, что звонок над ней сорвался и упал на пол.
В магазине воцарилась гробовая тишина. Все смотрели на Люсю, которая дрожала, прислонившись к стеллажу.
— Спасибо, Иван, — прошептала Людмила.
— Пустяки, — отмахнулся молодой человек. — Просто не люблю, когда на моих глазах нарушают общественный порядок. И женщин обижают.
Весь остаток дня Люся чувствовала себя как на иголках. Она понимала, что игра входит в опасную фазу. Марина — опасный и непредсказуемый враг. И когда вечером ей позвонил Квакин, она была к этому готова…
— Людмила Сергеевна! — в трубке звучала паника. — Я только что узнал о безобразной сцене в магазине! Простите меня, ради Бога! Эта истеричка…
— Илья Алексеевич, — дрожащим голосом сказала Люся. — Мне очень страшно. Ваша супруга… она набросилась на меня с кулаками. Я не могу так больше. Я думаю, нам лучше прекратить наши встречи. Я не хочу проблем.
На другом конце провода повисла пауза, а затем раздался отчаянный крик:
— Нет! Людмила Сергеевна, умоляю вас! Не делайте поспешных выводов! Я все улажу! Она Вам больше не помешает! Клянусь! Эта женщина… она скоро исчезнет из моей жизни! Так же, как и первая…
Квакин резко замолчал, поняв, что проговорился. Ледяная волна прокатилась по спине Люси. Он сказал это. Прямо так и сказал: «…как и первая».
— Что… что Вы имеете в виду? — тихо спросила Люся, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
— Ничего! Ничего! — заторопился Илья. — Просто скоро все изменится. Вы не бойтесь. Вы – мой счастливый случай! Моя судьба!
Он быстрее закончил разговор. Люся медленно опустила телефон. Ее руки дрожали, но внутри все горело холодным огнем. Он почти признался. Почти. Теперь она знала точно. Он не просто подлец, он убийца и его новая жена может стать следующей в списке.
Люся Горошкина посмотрела в окно на темнеющее небо. Игра стала смертельно опасной. Теперь она знала слишком много, но и отступать было поздно. Оставался один путь – вперед, до самого конца, но хватит ли у нее смелости и сил выиграть эту партию, где ставка – не только справедливость, но и ее собственная жизнь?
****
После звонка Квакина, в котором он так красноречиво проговорился насчет «первой» жены, Люся провела ночь без сна. Фраза «она скоро исчезнет из моей жизни! Так же, как и первая…» звенела в ушах навязчивым, зловещим эхом. Это было уже не предположение, не детская догадка. Это было почти признание. Но «почти» для суда – не доказательство. Нужны были железные, неопровержимые улики.
На следующее утро, едва открыв глаза, Людмила позвонила Ивану.
— Нам нужно срочно встретиться и поговорить, но не вдвоем, а с участием моего отчима.
— Люся, что произошло? Проблема? — сразу же насторожился Иван.
— Скорее, прорыв, но очень опасный.
Они встретились вечером в парке, возле укромной скамейке, с видом на детскую площадку, где резвилась малышня. Контраст между беззаботным смехом детей и мрачной серьезностью их беседы был поразительным.
Дмитрий Николаевич пришел в своей неизменной камуфляжной куртке, с лицом, выражавшим готовность к немедленному штурму вражеской крепости.
— Ну, дочка, докладывай обстановку, — с ходу начал он, разминая мощные кулаки. — Этот… Квакин… что он натворил? Я ему ноги пообломаю!
— Папа, успокойся, я сейчас все объясню, — мягко остановила Дмитрия Николаевича Люся и тут же изложила суть, а затем попросила. — Пап, ты же у нас со связями. Не могу ли я попросить тебя навести справки? Официальное вскрытие Тани Скриповой. Что там указано в качестве причины смерти?
Дмитрий Николаевич нахмурился, его брови сомкнулись в одну сплошную жесткую линию.
— Дело тонкое, Люсь. Не моя епархия. Но… для тебя пошевелюсь. У меня там кое-кто в экспертно-криминалистическом центре остался. Дай срок.
Спустя два дня Дмитрий Николаевич сидел вечером на кухне с видом заговорщика.
— Ну, вот что я выяснил, — сказал отчим, усаживаясь на кухне и принимая из рук Надежды Ивановны стакан чая. — Официально – смерть от острой сердечной недостаточности, развившейся на фоне тяжелой кишечной инфекции. Никаких следов отравления, никаких токсинов. Все чисто.
Люсино сердце упало. Значит, Сашка ошибся? Или… Или все было продумано до мелочей.
— Я же говорил! — воскликнул Иван, который присутствовал при этом разговоре. Он заметно оживился. — Существует целый класс ядов – алкалоиды, выделяемые из кожи некоторых амфибий, например, древолазов. Или растительные токсины вроде рицина. Многие из них практически не определяются стандартными судмедэкспертизами! Они распадаются в организме за несколько часов, не оставляя следов. Для их обнаружения нужны целенаправленные, сложные и дорогие анализы, которые никогда не станут делать без веского подозрения!
Все трое уставились на него.
— Откуда ты такое знаешь? — удивленно спросила Люся.
— Археология, дорогая Люсенька, — загадочно улыбнулся Иван. — Это не только черепки копать. Это и палеоботаника, и изучение древних методов… кхм… устранения неугодных. В истории полно примеров. Так что отсутствие яда в протоколе – не доказательство его отсутствия в чайнике, например.
Все присутствующие вздрогнули и зачем-то посмотрели на чайник. Люся медленно кивнула. Теория обрела черты. Но теория – это одно, а доказательство – другое. Нужно было заставить Квакина говорить и сделать это так, чтобы он не просто намекал, а прямо во всем признался.
— Значит, нужна провокация, — задумчиво произнесла Людмила. — Нужно создать ситуацию, в которой Квакин почувствует себя в полной безопасности и настолько уверенным в своем безнаказанности, что развяжет язык.
И тут ее осенило. Скоро должен был состояться день рождения Наташи Дубининой. Коллектив собирался отметить это событие скромным пикником на природе, на живописном берегу залива.
— Идеально! — воскликнула Люся. — Шумная компания, шашлык, выпивка… Я приглашу Квакина. Скажу, что хочу познакомить его с друзьями, показать, что я простая и веселая. В такой обстановке, под водочку, он может и проговориться.
Дмитрий Николаевич хмурился.
— Опасно, Люсь. Ты с ним один на один останешься…
— Я не одна! — возразила она. — Там будет весь наш коллектив. И Иван. И… — она многозначительно посмотрела на отчима, — может, вы, пап, где-нибудь неподалеку устроите свои маневры? С биноклем. На всякий пожарный.
Лицо майора просияло.
— Маневры? Так я могу! Я с ребятами из ветеранской организации как раз на выходные встречу планировал. Район залива нам подходит. Считай, что прикрытие обеспечено!
План был принят. Люся, заручившись согласием Наташи, с которой она, конечно, поделилась лишь малой толикой правды («Хочу пригласить хозяина, чтобы отношения наладить»), торжественно пригласила Илью Алексеевича.
Тот был польщен до глубины души. Пикник с «дочерью миллиардера» и ее простыми друзьями? Это же жест доверия! Шаг к сближению!
— Конечно, Людмила Сергеевна! Я буду счастлив! Я привезу лучшего шампанского и маринованного осетра!
И вот, в ясный субботний день, на поляне у залива закипела жизнь. Дядя Толя с важным видом раздувал мангал, Аня и Наташа накрывали на стол, Иван колол дрова с таким ученым видом, будто проводил археологические раскопки. Люся нервно поправляла салат, украдкой поглядывая на дорогу.
Вскоре подъехал Квакин на своем внедорожнике. Он вышел, сияющий, с несколькими коробками дорогого алкоголя и закусок. Эмма Георгиевна, которую он, видимо, взял для солидности, вылезла следом с видом страдалицы, вынужденной терпеть общество плебеев.
Пикник начался. Сначала все было чинно и благопристойно. Квакин держался с напускной простотой, но по его лицу было видно, что он мнит себя меценатом, снизошедшим до общения с народом. Но по мере того, как стопки с водкой и бокалы с шампанским опустошались, он начал расслабляться.
Люся, пристроившись рядом, играла свою роль обожающей слушательницы.
— Илюша, Вы просто гений! — восторженно говорила она, подливая Квакину коньяку. — Как Вы смогли всего этого добиться? Вот у моего папы все от дедушки досталось, а Вы – самородок!
Лесть подействовала лучше любого алкоголя. Квакин раздулся от гордости.
— А я, Люсечка, всегда говорил – цель оправдывает средства! — провозгласил он, уже изрядно захмелев. — Вот смотри… Были препятствия… Но я их… убрал. Всегда убираю. И сейчас уберу…
Квакин многозначительно подмигнул. Люся почувствовала, как по спине побежали мурашки. Она незаметно опустила руку в карман куртки и нажала кнопку на диктофоне.
— Илюша, а Вам не страшно? — с притворным испугом спросила Людмила. — Вдруг что-то не так пойдёт?
— Чего бояться-то? — махнул рукой Илья. — Я же все продумываю на сто ходов вперед. Вот Марина думает, я с ней до старости коротать буду? Да ни за что! — усмехнулся Илья. — Она мне свои связи не дала, отец ее, сволочь, помогать отказался. Говорит, сам крутись. А зачем она мне тогда нужна? Я ее… — он понизил голос до конспиративного шепота, — я ее так же уберу, как и Таньку. Тихо, мирно. Никто и не узнает.
Люся едва дышала.
— Как Таньку? — прошептала она. — Илюш, да ты что? Не может быть…
—А вот и может! — похвастался он, его язык уже заплетался. — Яд, детка, яд! Один мой… кхм… знакомый из Азии привез. Из лягушек каких-то тропических добывают. Его после смерти в теле не найти! Через пару часов – как не бывало! Я ей в ромашковый чай капнул, она его перед сном всегда пила… Ничего не почувствовала. Ну, почти ничего…
Квакин глупо хихикнул. Люся смотрела на него с ужасом и омерзением. Он хвастался убийством собственной жены, матери своего ребенка, как каким-то выгодным деловым проектом.
В этот момент Квакин, потянувшись за шашлыком, случайно задел куртку Людмилы. И его взгляд упал на небольшой, едва заметный предмет в кармане и на крошечный красный огонек, просвечивающий сквозь ткань. Илья внезапно протрезвел. Холодный и пронзительный ужас, исказил его лицо.
— Это… это что? — сипло прошептал он. — Ты… ты что, записываешь?
Он рванулся к девушке,пытаясь залезть рукой в карман. Люся тут же отскочила в сторону.
— Нет! Отстань!
Но Квакин был сильнее и тяжелее. Он навалился на несчастную Людмилу, сжал ее запястье и рванул куртку. Диктофон выпал на траву.
— А-а-а-а! — зарычал Квакин, поднимая его. — Подстава! Ах, ты ж, с…чь! Ты кто такая?!
Его глаза метнулись по сторонам, и он, кажется, впервые действительно увидел компанию: Аня и Наташа в ужасе прижались друг к другу, дядя Толя замер с шампуром в руках, Эмма Георгиевна окаменела. А потом его взгляд упал на Ивана, который медленно и очень спокойно поднялся с бревна.
— Отдайте диктофон, Илья Алексеевич, — совершенно невозмутимо сказал Иван.
— Да пошел ты! — взревел Квакин и бросился бежать к своей машине.
Но он не успел сделать и трех шагов. Иван, несмотря на свой «ботанический» вид, двигался с поразительной скоростью и ловкостью. Одна точная подсечка – и Квакин с грохотом рухнул на землю, роняя диктофон. Прежде чем тот опомнился, Иван, применив какой-то хитрый захват, скрутил ему руки за спину и прижал коленом.
— Держу, — спокойно сообщил он Люсе. — Можешь звонить куда следует.
Все произошло так быстро, что никто не успел и глазом моргнуть. Люся, дрожащими руками, подняла диктофон. Запись была сохранена. Затем она набрала номер полиции.
Пока они ждали, Квакин, лежа в пыли, пытался вырваться и орал:
—Это провокация! Она все выдумала! Вы мне должны верить! Я убью вас! Всех убью! Вы не знаете, с кем связываетесь!
Но его крики уже ни на кого не действовали. Все смотрели на Илью Алексеевича с отвращением и страхом. Через пятнадцать минут на поляну выехали полицейские машины, а следом за ними – уазик с Дмитрием Николаевичем и парой его бодрых, подтянутых товарищей-ветеранов.
— Что, гад, попался? — с глубочайшим удовлетворением произнес майор, глядя на скрученного Квакина. — Говорил же, ноги пообломаю. Теперь, выходит, в тюрьме будешь их разминать.
Люся отдала диктофон старшему оперативной группы.
— Здесь признание в умышленном убийстве Татьяны Скриповой и планировании убийства Марины Квакиной, и свидетельские показания.
Эмма Георгиевна, увидев полицию, попыталась было вступиться:
— Граждане! Это недоразумение!Илья Алексеевич не мог…! —попыталась оправдать начальника заведующая, но на нее так сурово посмотрел дядя Толя, что она сразу съежилась и замолчала.
Квакина увезли. На поляне воцарилась оглушительная тишина, нарушаемая лишь плеском волн и криком чаек.
Было странно и нереально. Всего несколько минут назад здесь пировали, а теперь…
Казалось, самое страшное позади. Убийца пойман, признание записано. Но Люся, глядя на удаляющиеся полицейские машины, почему-то не чувствовала облегчения. Вместо этого внутри нарастала тревога. Слишком уж легко все получилось. Слишком самоуверенно он проговорился. Словно за его спиной была какая-то сила, какая-то уверенность в своей безнаказанности. Что, если эта история на самом деле только начинается?
******
Последующие недели напоминали Люсе карусель, которая крутилась с такой бешеной скоростью, что у нее рябило в глазах. Следствие, допросы, очные ставки. Запись с диктофона, на которой Квакин в подробностях расписывал, как травил жену «ядом из лягушек», стала главной уликой. Он сначала отпирался, кричал о провокации, но когда следователь с каменным лицом включил запись, из него будто вынули стержень. Илья сломался, признал всё, надеясь на смягчение приговора. Суд был скорым и суровым – длительный срок в колонии строгого режима.
Казалось бы, справедливость восторжествовала. Но жизнь, как известно, редко обходится без ложки дёгтя в бочке мёда. И этой ложкой стала судьба маленького Сашки.
Сразу после ареста Квакина в квартиру, где жили Марина и Сашка, нагрянули органы опеки. Марина, потрёпанная жизнью и предательством мужа, встретила их с красными от слёз глазами.
— Забирайте его, — сказала она, сгорбившись и не глядя на притихшего в углу Сашку. — Он мне не родной. А сейчас, после всего этого… я просто не могу. У меня своих нервов не хватит. Я подаю на развод и уезжаю к родителям.
Сашку, семилетнего мальчика, который только что потерял мать, затем отца (каким бы тот ни был), а теперь и мачеху, пусть и не самую ласковую, ждал детский дом. Нина Пантелеевна, сердце которой разрывалось от боли, ринулась в опеку, умоляя отдать ей правнука.
— Я его выращу! Я на ноги поставлю! — рыдала старушка.
Но холодная чиновница, глядя на восьмидесятилетнюю старушку и скромную пенсию, лишь качала головой.
— Нина Пантелеевна, мы Вас понимаем, но законодательство… Ребёнку нужны полная семья, стабильность, уверенность в завтрашнем дне. Мы не можем передать его под опеку человеку преклонных лет. Это слишком большой риск.
Именно в этот момент в бюро опеки и попечительства, словно кавалерия, ворвались Люся и Иван. Они держались за руки, и на лицах их было решение.
— Мы хотим оформить опеку над Александром Квакиным, — твёрдо заявила Люся, положив на стол папку с документами.
Чиновница подняла на них удивлённый взгляд.
—А Вы… кто? Кем приходитесь мальчику?
— Я — подруга детства его покойной матери, — сказала Люся. — А это — мой муж, Иван Телегин. Мы оба работаем, у нас есть жильё, стабильный доход. Мы готовы взять на себя ответственность за Сашу.
Иван, обычно сдержанный, добавил, глядя чиновнице прямо в глаза:
— Ребёнок пережил огромную травму. Он потерял мать, а теперь и отца. Ему нужна не просто крыша над головой, а семья, любовь, забота и мы можем это дать.
Их искренность и решимость подействовали. Оформление документов заняло некоторое время, но вскоре Сашка, тихий и испуганный, переступил порог их нового общего дома. Люся и Иван, чьи отношения, зародившиеся в водовороте расследования, быстро переросли в нечто большее, расписались скромно, без лишней помпы. Они сняли уютную трёхкомнатную квартиру недалеко от моря. Для Сашки это был лучший выход – он оставался в родном городе, мог видеться с прабабушкой, и главное – у него появились люди, которые его действительно любили.
Однажды, через пару недель после того, как Сашка переехал к ним, в дверь позвонили. На пороге стояла Марина. Она постарела лет на десять, выглядела уставшей и безоружной.
— Людмила… — начала она, запинаясь. — Я… я пришла извиниться. За тот скандал в магазине. Я была как бешеная. А Вы, по сути, спасли мне жизнь. Если бы не Вы, я была бы следующей.
Люся, хоть и не питала к Марине особой симпатии, не смогла отказать ей в сочувствии.
— Проходите, — сказала она. — Саша в школе.
Женщины пили чай на кухне. Марина, нервно теребя край салфетки, рассказывала:
— Я думала, он меня любит. А он… он просто использовал. Хотел пробиться через моего отца. А когда папа отказался ему помогать… я стала ему не нужна. Он прямо говорил: «Ты – обуза». А теперь я понимаю, что он и Таню… — она содрогнулась. — Ужас какой-то. Я чуть не повторила её судьбу. Спасибо Вам.
Марина уехала из города, а в жизни Люси и Ивана началась новая, светлая полоса.
Прошло несколько месяцев. Сашка потихоньку оттаивал, начинал улыбаться, с интересом слушал рассказы Ивана о древних цивилизациях. А однажды вечером, когда они втроём смотрели мультфильм, Люся вдруг почувствовала лёгкое недомогание. Тошнота, головокружение…
— Всё, — торжественно заявил Иван, померив ей температуру и ничего не обнаружив. — Я как учёный, специалист по древним артефактам, заявляю – этот симптом мне знаком. Поздравляю, Люсечка, у нас будет свой маленький археолог.
И оказалось, что Иван прав! Теперь семья жила в ожидании маленького чуда!
Однажды, в один из таких тихих вечеров, когда Людмила и Иван пили чай на кухне, а Саша уже спал, зазвонил телефон. Это был Дмитрий Николаевич.
— Люсь, — голос отчима звучал странно, настороженно. — Ты сиди? Так вот… Только что позвонили. Твой… этот… Квакин. Илья.
Люся насторожилась.
— Что случилось? Устроил бунт? Подаёт апелляцию?
— Хуже, — отчеканил Дмитрий Николаевич. — Его там нашли в камере. Он мертв. Предварительно – несчастный случай. Упал с нар и ударился головой. Но, Люсь… слухи уже поползли, что это не случайность. Говорят, он кому-то должен крупную сумму за тот самый яд или слишком много знал. В общем, концы в воду.
Люся медленно положила трубку. Известие о смерти Квакина повисло в уютной кухне тягостным молчанием. Люся медленно опустила трубку и перевела взгляд на мужа.
— Умер, — коротко бросила она. — Произошёл «Несчастный случай».
Иван снял очки и тщательно протер их салфеткой. Его ученый ум уже анализировал информацию.
— Слишком удобно. Слишком чисто. Как будто кто-то поспешил подвести черту под этой историей.
— Папа говорит, шепчутся про долги или что он слишком много знал, — вздохнула Люся, подходя к окну. За ним шумел ветер в ветвях старого клена, посаженного еще при строительстве дома. — Значит, тот, кто ему этот яд поставил, все еще на свободе.
Иван встал и обнял ее за плечи.
— Возможно. Но это уже не наша война, Люсь. Мы сделали то, что должны были сделать. Справедливость восторжествовала. Остальное — дело правоохранительных органов. А твоя задача сейчас — думать о нем, — муж нежно положил руку на ее слегка округлившийся живот.
Люся улыбнулась и прижалась к нему. Он был прав. Ее место теперь здесь, с семьей. С ним, с Сашкой, с их будущим ребенком. Пусть тени прошлого останутся за порогом их светлого, теплого дома.
Прошло несколько месяцев. Дело об убийстве Квакина было официально закрыто в связи с недостаточностью улик. Формальности были соблюдены. А в жизни семьи Телегиных-Горошкиных произошло долгожданное и радостное событие — на свет появился маленький Артём.
Роды прошли легко, и вот уже Люся возвращалась из роддома, неся на руках заветный сверточек, из которого торчал крохотный розовый носик. Иван, сияющий как новенький пятак, открывал дверь машины, а Сашка, серьезный и взволнованный, стоял на пороге дома с огромным букетом воздушных шаров.
— Тетя Люся, дядя Ваня, можно я посмотрю на него? — с замиранием сердца прошептал мальчик.
— Конечно, можно, — улыбнулась Люся, опускаясь на колено, чтобы показать братика. — Это твой младший брат, Артём.
Сашка с благоговением потрогал пальчиком крохотную ручку. Его лицо озарила счастливая, светлая улыбка, которую Люся видела все чаще и чаще.
— Он такой маленький… Я буду его защищать, — с важным видом заявил мальчик. — И учить его всему, что знаю. И читать ему детективы, как мне мама читала.
В этот момент у Люси защемило сердце от счастья и легкой грусти. Таня была бы счастлива, видя своего сына таким — любимым, окруженным заботой, нашедшим свое место в жизни.
Жизнь постепенно вошла в новое, спокойное русло. Артёмка рос крепким и улыбчивым карапузом. Сашка, ставший ему не просто братом, а верным другом и защитником, успешно окончил первый класс. А через полгода после рождения Артема, когда суета немного улеглась, Люся и Иван подали официальные документы на усыновление Сашки.
Суд прошел быстро и гладко. Показания органов опеки, охарактеризовавших семью Телегиных как образцовую, сыграли свою роль. Когда судья огласил решение, Сашка, сидевший между Люсей и Иваном, крепко сжал их руки. В его глазах стояли слезы, но это были слезы счастья.
— Значит… теперь я официально Сашка Телегин? — спросил он, выходя из зала суда.
— Совершенно верно, — улыбнулся Иван, беря его на руки, хотя мальчик был уже довольно тяжелым. — Полноправный член нашей научно-исследовательской экспедиции под названием «Семья».
— Ура! — закричал Сашка и обнял их обоих за шеи.
Чтобы отпраздновать это двойное событие — усыновление и день рождения Артема, который как раз подоспел, они устроили большой семейный праздник в своем доме. Пришли все: сияющая от счастья Нина Пантелеевна, Надежда Ивановна с Дмитрием Николаевичем и подросшим Лешкой, бывшие коллеги по магазину — Аня, Наташа и дядя Толя, который, к всеобщему удивлению, пришел не один, а с… Эммой Георгиевной. Оказалось, что после краха Квакина и череды разочарований, заведующая, наконец, оценила преданность простого водителя, и между ними завязался, как она сама выразилась, «роман на закате жизни».
Дом был полон гостей, смеха, музыки и запаха вкусной еды. В центре гостиной, на большом ковре, ползал маленький Артём, с интересом исследуя яркие игрушки, а Сашка с важным видом демонстрировал гостям свои школьные успехи.
Люся, стоя у стола с тортом и наблюдая за этой картиной, чувствовала себя так, будто пьет самый вкусный и сладкий напиток в мире — напиток под названием «счастье». К ней подошел Иван, обнял за талию и тихо спросил:
—О чем задумалась, жена?
— О том, что жизнь, несмотря ни на что, удивительная штука, — ответила она, прижимаясь к нему. — Смотри: я приехала сюда с разбитым сердцем и одним чемоданом. А нашла все, о чем можно мечтать. Тебя, наших мальчишек, настоящих друзей. Даже работу новую, — она улыбнулась. — Кто бы мог подумать, что бывший московский юрист станет успешным владельцем собственного юридического агентства в Лучезарном.
— А бывший археолог-продавец — доцентом университета и автором монографии, — добавил Иван. — Главное, что мы вместе, Люсь, и нам ничего не страшно.
В этот момент к ним подполз Артём и, ухватившись за ножку стула, попытался встать.
—Ма-ма! — пролепетал он, сияя улыбкой.
— Па-па! — тут же подхватил Сашка, подбегая и помогая брату подняться на ноги. — Я его научу ходить к концу недели, честное слово!
Все засмеялись. Люся посмотрела на Ивана, на своих мальчишек, на счастливые лица родных и друзей, заполнивших их дом. В ее сердце не осталось ни капли страха или тревоги. Только бесконечная, всеобъемлющая благодарность за этот подарок судьбы.
Да, где-то там, в большом мире, возможно, все еще бродили тени вроде Квакина или его таинственного поставщика. Но ее личная война с «Синей Бородой» была закончена безоговорочной победой любви, семьи и добра. А это была самая главная победа в жизни любой женщины. И Люся Горошкина, теперь Телегина, знала это наверняка.
