— Нет, ты посмотри на неё, Петенька! Опять она с кислой миной сидит! — голос Жанны Егоровны, елейный и одновременно ядовитый, разрезал тишину скромной кухни, как ржавый нож — масло. — Я для вас стол накрыла, разносолы принесла, а она мне спасибо через губу цедит. Что, невкусно тебе, Леночка? Или барыня брезгует стряпнёй свекрови?
Лена медленно подняла глаза от тарелки. В горле стоял ком, не давая проглотить даже кусочек прекрасно пахнущего жаркого. Двадцать квадратных метров их с Петей однокомнатной квартиры, казалось, сжались до размеров спичечного коробка, в котором не было воздуха. Свекровь, восседавшая во главе стола, как императрица на троне, буравила её своими маленькими, злыми глазками. Рядом с ней сидела золовка Зоя, точная, только молодая и ещё более ехидная копия матери, и поддакивала каждому её слову.
— Мам, ну что ты начинаешь? — устало протянул Петя, не отрываясь от еды. — Лена с работы пришла, устала.
— Устала она! — фыркнула Жанна Егоровна, и её массивный бюст, обтянутый цветастым платьем, колыхнулся. — А я не устала? С утра на рынке, потом у плиты, сумки на себе пёрла через весь город, чтобы твоего мужа накормить по-человечески! А то ведь исхудал совсем на её лаборантских харчах! Одни макароны да сосиски, небось!
— Жанна Егоровна, мы нормально питаемся, — тихо, но твёрдо произнесла Лена. Силы терпеть в очередной раз заканчивались. — И я вам благодарна за ужин, я уже сказала спасибо.
— Сказала она! Таким тоном сказала, что лучше бы промолчала! — взвилась Зоя, подливая масла в огонь. — Мы к вам с душой, а ты вечно недовольная! Мама права, Петя, не ценит она твою семью! Совсем не ценит!
Лена посмотрела на мужа. Петя, её любимый, добрый Петя, сейчас казался чужим. Он сидел, вжав голову в плечи, и старательно работал вилкой, делая вид, что семейная сцена его не касается. Он всегда так делал. Все десять лет их брака. Он просто отключался, предоставляя ей в одиночку отбиваться от нападок его матери и сестры. Сначала она пыталась ему что-то объяснить, плакала, просила заступиться. Он обнимал её, когда они оставались одни, говорил: «Ну ты же знаешь маму, она не со зла, характер такой. Просто не обращай внимания».
Но как можно было не обращать внимания, когда это «невнимание» превратило её жизнь в ад? Когда любой повод использовался для того, чтобы её унизить, уколоть, показать, что она здесь — пустое место, недостойное их драгоценного Петеньки. То она полы не так моет, то рубашки ему гладит неправильно, то в поликлинике своей копеечной получает мало, не то, что «успешная» Зоя, менеджер в какой-то мутной конторке. Апогеем всего было отсутствие детей. Жанна Егоровна с Зоей перемыли ей все косточки, обсудили её здоровье со всеми родственниками и соседками, вынеся вердикт: «пустоцвет». И неважно, что врачи говорили, что проблема может быть и в Пете, который наотрез отказывался идти проверяться. Виноватой по умолчанию была назначена она.
— Я вот смотрю на тебя, Леночка, и диву даюсь, — не унималась свекровь, переходя в наступление. — Ни рожи, ни кожи, ни роду, ни племени. Взяли тебя в семью, обогрели, а ты как волчонок смотришь. Хоть бы раз слово ласковое сказала, хоть бы раз посоветовалась. Нет, она сама себе на уме! Вся в мать свою, такая же гордячка!
Упоминание матери стало последней каплей. Лена вскочила из-за стола, опрокинув стул. Посуда на столе звякнула.
— Не смейте трогать мою маму! — выкрикнула она, и её голос сорвался от сдерживаемых слёз и гнева. — Она была святым человеком, не то, что некоторые!
— Ах ты!.. — Жанна Егоровна тоже поднялась, побагровев. — Ты мне ещё хамить будешь в моём… в доме моего сына?! Да я!..
— Что вы? — Лена уже не могла остановиться. Плотина прорвалась. — Что вы сделаете? Опять пожалуетесь всем, какая я неблагодарная тварь? Опять будете названивать Пете на работу и капать ему на мозги, что я его не достойна? Да я десять лет это терплю! Десять лет вы отравляете мне жизнь! Каждый день! Каждую минуту! Вы приходите в мой дом без спроса, роетесь в моих вещах, критикуете всё, что я делаю! Вы ненавидите меня, и я не понимаю, за что!
— За то, что ты ничтожество! — завизжала Зоя. — Ты ему не пара! Петя работает у банкира, он человек солидный, а ты кто? Лаборантка в занюханной поликлинике! Ты его позоришь!
— Я работаю честно! — крикнула Лена. — И не лезу в чужие семьи, не учу других, как им жить!
Петя, наконец, очнулся. Он вскочил, подбежал к Лене, схватил её за плечи.
— Лена, прекрати! Мама, Зоя, ну хватит! Пожалуйста!
Но их уже было не остановить. Это был ураган ненависти, копившийся годами.
— Пусти её, сынок! — командовала Жанна Егоровна. — Пусть покажет своё истинное лицо! Я всегда знала, что она змея, которую ты пригрел на груди!
В этот самый момент, когда казалось, что стены квартиры вот-вот рухнут от напряжения и криков, в дверь настойчиво позвонили. Один раз, второй, третий — долго, требовательно.
Все замолчали, удивлённо переглянувшись. Они никого не ждали.
— Кто это ещё? — прошипела Жанна Егоровна, недовольная тем, что их скандал прервали. — Кого это ещё принесло? Твои подружки, что ли, явились?
Лена, всё ещё дрожа, вырвалась из рук Пети и пошла к двери. Ей было всё равно, кто там. Кто угодно, лишь бы прервать этот кошмар. Она посмотрела в глазок и замерла.
На пороге стояла незнакомая женщина. Высокая, статная, лет шестидесяти, но выглядевшая гораздо моложе. На ней был элегантный бежевый плащ, а её седые волосы были уложены в аккуратную причёску. Но поразило Лену не это, а её лицо — с резкими, властными чертами и невероятно пронзительными, умными серыми глазами.
— Кто там, Лена? — нетерпеливо спросил Петя из-за спины.
Лена молча открыла замок.
Женщина на пороге окинула её оценивающим взглядом, потом перевела взгляд за её спину, вглубь комнаты. Её губы тронула лёгкая, чуть ироничная усмешка.
— Добрый вечер. Я, кажется, не вовремя? — её голос был низким и властным, с лёгкой хрипотцой. — Жанна здесь? Я ищу Жанну Богданову.
В этот момент из кухни вышла сама Жанна Егоровна, вытирая руки о передник. Увидев гостью, она застыла на месте. Её лицо моментально изменилось. С него слетела вся спесь и злоба. Оно стало бледным, испуганным, почти жалким. Она смотрела на женщину в дверях так, как кролик смотрит на удава.
— Га… Галя? — пролепетала она, и её голос дрогнул. — Ты?.. Как ты?..
Зоя, выглянувшая из-за материнского плеча, тоже вытаращила глаза. Страх на лице матери был настолько явным и сильным, что он тут же передался и ей.
Лена с удивлением наблюдала за этой немой сценой. Кто эта женщина, которую её всесильная, грозная свекровь, державшая в страхе всю семью, боялась больше огня?
— Я, Жанночка, я, — усмехнулась гостья, которую назвали Галей. Она уверенно шагнула через порог, заставив Жанну Егоровну попятиться. — Не ждала? А я вот решила навестить любимую сестрицу. Соскучилась. Давно ведь не виделись. Лет… сорок?
Женщину звали Галина Ивановна Вольская. И она была старшей сестрой Жанны Егоровны. Этот факт поразил Лену до глубины души. За десять лет брака она ни разу не слышала, чтобы у её свекрови была сестра. Ни единого упоминания, ни одной фотографии в семейных альбомах, которые Жанна Егоровна так любила демонстрировать, сопровождая каждый снимок язвительными комментариями в адрес Лениной внешности.
Галина Ивановна вошла в квартиру, как хозяйка. Она сняла свой элегантный плащ, повесила его на вешалку, окинула критическим взглядом тесную прихожую и прошла в комнату, даже не дожидаясь приглашения. Лена, Петя, Жанна и Зоя молча следовали за ней, словно свита за королевой.
— Ну, что застыли, как соляные столпы? — весело спросила Галина, усаживаясь в единственное кресло и закидывая ногу на ногу. — Не рады мне, что ли? Жанна, а ты совсем не изменилась. Всё такая же… — она сделала паузу, подбирая слово, и её серые глаза сверкнули, — …простая.
Жанна Егоровна стояла посреди комнаты, сжимая и разжимая кулаки. Её лицо было белее мела. Она что-то хотела сказать, но, видимо, не находила слов.
— Откуда ты… Откуда ты узнала адрес? — наконец выдавила она.
— Язык до Киева доведёт, сестричка, а уж до твоей хрущёвки и подавно, — хмыкнула Галина. — Мир не без добрых людей. Нашлись те, кто помнит, как ты после замужества фамилию сменила и все контакты обрубила. Думала, я тебя не найду? Наивная.
Она перевела взгляд на растерянного Петю, потом на Лену.
— Так, значит, это и есть твоё семейство. Сын, я полагаю? — она кивнула на Петю. — Весь в отца. Такой же растерянный вид. А это, — её взгляд потеплел, когда она посмотрела на Лену, — невестка? Леночка, верно? Я слышала, как тебя кричали. Девочка, а почему у тебя глаза на мокром месте? Обижает кто?
Вопрос был задан лёгким, почти шутливым тоном, но в нём чувствовалась сталь. И смотрела Галина Ивановна при этом прямо на Жанну.
— Нет, что вы… Всё в порядке, — пробормотала Лена, чувствуя, как краснеет.
— Да? А мне показалось, тут у вас третья мировая в разгаре была, — Галина усмехнулась. — И ты, девочка, была в самом эпицентре. Ладно, не хочешь говорить — не надо. Я и сама всё вижу. Жанна, а ты гостью чаем напоить не хочешь? Или у вас в доме это не принято?
Жанна Егоровна вздрогнула, словно очнувшись от оцепенения.
— Зоя, поставь чайник! — рявкнула она на дочь так, что та подпрыгнула.
Зоя, обычно такая дерзкая и наглая, пулей метнулась на кухню.
Вечер перестал быть томным. Атмосфера в квартире изменилась кардинально. Ураган ненависти сменился гробовым молчанием, нарушаемым лишь позвякиванием посуды на кухне и уверенным, спокойным голосом Галины Ивановны, которая, казалось, чувствовала себя абсолютно комфортно. Она расспрашивала Петю о его работе, Лену — о её увлечениях, полностью игнорируя застывшую истуканом сестру.
Лена отвечала односложно, всё ещё не веря в происходящее. Она видела, как её свекровь, эта гроза и тиран, сидит на краешке дивана, боясь пошевелиться. Видела, как Зоя заискивающе ставит на стол чашки, стараясь не встречаться взглядом с тёткой, о существовании которой, похоже, тоже не подозревала.
Когда чай был разлит, Галина Ивановна сделала глоток и отставила чашку.
— Ну, а теперь, Жанночка, давай поговорим о деле, — сказала она, и её голос мгновенно стал серьёзным. — Я ведь не просто так тебя искала. Я приехала за своим.
— За каким… своим? — прошептала Жанна. — Я ничего у тебя не брала.
— Не брала? — Галина рассмеялась коротким, холодным смехом. — Память у тебя девичья, сестра. Или ты думала, что я забыла про бабушкино наследство? Про гарнитур с бриллиантами и изумрудами, который она мне завещала? Который «потерялся» аккурат перед моим отъездом, и из-за которого ты выставила меня воровкой перед всей семьёй?
Лена увидела, как дёрнулось плечо свекрови. Петя посмотрел на мать с недоумением.
— Мам, о чём она говорит? Какое наследство?
— Не твоё дело! — огрызнулась Жанна, но тут же сжалась под тяжёлым взглядом сестры.
— А я считаю, что как раз его, — спокойно парировала Галина. — И его жены тоже. Пусть знают, на чём построено благополучие вашей семьи. На лжи и воровстве. Я сорок лет молчала, Жанна. Сорок лет жила с клеймом, которым ты меня наградила. Уехала на Север, работала как проклятая, чтобы доказать всем и в первую очередь себе, что я не тварь дрожащая, а право имею. А ты тут, значит, процветала? Замуж выскочила, детей нарожала, учишь всех жизни?
Она наклонилась вперёд, и её голос стал тихим, почти шипящим.
— Я недавно нашла покупателя. На одно из колец. Представляешь, какое совпадение? Антиквар из Питера. Он его купил у одного московского ювелира, а тот, в свою очередь, приобрёл его в ломбарде тридцать восемь лет назад. У меня есть все документы, Жанна. Экспертиза, подтверждающая, что это камень из нашего гарнитура. И квитанция из того ломбарда. С твоей девичьей фамилией и подписью.
В комнате повисла мёртвая тишина. Было слышно, как тикают часы на стене. Лена смотрела на свекровь и видела, как рушится её мир. Вся её спесь, вся её уверенность в собственной правоте и непогрешимости испарились, оставив после себя лишь липкий, животный страх.
— Я… я… — пролепетала Жанна. — Это неправда… Ты всё врёшь!
— Вру? — Галина Ивановна достала из сумочки планшет, что-то нажала на экране и повернула его к сестре. — Вот, полюбуйся. Скан квитанции. Узнаёшь свой каллиграфический почерк? Ты ведь всегда гордилась, как красиво пишешь.
Зоя ахнула и прикрыла рот рукой. Петя смотрел то на мать, то на экран планшета, и на его лице отражалась сложная гамма чувств: недоверие, растерянность, разочарование и стыд.
— Так что, сестричка, у меня к тебе простое предложение, — продолжила Галина, убирая планшет. — Либо ты возвращаешь мне стоимость всего гарнитура по сегодняшней рыночной оценке, а это, поверь, очень приличная сумма, либо эта квитанция и моё заявление отправляются в полицию. Статья «Мошенничество в особо крупном размере». Срока давности по таким делам нет, я консультировалась с юристом. Конечно, тебя, может, и не посадят, возраст учтут. Но репутация… Представляешь, какой будет скандал? Все твои подружки, соседи, родственники мужа узнают, что уважаемая Жанна Егоровна — обычная воровка.
Галина откинулась на спинку кресла и улыбнулась. Улыбка у неё была хищная.
— Я даю тебе неделю на размышления. Мой номер телефона я оставлю вот этой милой девушке, — она кивнула на Лену. — Она, я смотрю, единственная в этом доме, кому можно доверять. А пока… я, пожалуй, поживу где-нибудь поблизости. В гостинице. Буду ждать твоего звонка.
Она встала, так же элегантно надела свой плащ, подошла к Лене и вложила ей в руку визитку.
— Держись, девочка, — тихо сказала она. — Буря только начинается. Но помни, ты не одна.
И с этими словами она вышла из квартиры, оставив за собой шлейф дорогих духов и семью, в которой только что взорвалась бомба замедленного действия.
После ухода Галины Ивановны в квартире ещё долго стояла тишина. Первой очнулась Зоя.
— Мама, это правда? — её голос дрожал. — То, что она сказала… это правда?
Жанна Егоровна медленно опустилась на диван. Она выглядела постаревшей лет на двадцать.
— Не ваше дело, — глухо ответила она.
— Как это не наше?! — взорвался Петя. Он впервые в жизни повысил голос на мать. — Это что сейчас было? Ты… ты обокрала родную сестру и выставила её воровкой? Мама, как ты могла?!
— А что мне было делать?! — вдруг закричала Жанна, и в её голосе смешались ярость и отчаяние. — Ей — всё! Красавица, умница, любимица отца! Ей — бриллианты, а мне — ситцевое платье! Ей — институт в Ленинграде, а мне — ПТУ и работа на заводе! Она всегда получала всё, что хотела! А я?! Я тоже хотела жить красиво! Я заслужила это!
Она рыдала, размазывая по лицу слёзы и косметику. Это была исповедь, которую она, видимо, держала в себе всю жизнь. Лена смотрела на неё без злорадства, скорее с удивлением и какой-то брезгливой жалостью. Вот она, причина многолетней ненависти к ней, к Лене. Свекровь просто вымещала на ней свои старые обиды и комплексы, видя в ней очередную соперницу, которой досталось что-то, чего не было у неё — любовь её сына.
— И ради этого ты сломала ей жизнь? — тихо спросил Петя.
— Ничего я ей не ломала! — взвизгнула Жанна. — Прожила же как-то! Вон какая приехала — вся из себя, наряды, духи! Не пропала! А я… я всё для вас, для семьи!
— Хватит! — отрезал Петя. — Хватит прикрываться нами.
Он повернулся к Лене. В его глазах стояли слёзы.
— Лена, прости меня. Прости, что я был таким слепым и глухим. Я… я всё исправлю. Я обещаю.
Следующая неделя превратилась в нескончаемый кошмар. Жанна Егоровна и Зоя пытались давить на Петю, на жалость, на сыновний долг. Они звонили ему, рыдали в трубку, обвиняли Галину во всех смертных грехах, называли её аферисткой и шантажисткой. Но что-то в Пете сломалось в тот вечер. Он больше не был маменькиным сынком. Он коротко отвечал, что мать сама виновата и должна вернуть долг.
Лене они не звонили. Они её просто игнорировали, но она чувствовала их ненависть даже на расстоянии. Зато ей звонила Галина Ивановна. Каждый день. Она не спрашивала о ситуации, не торопила. Она просто разговаривала с Леной — о книгах, о фильмах, о погоде. Рассказывала смешные истории из своей жизни на Севере.
Однажды она рассказала, как работала в геологической партии и к ним в лагерь повадился ходить медведь.
— Здоровый такой шатун, матёрый, — со смехом рассказывала Галина в трубку. — Мужики наши сначала храбрились, ружьями махали. А как увидели его вблизи, так все попрятались. А он, паразит, ходит вокруг палаток, носом водит, ищет, чем бы поживиться. А у нас завхоз был, дядя Миша, мужичок маленький, невзрачный, но с огромным чувством юмора. И вот, в очередную ночь, когда медведь пришёл и начал палатку когтями скрести, дядя Миша не выдержал. Он выскочил наружу в одних подштанниках, с поварёшкой наперевес и заорал на всю тайгу: «А ну пошёл отсюда, косолапый! Частная собственность! Не видишь, люди отдыхают?!». Медведь от такой наглости опешил. Сел на задние лапы, смотрит на этого Давида перед Голиафом и, кажется, ничего не понимает. А дядя Миша, войдя в раж, начал его отчитывать, как нерадивого подчинённого: «Ты почему в таком виде на рабочем месте? Небрит, нечёсан! Где твой пропуск?». В общем, нёс какую-то чушь, но с таким уверенным видом, что медведь, видимо, решил, что связался с сумасшедшим. Он посидел, почесал за ухом, развернулся и ушёл. И больше не приходил. Вот что значит, Леночка, сила духа и нестандартный подход! Даже дикого зверя можно поставить на место, если не бояться.
Лена слушала и смеялась. Впервые за долгое время она смеялась искренне, от души. Эта сильная, мудрая женщина, появившаяся в её жизни так внезапно, словно заряжала её своей энергией. Лена чувствовала, как расправляются её плечи, как уходит страх, который сковывал её годами. Она поняла, что бороться можно и нужно. И что она больше не будет жертвой.
Решающий разговор состоялся в воскресенье. Петя пригласил мать и сестру, чтобы поставить точку. Лена настояла на том, чтобы присутствовать. Галина Ивановна тоже приехала — по Лениной просьбе.
Жанна Егоровна пришла с готовым планом. Она начала с рыданий и причитаний.
— Денег у меня нет! — всхлипывала она, обращаясь к сестре. — Откуда у пенсионерки такие деньги? Продавать квартиру, которую мы с покойным мужем всю жизнь зарабатывали? Оставить Зоечку без крыши над головой? Галя, побойся Бога!
— Бога я не боюсь, Жанна. А вот людей, которые лгут и воруют, не люблю, — спокойно ответила Галина. — Квартиру продавать не надо. Но у тебя ведь есть дача. Хороший участок в престижном месте. И машина у Зои, я видела, не из дешёвых.
— Дачу?! Мамину дачу?! — взвилась Зоя. — Да ни за что!
— Тогда, как я и говорила, заявление в полицию, — пожала плечами Галина.
И тут Лена не выдержала. Она встала и посмотрела прямо в глаза свекрови.
— Жанна Егоровна, а вам не стыдно? — тихо, но отчётливо произнесла она. — Вы сорок лет жили спокойно, зная, что оболгали и обокрали родного человека. А теперь, когда пришло время платить по счетам, вы снова пытаетесь манипулировать и давить на жалость. Где же ваша гордость? Где ваша знаменитая «порядочность», которой вы меня все эти годы попрекали?
Жанна Егоровна опешила от такой дерзости.
— Ты… ты как со мной разговариваешь, соплячка?!
— Я разговариваю с вами как взрослый человек с другим взрослым человеком, который поступил очень плохо! — голос Лены креп. — И я больше не позволю вам унижать ни себя, ни мою семью! Этот дом — мой дом! И я не хочу больше видеть в нём ни вас, ни вашу дочь!
Петя подошёл и встал рядом с Леной, взяв её за руку.
— Мама, Лена права. Я люблю тебя, ты моя мать. Но я больше не позволю тебе разрушать мою жизнь. Ты продашь дачу и вернёшь тёте Гале долг. А мы… мы будем жить отдельно. Без твоих визитов и советов. Если захочешь увидеть внуков, когда они у нас появятся, тебе придётся научиться уважать мою жену.
Это был нокаут. Жанна Егоровна смотрела на сына, на Лену, на непроницаемое лицо сестры, и поняла, что проиграла. По всем фронтам. Её власть, её империя, построенная на манипуляциях и контроле, рухнула в один миг.
Она молча встала, окинула всех ненавидящим взглядом и, схватив под руку рыдающую Зою, вылетела из квартиры, громко хлопнув дверью.
Прошло два года. Жизнь Лены и Пети изменилась до неузнаваемости. После того памятного разговора они продали свою однокомнатную квартиру и, добавив денег, которые Петя получил в качестве премии от своего начальника-банкира (тот очень ценил его за преданность и честность), купили просторную «двушку» в новом доме. Они сделали там ремонт по своему вкусу, и Лена, наконец, почувствовала себя настоящей хозяйкой.
Отношения с Петей вышли на новый уровень. Он словно заново влюбился в свою жену, увидев в ней не забитую тихоню, а сильную, уверенную в себе женщину. Он окружил её такой заботой и нежностью, о которой она и не мечтала. А полгода назад произошло чудо, которого они так долго ждали — Лена забеременела. Сейчас она была на седьмом месяце и ждала двойню — мальчика и девочку.
Жанна Егоровна сдержала слово. Вернее, её заставили сдержать. Галина Ивановна оказалась женщиной хватки и наняла юриста, который контролировал весь процесс продажи дачи и передачи денег. Получив своё, она не уехала обратно на Север. Неожиданно для всех, она купила небольшую квартирку в Подмосковье, заявив, что «старость надо встречать поближе к цивилизации и племянникам». Она стала для Лены и Пети самым близким человеком — мудрой советчицей, весёлой собеседницей и настоящим другом. Именно она сейчас помогала Лене готовиться к рождению малышей, покупая смешные ползунки и читая книги о воспитании.
Судьба Жанны Егоровны и Зои сложилась не так радужно. Потеряв дачу, а главное — власть над сыном, Жанна Егоровна сильно сдала. Она замкнулась в себе, перестала выходить из дома, растеряла всех подруг, которым больше не могла жаловаться на «змею-невестку». Её единственной компанией стала Зоя. Но жизнь вдвоём в маленькой квартире с вечно недовольной и больной матерью быстро превратила Зоину жизнь в ад. Она стала нервной, раздражительной, растолстела и потеряла свою лощеную «менеджерскую» привлекательность. Её уволили с работы, и теперь она перебивалась случайными заработками, полностью завися от материнской пенсии. Закон бумеранга, который никто не отменял, сработал безотказно, вернув им обеим всю ту злобу и яд, которые они годами изливали на Лену.
Однажды вечером, когда Лена, Петя и Галина Ивановна сидели на новой, просторной кухне и пили чай с пирогом, Петя вдруг сказал:
— Знаете, я ведь недавно видел мать. Случайно, у магазина. Она так постарела, осунулась… Мне её даже жалко стало на секунду.
Галина Ивановна отпила чай и посмотрела на него своими пронзительными серыми глазами.
— Жалость — хорошее чувство, Петя. Но не стоит путать её с ответственностью за чужие ошибки. Твоя мать сама выбрала свой путь. И получила то, что заслужила. А ваша задача сейчас — построить свою, счастливую семью. И не оглядываться назад.
Лена почувствовала, как в животе шевельнулись малыши, словно соглашаясь с этими словами. Она посмотрела на мужа, на его любящее лицо, на улыбающуюся тётю Галю, и поняла, что она абсолютно счастлива. Вся боль, все обиды прошлого растворились, оставив после себя лишь выжженное поле, на котором теперь росли прекрасные цветы новой жизни.
