— Пустоцвет! Вот ты кто! — эти слова свекрови ударили Марину, как пощёчина, прямо за праздничным столом, когда все родственники собрались отметить годовщину их с Павлом свадьбы.
Тишина, которая повисла после этих слов, была такой плотной, что, казалось, её можно было потрогать руками. Марина застыла с бокалом в руке, не донеся его до губ. Она смотрела на Тамару Ивановну, свою свекровь, и не могла поверить, что та произнесла это вслух. При всех. При золовке Наташе, которая уже доставала телефон, чтобы записать скандал. При тёте Павла, которая прикрыла рот ладонью. При самом Павле, который сидел рядом с матерью и молчал.
Марина медленно поставила бокал на стол. Её руки не дрожали, хотя внутри всё горело от обиды и ярости. Три года. Три года она терпела колкости, намёки, недовольные взгляды. Но это… это было слишком.
— Что вы сказали, Тамара Ивановна? — её голос прозвучал спокойно, но в нём слышался металл.
Свекровь выпрямилась на стуле, и на её лице появилась та самая улыбка — ласковая снаружи и ядовитая внутри.
— Я сказала правду, милая. Три года прошло, а внуков всё нет. Что ещё подумать? Любая нормальная женщина уже давно бы родила. А ты… — она развела руками, изображая сожаление. — Видимо, не способна дать моему сыну наследника.
Марина почувствовала, как кровь отливает от лица. Она посмотрела на Павла. Он сидел, уткнувшись в тарелку, и ковырял вилкой салат оливье. Не поднимал глаз, не вступался, не останавливал мать. Просто сидел и молчал, как всегда.
— Павел, — позвала она его. — Ты слышишь, что говорит твоя мать?
Он поднял на неё взгляд, и в его глазах она увидела не поддержку, не возмущение, а усталость и раздражение. Не на мать — на неё, Марину.
— Мам, ну зачем ты так… — пробормотал он без всякого убеждения. — Марин, она не со зла. Просто переживает за нас.
За нас. Марина чуть не рассмеялась от абсурдности этой фразы. Тамара Ивановна переживала только за себя и за то, что соседки начали спрашивать, почему до сих пор не бегают внучата. Имидж заботливой бабушки был под угрозой.
— Переживает? — Марина встала из-за стола. — Называет меня пустоцветом при всех родственниках — это забота?
— Ой, да ладно тебе обижаться! — вмешалась золовка Наташа, откладывая телефон. — Мама правду говорит. Я вот через год после свадьбы родила. И Ленка, жена двоюродного брата Павла, тоже быстро. А ты что-то тянешь. Может, правда проблемы какие?
Марина обвела взглядом собравшихся. Никто не возмутился, никто не встал на её защиту. Все смотрели на неё с любопытством, ожидая оправданий. Даже тётя Павла, которая всегда казалась доброжелательной, теперь изучала её с плохо скрытым интересом.
— Проблема только одна, — сказала Марина, глядя прямо на свекровь. — Я не хочу рожать в этой атмосфере. В доме, где меня не уважают, где мой муж не может защитить меня от оскорблений собственной матери.
Тамара Ивановна фыркнула.
— Вот видите! — обратилась она к остальным. — Капризничает! Ей условия не те! А нормальная женщина в любых условиях родит, потому что это её природное предназначение. А эта… эта только требования выставляет!
— Мам, хватит, — Павел наконец подал голос, но так вяло, что это прозвучало скорее как просьба, а не требование.
— Что «хватит»? — свекровь повернулась к сыну. — Я тебе с первого дня говорила — не та она! Не наша! Вон, квартиру свою не хочет на тебя переписывать, всё при себе держит. И с ребёнком тянет. Знает, что если разведётесь, то алименты платить не придётся!
И тут Марина поняла. Всё встало на свои места. Постоянные намёки на квартиру, которую ей оставила бабушка. Вопросы о том, не собирается ли она оформить её на мужа «для укрепления семьи». И теперь эти обвинения в бесплодии. Это была спланированная атака. Тамара Ивановна решила выдавить её из семьи, сделать жизнь невыносимой, чтобы она сама ушла. А может, и не просто ушла.
— Так вот в чём дело, — медленно произнесла Марина. — Вам нужна не невестка. Вам нужна инкубатор для внуков и донор недвижимости. Я правильно понимаю?
— Как ты смеешь! — взвизгнула свекровь. — Паша, ты слышишь, как она со мной разговаривает?
Павел встал, но не для того, чтобы защитить жену. Он подошёл к матери и положил руку ей на плечо.
— Мам, успокойся. Марина просто на эмоциях. Марин, извинись перед мамой.
Извинись. Перед той, которая только что назвала её пустоцветом. Марина посмотрела на мужа и увидела перед собой чужого человека. Маменькиного сынка, который никогда не вырастет, никогда не станет на её сторону. Который всегда будет выбирать мать.
— Я не буду извиняться за то, что защищаю своё достоинство, — сказала она. — И знаешь что, Павел? Твоя мать права в одном. Я действительно не рожу в этой семье. Потому что не хочу, чтобы мои дети росли в атмосфере унижений и манипуляций.
Она пошла к выходу из столовой, но Тамара Ивановна не могла удержаться от последнего удара.
— Вот и уходи! Найдём Паше нормальную жену, которая и родит, и квартиру не будет жалеть для семьи!
Марина остановилась в дверях и обернулась.
— Найдёте, — согласилась она. — Только вот незадача — квартира-то моя. И останется моей.
Она поднялась в спальню и достала телефон. Пальцы сами набрали номер мамы.
— Мариночка? Что-то случилось? — мамин голос сразу почувствовал неладное.
— Мам, можно я к тебе на несколько дней приеду? — Марина старалась говорить ровно, но голос предательски дрогнул.
— Конечно, милая. Что произошло?
— Потом расскажу. Я сейчас вещи соберу и приеду.
Она открыла шкаф и начала складывать одежду в сумку. Внизу слышались голоса — гости расходились. Праздник был испорчен окончательно. Хотя какой праздник? Это было больше похоже на публичную казнь.
Дверь в спальню открылась. Вошёл Павел. Он выглядел раздражённым и уставшим.
— Ты что устроила? — начал он с порога. — Мама теперь плачет, гости разошлись. Ты довольна?
Марина обернулась к нему.
— Я устроила? Серьёзно? Твоя мать назвала меня пустоцветом при всех, а виновата я?
— Она пожилой человек, у неё нервы. А ты молодая, могла бы и промолчать. Не обострять.
— Промолчать, — повторила Марина. — Как ты промолчал, когда она меня оскорбляла?
— Я же просил её прекратить!
— Ты пробормотал что-то невнятное, а потом велел мне извиниться! Это твоя защита?
Павел подошёл ближе и увидел сумку на кровати.
— Ты что, уходишь? Из-за какой-то ерунды?
— Ерунды? — Марина рассмеялась, но в её смехе не было веселья. — Твоя мать унизила меня при всех, назвала бесплодной, обвинила в корысти, а ты называешь это ерундой?
— Она не то имела в виду…
— Она имела в виду именно то, что сказала. И ты это знаешь. Просто тебе удобнее делать вид, что ничего не происходит. Как всегда.
Павел сел на край кровати и обхватил голову руками.
— Марин, ну не уходи. Я поговорю с ней. Она извинится.
— Не надо. Вынужденные извинения ничего не изменят. Проблема не в твоей матери, Павел. Проблема в тебе. В том, что ты не можешь или не хочешь защитить свою жену. В том, что для тебя мнение мамы важнее, чем мои чувства.
— Это не так!
— Это именно так. Сколько раз она делала мне замечания по поводу готовки? А ты молчал. Сколько раз критиковала мой внешний вид? А ты пожимал плечами. Сколько раз намекала, что я должна переписать квартиру на тебя? А ты поддакивал. И вот теперь это. Последняя капля.
Марина застегнула сумку.
— Ты преувеличиваешь. Все свекрови такие. Надо просто потерпеть, она привыкнет.
— Три года я терплю, Павел. Три года. И что изменилось? Только хуже стало. Нет, хватит. Я еду к маме. Подумаю, что делать дальше.
— А как же мы? Наша семья?
Марина посмотрела на него долгим взглядом.
— А есть ли она, наша семья? Или есть ты, твоя мама и я — посторонний человек, который мешает вашему симбиозу?
Павел молчал. Он не знал, что ответить. Потому что где-то глубоко внутри понимал — она права. Но признать это означало признать собственную слабость, неспособность быть настоящим мужем. А это было слишком больно для его самолюбия.
Марина вышла из спальни. Внизу, в гостиной, сидела Тамара Ивановна. Она уже не плакала. Она сидела с видом оскорблённого достоинства и что-то говорила золовке Наташе. Увидев Марину с сумкой, она ухмыльнулась.
— Что, обиделась? Ну и катись! Паша без тебя не пропадёт. Найдём ему нормальную жену, которая нарожает внуков и не будет капризничать!
Марина остановилась.
— Знаете, Тамара Ивановна, я вам даже благодарна. Вы открыли мне глаза. Я поняла, что не хочу быть частью вашей семьи. Не хочу, чтобы мои дети называли вас бабушкой. Не хочу, чтобы они росли, видя, как их отец пресмыкается перед вами. Так что спасибо за урок.
— Да какие твои дети! — взвилась свекровь. — Ты же пустоцвет! Бесплодная!
И тут Марина улыбнулась. Впервые за весь вечер искренне улыбнулась.
— А вот это мы ещё посмотрим, — сказала она загадочно и вышла из дома.
На улице было свежо. Осенний вечер окутал город прохладой, и Марина глубоко вдохнула. Воздух показался ей необыкновенно чистым после душной атмосферы того дома. Она достала телефон и вызвала такси. Пока ждала машину, позвонила подруге Лене.
— Привет! Как годовщина отметили? — весело спросила Лена.
— Великолепно, — усмехнулась Марина. — Свекровь назвала меня пустоцветом при всех, а муж встал на её сторону.
— Что?! Да ты шутишь!
— Если бы. Лен, я уезжаю к маме. Надо подумать.
— Правильно делаешь. Слушай, а она не знает?
— Кто? О чём?
— Ну твоя свекровь. Не знает про…
— Нет, — Марина покачала головой, хотя подруга не могла её видеть. — Я никому не говорила. Хотела Павла первым обрадовать. Дождаться, когда будет три месяца, когда уже точно… А теперь и не знаю, стоит ли.
— Мариш, а может, это знак? Может, лучше уйти сейчас, пока не поздно?
Марина положила руку на живот. Там, внутри, уже пятую неделю рос маленький человечек. Тот самый «наследник», о котором так мечтала Тамара Ивановна. Только вот достойна ли она быть бабушкой этому ребёнку? И достоин ли Павел быть отцом?
Подъехало такси. Марина села в машину и назвала адрес. Пока ехали, телефон разрывался от звонков Павла. Она не отвечала. Потом пришло сообщение: «Марин, не дури. Возвращайся. Мама извинится».
Мама извинится. Не он извиняется за то, что не защитил. А мама извинится. Может быть. Если он уговорит. И что это изменит?
Мама встретила её на пороге. Не стала ни о чём спрашивать, просто обняла и провела в дом. Налила чаю, достала любимое Маринино печенье. И только когда дочь немного успокоилась, мягко спросила:
— Рассказывай. Что там у вас произошло?
Марина рассказала. Всё, с самого начала. Про постоянные придирки свекрови, про намёки на квартиру, про сегодняшнее унижение. Мама слушала молча, только сжимала губы всё сильнее.
— И Павел? Он что?
— А Павел как всегда. Мамин сынок. Для него мамино спокойствие важнее, чем достоинство жены.
— М-да, — мама покачала головой. — Знаешь, я когда-то была в похожей ситуации. Твоя бабушка по папиной линии тоже меня недолюбливала. Но твой отец… он сразу дал понять, что я — его выбор, его семья. И если кому-то это не нравится, то это их проблемы.
— Папа был настоящим мужчиной, — вздохнула Марина.
— Был, — согласилась мама. — И знаешь что? Ты достойна такого же. Не соглашайся на меньшее.
— Мам, а если я уйду от Павла?
— Я тебя поддержу. Что бы ты ни решила. Ты взрослый человек, и только тебе решать, как жить дальше.
Марина помолчала, собираясь с духом.
— Мам, я беременна.
Мама замерла с чашкой в руке.
— Что? Но ты же сказала, что свекровь назвала тебя…
— Она не знает. Никто не знает, кроме Лены. Я узнала две недели назад, но хотела подождать, когда будет три месяца. Хотела Павла обрадовать на годовщину. А теперь…
Мама поставила чашку и взяла дочь за руки.
— Маринка, это меняет дело. Ребёнку нужен отец.
— Нужен, — согласилась Марина. — Но какой отец из Павла? Который не может защитить жену от оскорблений? Который всегда будет ставить мнение своей мамы выше интересов семьи? Хочу ли я, чтобы мой ребёнок рос, видя такой пример?
— Это сложный вопрос, дочка. Тут только ты можешь решить.
Следующие несколько дней Марина провела у мамы. Павел звонил, писал сообщения, даже приезжал, но она отказалась с ним встречаться. Ей нужно было время подумать. Взвесить всё. На четвёртый день позвонила Тамара Ивановна. Марина хотела сбросить звонок, но потом решила ответить.
— Алло.
— Марина, это я, — голос свекрови был непривычно тихим. — Можем поговорить?
— Слушаю вас.
— Я… я хотела извиниться. За те слова. Погорячилась.
Марина молчала. Она слышала, как неискренне звучат эти слова. Как будто их заставили выучить и произнести.
— Паша тут места себе не находит, — продолжила свекровь. — Просил передать, что ждёт тебя дома.
— Передайте Павлу, что я подумаю.
— Марина, ну не будь такой обидчивой. Ну сказала я лишнее, с кем не бывает? Возвращайся, всё будет хорошо.
— Всё будет так же, как было, — поправила её Марина. — А мне этого не нужно.
— Что ты хочешь-то? Чтобы я на колени встала?
— Я хочу уважения. К себе, к своим границам, к своим решениям. Но вы не способны на это, Тамара Ивановна. Для вас я всегда буду чужой, недостойной вашего драгоценного сына.
— Да что ты о себе возомнила! — не выдержала свекровь. — Квартирка у неё есть, так она нос задрала! Думаешь, незаменимая?
— Вот видите, — спокойно сказала Марина. — Стоило чуть надавить, и вы показали своё истинное лицо. Спасибо за откровенность. До свидания.
Она отключилась. На душе было удивительно легко. Будто тяжёлый камень свалился с плеч. Она приняла решение. Вечером она встретилась с Павлом в кафе. Нейтральная территория. Он выглядел осунувшимся, небритым. Видно было, что действительно переживает.
— Марин, прости меня, — начал он сразу. — Я был неправ. Должен был защитить тебя.
— Должен был, — согласилась она. — Но не защитил. И не защитишь в следующий раз.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что за три года ты ни разу не встал на мою сторону, когда твоя мать переходила границы. Ни разу, Павел.
— Я изменюсь, обещаю!
— Нет, не изменишься. Потому что не видишь проблемы. Для тебя это всё — «женские разборки», которые не стоят внимания. А для меня — это моя жизнь, моё достоинство.
— Что мне сделать, чтобы ты вернулась?
Марина посмотрела ему в глаза.
— Съехать от мамы. Жить отдельно. Встречаться с ней не чаще раза в месяц. И главное — всегда, слышишь, всегда быть на стороне своей семьи. Жены и… — она замолчала.
— И что?
— Неважно. Сможешь?
Павел опустил глаза.
— Марин, ну это же моя мама. Она пожилой человек, ей нужна забота…
— У неё есть Наташа. И квартира трёхкомнатная. Она не останется одна.
— Но она привыкла, что я рядом…
— Вот твой ответ, — Марина встала. — Ты выбрал. Не меня.
— Подожди! — он схватил её за руку. — Дай мне время. Мне нужно подготовить маму, объяснить…
— У тебя было три года, Павел. Если за это время ты не смог стать самостоятельным мужчиной, то уже не станешь.
Она вытащила руку и пошла к выходу.
— Марина! Я люблю тебя!
Она обернулась.
— Возможно. Но ты любишь свою маму больше. И это твой выбор.
Через два месяца Марина подала на развод. Павел пытался отговорить, уговаривал подождать, обещал измениться. Но когда она сказала, что либо развод, либо съезд от мамы — он выбрал остаться с Тамарой Ивановной. Квартира, доставшаяся от бабушки, осталась за Мариной. Свекровь пыталась через Павла требовать компенсацию за «моральный ущерб» и «потраченные на свадьбу средства», но Марина просто рассмеялась и посоветовала обратиться в суд. Они не стали.
О беременности она так и не сказала. Решила рожать и растить ребёнка сама, с помощью мамы. Когда животик стал заметен, она переехала в другой район, чтобы не встречаться с бывшими родственниками.
Прошло полгода после развода. Марина сидела в парке, гуляя с коляской. Маленькая Софья сладко спала, посапывая носиком. Рядом на лавочку села женщина с такой же коляской.
— Какая хорошенькая! — улыбнулась она, заглянув в коляску Марины. — Сколько месяцев?
— Два, — улыбнулась в ответ Марина.
— А муж помогает?
— Я одна воспитываю.
— Ой, как тяжело, наверное!
Марина покачала головой.
— Знаете, легче одной, но в спокойствии и любви, чем в полной семье, но с постоянными унижениями и стрессом.
Женщина понимающе кивнула.
— Это точно. Я вот тоже вторым браком замужем. В первом свекровь довела до нервного срыва. Всё лезла, указывала, сына против меня настраивала. Развелась и не жалею. А теперь вот — новая семья, дочка растёт, муж золотой, и его родители в другом городе живут, — она рассмеялась.
Они разговорились. Оказалось, что женщину зовут Оля, и её история была удивительно похожа на Маринину. Тоже токсичная свекровь, тоже маменькин сынок, тоже унижения и попытки отобрать имущество.
— Знаете, я иногда думаю — может, это такая школа жизни? — сказала Оля. — Чтобы мы научились ценить себя, свои границы защищать.
— Возможно, — согласилась Марина. — Я вот точно научилась. И дочку научу.
В этот момент её телефон пиликнул. Сообщение от неизвестного номера. Она открыла и прочитала: «Марина, это Тамара Ивановна. Я знаю про ребёнка. Наташа видела вас вчера. Это внучка? Я имею право знать!»
Марина усмехнулась и удалила сообщение. Потом заблокировала номер. Никаких прав эта женщина не имела. Она сама лишила себя их, когда назвала её пустоцветом. Софья зашевелилась в коляске и открыла глазки. Такие же серые, как у Павла. Но характер, Марина была уверена, будет другой. Сильный, независимый. Она постарается.
— Привет, солнышко, — прошептала она, наклонившись к дочке. — Проснулась? Пойдём домой, бабушка нас ждёт.
Она попрощалась с Олей, договорившись созвониться, и пошла домой. По дороге думала о том, что всё сложилось правильно. Да, трудно одной. Да, иногда хочется, чтобы рядом было сильное мужское плечо. Но лучше уж никакого, чем такое ненадёжное, как у Павла.
А через несколько дней ей позвонила Лена.
— Мариш, сидишь?
— Что случилось?
— Павел женится.
Марина ожидала, что будет больно, но ничего не почувствовала. Только лёгкое любопытство.
— Быстро он. И на ком?
— Помнишь его коллегу, Алину? Которая в соседнем отделе работала?
— Помню. Молоденькая такая, только из института.
— Ага. Ей 23. И знаешь что самое интересное? Она сирота. Никаких родственников. И живёт в общежитии.
Марина рассмеялась.
— Идеальная невестка для Тамары Ивановны! Никакого имущества, никаких родственников, которые могли бы заступиться. Полный контроль.
— Вот именно. Мне её даже жалко.
— И мне. Но это её выбор. Может, она окажется сильнее меня и сможет поставить свекровь на место.
— Сомневаюсь. Она же молодая совсем, неопытная.
Марина пожала плечами, хотя подруга не могла этого видеть.
— Что ж, каждый учится на своих ошибках. Я вот на своих научилась.
И она действительно научилась. Научилась ценить себя, свои границы, своё достоинство. Научилась не терпеть унижения ради призрачной «полной семьи». И самое главное — научилась быть счастливой. Да, одной с ребёнком. Но счастливой. А это дороже любых компромиссов с совестью и самоуважением.
