– Женечка, милая, у меня к вам с Олежкой просьба, даже не просьба, а мольба! – голос Тамары Павловны в трубке дрожал так, словно она вот-вот разрыдается. – Понимаю, что наглость, что неудобства, но войти в мое положение нужно! Соседи сверху, эти алкоголики, снова меня залили!
Женя прижала телефон плечом к уху, продолжая выкладывать из пакета продукты. Она уже знала, чем закончится этот разговор. Сердце неприятно екнуло.
– Опять? Тамара Павловна, вы же говорили, они съехали.
– Съехали одни, въехали другие, еще хуже! – запричитала свекровь. – Вся стена на кухне мокрая, обои пузырями пошли. А главное – проводка! Мастер приходил, сказал, замыкание может быть в любой момент. Срочно нужно все вскрывать, сушить, менять. Это недели на три, не меньше. Куда мне деваться, доченька? В этой сырости я свои больные суставы доконаю. Приютите старуху?
Женя вздохнула. Их с Олегом двухкомнатная квартира не была рассчитана на гостей, тем более на долгий срок. Вторая комната была детской для их пятилетнего сына, Павлика. Оставалась только гостиная с раскладным диваном. Три недели с Тамарой Павловной на одной территории… Это казалось испытанием. Свекровь была женщиной неплохой, но со своими, как она говорила, «устоявшимися взглядами», которые почему-то всегда касались жизни Жени и Олега.
– Конечно, приезжайте, что за вопросы, – выдавила из себя Женя, чувствуя, как нарастает внутреннее напряжение. – Олег вечером с работы заедет за вами, поможет вещи перевезти.
– Ой, спасибо, родная! Спасительница ты моя! Я много места не займу, чемоданчик один, буду тише воды, ниже травы, обещаю! – проворковала Тамара Павловна и, быстро попрощавшись, повесила трубку.
Женя постояла пару минут посреди кухни, глядя в никуда. Тише воды… Это вряд ли. Она уже представляла себе тихие вздохи над ее супом («Я, конечно, так жирно не готовлю, холестерин»), многозначительные взгляды на пыль, которую она не успела вытереть на верхней полке стеллажа, и бесконечные истории о том, «как было в их время».
Вечером, когда Олег привез мать, квартира мгновенно наполнилась суетой. Тамара Павловна, маленькая, сухонькая женщина с цепким взглядом и поджатыми губами, сразу же начала инспектировать территорию.
– Ой, диванчик-то у вас жестковат, ну ничего, я свой плед привезла, постелю. А окошко не дует? А то у меня от сквозняков сразу спину ломит, – она прошлась по гостиной, проводя пальцем по подоконнику. – Пашка-то как вырос, жених! Только бледненький какой-то. Женечка, ты ему гематоген покупаешь?
– Покупаю, Тамара Павловна, все он ест, – устало ответила Женя, помогая Олегу занести сумки.
Олег выглядел виноватым. Он обнял жену за плечи и прошептал на ухо:
– Потерпи, пожалуйста. Ты же знаешь маму. Ей действительно некуда идти. Я сам поговорю с этими соседями, может, компенсацию стрясем.
Первые несколько дней прошли в режиме притирки. Тамара Павловна действительно старалась быть незаметной. Она подолгу сидела в гостиной, смотрела свои сериалы в наушниках и вязала бесконечный шарф. Но ее присутствие ощущалось физически. Оно висело в воздухе, как наэлектризованная пыль. Женя не могла расслабиться в собственном доме. Она ловила на себе оценивающие взгляды, когда готовила, слышала тихие вздохи, когда включала свою музыку, чувствовала, как напрягается атмосфера, когда она хотела просто полежать на диване с книгой. Диван-то теперь был «маминой территорией».
Потом начались советы.
– Женечка, ты не соли капусту, когда тушишь, она сок даст и будет как вареная. Солить надо в самом конце.
– Олежек, рубашки твои какие-то серые стали. Наверное, порошок не тот. Я вот всегда с синькой стирала, белизна была – глаз не оторвать.
– Павлик, не сиди ты в этом своем планшете, глаза испортишь. Пойдем, я тебе лучше сказку расскажу про Колобка. Твоя мама, видно, забыла, что детям читать надо.
Женя стискивала зубы и молчала. Олег на ее жалобы отвечал одно: «Ну она же из лучших побуждений. Она не со зла».
Прошла неделя, потом вторая. О конце ремонта Тамара Павловна говорила туманно. «Ой, там такой фронт работ, Женечка! Мастер сказал, что вся стена прогнила, нужно до кирпича счищать. Это еще надолго».
Напряжение росло. Женя чувствовала себя гостьей в собственном доме. Она приходила с работы и сразу окуналась в чужую атмосферу, сотканную из запаха валокордина, звуков телеканала «Домашний» и невысказанных упреков. Олег, возвращаясь позже, разрывался между женой и матерью. Он пытался угодить обеим, но получалось плохо. Вечерами, когда Тамара Павловна наконец укладывалась спать на своем диване, они с Женей разговаривали шепотом на кухне.
– Я больше не могу, – призналась Женя однажды, глядя на мужа усталыми глазами. – Я не высыпаюсь, потому что боюсь ее разбудить, когда иду утром на кухню. Я не могу поговорить с тобой нормально. Она постоянно здесь. Ее присутствие давит.
– Жень, ну еще недельку. Ремонт закончится, и все будет как прежде.
– А если не закончится? – тихо спросила она.
Этот вопрос повис в воздухе.
Интрига начала раскручиваться с мелочи. У Тамары Павловны зазвонил телефон, когда она была в ванной. Женя, проходившая мимо, увидела на экране имя «Зоечка». Зоя была дочерью двоюродной сестры Тамары Павловны, молодая женщина с двумя детьми, которая жила где-то в Подмосковье. Свекровь часто жаловалась, что Зоя редко звонит. Женя машинально взяла телефон, чтобы отнести его в ванную, и в этот момент на экране высветилось начало сообщения от Зоечки: «Тетя Тома, ну как вы там? Они еще ничего не заподоз…»
Сообщение оборвалось. Женя замерла. Сердце заколотилось. Что «не заподозрили»? Она быстро положила телефон на место, когда дверь ванной начала открываться.
– Ой, кто-то звонил? – спросила Тамара Павловна, вытирая руки.
– Зоя ваша. Сообщение прислала, – стараясь говорить ровно, ответила Женя.
Свекровь схватила телефон, быстро пробежала глазами по экрану и, поджав губы, сунула его в карман халата.
– Глупости всякие пишет, – буркнула она и ушла в гостиную.
С этого дня Женя стала наблюдательнее. Она замечала, что свекровь, разговаривая по телефону, теперь всегда уходит на балкон, даже в прохладную погоду. Она перестала жаловаться на «мастеров» и «прораба», а на вопросы Олега о ходе ремонта отвечала уклончиво: «Все идет, Олежек, все идет. Процесс небыстрый».
Однажды Олег уехал в командировку на два дня. Вечером Женя уложила Павлика спать и сидела на кухне, пытаясь работать за ноутбуком. Тамара Павловна смотрела в гостиной свой сериал, но звук был приглушен. Вдруг Женя услышала обрывки ее разговора – свекровь, видимо, решила, что Женя в наушниках.
– …конечно, тяжело, Зоечка. Характер у нее не сахар. Все ей не так… Нет, Олег ничего не знает, он бы не позволил… Да, конечно, ради вас с детишками потерплю. Вам нужнее, вы молодые… Что значит, когда съеду? Когда Женя меня не выгонит! А куда я пойду? На улицу?.. Ты документы-то на себя уже оформила? Ну вот, и славно. Главное, что у вас теперь свое гнездо.
Женю как током ударило. Документы. Гнездо. Олег ничего не знает. Фразы складывались в страшную картину. Она закрыла ноутбук. Руки дрожали. В голове не укладывалось. Неужели?..
Она дождалась, когда свекровь закончит разговор и уйдет в ванную перед сном. Потом, на ватных ногах, подошла к ее сумке, стоящей в углу гостиной. Женя никогда в жизни не рылась в чужих вещах, и сейчас ей было противно от самой себя, но она должна была знать правду. В боковом кармане сумки она нащупала плотную папку с файлами. Вытащила ее. Внутри лежал договор купли-продажи. Квартира Тамары Павловны по адресу… была продана три недели назад. Покупателем значился какой-то незнакомый человек. А в другом файле лежал свежий, всего недельной давности, договор дарения. Та же самая Зоечка, Зоя Викторовна, дарила Тамаре Павловне четверть доли в своей трехкомнатной квартире в Люберцах.
Все встало на свои места. Никакого потопа не было. Тамара Павловна продала свою однушку в Москве, отдала деньги Зое, чтобы та купила себе квартиру побольше, а сама получила в ней крошечную долю, чтобы не остаться на улице. И, чтобы не ехать в Люберцы к не самой гостеприимной племяннице, она разыграла целый спектакль, чтобы пересидеть у сына. Не «несколько недель», а, видимо, навсегда.
Женя тихо положила папку на место. Холодная, звенящая ярость заполнила ее. Ее обманули. Ее мужа обманули. Ее использовали, превратив ее дом в зал ожидания.
Она не спала всю ночь. Прокручивала в голове разговор. Подбирала слова. Унизительные вздохи свекрови, ее непрошеные советы, ее присутствие в каждой щели ее жизни – все это теперь выглядело не как старческое брюзжание, а как наглая, расчетливая ложь.
На следующий день вернулся Олег. Женя встретила его с порога с каменным лицом.
– Нам нужно поговорить. Срочно. И лучше вместе с твоей мамой.
Олег, ничего не понимая, прошел в гостиную, где Тамара Павловна уже разливала чай.
– Мама, Женечка хочет что-то сказать.
– Да, конечно, – свекровь улыбнулась своей обычной смиренной улыбкой. – Что-то случилось, дочка? У тебя лицо бледное.
Женя села напротив них. Она не стала кричать. Ее голос был ровным и холодным, и от этого он звучал еще страшнее.
– Тамара Павловна, я хочу знать, когда закончится ваш ремонт. Настоящую дату.
Свекровь замерла с чашкой в руке.
– Женечка, я же говорила, мастера…
– Мастеров нет, – перебила Женя. – Как и потопа. Как и вашей квартиры.
Олег посмотрел на жену, потом на мать.
– Жень, ты о чем?
– Я о том, Олег, что твоя мама продала свою квартиру, отдала деньги племяннице Зое, а нам устроила спектакль про затопление, чтобы жить здесь. Я видела документы. Договор купли-продажи и дарственную на долю в квартире Зои.
Наступила тишина. Тяжелая, густая. Тамара Павловна медленно поставила чашку. Ее лицо утратило скорбное выражение, черты заострились, стали жесткими.
– В чужих вещах рылась? – прошипела она.
– Да, – без колебаний ответила Женя. – В своем доме, когда заподозрила, что меня цинично обманывают.
Олег был бледен. Он смотрел на мать, и в его глазах была растерянность и боль.
– Мама? Это правда?
Тамара Павловна выпрямилась.
– А что мне было делать?! – вдруг закричала она, и ее голос сорвался. – Зоечке нужнее, у нее дети! А я что, должна была в свою старость ехать в эти ваши Люберцы, на птичьих правах?! Я хотела жить с сыном! Со своим единственным сыном! Ты обязан мне помогать!
– Помогать – да. Но не путем лжи! – Олег вскочил. – Ты обманула нас обоих! Ты врала мне в глаза каждый день!
– Я мать! Я имела право рассчитывать на твою поддержку! А эта… – она кивнула на Женю, – она всегда была против меня!
Женя тоже встала. Она посмотрела прямо в глаза свекрови. Ярость сменилась ледяным спокойствием. Она поняла, что все мосты сожжены. И она была этому рада.
– В СВОЕЙ квартире я не обязана терпеть ни вас, ни вашу родню, – произнесла она четко, отчеканивая каждое слово. – Я не обязана терпеть ложь и манипуляции. Вы живете здесь последний вечер. Завтра утром чтобы вас здесь не было.
– Ты меня выгоняешь?! – взвизгнула Тамара Павловна, хватаясь за сердце. – Олежек, ты слышишь, она меня, твою мать, на улицу выгоняет!
Олег молчал. Он смотрел на мать, и его лицо было непроницаемым. Он видел не несчастную старушку, а расчетливую женщину, которая не погнушалась обманом, чтобы устроить свою жизнь за их счет. Он видел ее ложь, ее эгоизм, ее презрение к его жене и к нему самому.
– Мама, Женя права, – сказал он наконец, и голос его был глухим. – Ты нас обманула. Ты злоупотребила нашим доверием. У тебя есть жилье. У Зои. Завтра я вызову такси и отвезу тебя туда.
Глаза Тамары Павловны расширились от ужаса и неверия. Она ожидала чего угодно: скандала, упреков, но не того, что ее собственный сын так холодно примет сторону жены. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но слов не нашлось. Она просто смотрела на него, потом перевела взгляд на Женю, полный неприкрытой ненависти.
Остаток вечера прошел в гробовом молчании. Тамара Павловна, рыдая уже не наигранно, а по-настоящему, от злости и обиды, собирала свой чемодан. Она хлопала дверцами шкафа, швыряла вещи. Олег заперся в спальне. Женя сидела на кухне и тупо смотрела в темное окно. Она победила. Она отстояла свой дом, свою семью. Но радости не было. Была только выжженная земля в душе и звенящая пустота.
Утром Олег, не глядя ни на мать, ни на жену, снес чемодан вниз, вызвал такси и уехал вместе с Тамарой Павловной. Он вернулся только через три часа. Молча прошел на кухню, налил себе стакан воды.
– Я отвез ее, – сказал он, не глядя на Женю. – Зоя была не очень рада. Кажется, мама ей тоже не все рассказала о своих планах.
– Мне жаль, – тихо сказала Женя. И это было правдой. Ей было жаль его.
– Мне тоже, – ответил он.
Он допил воду и ушел в комнату.
Квартира снова стала их. Тихая, просторная, свободная. Но что-то неуловимо изменилось. Между ними легла тень. Тень той лжи, той борьбы, того выбора, который ему пришлось сделать. Они остались вместе. Они по-прежнему были мужем и женой. Но легкость ушла. Олег стал более замкнутым, часто задумывался о чем-то своем. Он больше никогда не говорил о матери. Тамара Павловна ни разу не позвонила. Женя отстояла свои границы, но цена оказалась высока. Иногда, просыпаясь ночью, она видела, как Олег стоит у окна и смотрит в темноту. И она понимала, что он там, в своей голове, снова и снова переживает тот день, когда ему пришлось выбирать между матерью и правдой. И эта рана, нанесенная самым близким человеком, уже никогда не заживет до конца. Их дом был спасен, но крепостью уже не казался. Скорее, тихим, холодным убежищем для двух людей, которые вместе пережили предательство, но так и не смогли до конца избавиться от его горького послевкусия.
