— Ты мне не доверяешь, да? — голос Максима сорвался, а по лицу пробежала тень раздражения.
— Доверие не в том, чтобы слепо ставить подпись, — спокойно ответила Екатерина, но пальцы её дрожали. — Особенно, когда речь идёт о собственности.
Она стояла у кухонного стола, на котором лежала папка с документами. Белая, плотная, с аккуратными углами. На крышке — ни слова, ни подписи. Просто пустота. И в этой пустоте будто застыли все восемь лет её брака.
Максим сидел напротив, расстёгивая пуговицу на вороте рубашки. Взгляд бегал — то в сторону окна, то на чашку с остывшим кофе.
— Я же объяснил, Катя, — сказал он тоном усталого учителя. — Это формальности. Налоговая требует обновить сведения, и всё.
Екатерина молчала. Внутри неё росло ощущение липкой тревоги — такой, что подступает, когда на ровном месте чувствуешь подвох. Бумаги лежали слишком идеально, текст был набран мелким шрифтом, а строки юридических формулировок странно перекликались с теми, что она недавно видела в другом деле — о передаче имущества.
— Если это ерунда, — сказала она наконец, — то почему ты торопишь?
Максим стиснул зубы.
— Потому что сроки, Катя! Не хочешь — не подписывай. Потом сама пожалеешь.
Он поднялся, схватил портфель и почти выбежал из кухни. Дверь хлопнула, как выстрел.
Тишина вернулась, но вместе с ней пришло другое чувство — холодное, колючее, настораживающее. Екатерина вдруг поняла: что-то давно идёт не так.
Дом был тих, только старые часы в прихожей мерно тикали, будто отмеряя ей минуты до осознания. Она прошла наверх, в кабинет. Комната, где раньше пахло кофе и бумагами, теперь будто выгорела. На столе — хаос. Открытые папки, смятые распечатки, ручка со сломанным колпачком.
Вчера вечером здесь был Максим. Он предложил «помочь систематизировать». Как же теперь это слово резало слух.
Она подошла к сейфу. Код, знакомый до автоматизма: 2–4–7–1. Щелчок, дверца открылась — и внутри зияла пустота.
Екатерина стояла неподвижно, как будто кто-то выстрелил в неё, но звук дошёл не сразу. Папки с документами исчезли: свидетельства на дом, дачу, техпаспорта на машины, бумаги на акции. Даже завещание тёти Ларисы — то самое, благодаря которому она стала хозяйкой бизнеса, — пропало.
Она попыталась вспомнить, кто ещё имел доступ. Никто. Только Максим.
Сердце ударилось о грудь — гулко, с болью.
Она достала телефон.
— Макс, перезвони. Срочно, — сказала в трубку, оставив голосовое сообщение.
В ответ — тишина.
Вечером он всё-таки появился. Уставший, галстук набок, глаза красные.
— Извини, — сказал, поцеловав её в щеку. — День адский.
— Максим, — перебила она, — документы из сейфа исчезли.
Он застыл.
— Какие документы?
— На дом, дачу. Завещание тёти. Всё.
— Может, ты их куда-то переложила?
— Я не перекладываю.
Он нахмурился, пожал плечами.
— Ну, я понятия не имею. Проверим завтра вместе.
Екатерина смотрела прямо в его глаза. И впервые за восемь лет брака ей показалось, что перед ней чужой человек.
Ночь не принесла сна. Она встала попить воды, подошла к окну. В саду кто-то стоял — высокий силуэт, телефон у уха. Голос глухой, но слова доносились ясно.
— Света, я скучаю, — сказал Максим.
Мир вокруг словно рухнул в одну секунду.
— Всё почти готово. Как только оформлю имущество — и всё, уедем. Да, да, я женился на ней ради денег.
Екатерина не дышала. Просто стояла, вцепившись в подоконник, пока не побелели пальцы.
Он говорил дальше — спокойно, уверенно, как человек, у которого впереди чёткий план.
— Она ничего не заподозрит. Осталось чуть-чуть.
Он выключил телефон и пошёл к дому. Екатерина успела вернуться в кровать, закрыла глаза. Максим лег рядом, поцеловал в висок.
— Спокойной ночи, дорогая, — прошептал он.
Она не ответила. Только стиснула зубы, чтобы не выдать дыханием, что не спит.
Утром она уже знала, что делать.
На кухне стоял запах поджаренного хлеба и свежесваренного кофе — привычный, уютный, почти обманчивый. Максим спустился в халате, улыбаясь, будто ничего не случилось.
— Катя, а где мой портфель? Я, кажется, оставил его у тебя в кабинете.
— Сядь, — сказала она ровным голосом.
Он удивился.
— Что-то случилось?
— Скажи, Максим… кто такая Света?
Пауза. Тишина потянулась вязкой резиной. Он побледнел. Кофейная чашка выскользнула из рук, разбилась о пол.
— Я не понимаю, о чём ты.
— Не ври. Я всё слышала ночью.
Максим сделал шаг назад, словно от удара.
— Катя, ты не так поняла.
— Поняла. Ты сказал, что женился ради денег.
Он молчал. Потом тяжело опустился на стул.
— Это было… не всерьёз. Тогда. Я глупо пошутил.
— Шутка? После восьми лет брака? После всех этих слов о любви?
— Катя, я правда тебя люблю, просто… всё сложно.
— Сложно? — её голос дрожал от ярости. — Украсть мои документы и оформить всё на себя — это «сложно»?
Он поднял голову. Глаза злые, но мокрые.
— Я имею право на половину! Мы семья!
— Дом куплен до свадьбы, Максим. Дача — наследство. Всё, чем ты пользовался, было моим.
— А я? Я что, никто? Я вкладывался, поддерживал!
— Поддерживал? Пустыми обещаниями и вечными долгами?
Максим вскочил, хлопнул по столу.
— Значит, ты считаешь, что я паразит?!
— Я считаю, что ты предатель, — произнесла Екатерина тихо, но каждое слово било, как молот.
Он резко развернулся и ушёл. Через минуту хлопнула входная дверь.
Когда шум затих, Екатерина села. Мир плыл перед глазами, но внутри — странное спокойствие. Она больше не плакала. Только ясно понимала: от этой минуты всё будет иначе.
Она достала ноутбук, открыла папку с документами компании и написала письмо адвокату:
«Необходимо срочно проверить все доверенности и заблокировать доступ к совместным счетам. С мужем — конфликт, возможны попытки мошенничества».
Пальцы дрожали, но она нажала «отправить».
— Ты что, копишь на побег? — орал Максим, размахивая выпиской из банка. — У тебя на счету восемьсот тысяч! Почему я ничего об этом не знал?!
Екатерина стояла у окна и смотрела, как по улице бегут дети — осень, листья, утренний холод. Её голос звучал спокойно, даже устало:
— Потому что это мой счёт. Мои деньги.
— Твои? — Максим шагнул ближе, гневно ткнул пальцем в воздух. — Мы же семья! Всё общее! Я должен знать, куда ты их прячешь!
— А я должна была знать, что ты спишь с другой, — резко ответила она, не оборачиваясь. — У нас разные понятия о «общем», Максим.
Он осёкся. На секунду в его глазах мелькнуло что-то вроде стыда, но быстро сменилось привычной злостью.
— Ты специально всё устроила, да? Хочешь оставить меня ни с чем!
— Нет, — тихо сказала Екатерина. — Это ты сам себя оставил.
Максим бросил бумагу на пол и выругался. Его лицо исказилось, челюсти ходили ходуном. Он выглядел, как загнанный зверь.
— Катя, я же не враг тебе! Ну, ошибся. Да, увлёкся, но ты сама отдалилась! Постоянно занята своим бизнесом, своими сделками! Где была жена? Где любовь, внимание? Я просто искал… тепла.
Екатерина медленно повернулась к нему.
— Тепла? Ты искал женщину, которая поверит, что ты — несчастный герой, запутавшийся в холодной браке. А потом ты решил, что проще украсть у меня, чем самому чего-то добиться.
Максим не ответил. Только отвернулся, будто ударили.
После того разговора она не ждала, пока он соберётся уходить. В тот же вечер поменяла пароль от сейфа, вызвала нотариуса, чтобы аннулировать доверенности. А утром отправилась к адвокату — крепкой женщине по имени Ольга Николаевна, с низким голосом и глазами, которые, казалось, видели всё.
— Мужа нужно обезвредить, — коротко сказала Екатерина, садясь в кресло.
Ольга усмехнулась:
— Звучит, как в боевике. Но я поняла. Документы у вас?
— Копии остались. Оригиналы он, скорее всего, уже куда-то спрятал.
— Значит, будем восстанавливать через нотариальные реестры. И заблокируем любые попытки перевести имущество.
— Он не остановится, — сказала Екатерина. — У него долги. Он отчаянный.
Адвокат откинулась на спинку кресла.
— Тем лучше. Чем больше он суетится, тем проще доказать его намерения.
Через неделю Максим попытался снять деньги со счёта фирмы — не получилось. Потом звонил, писал, приходил под дом, стоял у ворот, курил, бросал бычки прямо на тротуар.
Иногда умолял:
— Катя, давай поговорим. Ну, не гони меня. Мы можем всё вернуть!
Иногда угрожал:
— Ты думаешь, я ничего не добьюсь? Ошибаешься! Я через суд всё вытрясу!
Однажды он позвонил среди ночи. Голос был хриплым, пьяным:
— Ты мне всю жизнь испортила. Хотела, чтобы я под забором валялся?
— Нет, — спокойно ответила она. — Ты сам туда идёшь.
Скандалы продолжались месяцами. То он заявлялся с матерью, кричавшей на весь подъезд:
— Моя невестка — ведьма! Обманула моего сына!
То приходили письма из суда — иски, требования, попытки признать имущество «совместно нажитым».
Екатерина держалась. На каждое письмо — ответ. На каждое заявление — документы, выписки, доказательства. Ольга Николаевна говорила:
— Терпи. Чем больше он злится, тем яснее суду, кто здесь лжёт.
Развод длился почти год. Всё это время Максим жил у знакомого на окраине — маленькая квартира, дешёвый ремонт, старый диван. Света, та самая, ради которой всё затевалось, ещё какое-то время звонила ему, обещала ждать. А потом, когда узнала, что Екатерина закрыла доступ к деньгам, просто перестала отвечать.
Он попытался найти её — оказалось, что она уже встречается с другим, «перспективным».
Максим пил. Много, зло, с обидой на весь мир.
Екатерина тем временем жила, будто заново училась дышать. Без криков, без лжи, без страха. Первое время в доме было странно тихо. Она не сразу привыкла к пустому креслу напротив. Не сразу перестала слушать шаги за дверью, как раньше.
Но с каждым утром становилось легче.
В офисе коллеги сначала шептались, потом перестали. Работа спасала: таблицы, отчёты, встречи. Она перестала думать о прошлом — только вперёд.
Иногда, по вечерам, сидела на кухне с бокалом вина и вспоминала, как восемь лет назад Максим носил ей кофе в постель, как шутил, как обещал «всегда быть рядом».
Смешно. «Всегда» у некоторых заканчивается там, где начинается банковский баланс.
На последнем заседании суда он выглядел измученным — похудевший, с синяками под глазами. Судья зачитала решение:
«Имущество, приобретённое до брака, а также полученное по наследству, разделу не подлежит…»
Максим стоял, как вкопанный. Екатерина слушала и думала, что наконец-то всё кончено.
Он бросил взгляд — злой, униженный, полный ненависти.
— Ты счастлива теперь? — прошипел он у выхода.
— Да, — ответила она. — Впервые за долгое время.
Прошёл месяц. Он позвонил однажды — последняя попытка.
— Катя, — голос был тихим, почти жалким. — Прости меня. Я не знаю, зачем всё это сделал. Я был дурак.
— Был? — спросила она. — Или остался?
Пауза. Он выдохнул.
— Мне некуда идти.
— У тебя была возможность не доводить до этого. Ты сам всё выбрал.
— Я просто хотел жить нормально, — сказал он.
— Нормально — это не за чужой счёт, Максим.
Она повесила трубку.
Весна принесла тишину. Цветы на подоконнике, новый ремонт в кабинете, свободное дыхание. Екатерина подписала несколько крупных контрактов — бизнес рос.
Вечерами она гуляла по парку, слушала музыку, училась радоваться простым вещам: запаху дождя, солнечному свету, одиночеству без страха.
Иногда ей казалось, что она больше не та женщина, которая когда-то дрожала от одного звонка мужа. Теперь — железо. С опытом, с болью, но с ясностью.
— Знаешь, — сказала однажды Ольга Николаевна за чашкой кофе, — ты редкий случай. Большинство женщин сдаются.
Екатерина улыбнулась.
— Я просто вовремя открыла глаза.
Говорят, мстит лучше всего тот, кто выживает. Екатерина не мстила — она просто выжила. Без скандалов, без истерик, без реванша. Просто отрезала от себя прошлое, как гнилую нить.
Максим остался где-то там — среди пустых бутылок, долгов и сожалений.
Света исчезла, друзья отвернулись. Он больше не звонил.
А Екатерина каждое утро, выходя из дома, закрывала дверь на ключ и думала:
«Главное — больше никому не позволять решать, сколько стоит твоя жизнь».
И в этой тишине, среди запаха кофе и шороха бумаг, она впервые за долгое время почувствовала себя по-настоящему свободной.
