— Саш, ну ты послушай меня, я же тебе плохого не посоветую! — голос сестры Инны в телефонной трубке у Саши был вкрадчивым, как шуршание змеи в сухой траве. Он сидел в своей старенькой «Ладе», ожидая клиента у торгового центра, и устало тёр переносицу. — Я же вижу, как вы живёте. Ты с утра до ночи за баранкой, спины не разгибаешь, а она что? Порхает бабочкой на своей кухне, тортики печёт! Это разве работа?
Саша вздохнул. Опять началось. Каждый разговор с сестрой или матерью неизбежно сводился к его жене, Наташе.
— Ин, прекрати. Наташка пашет побольше моего. У неё заказы на недели вперёд, она ночами не спит, чтобы всё успеть. Её торты на весь район славятся.
— Ой, да что там славятся! — фыркнула Инна. — Копейки это всё, Саш. Пыль в глаза. А деньги-то где? Я вот вчера её видела у «Гранда». Знаешь, в чём она была? В новых сапогах! Кожаные, до колена, на каблучке. Я потом зашла, из любопытства глянула. Саш, ты сидишь? Двадцать тысяч! Двадцать! За какие-то сапоги! А у тебя резина на машине лысая! Ты о чём думаешь вообще? Она же транжира, Саш! Она тебя по миру пустит с такими аппетитами!
Саша молча смотрел на мокрый асфальт. Двадцать тысяч. Сумма больно резанула по уставшему мозгу. Это почти половина его месячного заработка. Он представил Наташу в этих сапогах — красивую, стройную, улыбающуюся. И тут же — свои стёртые до корда покрышки. Злость, смешанная с обидой, неприятным комком подкатила к горлу. Он любил жену до безумия, но семья… Семья капала на мозги с упорством дятла, и эта капель, кажется, начала пробивать даже самую толстую кость.
— Я поговорю с ней, — глухо сказал он и сбросил вызов, не дожидаясь победного «ну вот видишь!» от сестры.
Вечером дома пахло ванилью и шоколадом. Наташа, в фартуке, испачканном кремом, порхала по кухне. Её лицо светилось от усталости и счастья. Она заканчивала сложный заказ — трёхъярусный торт на юбилей.
— Сашуль, привет! — она подбежала и чмокнула его в щёку. — Устал, мой хороший? Сейчас ужинать будем. Я твою любимую картошечку с грибами сделала.
Но Саша не смотрел на стол. Его взгляд был прикован к коробке в прихожей. Новой, блестящей, с логотипом известного обувного магазина.
— Это что? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— А, это… — Наташа зарделась. — Сапожки себе купила. Старые совсем развалились, помнишь? А тут скидка была хорошая…
— Скидка? — криво усмехнулся Саша. — Двадцать тысяч — это теперь хорошая скидка называется? Наташ, ты в своём уме? Я на машину накопить не могу, на отдых съездить — целая проблема, а ты сапоги за такие деньги покупаешь! У нас что, лишние деньги появились?
Наташа замерла. Улыбка сползла с её лица. Она смотрела на мужа, и в её глазах плескалось недоумение, переходящее в обиду.
— Саша, что случилось? Ты никогда так со мной не разговаривал. Это мои деньги. Я их заработала. Я…
— Твои деньги? — в голосе Саши зазвенел металл, которого Наташа никогда раньше не слышала. — А то, что мы — семья, это ничего не значит? У нас бюджет общий или как? Или ты сама по себе, а я сам по себе? Инна права, ты…
Он осекся, но было поздно. Слово «Инна» прозвучало, как выстрел. Наташа побледнела. Всё встало на свои места. Вкрадчивый шёпот золовки, вечно недовольное лицо свекрови… Картина сложилась.
— А, так это Инна… Понятно. Значит, твоя сестра уже и бюджет наш посчитала, и мои покупки оценила. Что она тебе ещё напела? Что я бездельница, которая на твоей шее сидит?
— Наташ, не начинай! — взорвался Саша, чувствуя, что теряет контроль. — Дело не в Инне! Дело в отношении! Я вкалываю, как проклятый, а ты деньги на ветер бросаешь!
— На ветер?! — Наташин голос задрожал от гнева и слёз. — Я, по-твоему, на ветер деньги бросаю? Я, которая спит по четыре часа в сутки, чтобы заказы сдать? Я, которая на себе экономит, чтобы в дом всё купить? Да эти сапоги — это первая дорогая вещь, которую я себе за три года позволила! Я на них полгода откладывала со своих «тортиков», как твоя сестра выражается!
Она сорвала с себя фартук и бросила его на стол.
— Знаешь что, Саша? Хватит. Я устала быть плохой для твоей родни. Устала оправдываться за каждый свой шаг. В это воскресенье твоя мама собиралась приехать. И Инна, конечно. Так вот, я устрою семейный ужин. Шикарный ужин. Но с одним условием.
Она посмотрела ему прямо в глаза, и в её взгляде была сталь.
— Готовить и закупать продукты будет твоя экономная сестра. Раз уж я такая транжира, пусть она покажет мне мастер-класс по ведению бюджета. Дадим ей сумму, скажем, пять тысяч рублей. Пусть уложится. А мы посмотрим. И ты посмотришь.
Саша растерянно молчал. Он понял, что натворил. Буря, которую он принёс в дом, была не его, она была нашептана, внушена. И теперь эта буря грозила снести всё, что они так долго строили. Он смотрел на свою красивую, сильную жену и впервые по-настоящему испугался её потерять.
Звонок Инне был коротким и деловым. Наташа, взяв себя в руки, говорила подчёркнуто вежливо, не оставляя золовке ни единого шанса для манёвра.
— Инночка, привет. У меня к тебе просьба и предложение, от которого, я надеюсь, ты не откажешься. В воскресенье ждём вас с Жанной Семёновной на ужин. Хочу вас побаловать. Но, видишь ли, я в последнее время так замоталась с заказами, что совсем от рук отбилась, считать разучилась. Саша говорит, ты у нас умница, хозяюшка экономная. Может, выручишь?
Инна на том конце провода сначала опешила, а потом её голос за сочился самодовольством.
— Ну, не знаю, Наташ… У меня своих дел полно…
— Я тебя очень прошу! — в голосе Наташи прозвенели нотки отчаяния, которые были чистой воды актёрской игрой. — Я тебе составлю меню, а ты просто купишь продукты и приготовишь. Я тебе дам пять тысяч. Хватит же на четверых, чтобы хорошо посидеть? Ты ведь знаешь, где что подешевле и покачественнее взять. Научи меня, бестолковую.
Последняя фраза стала контрольным выстрелом. Эго Инны раздулось, как парус на ветру. Научить невестку-транжиру уму-разуму? Да это же мечта! Это будет её триумф. Она покажет и Наташке, и брату, и матери, кто в доме настоящая хозяйка.
— Ладно, — милостиво согласилась она. — Скидывай своё меню. Пять тысяч, говоришь? Ну, посмотрим. Может, ещё и останется.
Наташа повесила трубку и криво усмехнулась. Меню она составила простое, но требующее качественных продуктов: запечённая в духовке буженина, салат «Цезарь» с курицей, картофельное пюре на сливочном масле, овощная нарезка, фрукты и, конечно, торт. На десерт она решила сделать свой фирменный «Красный бархат». Ингредиенты для него она купит сама, отдельно. Это был её личный рубеж обороны.
Субботним утром Инна, вооружённая списком и пятью тысячами в кошельке, отправилась на продуктовый штурм. Она решила пойти не на рынок, где, по её мнению, «один обвес и антисанитария», а в большой гипермаркет, где всё «цивильно и по акции».
Её поход за продуктами напоминал военную операцию, спланированную дилетантом.
«Так, мясо. Буженина. Что тут у нас? Свиная шея, фермерская, в вакуумной упаковке. Дороговато, конечно… Но зато какое качество! Не то что у этих рыночных торгашей. Беру!» — размышляла она, кладя в тележку кусок мяса, который в одиночку «съел» почти треть бюджета.
«Дальше — салат. Куриное филе. О, вот, охлаждённое, „Эко-ферма“. Чуть дороже замороженного, но для Сашеньки и мамы ничего не жалко. Салат „Айсберг“. Какой-то он бледный… Возьму лучше „Романо“, он и выглядит благороднее. Помидоры черри… Эти испанские такие красивые, один к одному. А наши местные какие-то кривые. Сыр „Пармезан“. Ого, цены! Ну ладно, возьму кусочек, тут всего-то сто грамм надо. Сухарики… Зачем делать самой, если есть готовые, с чесночком, хрустящие? Соус „Цезарь“ — конечно, готовый, в бутылочке, проверенный бренд».
С каждым новым пунктом в списке тележка наполнялась красивыми упаковками, а кошелёк пустел с угрожающей скоростью. Инна, увлечённая процессом создания «идеального ужина», совершенно потеряла связь с реальностью. Она покупала не просто продукты, она покупала иллюзию своего превосходства. Картошку она выбрала мытую, калиброванную. Сливочное масло — 82,5%, самое дорогое. Овощи и фрукты — как с картинки, импортные, блестящие.
На кассе её ждал неприятный сюрприз. Сумма на табло высветилась — семь тысяч триста двадцать рублей.
— Как семь?! — ахнула Инна. — У меня всего пять!
Кассирша безучастно посмотрела на неё.
— Девушка, я же не из головы цифры беру. Вот чек.
Инна в панике начала перебирать покупки. Что убрать? Мясо? Невозможно, это основное блюдо. Сыр для салата? Но какой же «Цезарь» без пармезана? Красивые помидорки? Но тогда стол будет выглядеть бедно!
Её лицо залила краска стыда. Позади уже собралась очередь. Какой позор! Она, экономная хозяйка, так просчиталась! Стиснув зубы, она достала свою банковскую карту и оплатила разницу. «Ничего, — успокаивала она себя, — скажу, что цены подскочили. Никто и не заметит».
В воскресенье дом наполнился ароматами. Инна хозяйничала на кухне с видом фельдмаршала. Она то и дело покрикивала на Наташу, которая «путалась под ногами», пытаясь помочь.
— Наташа, не мешай! Я сама знаю, как лучше. Ты бы вот скатерть постелила. Только не эту, в цветочек, а белую, парадную.
Жанна Семёновна, свекровь, сидела в кресле и с одобрением наблюдала за дочерью.
— Вот, Сашенька, посмотри, какая у тебя сестра молодец! Всё в её руках горит. Настоящая хозяюшка. Не то что некоторые, только и умеют, что кремом мазюкать.
Саша молчал, но внимательно наблюдал за всем происходящим. После того разговора с Наташей в нём что-то перевернулось. Он как будто прозрел. Он видел, с какой снисходительной усмешкой Инна даёт указания его жене, как его мать поддакивает каждому её слову. И ему было стыдно. Стыдно за свою слабость, за то, что позволил им так долго унижать женщину, которую любил.
Наконец, все сели за стол. Стол и вправду выглядел неплохо. Буженина, салаты, нарезки.
— Ну, доченька, ты просто волшебница! — Жанна Семёновна с наслаждением пробовала мясо. — И как ты всё успела? И, главное, Сашенька, обрати внимание, как всё бюджетно получилось! Вот что значит умный подход. Правда, Инночка?
Инна, раскрасневшаяся от похвал и жара духовки, кивнула с важным видом.
— Конечно, мама. Главное — знать, где и что покупать. Я же не хватаю первое попавшееся, как некоторые. Я всё просчитываю. Наташа дала мне пять тысяч, так я ещё и умудрилась сэкономить! Рублей триста, наверное, осталось. Можно было бы ещё оливок купить, но я решила, что это уже излишество.
Саша посмотрел на Наташу. Она была спокойна, как гладь озера в безветренный день. Она медленно прожевала кусочек салата, сделала глоток сока и, положив вилку, мягко улыбнулась золовке.
— Инночка, ты такая молодец. Я просто поражена. Ты не могла бы показать мне чек? Я хочу для себя записать, в каком магазине такие прекрасные цены. Буду у тебя учиться экономии.
В комнате повисла тишина. Инна замерла с вилкой на полпути ко рту.
— Чек? — переспросила она, и в её голосе проскользнула паника. — Ой, а я его, кажется, выбросила… Зачем он нужен, мусор этот собирать?
— Как жаль, — с искренним сожалением произнесла Наташа. — Я так на него рассчитывала. Ну да ладно. Тогда давай просто посчитаем. Ты сказала, что потратила около четырёх тысяч семисот рублей, так?
— Ну да, где-то так, — неуверенно пробормотала Инна, чувствуя, как земля уходит у неё из-под ног.
— Странно, — Наташа задумчиво нахмурила брови. — А вот у меня получилось совсем по-другому.
Она не спеша достала из кармашка своего платья маленький, сложенный вчетверо листок. Это был чек.
— Понимаешь, Ин, мне вчера стало так любопытно, как у тебя получится уложиться в бюджет, что я… ну, в общем, я тоже съездила за продуктами. В тот же самый гипермаркет, я видела твою машину на парковке. И купила всё то же самое, по тому же списку.
Она развернула чек и положила его на стол.
— Вот, смотри. Мясо. Я взяла не фермерскую шею в вакууме, а обычную, охлаждённую, на развес. Она ничуть не хуже, просто упаковка не такая красивая. Минус четыреста рублей. Куриное филе — замороженное, а не охлаждённое. После разморозки разницы никакой. Минус сто пятьдесят рублей. Салат — наш, подмосковный «Айсберг», а не импортный «Романо». По вкусу почти то же самое. Минус сто рублей. Помидоры — не идеальные испанские черри, а наши, с рынка, «сливка». Чуть неровные, зато ароматные и в два раза дешевле. Сыр — не «Пармезан», а хороший твёрдый сыр с местного сырзавода. Для салата — идеально. Сухарики я сделала сама из вчерашнего батона с чесноком — себестоимость пять рублей. Соус — сметана, горчица, капелька лимонного сока и чеснок. В сто раз вкуснее и дешевле покупного.
Она делала паузы после каждого пункта, и с каждым её словом лицо Инны становилось всё бледнее. Жанна Семёновна перестала жевать и во все глаза смотрела то на невестку, то на дочь.
— Итого, — Наташа обвела всех победным взглядом, — за весь этот набор продуктов, включая овощи, фрукты и масло, я заплатила… — она сделала театральную паузу, — две тысячи четыреста восемьдесят рублей.
Она взяла со стола другой чек — длинный, из гипермаркета, который Инна в спешке сунула в пакет с продуктами и забыла. Наташа нашла его, когда помогала разбирать сумки.
— А вот, кстати, и твой «потерянный» чек, Инночка. Сумма — семь тысяч триста двадцать рублей. Почти на пять тысяч дороже, чем у меня. И на две с лишним тысячи больше бюджета, который я тебе выделила.
Она посмотрела прямо в глаза золовке. В её голосе не было злости, только холодная, спокойная констатация факта.
— Вот и мой ответ на вопрос о том, кто из нас транжира. Ты покупаешь не еду, Инна. Ты покупаешь красивые этикетки и своё чувство превосходства. А я покупаю продукты. И я знаю им цену, потому что зарабатываю своим трудом, а не сижу на шее у мужа, обсуждая чужие сапоги. Учись экономить, хозяюшка. Учись у транжиры.
В комнате стояла мёртвая тишина. А потом Саша, который всё это время молча слушал, вдруг откинулся на спинку стула и громко, от всей души расхохотался. Его смех был таким заразительным, таким облегчённым, что напряжение мгновенно спало. Жанна Семёновна, после секундного замешательства, тоже хихикнула в кулак, глядя на багровое лицо дочери.
Инна сидела белая как полотно. Её триумф обернулся сокрушительным поражением. Она была раздавлена, унижена перед всей семьёй. Она молча встала, схватила свою сумку и, не говоря ни слова, выбежала из квартиры.
После ухода Инны ужин продолжился в какой-то новой, непривычной атмосфере. Ушла тягостная необходимость соответствовать чьим-то ожиданиям. Жанна Семёновна вдруг посмотрела на Наташу другими глазами. Не как на чужую девчонку, отхватившую её сына, а как на сильную, умную женщину, которая сумела постоять за себя и свою семью.
— Наташенька, — сказала она тихо, когда пили чай с восхитительным «Красным бархатом», — ты уж прости меня, старую. И Инку прости. Дура она, завистливая. Всегда такой была.
Наташа улыбнулась. Впервые за долгое время искренне и тепло.
— Я не держу зла, Жанна Семёновна. Главное, чтобы выводы были сделаны.
Когда свекровь ушла, Саша подошёл к Наташе и крепко обнял её.
— Прости меня, — прошептал он ей в волосы. — Я был таким идиотом. Слушал их, а не тебя.
— Ты не идиот, Саш. Ты просто очень любишь свою семью. Но теперь ты должен понять, что твоя главная семья — это мы. Я и ты. А все остальные — это наши дорогие и любимые родственники, которых мы будем очень рады видеть у себя в гостях. По нашим правилам.
Следующие несколько недель Инна не звонила и не появлялась. Саша несколько раз пытался с ней поговорить, но она бросала трубку. Обида была слишком сильной. Жанна Семёновна, напротив, стала звонить чаще, интересоваться заказами Наташи, хвалить её торты перед подругами.
А потом случилось то, чего никто не ожидал. Мужа Инны, который работал менеджером в небольшой фирме, внезапно уволили. Фирма обанкротилась. Они остались практически без средств к существованию, с ипотекой и двумя кредитами. Инна, которая никогда толком не работала, впала в панику.
Однажды вечером в их дверь позвонили. На пороге стояла Инна. Похудевшая, с тёмными кругами под глазами. Она молча протянула Наташе пакет. В нём лежали те самые двадцать тысяч рублей.
— Это… это я у мамы заняла, — с трудом выдавила она. — За сапоги. Я была неправа. Прости меня.
Наташа посмотрела на неё, на её трясущиеся руки, на отчаяние в глазах, и вся злость, вся обида, что ещё таилась где-то в глубине души, испарилась. Она увидела перед собой не коварную интриганку, а просто несчастную, запутавшуюся женщину.
Она взяла пакет, вынула из него деньги и вложила их обратно в руки золовке.
— Возьми, — твёрдо сказала она. — Они вам сейчас нужнее. И вот что… — она на секунду задумалась. — У меня сейчас очень много заказов, я одна не справляюсь. Мне нужен помощник. Кремы взбивать, коржи выпекать, украшать. Ничего сложного, я научу. Платить буду пока немного, но на жизнь хватит. Подумай.
Инна подняла на неё глаза, полные слёз.
— Почему? — прошептала она. — После всего, что я сделала…
— Потому что семья — это не те, кто никогда не ошибается. А те, кто умеет прощать и помогать в беде. Иди, — она легонько подтолкнула её к кухне, — я как раз бисквит поставила. Будешь учиться делать самый вкусный крем в мире.
Прошло два года. Маленькая кухня Наташи превратилась в просторный, светлый цех. Они с Сашей взяли в аренду помещение на первом этаже их дома и открыли небольшую кондитерскую под названием «Сладкий рейс». Наташа отвечала за производство, а Саша, уволившись из такси, занялся доставкой и закупками. Их дела шли в гору.
Инна стала правой рукой Наташи. Оказалось, что у неё настоящий талант к декору. Её цветочные композиции из мастики были настоящими произведениями искусства. Она нашла себя, своё призвание, и из вечно недовольной, язвительной женщины превратилась в спокойную и уверенную в себе. Они с Наташей стали не просто коллегами, а лучшими подругами.
Жанна Семёновна проводила в кондитерской всё свободное время. Она с гордостью рассказывала каждому покупателю, какие у неё замечательные девочки, и угощала их фирменным чаем.
Однажды вечером, после закрытия, они все вместе сидели за большим столом в цеху, пили чай и смеялись, вспоминая тот злополучный ужин.
— А помнишь, как ты побледнела, когда я чек показала? — подмигнула Наташа Инне.
— Ой, не напоминай! — отмахнулась та, заливаясь румянцем. — Я думала, сквозь землю провалюсь. Зато какой урок хороший получила! Теперь каждую копейку считаю.
— Это точно, — хмыкнул Саша, обнимая жену. — Урок мы тогда все получили. Главное, что сдали экзамен на отлично.
Он посмотрел на своих женщин — любимую жену, сестру, с которой наконец-то нашёл общий язык, на помолодевшую от счастья мать, — и понял, что он самый счастливый человек на свете. А всё началось с одних дурацких сапог. Или, может, не с них, а с мудрости и силы одной удивительной женщины, которая сумела превратить яд в лекарство.
