Я подлила в чашку горячего чая с бергамотом и с удовольствием посмотрела в окно. Субботнее утро обещало быть прекрасным: солнце заливало наш двор золотом, а на ветках старой рябины суетились воробьи. Я уже мысленно планировала, как после обеда мы с Витей поедем за город, в лес. Я сяду за руль своей «ласточки», включу любимую музыку, и мы помчимся прочь от городской суеты, шурша по ковру из опавших листьев.
Моя машина была моей гордостью и моим самым дорогим воспоминанием. Отец подарил мне ее за полгода до своего ухода, вложив в покупку все свои сбережения. «Береги ее, Иришка, — сказал он тогда, вручая мне ключи. — Это не просто железо. Это твоя свобода и моя забота о тебе». И я берегла. Каждая поездка была для меня незримым разговором с папой.
— А вот и я! — на кухню влетел Витя, мой муж. Он был в приподнятом настроении, насвистывал какую-то мелодию и даже пританцовывал. — Иришка, доброе утро! Есть отличные новости!
Я улыбнулась. Его хорошее настроение было заразительным.
— Делись, что за новости? Премию дали?
— Лучше! — он сел напротив и взял меня за руки. Его ладони были теплыми, а вот глаза… в них было что-то незнакомое, какой-то лихорадочный, неестественный блеск. — Я решил проблему. Нашу общую семейную проблему.
Я не поняла.
— Какую проблему, Вить? У нас вроде все хорошо.
Он рассмеялся, словно я сказала что-то очень наивное.
— Ну как же? Моя мама! Людмила Павловна! Ей же срочно нужна операция на сердце, я тебе говорил. В платной клинике, без очереди. Я все узнал, договорился с врачом. Мы можем сделать ее уже на следующей неделе.
Мое сердце сжалось от дурного предчувствия. Мы обсуждали это. Операция стоила огромных денег, которых у нас не было. Мы договорились, что будем собирать, что я возьму подработку, а он попробует найти более оплачиваемую работу.
— Но… откуда деньги? — тихо спросила я. — Ты взял кредит?
— Зачем кредит, эти грабительские проценты! — он снова улыбнулся, и от этой его улыбки по моей спине пробежал холодок. — Я нашел более простое и гениальное решение. Я же мужчина, я должен решать проблемы семьи. Так вот, твою машину я уже выставил на продажу, моей маме срочно нужны деньги.
Он произнес это так легко, так буднично, словно сообщил, что купил хлеба. Несколько секунд я просто смотрела на него, не в силах осознать услышанное. Мне показалось, что это какая-то дурацкая, злая шутка.
— Что? — переспросила я, чувствуя, как немеют губы. — Что ты сказал? Повтори.
— Говорю, машину твою продаю, — с той же обезоруживающей улыбкой повторил он. — Уже и объявление разместил в интернете, и фотографии сделал красивые. Покупатели звонят, интересуются. Думаю, за пару дней продадим. Денег как раз должно хватить на операцию и на реабилитацию маме.
Шок сменился ледяной яростью.
— Ты… в своем уме? — прошипела я. — Это МОЯ машина! Подарок моего отца! На каком основании ты ею распоряжаешься?
— Иришка, ну что ты как маленькая? — он даже не подумал убрать свою улыбку. — Какая разница, чья она по документам? Мы — семья. И проблемы у нас общие. А мамино здоровье — это самое главное. Ну не может же какой-то кусок железа, пусть и подаренный, быть важнее жизни моей матери!
— Ты не имел права! — я вскочила, опрокинув чашку. Горячий чай пролился на стол, но я этого даже не заметила. — Где документы? Где ключи?
— Не кипятись. Все на месте, в твоей шкатулке, — миролюбиво ответил он. — А покупателю я сказал, что жена в командировке, вернется через пару дней, и сразу оформим сделку. Я просто взял твои документы, чтобы переписать данные для объявления.
Он не просто решил. Он спланировал все за моей спиной. Взял без спроса мои личные вещи, мои документы, мою собственность и выставил на торг, как свою. И при этом улыбался, искренне веря в свою правоту. Он не видел в своем поступке ни предательства, ни воровства. В его картине мира он был героем, спасающим мать. А я — эгоисткой, цепляющейся за безделушку.
Я молча вышла из кухни и прошла в нашу спальню. Открыла шкатулку, где хранила все важные документы. Папки с документами на машину не было. Ее место пустовало.
В этот момент рухнуло все. Не просто доверие к мужу. Рухнули все семь лет нашей совместной жизни. Я посмотрела на наше свадебное фото на стене — два счастливых, улыбающихся лица. И поняла, что больше не знаю человека, за которого выходила замуж. Рядом со мной жил кто-то чужой, кто улыбаясь, мог вонзить нож в спину.
Я достала телефон. Руки дрожали, но я заставила себя успокоиться. Я нашла в контактах номер Людмилы Павловны. Витя думал, что он все решил. Но он очень сильно ошибался. Теперь решать буду я.
Пальцы нащупали в телефонной книге номер свекрови. Гудки в трубке казались мне оглушительно громкими. Я ожидала чего угодно: упреков, слез, причитаний. Но голос Людмилы Павловны прозвучал бодро и даже весело.
— Ирочка, деточка, привет! А я как раз пирог с капустой поставила. Приезжайте с Витенькой на ужин!
Я на мгновение растерялась от этого бодрого тона. Он никак не вязался с образом женщины, которой требуется срочная, жизнеспасающая операция.
— Здравствуйте, Людмила Павловна, — сказала я ровным, холодным голосом. — Не до пирогов сейчас. Мне Витя сказал, что вам нужна экстренная операция на сердце. Настолько экстренная, что он решил без моего ведома продать мою машину, чтобы ее оплатить.
На том конце провода повисла пауза.
— Ну… да, — уже не так уверенно проговорила свекровь. — Операция нужна. Сердце пошаливает. Врачи говорят, лучше не затягивать.
— Не затягивать — это одно. А «срочно, или умрешь» — это совсем другое, — я чеканила каждое слово. — Вам назначили дату в государственной больнице?
— Ну, назначили… — замялась она. — На апрель. Но это же ждать полгода! А в платной могут хоть на следующей неделе. Витенька так обо мне заботится, так переживает… Он сказал, что ты не будешь против, Ирочка. Мы же одна семья. Твоя машина — это просто вещь, а здоровье мамы — это святое.
Все встало на свои места. Не было никакой смертельной опасности. Было нежелание ждать в общей очереди. Было желание комфорта за чужой счет. И была наглая манипуляция сыном, который, ослепленный сыновней любовью, готов был пойти на любую подлость.
— Значит так, Людмила Павловна, — отрезала я. — Никто мою машину продавать не будет. Это подарок моего покойного отца, и это не обсуждается. А вашему сыну я советую найти работу получше, если он так хочет оплачивать ваши прихоти. Всего доброго.
Я нажала отбой, не дожидаясь ответа. В эту же секунду в спальню ворвался Витя. Лицо его было искажено гневом. Видимо, мама тут же ему позвонила.
— Ты что себе позволяешь?! — закричал он. — Ты смеешь звонить моей матери и так с ней разговаривать?! Она после этого чуть с сердечным приступом не слегла!
— Перестань, — спокойно ответила я. — Не было бы у нее никакого приступа. Так же, как нет и никакой срочности в ее операции. Есть только ее эгоизм и твое слепое поклонение. Ты предал меня, Витя. Предал нашу семью, нашу память, мое доверие. И все ради того, чтобы твоя мама не сидела в очереди, как все обычные люди.
— Это моя мать! Я обязан о ней заботиться!
— Заботиться — да. Но не за мой счет! Не ценой моего прошлого, не ценой нашего будущего! Ты перешел черту, за которой уже ничего нет. Немедленно верни документы на машину.
Он смотрел на меня с ненавистью, но в его взгляде я впервые увидела и растерянность. Он понял, что его игра раскрыта. Что его благородный порыв оказался на поверку мелкой аферой, затеянной его матерью.
— Они в моем портфеле, — глухо бросил он, отводя взгляд.
Я нашла портфель, достала свою папку. Все документы были на месте. Я прижала их к груди, как самое дорогое сокровище. Это была не просто папка с бумагами. Это был возвращенный кусочек моей души.
В тот вечер Витя пытался извиняться. Говорил, что был не прав, что погорячился, что мама на него надавила. Но я не слышала его слов. Я смотрела на мужа и видела перед собой чужого, слабого человека, которым так легко манипулировать. Любовь и доверие, которые я испытывала к нему семь лет, рассыпались в пыль.
Машину я, конечно, не продала. И в лес мы в тот день не поехали. Я не знаю, что будет с нашим браком дальше. Можно ли склеить чашку, которая разбилась на тысячу осколков? Можно ли снова научиться доверять тому, кто однажды уже предал? Я не знаю ответов. Я знаю только одно: в тот день, забрав папку с документами, я вернула себе не только машину. Я вернула себе себя. И эта цена оказалась непомерно высокой.
