— Ты где шляешься? У меня родственники без еды сидят, кто им готовить будет, а? — раздражённо сказал он в трубку

Елена стерла пот со лба и взглянула на настенные часы. Без четверти пять. До конца смены оставалось минут сорок, но за дверью медкабинета уже было пусто. Майский свет пробивался через шторы, рисуя узкие полосы на потертой плитке пола. Медсестра потянулась, разминая ноющую спину. День выдался тяжелым: с утра пришлось мчаться на другой конец поселка к Анне Ивановне с гипертонией, затем потянулись родители с малышами, потом явился старик Григорий с хроническим бронхитом, а ближе к полудню доставили тракториста с глубоким порезом на ладони.

Елена аккуратно разложила документы, протерла рабочую поверхность и выключила ноутбук. Можно было бы остаться и подготовить записи на завтра, но после вчерашнего долгого дежурства сил не осталось. В голове пульсировала одна мысль — поскорее добраться до дома. Там еще нужно сообразить ужин, загрузить стирку, развесить вещи на улице, пока не стемнело. А дальше — как пойдет. Может, удастся выкроить минутку, чтобы просто посидеть в тишине.

Выйдя из медкабинета, Елена привычно осмотрелась. Поселок жил своей размеренной жизнью. У лавки стояли местные, перекидываясь новостями и покуривая. Старушка Вера развешивала простыни, то и дело оглядываясь — не пропустит ли что любопытное. Где-то тявкали собаки. Елена направилась к своему дому на другом конце длинной центральной улицы. Путь занял минут пятнадцать.

— Максим, я вернулась! — крикнула Елена, толкнув калитку.

Муж не ответил, хотя его видавший виды пикап стоял во дворе. «Опять в телефон уткнулся», — подумала Елена, входя в дом. Так и есть. Максим развалился на софе, не отрываясь от экрана смартфона. Даже не взглянул в ее сторону.

— Что на ужин будет? — бросил он, не поднимая глаз.

— Сейчас что-нибудь придумаю, — устало отозвалась Елена, сбрасывая рабочую обувь и шагая на кухню.

Заглянув в холодильник, она вздохнула. Почти пусто. Завтра после дежурства придется заехать в магазин. Пока можно обойтись макаронами с консервами — быстро и питательно.

— Суп сготовишь? — донеслось из гостиной.

Елена стиснула губы. Суп — это часа полтора. А ей еще стирку разбирать.

— Может, завтра суп? Сегодня макароны сделаю, — предложила она.

— Опять эти макароны, — проворчал Максим. — Мать вчера борщ с клецками готовила. Пальчики оближешь!

Елена промолчала. Что тут возразишь? У свекрови, Марии Григорьевны, весь день свободен для кухни, не то что у нее. Но вступать в спор не хотелось. Проще сварить этот треклятый суп.

Пока вода грелась, Елена переоделась и вынесла во двор корзину с выстиранным бельем. Развешивать пришлось почти в сумерках, но выбора не было. Вернувшись, она принялась резать овощи. В голове крутился завтрашний список дел: заглянуть к Марфе Петровне измерить давление, проверить малыша Сашу после болезни…

— Ты опять пересолила, — скривился Максим, попробовав через час готовый суп.

— Дай попробую, — Елена зачерпнула ложку, попробовала. — Вроде нормально.

— Тебе все нормально, — буркнул муж. — У тети Нины вот никогда ничего не пересолено.

Елена вздохнула. Тетя Нина, сестра свекрови, была местной звездой кулинарии. У нее все выходило безупречно. По крайней мере, так считал Максим. И напоминал об этом при каждом удобном случае.

— Слушай, может, завтра начнешь огород перекапывать? — осторожно спросила Елена, убирая посуду. — Соседи уже грядки готовят, а у нас еще ничего не тронуто.

— Успею, — отмахнулся Максим. — Еще прохладно.

— Так май уже к концу идет…

— Сказал же — успею! — раздраженно отрезал муж. — Что ты привязалась? Командирша, что ли?

Елена снова промолчала. Сил на споры не было. Семь месяцев назад Максим уволился с пилорамы, заявив, что там платят гроши, а работы невпроворот. Обещал устроиться в соседний поселок, где запускали новый завод. Но то вакансий подходящих не нашлось, то условия не устроили, то еще что-то… В итоге весь дом и хозяйство легли на плечи Елены.

— Лен, ты же женщина, — любила повторять соседка Прасковья Михайловна. — Кому, как не тебе, все тянуть? Мужики — они как дети, им такого не дано.

Елена кивала и поддакивала. Так было проще. Но внутри копилось что-то тяжелое, удушающее, чему она не могла подобрать названия.

Вечером, закончив с делами, Елена присела на кухне с чашкой чая. За окном сгустились сумерки. На душе было тоскливо и пусто. Максим уже похрапывал в спальне, даже не поинтересовавшись, справилась ли жена со стиркой и нужна ли ей помощь.

«А ведь раньше все было по-другому», — размышляла Елена, размешивая сахар в чашке. Когда-то Максим был заботливым, внимательным. Носил на руках, приносил цветы с клумбы у въезда в поселок, устраивал сюрпризы. Когда все изменилось? После свадьбы? Или когда они перебрались из города в этот поселок, поближе к его матери?

Телефон коротко пиликнул. Сообщение от Ксении, подруги со школьной скамьи, живущей в соседнем поселке.

«Завтра заскочишь в наш магазин? Давай пересечемся, поболтаем. Я пирог испекла».

Елена улыбнулась. Ксения всегда была душой компании, легкой и веселой. Они не виделись уже месяца три, лишь изредка переписывались.

«После обеда буду, заеду», — ответила Елена.

На следующий день работа текла своим чередом. Ближе к полудню позвонила Мария Григорьевна, поинтересовалась, что готовить на ужин. Елена сдержанно ответила, что еще не определилась. Свекровь фыркнула и заметила, что Максим обожает тефтели с картошкой, как в детстве.

«А я-то думала, он уже взрослый», — мысленно огрызнулась Елена, но вслух лишь поблагодарила за подсказку.

К двум часам основные дела были завершены. Елена заперла медкабинет и двинулась в соседний поселок. Идти было недалеко — километра четыре по проселочной дороге. Погода радовала солнцем и теплом. Впервые за долгое время Елена ощутила нечто похожее на легкость. Никаких забот, никаких хлопот — только дорога, солнце и встреча с подругой впереди.

Ксения ждала у лавки, сидя на скамейке. Увидев Елену, она расплылась в улыбке и замахала рукой.

— Усталая какая-то, — заметила Ксения, обнимая подругу. — Совсем тебя там загоняли?

— Как обычно, — отмахнулась Елена. — Работа, дом, скоро огород…

— Максим-то помогает?

Елена пожала плечами. Говорить не хотелось. Особенно о муже.

— Ладно, идем ко мне, — Ксения потянула подругу за руку. — Я такой чай раздобыла — закачаешься!

Дом Ксении был небольшой, но теплый и уютный. Повсюду стояли горшки с цветами, на стенах висели ее собственные рисунки. В углу гостиной — телевизор, на диване — кот Мурзик, который даже не пошевелился при виде гостьи.

— Присаживайся, — Ксения указала на кресло. — Сейчас чайник включу. Рассказывай, как дела?

И Елена неожиданно для себя начала говорить. О том, как выматывается на работе, как тянет весь дом на себе, как Максим уже семь месяцев без работы и, похоже, не собирается ее искать. О том, как каждый ужин превращается в экзамен по кулинарии, а любая просьба о помощи натыкается на стену равнодушия.

— И зачем ты это терпишь? — спросила Ксения, разливая чай. — Я бы давно все высказала.

— Да кому это надо? — вздохнула Елена. — Все вокруг твердят: терпи, ты же женщина. Мама, свекровь, соседки — все как одна.

— И что? — Ксения подвинула к подруге тарелку с пирогом. — Им-то легко советовать. А тебе каково?

Елена задумалась. Действительно, каково ей? Она так привыкла не замечать своих чувств, что не могла сразу ответить на этот простой вопрос.

— Тяжело, Ксюш, — наконец призналась она. — Как будто я не человек, а машина какая-то. Приготовь, убери, постирай, принеси. И ни слова благодарности, ни капли участия.

— Так поговори с ним по-настоящему, — предложила Ксения. — Может, он просто не врубается?

— Да разговаривала я, — Елена отпила чай. — Бесполезно. Две недели будет тише мыши, а потом все по-старому.

Ксения сочувственно вздохнула и подлила подруге чаю. В уютной тишине прошло почти три часа. Елена поглядывала на часы, но уходить не хотелось. Здесь, в маленьком домике Ксении, было спокойно и тепло.

Телефон громко зазвонил, нарушив покой. Елена посмотрела на экран и нахмурилась. Максим.

— Да, слушаю.

— Ты где болтаешься?! — раздался раздраженный голос мужа. — У меня родня голодная сидит! Тетя Катя с дядей Федором приехали, Ира с мужем, дети! Все ждут!

Елена отстранила телефон от уха — так громко орал муж.

— Когда явишься? — требовательно спросил Максим.

— Скоро буду, — тихо ответила Елена и отключилась.

Ксения внимательно смотрела на подругу. Та медленно положила телефон на стол и глубоко вздохнула.

— Что стряслось? — спросила Ксения.

— Максим родственников созвал. Сидят, ждут. Ужин, видимо, сам собой должен был появиться, — Елена невесело усмехнулась.

— И ты сейчас пойдешь готовить на всю эту толпу? — в голосе Ксении прозвучало удивление. — Серьезно?

— А что мне делать? — развела руками Елена.

— Ну, например… ничего? — предложила Ксения. — Пусть сам выкручивается. Он же их позвал, тебя не предупредив.

Елена задумалась. В душе что-то шевельнулось, какая-то давно молчавшая нота. Ей вдруг представилось, как она возвращается домой, а там толпа народу с голодными глазами. Все ждут, что медсестра, только что закончившая смену, будет метаться у плиты, чтобы накормить родню мужа, который даже не удосужился ее известить.

— Знаешь, — медленно произнесла Елена, — я, пожалуй, не спешу.

Спустя еще час телефон разрывался от звонков. Максим звонил каждые десять минут, но Елена не отвечала. В голове царила странная ясность.

— Может, останешься у меня на ночь? — предложила Ксения. — Утро покажет, что делать.

Елена кивнула. Потом вдруг встала и решительно сказала: — Мне нужно домой. Но не волнуйся, готовить я не буду.

Через сорок минут Елена открыла калитку своего двора. На крыльце курил дядя Федор, невысокий мужчина с румяным лицом и густыми бровями.

— О, хозяйка явилась! — обрадовался родственник. — А мы тут заждались. Максим говорит, ты где-то задержалась.

— Да, немного, — кивнула Елена и вошла в дом.

В гостиной на диванах расположились тетя Катя, статная женщина лет пятидесяти, ее дочь Ира с мужем Павлом, и двое детей — девочки лет семи-девяти, которые носились по комнате. Максим сидел в кресле, хмурый. Увидев жену, он поднялся.

— Наконец-то! — воскликнул муж, пытаясь улыбнуться родне. — А мы тут все Лену ждем. Сейчас она быстренько что-нибудь состряпает.

Елена прошла мимо мужа, не сказав ни слова, и направилась в спальню. Там она вытащила из шкафа дорожную сумку и начала складывать вещи — пару кофточек, джинсы, белье, теплую толстовку.

В дверях появился озадаченный Максим.

— Ты что творишь? — спросил он с недоумением.

Елена не ответила, продолжая собирать вещи.

— Ленка, ты что, обиделась? — повысил голос муж. — Ну, не предупредил, с кем не случается. Сейчас остынешь, и все будет в порядке.

Елена застегнула сумку и повернулась к мужу.

— Я ухожу, — тихо сказала она.

— Да брось ты, — отмахнулся Максим. — Потом поболтаем. Сейчас гости голодные сидят.

— Ты их позвал, ты и корми, — ответила Елена и взяла сумку.

Максим преградил ей путь.

— Ты куда намылилась? Не горячись.

Елена обошла мужа и вышла в коридор. За ней с любопытством наблюдали все присутствующие. Тетя Катя что-то шепнула Ире на ухо.

— Ленка обиделась, сейчас отойдет, — громко сказал Максим в зал, словно оправдываясь перед родней.

Но когда Елена спокойно прошла мимо гостей к выходу, не проронив ни слова, муж растерялся.

— Ты… ты куда? — его голос дрогнул. — А как же ужин?

Елена даже не обернулась. Только у порога, взявшись за ручку двери, она спокойно произнесла:

— Приятного аппетита.

И вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Вернувшись к Ксении, Елена не могла унять дрожь. Подруга налила ей рюмку настойки и укрыла теплым одеялом.

— Ты как? — спросила Ксения, присев рядом.

— Странно, — призналась Елена. — Как будто что-то внутри отрезало. Но не больно. Скорее… легко.

Ночью Елена долго не могла уснуть. Не от волнений — нет. От ощущения какой-то невероятной свободы. Впервые за годы в ее голове не крутились мысли о завтрашнем ужине, о неглаженных рубашках мужа, о сломанном заборе. Теперь это было не ее заботой. В тишине комнаты, где ей постелили, было больше воздуха, чем во всем их доме за последние годы.

К утру новость облетела весь поселок. Прасковья Михайловна примчалась к соседке Дарье Васильевне с новостями:

— Слыхала? Ленка от Максима ушла! Прямо при родне! Сумку собрала и ушла!

— Да ну? — всплеснула руками Дарья Васильевна. — Что ж такое приключилось-то?

— Да кто знает! Может, Максим загулял? Или еще что…

К обеду слухи множились. Одни говорили, что Максим поднял на жену руку, другие — что Елена нашла кого-то в райцентре. Мария Григорьевна ходила по поселку с заплаканными глазами, рассказывая всем, какая неблагодарная у нее невестка.

Через неделю Максим заявился к Ксении. Елена как раз собиралась на дежурство.

— Нам надо поговорить, — угрюмо сказал муж.

— Мне пора на работу, — ответила Елена, застегивая куртку.

— Лена, ну что за ерунда? — не выдержал Максим. — Ты позор устроила перед всеми! Перед родней! Теперь весь поселок трещит!

— Пусть трещит, — Елена впервые посмотрела мужу прямо в глаза. — Ты начал это раньше — просто молча. Унижал меня каждый день, просто тихо.

— Ты спятила? — возмутился Максим. — Когда я тебя унижал?

— Каждый раз, когда требовал ужин, не сказав спасибо. Каждый раз, когда сравнивал мою стряпню с тетей Ниной. Каждый раз, когда отказывался помочь, потому что это «женская работа». Каждый раз, когда звал гостей, не поставив меня в известность.

Максим стоял, не находя слов. Никогда раньше жена не разговаривала с ним таким тоном. Спокойным, уверенным, без слез и истерик.

— Прошу, уйди, — тихо сказала Елена. — Мне пора работать.

Вскоре Елена сняла комнату у Екатерины Павловны, местной пенсионерки. Комната была небольшой, но уютной, с отдельным входом. Медсестра стала брать больше дежурств, экономила каждую копейку. Было нелегко, но Елена чувствовала себя в безопасности. Никто не кричал на нее, не требовал ужин, не звонил с упреками.

Через два месяца в почтовом ящике оказалось письмо от Марии Григорьевны. Свекровь писала крупным почерком: «Ты причинила боль всем, ты разрушила семью. Максим совсем сник. Разве так поступают порядочные женщины? В наше время такое и представить нельзя!»

Елена прочитала письмо и выбросила его, не ощутив ни капли вины.

Со временем до нее доходили слухи о Максиме. Без присмотра жены муж стал чаще заглядывать в бутылку. Родня перестала наведываться — стало некомфортно. На работу Максима так никто и не позвал — кому нужен работник, который то ленится, то пьет? В поселке его начали жалеть — сначала женщины, потом и мужики.

А Елена жила своей жизнью. Просыпалась по утрам, пила чай на крыльце, слушая пение птиц. Никто не требовал завтрак, не обвинял, не сравнивал с другими. Екатерина Павловна оказалась молчаливой и тактичной соседкой. Иногда они вместе пили чай по вечерам, но чаще Елена наслаждалась тишиной своей комнаты.

Спустя восемь месяцев на телефон пришло сообщение от Максима: «Ты была права. Я все испортил.»

Елена прочитала сообщение и удалила его. Не из злобы — просто это больше не имело значения.

Однажды вечером, сидя на крыльце у Екатерины Павловны, Елена смотрела на закат и размышляла о том, как странно устроен мир. Уйти оказалось не бегством, а возвращением — к себе, к своим желаниям, к покою. Не громкий хлопок дверью, а тихий, но твердый шаг стал для нее самым важным в жизни.

«Я больше не буду жить ради чужого удобства,» — сказала тогда Елена самой себе. И в этот момент впервые по-настоящему ожила.

Оцените статью
— Ты где шляешься? У меня родственники без еды сидят, кто им готовить будет, а? — раздражённо сказал он в трубку
Почему Самбурская стыдится собственной матери?