– …и тогда я ему говорю: «Семен, ты давай с ценами не балуй, мы же не первый год знакомы». А он мне: «Тамара Павловна, так ведь инфляция, материалы дорожают!». Представляешь, какой наглец? Будто я не понимаю, что он просто набить карман хочет.
Лида, только что вошедшая в кухню, устало опустила сумку на пол. Она была полна эмоций, но совершенно иного толка. Весь день она провела на ногах, прошла три этапа собеседования и вот, наконец, получила предложение. Предложение, которое могло изменить всё. А дома – всё тот же тягучий, привычный разговор свекрови, Тамары Павловны, и мужа, Вадима, о ремонте на даче.
– Здравствуйте, – произнесла она немного громче, чем следовало, чтобы прервать этот бесконечный монолог.
– О, Лидочка, пришла, – Вадим оторвался от чашки с чаем. – А мы тут дачу обсуждаем. Мама нашла бригаду, но цены у них, конечно…
Тамара Павловна поджала губы, ее взгляд стал тяжелым, оценивающим. Она была женщиной крупной, основательной, с фигурой, которая словно была создана, чтобы заполнять собой пространство и доминировать в нем. Короткая стрижка седеющих волос, строгие складки у рта и глаза – маленькие, внимательные, не упускающие ни одной детали.
– Цены не для нашего кармана, вот что я скажу, – отрезала она. – Но делать надо. Крыша течет, веранда скоро рухнет. Это же для всех, для внука в первую очередь. Кирюше нужен свежий воздух.
Лида глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Она не хотела начинать этот разговор вот так, с наскока, в атмосфере дачных смет и недовольства строителями. Она хотела поделиться своей радостью, своим триумфом.
– Меня взяли, – тихо сказала она, глядя на мужа.
Вадим моргнул. – Куда взяли? А, на ту работу? Ну… поздравляю. Это хорошо. Правда, мам?
Тамара Павловна не спешила с поздравлениями. Она отставила чашку, и звук фаянса о блюдце прозвучал в тишине кухни как удар молотка.
– Взяли – это еще не значит, что работать будешь, – проговорила она своим низким, веским голосом. – Там испытательный срок, поди. А что за контора? Не шарашкина? Зарплата белая?
– Все официально. Крупная логистическая компания. Должность – старший менеджер отдела по работе с клиентами. И зарплата… – Лида на мгновение замялась, смакуя момент. – Зарплата очень хорошая. Больше, чем у Вадима.
В кухне повисла тишина. Вадим перестал жевать печенье и посмотрел на жену с новым, доселе не виданным интересом. Тамара Павловна, напротив, как-то вся подобралась, ее взгляд стал еще более колючим.
– Больше, чем у Вадима? – переспросила она. – Это сколько же, если не секрет? Миллионы, что ли?
– Не миллионы, но очень достойно. Мне хватит, чтобы…
Она хотела сказать «чтобы наконец почувствовать себя уверенно, чтобы купить себе то, что я хочу, а не то, на что хватает денег после всех обязательных трат», но ее перебили.
– Вот и отлично! – неожиданно оживился Вадим. – Значит, с дачей вопрос решен! И машину мою можно будет в нормальный сервис отогнать, а то стучит что-то.
Лида замерла. Она смотрела на сияющее лицо мужа, потом на посветлевшее, деловитое лицо свекрови, и не могла поверить своим ушам.
– Постойте… Какая дача? Какая машина?
– Ну как какая? – удивилась Тамара Павловна и даже слегка улыбнулась, что случалось с ней нечасто. – Ты же сама говоришь – зарплата хорошая. Вот и направим ее на нужные дела. Крышу перекроем, веранду укрепим. Семен этот пускай цены сбавит, теперь-то мы платежеспособные. И Вадику машина для работы нужна, не на развалюхе же ему ездить. Все правильно, все в семью.
Лида почувствовала, как внутри у нее все холодеет. Радость, которую она несла домой, как хрупкий стеклянный шар, только что разбилась вдребезги об этот кухонный стол. Они даже не спросили, о чем мечтает она. Они не дали ей договорить. Они просто взяли ее еще не полученные деньги и разложили по своим карманам и нуждам.
– Я не успела на новую работу выйти, а вы уже мою зарплату поделили? – вырвалось у нее сдавленным от негодования голосом.
Вадим удивленно захлопал глазами. – Лид, ты чего? Мы же семья. Разве это не общее дело?
– Семья – это когда интересуются не только твоей зарплатой, но и тобой! – Лида почувствовала, как дрожит ее голос. – Я эту работу искала полгода! Я сегодня прошла сложнейшее собеседование! Я хотела… я хотела просто порадоваться! А вы…
– А что мы? – тут же вступила в бой Тамара Павловна. Ее лицо снова стало строгим и непроницаемым. – Мы о деле думаем, о будущем. А ты о чем? О платьишках новых? О побрякушках? Лидочка, тебе не восемнадцать лет. Пора бы уже мыслить практически. Семья – это общий котел. Всегда так было и будет.
Лида смотрела на них – на своего мужа, который уже мысленно чинил машину, и на свекровь, которая уже командовала строителями на даче. И в этот момент она с ужасающей ясностью поняла, что ее новая работа для них – это не ее личное достижение. Это просто новый финансовый ресурс, который они собираются освоить. И ей предстояла битва не за деньги. А за себя.
Первые дни на новой работе были похожи на глоток свежего воздуха после душного подвала. Лида с головой окунулась в дела. Коллектив оказался на удивление приятным, задачи – интересными и сложными. Она чувствовала, как расправляются ее плечи, как возвращается давно забытое ощущение собственной значимости. Она больше не была просто «мамой Кирилла» или «женой Вадима». Она была Лидией Андреевной, старшим менеджером, к мнению которого прислушивались, с которым советовались.
Она намеренно задерживалась в офисе, чтобы как можно позже возвращаться домой. Дома ее ждала вязкая, напряженная атмосфера. Тема ее зарплаты больше не поднималась так прямолинейно, но витала в воздухе, как невидимая пыль. Тамара Павловна, которая часто заходила к ним «проверить, как внук», теперь смотрела на Лиду с молчаливым ожиданием. Вадим же вел себя так, будто того разговора и не было, но периодически вставлял фразы вроде: «Вот получишь первую зарплату, отпразднуем!», или «Скоро можно будет и о новой машине подумать, да, Лид?».
Лида молчала. Она решила для себя, что не будет вступать в пререкания до тех пор, пока на ее карту не упадут реальные деньги. Это была ее крепость, и она собиралась оборонять ее до последнего.
Она начала замечать мелочи, на которые раньше не обращала внимания. Как Вадим, обсуждая с другом по телефону покупку нового спиннинга, бросал на нее быстрый взгляд. Как Тамара Павловна, перебирая в шкафу старые вещи, громко вздыхала: «Эх, все износилось, а на новое денег нет. Но ничего, мы люди терпеливые, подождем».
Это была психологическая атака, тонкая и изматывающая. Ее пытались загнать в угол, вызвать чувство вины за еще не заработанные деньги.
Однажды вечером, когда Лида проверяла уроки у сына Кирилла, в комнату вошла Тамара Павловна. Она присела на край дивана, сложив на коленях свои крупные, сильные руки.
– Кирюша, иди пока на кухню, съешь яблочко, – мягко сказала она внуку.
Когда мальчик вышел, она повернулась к Лиде.
– Лидия, я хочу поговорить с тобой серьезно. Как женщина с женщиной.
Лида внутренне напряглась. Такие прелюдии никогда не сулили ничего хорошего.
– Я слушаю вас, Тамара Павловна.
– Ты пойми, мы тебе не враги. Мы все радуемся твоим успехам. Но ты должна понимать, что с большими деньгами приходит и большая ответственность. Особенно перед семьей. Вадим – он мужчина хороший, добрый, но непрактичный. Мечтатель. Всю жизнь я его тянула, направляла. А теперь вот ты на ноги встаешь. Это шанс для всей семьи. Шанс поправить наше положение.
Она говорила тихо, доверительно, ее голос обволакивал, убаюкивал.
– Дача – это ведь не моя прихоть. Это для Кирилла. Ребенку нужно лето проводить на природе, а не в душном городе. Машина – это безопасность Вадима. Ты же не хочешь, чтобы он ездил на этом корыте и рисковал каждый день? Все, о чем мы говорим, – это не прихоти. Это необходимость.
– Я понимаю, – осторожно сказала Лида. – Но у меня тоже есть свои планы.
– Планы? – Тамара Павловна удивленно приподняла бровь. – Какие у тебя могут быть планы, которые важнее благополучия твоего сына и мужа? Купить сотую кофточку? Поехать на курорт, пока мы тут будем латать дыры? Это, Лидочка, называется эгоизм. Я своего сына не так воспитывала. Он всегда знал, что семья – на первом месте.
– Покупать сотую кофточку я не собираюсь, – голос Лиды стал тверже. – Я собираюсь, для начала, обновить себе гардероб, потому что мне на новой работе нужно выглядеть соответственно. Я собираюсь отложить часть денег на свой личный счет. Просто чтобы он был. Чтобы я знала, что у меня есть подушка безопасности.
– Подушка безопасности? – усмехнулась свекровь. – От кого ты собралась обороняться? От семьи? Мы твоя главная подушка. Или ты уже не считаешь нас своей семьей?
Это был удар ниже пояса. Лида почувствовала, как к горлу подступает комок.
– Не передергивайте, Тамара Павловна.
– Я не передергиваю. Я называю вещи своими именами. Ты получила хорошую должность и решила, что теперь можешь жить для себя. А как же остальные? Как же твой долг перед мужем, который столько лет один тянул семью, пока ты дома сидела?
– Я не «сидела дома»! – вскипела Лида. – Я воспитывала нашего сына! Я создавала уют! Или это не считается за работу?
– Считается, считается, – примирительно махнула рукой Тамара Павловна. – Но это женская доля. А мужская – зарабатывать. Вадим свою долю выполнял. А теперь, когда у тебя появилась возможность помочь, ты почему-то упираешься. Нехорошо это, Лида. Не по-людски.
Она встала и, не глядя на невестку, вышла из комнаты, оставив после себя ощущение липкой паутины, из которой, казалось, невозможно выбраться.
Вечером Лида попыталась поговорить с Вадимом.
– Вадим, твоя мама сегодня опять начинала этот разговор. Она обвиняет меня в эгоизме.
Вадим, увлеченный просмотром футбольного матча, недовольно поморщился.
– Лид, ну ты же знаешь маму. Она просто переживает за всех. Не принимай близко к сердцу.
– Как не принимать? Она прямо говорит, что я обязана отдать свою зарплату на дачу и твою машину! Она считает, что у меня не может быть своих желаний!
– Ну почему же не может? – Вадим оторвался от экрана и посмотрел на нее. – Просто есть вещи первостепенные, а есть второстепенные. Ну купишь ты себе платье. А крыша на даче так и будет течь. Где логика? Мама права в том, что нужно мыслить практически.
– Практически – это значит, что я должна забыть о себе?
– Да никто не говорит забывать! – начал раздражаться Вадим. – Ну потерпишь пару месяцев. Сделаем дачу, потом и о твоих платьях подумаем. Что ты как маленькая, в самом деле? Мы же одна команда.
Лида смотрела на него и понимала, что пробить эту стену невозможно. Для него все было просто и логично. Есть общий бюджет, есть общие нужды. А ее чувства, ее желание автономии – это капризы, «как у маленькой». Он не был на ее стороне. Он был на стороне «практичности» и «здравого смысла», знаменем которых так умело размахивала его мать.
День зарплаты приближался. Лида заранее открыла в другом банке сберегательный счет, о котором никто не знал. Она чувствовала себя заговорщицей в собственном доме. Это было и унизительно, и strangely empowering. Она больше не собиралась оправдываться. Она собиралась действовать.
Звук смс-уведомления о зачислении средств на карту застал Лиду во время обеденного перерыва. Она посмотрела на экран телефона, на сумму с несколькими нулями, и сердце ее забилось чаще. Вот они. Ее деньги. Заработанные ее умом, ее трудом, ее терпением. Она несколько минут просто смотрела на цифры, и на ее лице появилась улыбка. Настоящая, искренняя улыбка, первая за много дней.
Не раздумывая, она тут же перевела большую часть суммы на свой новый, секретный счет. На зарплатной карте она оставила сумму, сопоставимую с зарплатой Вадима – на общие расходы, продукты, коммуналку. Это было ее решение. Компромисс, на который она была готова пойти. Но не более того.
Вечером дома ее ждал «праздничный» ужин. Тамара Павловна принесла свой фирменный салат, Вадим купил бутылку игристого. Атмосфера была искусственно-приподнятой, как на дне рождения у нелюбимого родственника.
– Ну что, Лидия Андреевна, с первой зарплатой! – провозгласил Вадим, разливая напиток по бокалам. – Теперь мы заживем!
– Поздравляю, – сухо добавила Тамара Павловна, но в ее глазах горел нетерпеливый огонек.
Они выпили. Лида чувствовала себя гладиатором на арене. Она знала, что сейчас начнется главный бой.
– Лид, я тут говорил с Семеном, – начал Вадим, не дав даже закуске дойти до рта. – Он готов уступить десять процентов, если мы вносим предоплату на этой неделе. Говорит, ему нужно материалы закупать.
– Отлично, – кивнула Тамара Павловна. – Значит, вопрос решен. Лида, ты завтра снимешь деньги? Или можно картой перевести?
Лида медленно положила вилку. Она посмотрела сначала на мужа, потом на свекровь.
– Какую сумму вы от меня ждете? – спросила она ровным, спокойным голосом.
Вадим и Тамара Павловна переглянулись.
– Ну как какую? – удивился Вадим. – Всю. В смысле, твою зарплату. Мы же договаривались.
– Нет, Вадим. Мы не договаривались. Это вы все решили за меня. Я готова вносить свою долю в семейный бюджет. Сумму, равную твоему вкладу. Продукты, коммунальные платежи, расходы на Кирилла – это наше общее. Остальные деньги – мои.
В кухне воцарилась гробовая тишина. Вадим застыл с бокалом в руке. Лицо Тамары Павловны из ожидающе-радостного превратилось в каменно-непроницаемое.
– Что значит «твои»? – прошипела она. – В семье не бывает «твоих» и «моих» денег! Есть только «наши»!
– Значит, теперь будут, – так же спокойно ответила Лида. Она сама удивлялась своему хладнокровию. – Я не отказываюсь помогать. Но я не позволю распоряжаться моими деньгами без моего ведома. Я хочу сама решать, на что их тратить.
– Да что ты можешь решить со своим «хочу»? – взорвалась Тамара Павловна, вставая из-за стола. Ее массивное тело, казалось, заполнило всю кухню. – Помаду новую купить? Ты вообще соображаешь, что говоришь? Семья на грани, крыша течет, а она о себе думает! Эгоистка! Я всегда знала, что ты о себе только и думаешь!
– Мам, перестань, – вяло вмешался Вадим, явно ошарашенный таким поворотом. – Лид, ну что ты начинаешь? Зачем этот цирк?
– Это не цирк, Вадим. Это моя позиция. Я взрослый человек, и я заработала эти деньги. Я куплю себе одежду, потому что мне не в чем ходить на работу. Я отложу часть на будущее. Если после этого что-то останется, мы можем обсудить помощь с дачей. Но именно обсудить, а не поставить меня перед фактом.
– Обсудить? – Тамара Павловна рассмеялась ледяным, неприятным смехом. – Да что с тобой обсуждать? С человеком, который готов оставить собственного ребенка без лета на природе ради новой шмотки? С женщиной, которой плевать на мужа?
– Не смейте так говорить! – голос Лиды наконец дрогнул. – Я люблю своего сына и своего мужа! Но я хочу, чтобы и меня уважали! Не мой кошелек, а меня!
– Уважение заслужить надо! – отрезала свекровь. – А ты его не заслужила! Ты предаешь свою семью!
Она развернулась и, гремя стулом, вышла из кухни. Через минуту хлопнула входная дверь.
Вадим растерянно смотрел то на Лиду, то на дверь.
– Ну вот. Довольна? Ты довела мать.
– Я? Это я ее довела? Вадим, ты вообще слышал, что она говорила? Что вы оба говорили? Вы разорвали на части мою зарплату, даже не спросив меня!
– Да что тут спрашивать?! – вдруг закричал он. – Это же очевидные вещи! Семья – это когда все вместе! Когда все в общий котел! Меня так учили!
– А меня учили, что семья – это поддержка и уважение! – крикнула в ответ Лида. – А не использование друг друга!
– Никто тебя не использует! Ты сама все выдумала! Начиталась своих статеек в интернете про независимость и возомнила о себе! Королевой стала, да? С зарплатой своей!
Они стояли посреди кухни, заставленной «праздничной» едой, и кричали друг на друга. Бутылка игристого сиротливо стояла на столе. Праздник не состоялся. Состоялся разлом. Глубокий и, возможно, непоправимый.
В конце концов Вадим, махнув рукой, ушел в комнату и включил телевизор на полную громкость, отгораживаясь от нее стеной звука. Лида осталась одна. Она медленно села за стол, посмотрела на нетронутый салат, на пузырьки в бокале. Слезы катились по ее щекам, но это были не слезы жалости к себе. Это были слезы горечи и разочарования. Она выиграла битву. Но какой ценой?
Следующие недели превратились в холодную войну. Тамара Павловна перестала приходить. Она звонила Вадиму, говорила с ним о чем-то вполголоса, и после этих разговоров муж становился еще более угрюмым и отстраненным. С Лидой он почти не разговаривал, ограничиваясь короткими бытовыми фразами.
Дом, который и раньше не был оазисом тепла, превратился в ледяную пустыню. Каждый вечер Лида возвращалась с работы, где ее ценили и уважали, в место, где ее присутствие едва терпели. Она пыталась говорить с Вадимом, но натыкалась на стену.
– Ты сделала свой выбор, – отрезал он однажды. – Ты выбрала свои деньги, а не семью. Что ты теперь от меня хочешь?
– Я хочу, чтобы ты меня понял!
– А я хочу, чтобы моя жена была нормальной женщиной, а не бухгалтером, который делит все на «мое» и «твое».
В один из выходных Лида, как и собиралась, пошла по магазинам. Она купила себе элегантное пальто, пару хороших блузок и классические брюки. В примерочной она смотрела на свое отражение и не узнавала себя. Перед ней стояла уверенная, стильная женщина. Но радости от покупок было гораздо меньше, чем она ожидала. Она чувствовала себя одинокой.
Когда она вернулась домой с пакетами, Вадим окинул ее покупки презрительным взглядом.
– Ну что, довольна? Надела новые штаны? А на даче крыша как текла, так и течет.
Лида ничего не ответила. Она молча убрала вещи в шкаф. Спорить было бесполезно.
Самый болезненный удар был нанесен через несколько дней. Лида случайно услышала, как Тамара Павловна разговаривает по телефону с Кириллом. Она пришла, пока Лиды не было дома.
– Да, мой хороший, – ворковала бабушка в трубку. – Мама теперь у нас очень занятая дама. У нее дела поважнее, чем твой летний отдых. У нее новые наряды, новые заботы… А мы с папой как-нибудь перебьемся. Не переживай, дедушка на даче пленкой дыру в крыше затянет. Проживем.
Лида замерла за дверью комнаты, чувствуя, как ледяные тиски сжимают ее сердце. Использовать ребенка. Настраивать его против матери. Это было за гранью.
Она резко открыла дверь. Тамара Павловна вздрогнула и быстро свернула разговор.
– Я все слышала, – тихо, но отчетливо сказала Лида.
Свекровь выпрямилась, в ее глазах не было и тени раскаяния.
– И что же ты слышала? Правду? Ребенок должен знать правду.
– Вы настраиваете моего сына против меня.
– Я открываю ему глаза на то, какая у него мать. Которой ее карьера и тряпки дороже семьи.
В этот момент Лида поняла, что все кончено. Не ее брак, нет. Кончилась ее попытка что-то объяснить, доказать, сохранить. Эта женщина никогда ее не примет и не простит. Она будет мстить, медленно и изощренно, используя самое дорогое, что у нее есть, – ее сына.
Она не стала кричать. Она просто посмотрела на Тамару Павловну долгим, тяжелым взглядом.
– Уходите, – сказала она.
– Что? – опешила та.
– Уходите из моей квартиры. И постарайтесь больше не приходить сюда в мое отсутствие. Если хотите видеть внука – звоните и договаривайтесь о встрече на нейтральной территории.
– Да как ты смеешь?! – задохнулась от возмущения свекровь. – Ты меня из дома моего сына выгоняешь?!
– Я выгоняю из своего дома человека, который пытается разрушить мою семью. Уходите.
Тамара Павловна, побагровев, выскочила из квартиры, громко хлопнув дверью.
Вечером был скандал. Вадим кричал, что она не имела права выгонять его мать. Лида спокойно отвечала, что имела полное право защищать своего ребенка от психологических манипуляций.
– Она моя мать! – кричал он.
– А он мой сын! – отвечала она.
Они так и не договорились.
С тех пор их жизнь превратилась в тихое сосуществование двух чужих людей под одной крышей. Лида исправно вносила свою часть денег на хозяйство. Она хорошо зарабатывала, прекрасно выглядела, была успешна на работе. Она откладывала деньги, создавая ту самую «подушку безопасности», которая теперь казалась ей не просто прихотью, а жизненной необходимостью.
Она выиграла свою войну за независимость. Она отстояла свое право быть не просто функцией, а личностью. Но в тихие вечера, когда сын уже спал, а муж смотрел телевизор в другой комнате, она садилась у окна с чашкой чая и смотрела на огни ночного города. В ее душе не было радости победы. Там была только звенящая, холодная пустота. Она получила то, чего хотела. Но потеряла то, что, как ей казалось, у нее было, – семью. И она не знала, стоила ли эта победа такой цены…
