— Я же говорила, что она пустоцвет! — голос свекрови прорезал утреннюю тишину квартиры как нож масло.
Анна замерла в дверях спальни. Валентина Петровна сидела на кухне спиной к коридору и говорила по телефону. Судя по всему, со своей сестрой.
— Три года замужем, а внуков нет как нет. Я Андрюше говорю постоянно — может, к врачу её сводить? А он защищает. Говорит, рано ещё. Рано! В наше время в двадцать пять уже двоих имели!
Анна почувствовала, как внутри поднимается знакомая волна горечи. Свекровь называла её пустоцветом. Не в первый раз. Но впервые она услышала это так откровенно, без прикрас вежливости, которую Валентина Петровна обычно натягивала при личном общении.
— И знаешь что самое обидное? — продолжала свекровь, явно наслаждаясь возможностью выговориться. — Квартира эта, где они живут — моя! Я им разрешила там жить, пока внуки не появятся. А теперь думаю, может, зря? Может, выставить их да продать квартиру? Мне на старость пригодится.
Анна отступила назад в спальню. Сердце колотилось где-то в горле. Квартира принадлежала свекрови? Но Андрей говорил… Он клялся, что они живут в квартире его покойной бабушки, которую та завещала ему. Говорил, что документы оформлены, что всё законно.
Она тихо прошла обратно в спальню и взяла телефон. Андрей уже ушёл на работу — он всегда уходил рано, оставляя её наедине со свекровью, которая последние две недели гостила у них под предлогом «помощи по хозяйству».
Анна набрала сообщение мужу: «Нужно поговорить. Это правда, что квартира оформлена на твою маму?»
Ответ пришёл через полчаса, когда она уже сидела в своей комнате, делая вид, что работает над переводами. Валентина Петровна гремела посудой на кухне, демонстративно готовя завтрак «поскольку невестка даже элементарного сделать не может».
«Потом поговорим. Не накручивай себя.»
Не накручивай себя. Эта фраза стала его универсальным ответом на любые её тревоги. Свекровь обозвала дурой при гостях? Не накручивай себя. Раскритиковала её готовку перед его друзьями? Не накручивай себя. Заявила, что Анна плохая жена? Не накручивай себя.
— Анна! — голос свекрови ворвался в комнату без стука, как и она сама. — Ты собираешься выходить из своей норы? Завтрак стынет!
Валентина Петровна стояла в дверях — крупная женщина с жёстким лицом и холодными серыми глазами. В свои пятьдесят восемь она выглядела моложе, следила за собой, красила волосы в ровный каштановый цвет и всегда была при полном параде, даже дома.
— Спасибо, Валентина Петровна, я не голодна.
— Вот поэтому ты такая тощая! — свекровь окинула её оценивающим взглядом. — Мужчины любят, когда есть за что подержаться. А ты как щепка. Неудивительно, что…
Она не договорила, но Анна прекрасно поняла продолжение. Неудивительно, что детей нет.
— Я работаю, — сказала Анна как можно спокойнее. — У меня срочный заказ.
— Работа, работа, — свекровь презрительно фыркнула. — Сидит дома целыми днями, в компьютер пялится. Это не работа, а баловство. Вот я в твои годы на заводе стояла, по двенадцать часов смены были. А ты переводы делаешь! Тоже мне, карьеристка!
Она развернулась и пошла обратно на кухню, бормоча себе под нос что-то о современных женщинах, которые совсем обнаглели.
Анна закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Три года. Три года она терпела. Сначала думала, что свекровь смягчится, примет её. Потом надеялась, что Андрей заступится. Теперь просто по инерции продолжала жить в этом аду, убеждая себя, что всё наладится.
Но история с квартирой… Это было слишком. Если квартира действительно принадлежала свекрови, то они жили здесь на птичьих правах. В любой момент Валентина Петровна могла выставить их на улицу. И судя по утреннему разговору, она всерьёз об этом подумывала.
Днём, когда свекровь ушла по своим делам («К подругам, обсудить какая у меня никчёмная невестка», — мрачно подумала Анна), она начала искать документы. Андрей хранил все важные бумаги в ящике письменного стола в спальне. Замка не было — зачем запирать от жены?
Свидетельство о собственности нашлось быстро. Анна развернула его и почувствовала, как земля уходит из-под ног. Владелец: Селезнёва Валентина Петровна. Дата регистрации — пять лет назад. За год до их свадьбы.
Она села прямо на пол, держа документ в руках. Андрей врал ей с самого начала. Говорил про наследство бабушки, про их совместное будущее в их собственном доме. А на самом деле они просто жили в квартире его матери. Временные жильцы, которых можно выгнать в любой момент.
В дверях раздался звук ключа. Анна быстро положила документ обратно и вышла в коридор. Андрей стоял в прихожей, снимая ботинки. Высокий, широкоплечий, с мягкими карими глазами и вечной виноватой улыбкой на губах. Когда-то эта улыбка казалась ей милой. Теперь она видела в ней только слабость.
— Привет, — он подошёл поцеловать её, но она отстранилась. — Что случилось?
— Квартира оформлена на твою мать.
Он замер. На его лице промелькнуло выражение пойманного с поличным ребёнка.
— Анна, давай не здесь…
— А где? В нашей спальне, которая не наша? На кухне, где твоя мать называет меня пустоцветом?
— Она так сказала? — он нахмурился, но Анна видела, что он не удивлён.
— Не притворяйся, что не знаешь. Она это говорит постоянно. Тебе, твоим тёткам, соседям. Я для неё не человек, а неудачная покупка, которую можно вернуть в магазин!
— Не драматизируй…
— Не драматизирую? Андрей, ты мне врал! Говорил, что квартира твоя, что бабушка завещала! А оказывается, мы тут временные постояльцы!
Он прошёл в гостиную и тяжело опустился на диван. Анна последовала за ним.
— Я не врал. Просто… не договаривал. Бабушка действительно хотела оставить квартиру мне, но мама убедила её переписать на себя. Сказала, что так надёжнее, что она потом сама передаст мне. Я думал, после свадьбы она переоформит…
— Три года прошло, Андрей! Три года! И она не собирается ничего переоформлять! Наоборот, грозится нас выселить!
— Она не выселит, — он потёр лицо руками. — Это она так, сгоряча. Ты же знаешь её характер.
— Знаю. И знаю твой. Ты никогда ей не перечишь. Она унижает меня, а ты молчишь. Она вмешивается в нашу жизнь, а ты оправдываешь её. Она держит нас на крючке этой квартирой, а ты делаешь вид, что всё нормально!
— Что ты от меня хочешь? — он вдруг разозлился. — Чтобы я поругался с родной матерью? Она одна у меня!
— А я? Я для тебя кто?
Он молчал, глядя в пол. И в этом молчании был весь ответ.
Вечером, за ужином, Валентина Петровна была особенно в ударе. Она критиковала всё: как Анна нарезала салат («криво»), как подала тарелки («не с той стороны»), как заварила чай («слишком крепкий»).
— Вот Светлана, первая жена Андрюши, та умела готовить, — свекровь мечтательно улыбнулась. — Такие пироги пекла! И борщ у неё был — пальчики оближешь. Не то что…
Она выразительно посмотрела на тарелку Анны.
— Мам, хватит, — буркнул Андрей, но так тихо, что можно было сделать вид, что не услышал.
— Что хватит? Я просто констатирую факты. Если бы ты остался со Светланой, у меня уже были бы внуки. А так…
Она покачала головой с видом человека, смирившегося с жестокой несправедливостью судьбы.
Анна положила вилку.
— Валентина Петровна, если я такая плохая невестка, почему вы позволяете мне жить в вашей квартире?
Наступила тишина. Свекровь медленно подняла глаза. В них блеснуло что-то хищное.
— О, так ты знаешь?
— Знаю.
— И что? Думаешь, имеешь право качать права? Ты в моём доме живёшь, милочка. На всём готовом. Я вам позволила тут обосноваться, потому что думала — вот-вот внуки пойдут. А что в итоге? Три года прошло!
— Мам… — начал Андрей, но она оборвала его жестом.
— Молчи! Я с невесткой разговариваю. Так вот, Анна. Я терпела тебя, потому что надеялась. Но моему терпению приходит конец. Либо вы заводите ребёнка в ближайший год, либо…
— Либо что? — Анна смотрела ей прямо в глаза.
— Либо я продаю квартиру. Мне предлагали хорошую цену. Куплю себе однокомнатную поближе к центру, а на остальное буду жить. А вы… вы взрослые люди, разберётесь.
— Валентина Петровна, — голос Анны был спокойным, почти безразличным. — А вы в курсе, что по закону, если человек прописан в квартире и проживает в ней больше трёх лет, выселить его можно только через суд? И суд может признать за ним право пользования жилым помещением?
Свекровь побледнела.
— Ты мне угрожаешь?
— Я просто констатирую факты, как вы любите говорить.
— Андрей! — свекровь повернулась к сыну. — Ты слышишь, что твоя жена говорит? Она угрожает мне судом! Мне, твоей матери!
Андрей растерянно смотрел то на мать, то на жену.
— Анна, ты перегибаешь…
И в этот момент что-то внутри Анны окончательно сломалось. Или наоборот — выпрямилось, как сжатая пружина.
— Я перегибаю? Я?! Твоя мать унижает меня три года! Называет пустоцветом, сравнивает с твоей бывшей, угрожает выгнать на улицу! А я перегибаю, когда напоминаю о своих правах?
Она встала из-за стола.
— Знаете что? Можете жить вдвоём в этой квартире. Мать и сын. Как вы и хотели. А я съезжаю.
— Анна, не говори глупостей… — начал Андрей, но она уже шла в спальню.
Она достала чемодан и начала складывать вещи. Руки не дрожали. Внутри была удивительная, кристальная ясность. Она понимала, что делает. Понимала, что уходит в никуда — съёмная квартира, одиночество, необходимость начинать всё сначала. Но остаться было невыносимо.
В дверях появился Андрей.
— Анна, остановись. Давай поговорим спокойно.
— О чём говорить? О том, как ты врал мне про квартиру? О том, как позволяешь матери унижать меня? О том, что для тебя я всегда буду на втором месте?
— Это не так…
— Это так, Андрей. И ты это знаешь.
Она защёлкнула чемодан.
— Куда ты пойдёшь? У тебя же никого нет в городе!
— Сниму квартиру. У меня есть работа, есть заказчики. Проживу.
— Анна, это безумие! Из-за одной ссоры…
— Это не одна ссора. Это три года ссор, унижений и лжи. Я больше не могу.
В дверях появилась Валентина Петровна.
— Пусть идёт, — сказала она холодно. — Нечего тут устраивать театр. Думает, незаменимая? Андрюша себе ещё жену найдёт. Получше.
Анна посмотрела на неё, потом на Андрея. Он стоял, опустив голову, и молчал. Не защищал, не удерживал. Просто молчал, как всегда.
— Вот видишь, — сказала Анна ему. — Твоя мать всё за тебя решила. Как всегда.
Она подняла чемодан и пошла к выходу. В прихожей обернулась.
— Знаете, Валентина Петровна, вы правы. Я действительно пустоцвет. Потому что в этом доме ничего живого вырасти не может. Тут всё отравлено вашей злобой и его трусостью.
Она вышла и закрыла за собой дверь. На лестнице остановилась, прислушиваясь. Может, Андрей побежит за ней? Может, хоть раз в жизни выберет её?
За дверью была тишина.
Анна спустилась вниз и вышла на улицу. Холодный весенний воздух ударил в лицо, и она вдруг почувствовала, что может дышать. Впервые за три года — по-настоящему дышать.
Она достала телефон и нашла номер подруги, которая сдавала квартиры.
— Алло, Марина? Это Анна. Помнишь, ты говорила про однокомнатную на Садовой? Она ещё свободна?
Через две недели Анна сидела в своей — по-настоящему своей — маленькой съёмной квартире. Она была крошечная: одна комната, кухня-ниша, санузел размером с кладовку. Но она была её. Тут никто не входил без стука, никто не критиковал её готовку, никто не называл пустоцветом.
На столе лежал ноутбук, рядом — чашка остывшего кофе и стопка распечатанных переводов. Работы было много — оказалось, когда не тратишь силы на бесконечные конфликты и попытки угодить, продуктивность растёт в разы. За две недели она взяла столько заказов, сколько раньше делала за месяц.
Телефон вибрировал не переставая. Андрей писал каждый день. Сначала требовательно: «Вернись немедленно, ты ведёшь себя как ребёнок». Потом жалостливо: «Мне плохо без тебя, мама достала совсем». Потом злобно: «Ты разрушила нашу семью своим эгоизмом».
Она не отвечала. Что было сказать человеку, который за три года ни разу не встал на её сторону?
На третью неделю позвонила Валентина Петровна. Анна увидела имя на экране и не стала брать трубку. Свекровь оставила голосовое сообщение:
«Анна, это безобразие должно прекратиться. Андрей ходит как в воду опущенный. Приезжай обратно. Мы готовы тебя простить.»
Простить. Её готовы простить. За что? За то, что не дала себя унижать дальше?
Анна удалила сообщение и заблокировала номер.
Вечером в дверь позвонили. Она посмотрела в глазок — Андрей. Выглядел он неважно: осунувшийся, небритый, с тёмными кругами под глазами.
— Анна, открой. Я знаю, что ты дома.
Она открыла, но не пригласила войти. Стояла в дверях, загораживая проход.
— Что ты хочешь?
— Поговорить. Можно войти?
— Говори здесь.
Он вздохнул.
— Мама съехала к тётке. Сказала, что не будет жить со мной, пока я не верну тебя и не заставлю извиниться.
— Заставить меня извиниться? Серьёзно?
— Анна, пойми её. Ты её оскорбила. Назвала злобной. Она же старается для нас!
Анна не выдержала и рассмеялась. Смех вырвался сам собой — горький, почти истерический.
— Старается? Она старается нас развести! И знаешь что? У неё получилось.
— Не говори так. Мы ещё можем всё исправить. Вернись домой. Я поговорю с мамой, она будет сдержаннее…
— Нет.
— Что нет?
— Я не вернусь. Ни сейчас, ни потом. Никогда.
— Но ты же моя жена!
— Была. Я подаю на развод.
Он пошатнулся, словно она ударила его.
— Из-за глупой ссоры? Из-за квартиры?
— Не из-за квартиры. Из-за того, что ты так и не стал мне мужем. Ты остался маминым сыном. И останешься им навсегда.
— Это нечестно! Я люблю тебя!
— Нет, Андрей. Ты любишь идею меня. Удобной жены, которая терпит всё и не жалуется. Но я больше не буду такой.
Она начала закрывать дверь, но он удержал её.
— Подожди! А как же… дети? Семья? Мы же планировали…
— Мы планировали. Но знаешь, твоя мать была права в одном. Я действительно пустоцвет. В том доме, с вами, я бы никогда не смогла расцвести. А здесь… здесь у меня есть шанс.
Она закрыла дверь. За ней ещё долго слышались его уговоры, потом мольбы, потом угрозы. Потом шаги по лестнице.
Анна вернулась к столу, к своей работе, к своей новой жизни. За окном начинало темнеть, зажигались огни в окнах напротив. Где-то играла музыка, смеялись дети, хлопали двери. Жизнь шла своим чередом.
Она открыла новый заказ и углубилась в текст. Впервые за долгое время она чувствовала себя на своём месте. Да, квартира была маленькой и съёмной. Да, она была одна. Но она была свободна. И это стоило всего остального.
Через месяц пришли документы о разводе. Андрей не препятствовал — видимо, мать убедила его, что он заслуживает лучшего. Валентина Петровна даже прислала сообщение через общих знакомых: мол, пусть Анна не думает, что они будут за ней бегать. Андрей уже встречается с прекрасной девушкой, которая мечтает о детях.
Анна только улыбнулась. Пусть встречается. Пусть женится. Пусть приведёт новую невестку в мамину квартиру. И пусть та терпит всё то, что терпела она. Или не терпит — и уйдёт, как ушла она.
А у неё впереди была целая жизнь. Своя жизнь, в которой никто не называл её пустоцветом, не сравнивал с другими, не угрожал выгнать. Жизнь, в которой она могла расцвести.
И она расцветёт. Обязательно расцветёт.
