Квартира наполнилась ароматом свежесваренного кофе. Надя на минуту прикрыла глаза, вдыхая этот запах — запах спокойствия и своего, нового, еще пахнущего ремонтом, жилья. Прошел ровно год с тех пор, как судья поставила штамп в ее паспорте «расторгнуто». Год, который ушел на то, чтобы собрать себя по кусочкам. Сейчас, в это субботнее утро, она наконец чувствовала, что жизнь налаживается.
Звонок в дверь прозвучал как выстрел, нарушив умиротворенную тишину. Надя нахмурилась. Она никого не ждала. Подойдя к двери, она глянула в глазок и замерла. За дверью стояла ее бывшая свекровь, Людмила Петровна. Лицо ее было привычно поджато, а взгляд исподлобья, даже через искажающее стекло, сулил мало хорошего.
Надя глубоко вздохнула, мысленно готовясь к бою, и открыла дверь.
— Людмила Петровна? Какими судьбами? — вежливо, но холодно произнесла она, не приглашая войти.
Свекровь, не смущаясь, шагнула вперед, буквально оттесняя Надю в прихожую. Ее цепкий взгляд мгновенно оценил обстановку: новую вешалку, свежепокрашенные стены, коробку с новыми шторами.
— А я мимо, по делам, — сказала она, снимая пальто и не глядя протягивая его Наде. Та автоматически его приняла. Старая привычка. — Решила проведать, как ты тут одна поживаешь. Небось, скучаешь?
Людмила Петровна прошла в гостиную, как хозяйка. Надя молча последовала за ней, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. Кофе уже казался горьким и невкусным.
— У меня все хорошо, спасибо, — коротко ответила Надя.
— Хорошо? — свекровь усмехнулась, окидывая комнату критическим взглядом. — Мебель старая, шторы еще не повесила. Одиноко, наверное, в такой тишине. Артем-то мой, небось, уже не скучает. Живет, душа в душу, с одной девочкой. Молодой, цветущей.
Надя стиснула зубы. Она знала, что это провокация. Старая, как мир, тактика — ударить по больному месту, вызвать чувство вины или ревности.
— Я рада за Артема, — сказала она ровным голосом. — Что вам собственно нужно, Людмила Петровна? Я думаю, мы не настолько близки для светских визитов.
Свекровь тяжело опустилась на диван, будто делая одолжение.
— Дело, Надежда, есть. Серьезное. К Артему пристали эти… кровопийцы из банка. Долги у него. Большие.
В воздухе повисла тяжелая пауза. Вот она, истинная причина визита.
— Мне жаль, — ответила Надя, оставаясь стоять. — Но я ничем не могу помочь. Мы с ним развелись. Его финансовые проблемы меня больше не касаются.
Лицо Людмилы Петровны начало меняться. Притворная доброжелательность сползла, как маска, обнажив привычную жесткость.
— Не касаются? — она повысила голос. — А кто ему эти долги помогал делать, а? Кто его на дорогую машину подбивал, когда у него денег-то и не было? Это все твои хотелки, Надька! Он на тебя горбатился, а ты теперь в стороне оказалась!
— Это ложь! — вспыхнула Надя, чувствуя, как ее захлестывает старая обида. — Машину он купил себе, чтобы перед друзьями хвастаться! А долги сделал, проигрывая в покер на своих сомнительных встречах! Я его умоляла остановиться!
— А, конечно, все он сам, а ты белая и пушистая! — свекровь вскочила с дивана, ее палец с длинным маникюром был направлен прямо в Надю. — Ты ему полжизни должна! Он тебя после операции той выхаживал! А ты теперь неблагодарная тварь, спряталась за бумажкой о разводе!
Каждая фраза была как удар хлыстом. Надя чувствовала, как подкашиваются ноги. Она помнила ту операцию. Помнила, как Артем неделю ходил по магазинам и варил ей бульон. Но это не отменяло всего последующего — лжи, предательства, украденных из общей шкатулки денег.
— Людмила Петровна, выйдите, пожалуйста, — тихо, но очень четко произнесла Надя. Внутри у нее все дрожало, но голос не подвел. — Я не собираюсь с вами разговаривать в таком тоне. И долги вашего сына я оплачивать не буду. Закон на моей стороне.
— Закон? — свекровь фыркнула с таким презрением, будто Надя сказала нечто неприличное. — Ты про закон? Я тебе устрою такой закон! Я по всем судам тебя затаскаю! Всю жизнь ты мне будешь выплачивать! Я тебя с работы выживу! Узнают все, какая ты стерва на самом деле!
Она стояла перед Надей, разъяренная, с трясущимися от злости руками. Воздух между ними накалился до предела.
Надя больше не слушала этот поток оскорблений. Она подошла к двери, распахнула ее настежь.
— Выйдите. Сейчас же.
Людмила Петровна, тяжело дыша, накинула пальто. На пороге она обернулась. Ее глаза сузились до щелочек.
— Хорошо… — прошипела она. — Ты сама этого захотела. Не говори потом, что я тебя не предупреждала. Ты еще узнаешь, что такое настоящие проблемы.
Она вышла, громко хлопнув дверью. Эхо от хлопка прокатилось по пустой квартире.
Надя прислонилась спиной к холодной двери и медленно опустилась на пол. Тишина, которую она так любила несколько минут назад, теперь давила на уши. В ушах звенело от выброса адреналина. Она обхватила колени руками и закрыла глаза, пытаясь унять дрожь. Эта женщина всегда умела находить самые больные места. Но теперь все было по-другому. Теперь Надя была не бесправной невесткой, а свободным человеком. И она была готова бороться за свое спокойствие.
Последние слова свекрови висели в воздухе тяжелым, отравленным облаком. «Ты еще узнаешь…» Что они значили? Надя смотрела в окно, на проезжающие внизу машины, и понимала — это была только первая атака. Все самое страшное было еще впереди.
Тишина после ухода Людмилы Петровны оказалась обманчивой. Она длилась ровно до вечера воскресенья. Надя пыталась отвлечься, переставляла книги на полке, поливала цветы, но внутри всё сжималось от тяжёлого предчувствия. Оно оказалось вещим.
Первой позвонила тётя Ирина, мамина сестра. Голос её звучал озабоченно.
— Наденька, дочка, я тут в Одноклассниках сидела, а у твоей бывшей свекрови… такая простыня текста! Я, конечно, не всё поняла, но там про какую-то неблагодарность, про то, что человек в беде, а его бросают… Это она про тебя, что ли?
Надя почувствовала, как кровь отливает от лица.
— Про меня, тётя Ира. Но всё не так, как она пишет. Это долги Артёма, а я по закону не обязана…
— Ах, долги… — тётя вздохнула с облегчением. — Ну, с долгами ты права, не лезь. Хотя, может, чуть-чуть помочь? Вдруг он правда в отчаянном положении? Жалко ведь человека.
Надя с трудом сдержалась, чтобы не кричать. Эта «жалость» годами использовалась против неё.
— Не жалко, тётя Ира. Поверь мне. И пожалуйста, не читай её посты.
Но остановить лавину было уже нельзя. В понедельник утром, за час до рабочего совещания, раздался звонок от Светланы, с которой они когда-то работали в одной фирме и даже дружили семьями.
— Надь, привет! Как жизнь? — голос Светланы был неестественно бодрым.
— Привет, Света. Всё нормально. Что-то случилось?
— Да так… Мне твоя бывшая свекровь звонила. Такая, знаешь, расстроенная… Плакала, бедная. Говорит, Артём её в долги втянул, а теперь с ним никто не хочет разбираться, все бросили. Просила с тобой поговорить, «по-женски». Мол, Надя добрая, может, одумается.
Надя сжала телефон так, что пальцы побелели.
— И что она хочет, чтобы я сделала? Взяла на себя его кредиты?
— Ну, не знаю… — Светлана замялась. — Может, просто встретиться с ним, послушать? Он же, говорят, совсем на дне. Может, правда, человеку руку помощи протянуть? Ты же не злая.
Это «ты же не злая» прозвучало как приговор. Именно на этом и играла Людмила Петровна — на общественном мнении, на жалости, на том, что порядочную женщину всегда можно уколоть её же порядочностью.
— Света, спасибо за беспокойство, но я всё понимаю. И помогать ему не собираюсь. У меня совещание.
Она положила трубку, чувствуя себя грязной. Она ничего не сделала, но уже чувствовала на себе осуждающие взгляды. В социальных сетях она не стала искать тот пост, не хватало ещё своими глазами видеть, как её имя поливают грязью в комментариях.
Вечером того же дня зазвонил домашний телефон, которым она почти не пользовалась. На проводе был голос, который она не слышала несколько лет, — Сергей Иванович, дядя Артёма.
— Надежда, здравствуйте. Я к вам как старший родственник. Вы не ребёнок, должны понимать, что мужчину в трудную минуту бросать нельзя. Он оступился, с кем не бывает? А вы вместо поддержки — развод. Теперь ещё и от долгов открестились. Людмила там всё рассказала. Не по-людски это.
Надя сидела на полу в прихожей, прислонившись спиной к той же двери, что и два дня назад. Она смотрела на свою тень на стене и чувствовала себя загнанным зверем.
— Сергей Иванович, вы выслушали одну сторону. Артём не «оступился», он несколько лет проматывал наши общие деньги, обманывал меня. Долги он наделал уже после развода. Я по закону…
— Закон законом, а совесть? — перебил он грубо. — Вы вообще о ней слышали? Он же из-за вас, можно сказать, спился! Вы его довели!
Это была уже откровенная ложь. Но Надя поняла, что бесполезно что-то объяснять. Ей уже вынесли приговор в этом заочном суде, где судьёй была Людмила Петровна, а присяжными — все, кто соглашался её слушать.
— Мне жаль, что вы так думаете. Всего доброго.
Она положила трубку и выдернула шнур из розетки. Тишина в квартире снова стала абсолютной, но теперь она была другой — тяжёлой, давящей, враждебной. Казалось, стены слышали все эти разговоры и теперь смотрели на неё с укором.
Она подошла к окну. На улице зажигались фонари. Обычная жизнь города шла своим чередом. А её жизнь превратилась в поле боя, где противник использовал самое грязное оружие — клевету и общественное давление. Она была не готова к этому. Юридическая правота оказалась слабым щитом против яда, который медленно, но верно проникал в её жизнь через телефоны знакомых, через шёпот за спиной, который она уже почти физически чувствовала.
Она понимала, что это только начало. Людмила Петровна не успокоится. И следующий шаг будет ещё более жёстким. Надя обхватила себя за плечи. Было страшно. И очень одиноко.
Прошло три дня. Три дня тягостной тишины, во время которой Надя жила в состоянии постоянной готовности к новому удару. Она отключила уведомления на телефоне от социальных сетей, но каждый звонок с незнакомого номера заставлял её вздрагивать. Давление ослабело, но тревога лишь глубже въелась в душу.
В четверг вечером она, наконец, решила закончить с шторами. Разложила новенькие, с мелким цветочным узором, на полу, нашла дрель. Монотонная работа успокаивала. Шум сверления заглушал тяжёлые мысли.
И вдруг звонок в дверь. Короткий, настойчивый. Надя замерла с дрелью в руках. Сердце ёкнуло. Людмила Петровна стучала бы громче, требовательнее. Кто ещё?
Она подошла к двери, заглянула в глазок и не поверила своим глазам. На площадке, пошатываясь, стоял Артём. Тот самый Артём, который год назад с вызывающим видом уносил из этой квартиры свой чемодан. Но теперь перед ней был совсем другой человек. Щёки обвисли, глаза красные, заплывшие, одет он был в помятые джинсы и старую куртку. В одной руке он сжимал потрёпанный букетик из трёх гвоздик, в другой — пластиковый пакет из магазина, откуда доносилось бульканье.
Надя молчала, надеясь, что он уйдёт. Но он снова нажал на звонок, потом постучал костяшками пальцев по двери.
— Надь… Надюша… Я знаю, что ты там. Открой. Пожалуйста. Мне только поговорить.
Голос у него был сиплый, пьяный, но в нём слышались нотки того самого умения просить, перед которым она не могла устоять раньше.
Она медленно, будто сама себе приказывая, повернула ключ. Дверь открылась.
Артём шмыгнул носом и попытался улыбнуться. Получилось жалко.
— Привет… — он протянул ей цветы. Она не взяла. Рука с букетом беспомощно опустилась. — Можно войти? На минутку.
Он вошёл, не дожидаясь ответа, и его взгляд скользнул по квартире.
— Ничего не поменялось… — пробормотал он, хотя всё поменялось кардинально.
— В чём дело, Артём? — спросила Надя, оставшись стоять у приоткрытой двери. Она не хотела оставаться с ним наедине в закрытом пространстве.
Он опустил пакет на пол в прихожей, достал оттуда бутылку дешёвого коньяка.
— Выпьем? За старые времена…
— Я не буду пить. И ты не будешь. Говори, что случилось.
Артём тяжело вздохнул, прислонился к стене и провёл рукой по лицу.
— Всё… Всё к чёрту, Надь. Полный провал. Эти долги… Они меня съедают. Угрожают. Мать права, я… я совсем на дне.
Он говорил, и его голос начал срываться. Глаза наполнились влагой. Надя смотрела на него и чувствовала странное раздвоение. Одна часть её, та, что прожила с ним семь лет, сжималась от жалости. Она видела перед собой того мальчика, в которого когда-то влюбилась, — растерянного, несчастного. Но другая часть, новая, закалённая обманом и предательством, стояла настороже. Она уже видела этот спектакль.
— Почему ты пришёл ко мне? Чем я могу помочь? Мы развелись.
— Я знаю! — он вдруг закричал, и Надя невольно отшатнулась. Затем он снова съёжился. — Прости… Я не спал две ночи. Эти люди… Они не шутят. Надь, ты не представляешь… Мне нужна небольшая сумма. Совсем чуть-чуть. Чтобы их отшить, самых злых. А там я работу найду, всё верну!
Он сделал шаг к ней, его глаза умоляли. Слёзы, наконец, потекли по щекам.
— Помнишь, как мы познакомились? На той вечеринке? Ты была в синем платье… Я тогда тебе сказал, что ты самая красивая. И не врал. Я всё испортил, я знаю. Я чудовище. Но дай мне шанс всё исправить. Одолжи. Я тебя на коленях умоляю!
Он действительно начал опускаться на колени прямо в прихожей. Этот жест, такой унизительный и театральный, вдруг вывел Надю из оцепенения.
— Встань! — резко сказала она. — Встань немедленно! Что это за цирк?
— Это не цирк! — всхлипнул он, поднимаясь. — Это крик души! Мать настаивает на судах, а я не хочу! Я хочу по-человечески. Ты же всегда была умнее, добрее её. Она просто хочет всё отобрать, а я… я хочу просто выжить. Одолжи мне, ну пожалуйста. Закрою самых настойчивых, и всё. Клянусь.
Он смотрел на неё мокрыми, преданными глазами. Давил на самые тонкие струны — на память о прошлом, на её доброту, на которую всегда так легко было рассчитывать. В голове у Нади пронеслись слова тёти Иры, Светланы: «Может, чуть-чуть помочь? Жалко ведь человека».
И в этот миг она почувствовала слабину. Страх, жалость, усталость от борьбы — всё смешалось. Может, правда, дать ему денег, лишь бы он ушёл и оставил её в покое? Может, это цена её спокойствия?
Она уже почти готова была спросить: «Какая сумма?» — как вдруг в тишине резко зазвонил её мобильный телефон, лежавший на тумбочке в коридоре. Звонок был настойчивым, спасительным.
Надя, не сводя с Артёма настороженного взгляда, шагнула назад и подняла трубку.
— Алло?
— Надюха, это Лена! — раздался бодрый голос её подруги, с которой они вместе учились в институте. — Ты где? Мне срочно нужно тебя видеть!
Звонок Лены прозвучал как спасательный круг. Надя, не отрывая взгляда от Артёма, который замер в своей жалкой позе, коротко сказала в трубку:
— Лен, я дома. У меня… гости. Перезвоню через пять минут.
— Гости? — мгновенно насторожилась Лена. — Это не те «гости», о которых я думаю? Если это они, не вздумай ничего обещать! Я жду твоего звонка ровно через пять. Сижу с телефоном в руке.
Надя положила трубку. Пять минут. Всего пять минут, чтобы принять решение, которое определит всю её дальнейшую жизнь. Артём, видя её колебание, снова попытался атаковать.
— Надь, это кто? Неважно… Дай мне ответ. Я ведь по-хорошему пришёл. Мать не знает, что я здесь. Она там тебя в суд затащит, а мы с тобой по-человечески договоримся…
Его слова, всего минуту назад казавшиеся мольбой, теперь отдавали ложью и шантажом. Фраза «по-хорошему» прозвучала особенно цинично. Надя резко выпрямилась. Внезапный звонок и твёрдый голос подруги вернули ей ощущение почвы под ногами.
— Артём, уходи. Сейчас же.
— Но…
— Я сказала, уходи! — её голос прозвучал с незнакомой ему твёрдостью. Она распахнула дверь шире. — И забери свой алкоголь. Он мне не нужен. Как и твои слёзы.
Он смотрел на неё с глупым удивлением, будто кукла, у которой внезапно переключили программу. Жалкая маска сползла, на мгновение показав злость, но он тут же поймал себя и, шмыгнув носом, поднял пакет с бутылкой.
— Ну, как знаешь… Самой потом будет хуже.
Он вышел на площадку. Надя захлопнула дверь и повернула ключ. Руки у неё дрожали. Она прислонилась лбом к прохладной поверхности двери, пытаясь отдышаться. Потом, вспомнив про Лену, быстрыми шагами прошла в комнату и набрала номер.
— Лен, ты спасла меня.
— Это был он? — сразу спросила Лена.
— Да. Со слезами на глазах, с цветами. Просил денег «по-человечески», пока мамаша не затаскала по судам.
— Классика! — фыркнула Лена. Её голос был спокоен и деловит. — Слушай, я всё узнала. Я же тебе говорила, что у меня подруга — юрист, Оксана? Так вот, я с ней сегодня встретилась, всё ей рассказала. Она всё разложила по полочкам.
Надя присела на краешек стула, сжимая телефон так, будто это был якорь.
— Говори. Только, пожалуйста, без сложных терминов.
— Без них. Всё просто. По закону, долги, которые муж наделал после развода, — это его и только его проблема. Ты за них не отвечаешь. Точка.
— Но он говорил, что есть какие-то общие долги… — неуверенно начала Надя.
— А вот это уже интереснее, — продолжила Лена. — Если долги были во время брака, то они считаются общими. Но! Если ты докажешь, что он взял эти деньги без твоего ведома и потратил не на семью — на азартные игры, на другую женщину, на глупости какие-то, — то суд может освободить тебя от выплат. Тебе нужно собирать доказательства. Чеки, выписки со счетов, переписки, где он признаётся, что проиграл деньги. Всё, что есть.
Надя закрыла глаза. В памяти всплыли сохранённые смс прошлогодней давности, где Артём оправдывался за пропажу денег: «Вложился в перспективный проект», «Давал другу в долг». Тогда она ещё верила.
— У меня кое-что есть, — тихо сказала она.
— Отлично! Копи и складывай в отдельную папку. Теперь главное. Если к тебе придут из банка или коллекторы, ты имеешь полное право сказать им следующее: «В соответствии со Семейным кодексом, статья 45, часть 2, я не несу ответственности по долговым обязательствам бывшего супруга, возникшим после расторжения брака. Претензий не признаю. Все вопросы к нему». Выучи как «Отче наш».
Надя мысленно повторила эти слова. Они звучали как заклинание, как прочный щит против хаоса, который обрушила на неё семья бывшего.
— А если свекровь будет угрожать судом?
— Пусть подаёт! — твёрдо сказала Лена. — Оксана сказала, что это пустые угрозы. У них нет никаких шансов, особенно если ты соберёшь доказательства, что долги не семейные. Судья сразу всё поймёт. Они на это и рассчитывают — что ты испугаешься и откупишься. Не ведись на эту дешёвую провокацию!
Надя слушала и чувствовала, как камень за камнем с её души спадает тяжёлая ноша. Страх отступал, уступая место злости и уверенности.
— Лен… Я не знаю, как тебя благодарить.
— Да брось! Главное — держись. Больше с ними не разговаривай. Ни с ним, ни со своей «милой» свекровушкой. На все звонки — один ответ: «По всем вопросам обращайтесь к моему юристу». И всё. Ты больше не одна в этой войне. Поняла?
— Поняла, — твёрдо сказала Надя.
Она ещё минут десять говорила с подругой, обсуждая детали. После звонка в квартире воцарилась другая тишина — не давящая, а сосредоточенная. Надя подошла к шкафу, достала с верхней полки старую картонную коробку, где хранились старые фотографии и документы. Она знала, что где-то там лежит старая «рабочая» флешка Артёма, которую он забыл забрать. А на той флешке, она помнила, могли остаться интересные файлы.
Война только начиналась. Но теперь у неё было оружие. И союзник.
Прошла неделя. Неделя напряжённого, но уже не такого беспомощного ожидания. Надя, следуя совету Лены, собрала в отдельную папку все найденные доказательства: старые чеки из банкоматов возле казино, распечатки смс с туманными объяснениями пропажи денег. Флешка оказалась пустой, но сам процесс поиска придавал ей сил. Она чувствовала себя не жертвой, а полководцем, готовящимся к обороне.
В среду утром у них в офисе было планерка. Надя сидела в конференц-зале, стараясь сосредоточиться на графиках и отчётах, но краем глаза следила за дверью. Каждый скрип заставлял её внутренне сжиматься.
И вдруг за стеклянной стеной зала мелькнуло знакомое, ненавистное лицо. Людмила Петровна, без стука, решительно направилась к двери. Надя замерла. Администратор Маша попыталась её остановить, но свекровь грубо оттолкнула её и распахнула дверь.
Все десять человек, включая начальника отдела Андрея Петровича, обернулись на шум. В зале повисла недоуменная тишина.
— Надежда! — голос Людмилы Петровны звеняще прорезал тишину. — Наконец-то я тебя нашла, бессовестная тварь!
Андрей Петрович поднялся с места.
— Женщина, вы кто? У нас идёт совещание. Немедленно покиньте помещение.
— Я кто? — свекровь истерично рассмеялась, указывая на Надю дрожащим пальцем. — Я — мать того несчастного, которого эта стерва довела до ручки! Долги на него повесила и сбежала! А теперь прячется здесь, за вашими столами! Деньги семьи нашей пропила, а моего сына кредиты душат!
Надя сидела, не двигаясь. Она чувствовала, как по щекам пылает жар. На неё смотрели коллеги — кто с испугом, кто с любопытством. Шёпот пронесся по залу.
— Людмила Петровна, уйдите, — тихо, но чётко сказала Надя. Её голос не дрогнул, и это, казалось, ещё больше разозлило свекровь.
— А, так ты ещё и начальству нажаловалась? — она сделала шаг к столу. — Всех вокруг обманула? Она же мошенница! Бумажку разводную получила и сбежала, как крыса! А я теперь за долги её отвечай? Она вам какие сказки рассказывала? Что муж её бил? Пил? А сама по ночам по клубам шлялась!
Это была уже чистой воды клевета. Надя видела, как брови Андрея Петровича поползли вверх. Он подошёл ближе.
— Женщина, я вас в последний раз прошу уйти. Иначе я вызову охрану.
— Вызывай! Всем миром расскажу, какая у вас тут сотрудница работает! — Людмила Петровна упёрлась руками в боки. Её глаза блестели лихорадочным блеском. Она была готова сжечь всё дотла, лишь бы унизить Надю. — Она же квартиру у мужа отобрала! Выгнала его на улицу! Сироту казанскую! А вы тут сидите, как мыши за крупами, и не знаете, с кем работаете!
В этот момент в дверях появились два охранника. Андрей Петрович кивнул им. Они взяли Людмилу Петровну под руки.
— Пустите! Руки уберите! Я всё равно на вас управу найду! Надежда! Ты ещё вспомнишь меня! Вспомнишь! — её крики удалялись по коридору.
Дверь закрылась. В конференц-зале воцарилась гробовая тишина. Все смотрели на Надю. Она сидела с совершенно белым лицом, глядя в одну точку на столе. Унижение было таким острым и публичным, что хотелось провалиться сквозь землю.
Андрей Петрович тяжело вздохнул.
— Совещание прерывается. Надежда, пройдёмте ко мне в кабинет.
Он вышел первым. Надя, не глядя на коллег, поднялась и пошла за ним. Она чувствовала на своей спине их взгляды — сочувствующие, осуждающие, любопытные. Её репутация, её профессиональный мир, который она так выстраивала, рухнул за три минуты.
Кабинет Андрея Петровича был строгим и минималистичным. Он указал ей на стул.
— Садитесь. Что это было, Надежда? — спросил он без предисловий. — Это какие-то ваши личные разборки? И они теперь будут происходить на территории офиса?
Надя с трудом подняла на него глаза. Внутри всё дрожало.
— Андрей Петрович… Это моя бывшая свекровь. Её сын, мой бывший муж, наделал долгов. Они пытаются заставить меня их оплатить. Я отказалась. И теперь они начали… травлю.
— Травлю я только что видел в своём конференц-зале, — сухо заметил он. — Это неприемлемо. Абсолютно. Это подрывает рабочий процесс и дискредитирует компанию. Вы понимаете, что теперь все сотрудники будут обсуждать не квартальный отчёт, а вашу личную жизнь?
— Я понимаю, — тихо сказала Надя. — Я… я приму меры. Больше этого не повторится.
— Я надеюсь, — он откинулся на спинку кресла. — Но одно дело — ваши личные проблемы, и совсем другое — когда они врываются сюда с криками и оскорблениями. Мне нужны гарантии, Надежда. Я не могу рисковать репутацией отдела.
Он смотрел на неё оценивающим взглядом. Надя поняла, что стоит на краю. Её карьера висела на волоске.
— Дайте мне немного времени, Андрей Петрович. Я решу этот вопрос. Обещаю.
Он помолчал, разглядывая её бледное, но твёрдое лицо.
— Хорошо. Неделя. Я не хочу больше видеть здесь этих… цирковых представлений.
— Спасибо, — Надя встала и вышла из кабинета.
Она прошла по коридору, не видя ничего перед собой. Ей нужно было дойти до своего рабочего места, собрать вещи и уйти. Но каждый шаг давался с трудом. Она понимала, что Людмила Петровна не остановится. Эта атака на работе была лишь началом. Теперь война перешла на новую, смертельно опасную территорию.
Выйдя из офиса, Надя не поехала домой. Она шла по улице быстрыми, неровными шагами, не разбирая дороги. Унижение горело на щеках, в ушах всё ещё стоял визгливый голос свекрови. Слова начальника «неделя» отдавались в висках тяжёлым молотом. Обороняться было уже недостаточно. Нужно было наносить ответный удар.
Она зашла в первый попавшийся тихий сквер, села на холодную скамейку и достала телефон. Пальцы дрожали. Она открыла социальную сеть, которую не посещала несколько недель, и нашла страницу Артёма. Сердце ёкнуло — на главной фотографии он был с той самой «девочкой, молодой и цветущей», о которой говорила Людмила Петровна. Девушка улыбалась, прижавшись к его плечу. Её звали Алина.
Надя долго смотрела на это фото. Эта девушка тоже была жертвой. Ещё одной жертвой в паутине лжи, которую плели Артём и его мать. Злость, холодная и острая, начала вытеснять чувство унижения. Она нашла страницу Алины и отправила ей короткое сообщение.
«Алина, здравствуйте. Мы не знакомы. Меня зовут Надежда, я бывшая жена Артёма. У меня есть важная информация, которая касается напрямую вас. Можно поговорить?»
Ответ пришёл почти мгновенно, будто девушка сидела в телефоне.
«О Боже. Вы та самая? Та, которая его бросила и долги на него повесила? Он мне всё про вас рассказывал. Мне с вами не о чем говорить».
Надя сжала зубы. Он уже успел поработать над ней.
«Он вам соврал. Так же, как врал мне много лет. Я не бросала его, я ушла, потому что он проматывал наши общие деньги в азартных играх. А долги, которые он сейчас наделал, — это его личные проблемы. И если вы с ним живёте, они скоро станут и вашими проблемами. Хотите проверить?»
Пауза затянулась. Надя видела, что Алина читает сообщение. Минуты тянулись, как часы.
«Ладно. Где встретимся? Только не у вас и не у меня».
Они договорились о встрече в нейтральном кафе в центре города через час. Надя зашла домой, переоделась, взяла папку с копиями документов. Она шла на эту встречу как на дуэль.
Алина уже ждала её за столиком в углу. В жизни она выглядела моложе, чем на фото, и очень напряжённой.
— Я вас слушаю, — сказала она сразу, без приветствий, когда Надя села. — Только, пожалуйста, без слёз и жалоб. Я наслушалась о вас от него.
— Отлично, — кивнула Надя. — Тогда давайте без эмоций, только факты. — Она положила папку на стол. — Вы знаете, что у Артёма большие долги?
— Знаю. Он говорил, что это всё из-за неудачных вложений после развода. И что вы отказались помогать, хотя виноваты.
— Ложь, — спокойно сказала Надя. Она открыла папку и достала первую распечатку. — Это выписка с нашего общего счёта за три года до развода. Видите эти регулярные снятия крупных сумм? По пятьдесят, сто тысяч. Это не вложения. Это казино «Золотой дракон». У них даже банкомат свой стоит в холле.
Алина молча смотрела на бумагу. Её лицо стало серьёзным.
— Это могло быть на что угодно.
— Могло, — согласилась Надя. — Но вот это — смс от Артёма, где он пишет, что «сорвал куш» и скоро мы поедем на море. А это — моё ответное смс, где я спрашиваю, почему тогда на счету ноль. И его ответ: «Не повезло, в следующий раз отыграемся».
Она перекладывала бумаги одну за другой. Распечатки переписок, где он клянётся, что «завязывает», фотографии его машины у входа в игорный клуб, сделанные случайно знакомым.
— А это, — Надя положила на стол последний листок, — распечатка с его нынешнего кредитного счёта. Посмотрите на даты. Большинство займов он взял уже когда был с вами. И потрачены они, судя по переводам, не на вашу совместную жизнь, а на те же самые платёжные системы онлайн-казино.
Алина взяла в руки листок. Её пальцы дрожали. Она молчала, изучая цифры и даты.
— Он… он говорил, что это за машину запчасти, за ремонт у друзей… — наконец прошептала она.
— Он и мне говорил то же самое, — тихо ответила Надя. — Пока я не начала проверять. А его мать, Людмила Петровна, не пыталась ли она и с вами поговорить о вашей «помощи»? Не намекала, что вы теперь должны отвечать за его «ошибки»?
Слёзы выступили на глазах у Алины. Она кивнула, не в силах вымолвить слово.
— Они действуют по одной схеме, — сказала Надя, закрывая папку. — Сначала обман, потом шантаж и давление через родственников. Сегодня его мать устроила скандал мне на работе. Завтра она придёт к вам. Или к вашим родителям.
— Что же мне делать? — голос Алины сорвался на испуганный шёпот. — Я же ему верила…
— Первое — перестать верить. Второе — защищаться. У вас есть своя жизнь. Вы хотите жить в постоянном страхе, оправдываться перед банками, работать на его долги?
Алина резко покачала головой. В её глазах появилась решимость, смешанная с яростью.
— Нет. Ни за что.
— Тогда вам нужно принимать решение. Я с ним уже разобралась. Теперь ваша очередь.
Надя оставила Алину за столиком, сжимающую в руках распечатки. Она вышла из кафе, и холодный воздух ударил ей в лицо. Она не чувствовала радости от мести. Только горькое удовлетворение от того, что правда наконец вышла на свет.
Через два часа на её телефон пришло короткое сообщение от незнакомого номера.
«Это Алина. Вы были правы. Всё кончено. Он собрал вещи и ушёл. Спасибо, что открыли мне глаза».
А следом, через минуту, пришло второе сообщение, от Артёма. Короткое и злое: «Довольна, стерва? Тебе мало было моей жизни разрушить, ты и последнее отняла? Я тебя уничтожу».
Надя медленно стёрла оба сообщения. Она стояла у своего окна и смотрела на вечерний город. Война продолжалась. Но теперь у неё появился союзник. И это меняло всё.
Тишина длилась три дня. Три дня Надя жила в состоянии странной пустоты, ожидая нового взрыва. Звонок от Артёма стал последней искрой, брошенной в бочку с порохом. Она ждала, что сейчас бочка рванёт — приедет Людмила Петровна с новыми угрозами, нагрянут коллекторы. Но ничего не происходило. Эта тишина была страшнее криков.
И вот в субботу утром раздался тот самый, ожидаемый звонок в дверь. Резкий, нетерпеливый. Надя подошла к глазку. На площадке стояла Людмила Петровна. Но это была не та яростная фурия, что врывалась в офис. Перед ней стояла сломленная женщина. Пальто было накинуто на плечи кое-как, волосы растрёпаны, а на лице застыла маска такого отчаяния, что Надя на мгновение растерялась.
Она медленно открыла дверь. Свекровь не стала врываться внутрь. Она стояла на пороге, и её руки слегка тряслись.
— Надо поговорить, — хрипло произнесла она. Голос был беззвучным, осипшим.
— У нас не осталось тем для разговоров, Людмила Петровна.
— Есть! — женщина вдруг всплеснула руками. — Есть одна тема! Ты должна меня выслушать!
В её глазах стояла неподдельная мольба. Такая же, как недавно в глазах её сына, но на этот раз Надя почувствовала — это не спектакль.
— Пять минут, — коротко сказала Надя, впуская её в прихожую. Она сама осталась стоять, не предлагая пройти дальше.
Людмила Петровна постояла посреди прихожей, беспомощно оглядываясь, будто ища опору.
— Он ушёл. От той… девицы. Пропил последние вещи. Его ищут… — она замолчала, сглотнув ком в горле.
— Мне жаль, — сухо ответила Надя. — Но это не моя проблема.
— Это моя проблема! — выкрикнула свекровь, и её голос сорвался на истерику. — Моя! Понимаешь? Я… я была его поручителем. По тому самому, большому кредиту. Я думала, он работу найдёт, всё вернёт… А он… А теперь банк звонит мне! Мне! Требует деньги! Угрожают забрать квартиру! Мою квартиру!
Она уставилась на Надю умоляющим, полным ужаса взглядом. И в этот момент всё вдруг встало на свои места. Все эти скандалы, угрозы, травля. Всё это был не материнский порыв защитить сына. Это был животный страх за собственное благополучие.
Надя смотрела на неё, и внутри всё переворачивалось. Жалости не было. Был лишь леденящий холод понимания.
— Так вот в чём дело, — тихо произнесла Надя. — Вы боялись не за него. Вы боялись за себя. И пытались заставить меня заплатить за вашу же глупость. Вы знали, на что он тратит деньги? Знали?
Людмила Петровна опустила голову. Её плечи сгорбились.
— Я… я не хотела верить… Говорила ему, ругалась… — она замолчала, потом вдруг подняла на Надю полные слёз глаза. — Но он же мой сын! Единственный! Я не могла его бросить! А ты… ты могла. Ты была ему ничем, а бросила его в беде! И из-за тебя теперь я останусь на улице!
Гнев, старый и горький, поднялся в Наде комом к горлу.
— Я была ему женой! А вы своей слепой любовью и постоянным покрывательством его и убили, как человека! Вы всегда знали, что он врун и мот! Но для вас он всегда был бедным мальчиком, которого все обижают! Вы сами вырастили это чудовище! А теперь пришли ко мне с претензиями?
— А что мне было делать? — взвыла Людмила Петровна. — Отречься от него? Выгнать? Ты легко рассуждаешь, у тебя своей квартиры не отнимут! Ты сытая и довольная, в своей новой жизни! А я… я старая женщина… Куда я пойду?
Она разрыдалась. Настоящими, горькими, беспомощными слезами старого человека. Она стояла в прихожей Надиной квартиры, трясясь от рыданий, и была жалка до противного.
Надя наблюдала за этой сценой со странным спокойствием. Всё, что происходило последние недели, все оскорбления, вся грязь — всё это оказалось большой ложью, прикрывающей мелкий, трусливый эгоизм.
— Ваши проблемы меня больше не касаются, Людмила Петровна, — сказала Надя тихим, но чётким голосом, в котором не дрогнула ни одна нота. — Вы сделали свой выбор. Теперь живите с его последствиями.
Она открыла дверь. Свежий воздух с лестничной клетки ворвался в прихожую.
— Выйдите, пожалуйста.
Людмила Петровна перестала плакать. Она подняла на Надю опухшее от слёз лицо. В её глазах не осталось ни мольбы, ни злости. Только пустота.
— Хорошо, — прошептала она. — Хорошо.
Она вышла на площадку, не оглядываясь. Надя закрыла дверь. Она не стала смотреть в глазок. Она слышала, как медленные, тяжёлые шаги спускаются по лестнице. Потом хлопнула дверь подъезда.
В квартире снова воцарилась тишина. Но на этот раз она была окончательной. Враг был не побеждён. Он был просто… разоблачён. И в своём ничтожестве он был уже не страшен.
Надя подошла к окну. Через минуту она увидела, как из подъезда выходит маленькая, сгорбленная фигурка в неопрятном пальто и медленно, не разбирая дороги, бредёт по улице. Просто шла, куда глаза глядят.
И Надя вдруг поняла, что больше не чувствует ни гнева, ни ненависти. Только огромную, всепоглощающую усталость. Война, наконец, закончилась. Не громкой победой, а тихим, горьким прозрением.
Прошло два месяца. Два месяца тишины. На первых порах Надя жила в напряжённом ожидании, что вот-вот раздастся звонок или новый скандал. Но ничего не происходило. Телефон молчал. Дверь в квартиру оставалась закрытой для незваных гостей.
Она выполнила своё обещание Андрею Петровичу. Скандалов на работе больше не было. Коллеги сначала смотрели на неё с любопытством, но постепенно всё вернулось в обычную колею. Планерки, отчёты, кофе в обеденный перерыв. Жизнь брала своё.
Однажды утром, листая новости на телефоне, она наткнулась на короткую заметку в разделе «Происшествия». «Задержан мужчина, подозреваемый в мошенничестве при получении кредитов». Имя не называлось, но возраст и район совпадали. Надя медленно опустила телефон. Ни радости, ни злорадства она не почувствовала. Только лёгкую, холодную грусть по тому человеку, которого когда-то любила и с которым связывала свою жизнь.
Через неделю ей позвонили из банка. Вежливый мужской голос поинтересовался, не знает ли она, где находится Артём Владимирович.
— Мы с ним развелись больше года назад, — спокойно ответила Надя. — По всем вопросам, касающимся его долговых обязательств, прошу обращаться непосредственно к нему. На основании статьи 45 Семейного кодекса.
На другом конце провода коротко вздохнули.
— Понял вас. Извините за беспокойство.
Больше из банков не звонили.
Она не стала восстанавливаться на старой работе после того, как истекли её больничные и отпуск. Вместо этого она довела до ума свой маленький проект — онлайн-продажу вязаных вещей, которым занималась когда-то для души. Заказов было пока немного, но её работы уже начали находить своих покупателей. Это было её дело. Её маленький островок независимости.
Как-то раз, в ясный, но уже прохладный сентябрьский день, Надя гуляла в парке. Она шла не спеша, вдыхая запах прелой листвы и первого осеннего дождя. На скамейке у пруда сидела пожилая пара. Они молча смотрели на уток, и их руки лежали рядом на деревянном сиденье, почти касаясь друг друга.
Надя остановилась, наблюдая за ними. Она подумала о Людмиле Петровне. Что с ней стало? Продала ли она квартиру? Уехала? Или до сих пор борется с банками? Неизвестность не тяготила. Это больше не было её историей.
Она повернулась и пошла дальше, к выходу из парка. В кармане её куртки лежал ключ от её квартиры. Её крепости. Её территории, которую она отстояла в этой странной и грязной войне.
Она не чувствовала себя победительницей. Не было ни торжества, ни желания кому-то что-то доказывать. Было лишь одно — тихое, глубокое, выстраданное чувство покоя.
Она заплатила за это спокойствие высокую цену. Нервами, унижением, слезами. Но теперь оно принадлежало ей. Целиком. Без условий и оговорок.
Надя вышла за ворота парка и огляделась. Улица была полна людей, машин, обычной городской суеты. Она натянула капюшон, потому что с моря потянуло холодным ветром, и зашагала в сторону дома. Своего дома. Где её ждала тишина, чашка горячего чая и новая жизнь, которую она построила сама. Без долгов, без лжи, без страха.
Война закончилась. И это был единственный результат, который имел значение.
